...Охотница... (27часть)

***
«Вот, я всегда ношу её с собой возле сердца, теперь ты понимаешь?», - он протянул мне небольшую по размерам фотографию Киры. Помедлив , я всё таки взяла и перевернула, чтобы увидеть изображение. Дух перехватило и я невольно вздрогнула. Ветер хлестнул по лицу. Я была её точной копией.
***

«Какого чёрта», - прошептала я , уставившись в её тонкие черты . Мы были абсолютно похожи , поразительное сходство, и , казалось, в руках я держала не маленький клочок прошлого с , некогда, живым человеком, а зеркало. Я думала , что такое бывает только в фильмах или человеческих выдумках , в каких-то причудливых историях , фантастических сказках, но нет. Я тщетно пыталась разубедить себя в этой роковой похожести, и чем отчаянней были мои попытки , тем больше я осознавала эту пугающую очевидность. Я жадно всматривалась в её лицо , бороздила взглядом мягкие женские линии, стараясь найти какое-то разящее отличие, чтобы вздохнуть с облегчением , чтобы отряхнуться от свинцового чувства тяжести, навалившегося на меня, чтобы попытаться улыбнуться наконец. Сима замер и был похож на полуразвалившуюся статую какого-то старого Богом забытого особняка. Я нахмурилась. Тот же изгиб бровей, разрез глаз и форма губ, слегка вздёрнутый носик и тонкая шея, разве что отличался цвет волос, да и то на тон или два. Ах да, ещё у неё была чёлка. И всё. И это всё! Кажется теперь я в полной мере осознала значение слова «шок», каждая моя клеточка напряглась, руки похолодели, а зрачки расширились . Стало тяжело дышать и пространство превратилось в вакуум. Я хватала губами воздух, машинально отправляя в лёгкие и медленно, но часто хлопала ресницами. «Паула, - итальянец нерешительно приблизился ко мне, - с тобой всё хорошо?» . « Но как …» , -два слова, которые я едва смогла выдавить из себя зловеще повисли над нами. Мой взгляд прожигал друга , и я точно знала, что сейчас ему чертовски не по себе. «Не смотри на меня так, я не знаю, слышишь, не знаю», - медленно, после минутной паузы выговорил он. Сима страдал , это было видно. Но не менше страдала и я. Что же, получается я не я. Для всех дорогих и любимих людей я всего лишь «воскресшая» Кира. Её удавшаяся копия, хоть как-то заменяющая оригинал. Неужели никто не видел Паулу. Неужели так может быть? Неужели меня опять использовали, как таблетку, чтобы приглушить свою боль? Чтобы стало легче жить. Чтобы угрызения совести не мучили, чтобы заткнуть вопиющее чувство вины. Неужели двое этих мужчин воспользовались мною? Один, чтобы доказать себе, что он не убийца, а второй – что хороший отец. Теперь стало по-настоящему больно. Как – будто кто-то сдавил сердце холодными железными пальцами, впился в душу мёртвой хваткой или поставил клеймо раскалённым железом. Горло враз пересохло и руки начали дрожать. Телом прошелся мелкий озноб, потом сильная судорога. Я вспомнила до конца, как бывает по – настоящему больно. Вопреки себе, я снова доказала, позабыв , что аксиома априори не требует доказательства. Я доказала, я напомнила, что не разучилась чувствовать. Щеку полоснула слеза, такая ледяная, чужая, не моя. Сима выглядел виновато. Даже более чем. Пылающий взор пытался что-то объяснить, но я отводила глаза. Наконец, не выдержав истязаний, он бросился ко мне и быстро заговорил, обжигая мою кожу своим горячим дыханием. «Нет, нет же, всё не так. Не думай о плохом, просто не думай вообще, посмотри на меня!», - он требовательно схватил меня за подбородок , я сверкнула глазами.
« Ты же понимаешь, о чём я думаю, ведь так. Но ты не мог бы знать наверняка , если бы это не было правдой! Ты пытался воскресить во мне свою дочь , заглушить чувство вины, отомстить Золотову, показать, что у него ничего не вышло, что ты почти ничего не потерял!» , - во мне говорила обида , едко захлёбываясь, гадко некрасивая, ядовитая , похабно наполняющая желчью человеческие сердца , и я даже не пыталась закрыть ей рот. Сима перебил меня, казалось он тоже начинал сердиться. А страдание смешанное с досадой придавало его чертам особенно трогательный вид : сердито сдвинутые брови, болезненная полоса на лбу , изогнутые, как у ребёнка, который вот-вот заплачет, губы, тёмные впадины под глазами, -всё это мерцало на его красивом итальянском лице печальной гримасой. На секунду его бездонные «угли» вспыхнули злостью, но тут же погасли, уступая место строгости. Он поджал плечи и сухо заговорил со мной « Тебе больно, мучительно и невыносимо, не думай, что мне всё равно. Больно тебе – больно мне, и как бы не хотелось , но я всё равно чувствую тебя. Да, возможно, сначала всё было именно так и нельзя меня упрекать в этом. Я человек и тоже слаб , тоже уязвим , тоже могу падать и пытаться словить руками ветер, как бы глупо это не звучало. Поверь, я не лукавлю .Я любил свою дочь , всем сердцем , пускай даже её и нет больше рядом, но эта любовь всё также теплится вот здесь, в этой груди , - он нежно взял мою ладонь и приложил к сердцу , - и теперь она только твоя, только для тебя. Это не значит , что я не вспоминаю о Кире, каждый день я вижу перед собой её лицо, но поверь, я чётко осознаю, что больше никогда не обниму её и не помогу советом, не загляну ей в глаза и не поглажу волосы перед сном. Всё, что у меня было я отдал тебе , и не пожалел об этом. Ты думаешь я спас тебя тогда, но на самом деле это ты вытащила меня из того света. Да, я видел в тебе её, я хотел видеть отчаянно, но это было обманом изначально и с каждым днём, проведённым с тобою, я это понимал . Вы очень похожи, безумно, и дело даже не во внешности, но правда в том, что вы два разных человека , - его сердце забилось сильней , затрепетав под тканью одежды, - абсолютно , и заменять её тобой было бы жестоко и неправильно, нечестно по отношению к тебе, к ней, к себе, наконец.. Но как бы там ни было , всё , чего я не смог дать ей, я подарил тебе, - внимание, понимание, ласку, уверенность, опору, жизнь. Я одарил тебя тем малым, в чё ты так нуждалась . Я заботился о тебе , помогал, исцелял и ты откликалась, как почти увядший цветок первым каплям дождя. Я привязался к тебе и теперь только ты – самый родной и близкий мне человек. Ты – центр моей Вселенной . Прости, если я виноват перед тобой и сделал больно , я спасал тебя и себя заодно», - он резко отстранился и поднялся на ноги. Я сидела неподвижно, пытаясь собрать вместе стаи своих мыслей, разлетевшихся беспорядочными птицами . Закусив губу и заламывая пальцы, я наблюдала , как Сима уходит. Он немного покачивался со стороны в сторону и тихо шептал « прости». Темнота резко поглотила итальянца, но я всё ещё могла расслышать его удаляющиеся шаги.
«Что же ты делаешь, чёрт побери», - прошипел внутренний голос и я с силой дала себе пощёчину, вскакивая. Кожа пылала , оказывается у меня сильный удар с правой . « Стой , - вскрикнула я, - слышишь!!!» . Шаги стихли , но я знала , что он внутри. Знала , что не ушёл. Не помня себя , я вбежала в комнату , наощупь нашла его в темноте и крепко-крепко прижала к себе . «Я так люблю тебя, Симочка!». Итальянец молча уткнулся в моё плечо и затрясся всем телом. В ту ночь он плакал , да, как ребёнок, пускай. Он поделился своей ношей, чтобы стать ещё честней и сломался в очередной раз, чтобы снова подняться на ноги. В ту ночь я обрела второго отца, а он заново свою дочь в моём лице. И мне больше не было обидно по этому поводу.