Счастливого дня рождения, дорогой. Глава вторая.

Глава 2. Механизм приведен в действие.

10 января. 19:54.

Почему-то человек не всегда способен трезво реагировать на подвернувшиеся ему события. Реакция получается настолько размытой и нечеткой, что осознания реальности приходит гораздо позже и иногда в тот момент, когда наличие этой фактичности уже ничем не поможет. Так произошло и с Леоном.

Он никак не мог ожидать скандала со своей любимой женой, да еще и такого, который превратился бы в моментальный развод. У них с Марией было тяжелое время – пусть Леон и думал, что такое оно лишь для него, но мужчина наивно верил в свою женщину и не мог принять эту ссору как решительную в вопросе их отношений.

Шутка ли, такая мелочь и переросла в полный крах. Разве не самому ему выбирать необходимость празднования своего двадцатипятилетия? Почему жена не только вмешалась в самостоятельность этого решения, но и приняла его на себя, оскорбившись каким-то нелепым отказом? После спокойно воспринятого забытья мужа по поводу годовщины свадьбы или даже своего дня рождения, такое раздражение, смешанное с негодованием выглядело, возможно, обоснованным, но не необходимым.

Леон спал, но сон его был довольно осознанным. Молодой человек уже там решил, что развод не состоится, потому как Мэри наверняка одумается и первая прибежит обратно – или позвонит и со слезами попросит забрать её из дома. Если же она этого не сделает сама, то завтрашний день супруг начнет с заказа несколько сотен розовых роз и отправит их любимой женщине. И заявится к ней самостоятельно, прося прощения под дверью. Женщину, даже самую обиженную, легко разжалобить нежностью и самоунижением – это Леонид знал прекрасно.

Назойливый писк телефона заставил мужчину резко вынырнуть из приятной всепоглощающей темноты. Голова раскалывалась, словно после дешевой водки, и Леон еле приоткрыл один глаз, пытаясь справиться с ощущениями. Он с трудом нащупал телефонную трубку, лежащую на маленьком столике у дивана, и хрипло прошептал в нее:

- Слушаю…
- Добрый день, я разговариваю с Леонидом Самойловым? – Голос оппонента был тих, но какие-то посторонние звуки криков и телефонных помех заставили Леона сморщиться от неприятных ощущений в висках.
- Да, это я…

Молодой человек с трудом поднялся на ноги и попытался размять затекшую шею. Левая рука онемела, и сейчас Леон сжимал и разжимал кулак, разгоняя застоявшуюся кровь.

- Мне неприятно быть разносчиком плохих известий… – Без всяких эмоций ответил голос.
- Подождите, - перебил его Леон. – Представьтесь, пожалуйста.
- Дмитрий Иванов, лейте… - в трубке сильно зашипело, и кусок фразы потонул в помехах, - …его отделения милиции по Московскому району.
- Еще раз, какого отделения?
- Тридцать третьего, - спокойно повторил Дмитрий.

Леон, приученный ещё отцом к полноте получаемых сведений, взял со столика ручку и криво записал данные на последнюю страничку лежащего рядом блокнота. Все тело затекло от неудобной позы, и поэтому мужчина несколько раз хрустел позвоночником, стряхивая с плеч последствия сна.

- Теперь слушаю вас, - продолжил беседу молодой человек, покручивая тяжелую перьевую ручку в пальцах. – Что за известие?
- Ваша жена, Самойлова Мария Степановна, скончалась сегодня в 18:16 часов вечера, - монотонно пробубнил оппонент.

Ручка выпала из обмякших пальцев молодого человека с негромким стуком на выложенный мозаикой темно-коричневый паркет. Ковров в этом доме практически не было - их заменяли полы с подогревом.

- Что? – Леон мигом вернул себе возможность соображать, и даже головная боль и привкус во рту забылись под наплывом новых чувств.
- Ваша жена… - начал Дмитрий.
- Нет… - Парень до боли в запястье замахал рукой, словно милиционер мог увидеть этот жест. – От чего? Как?!
- Самоубийство. Она выстрелила себе в правый висок из пистолета марки…

Леон чуть не выронил трубку из рук. Он уже не вслушивался в бубнеж Дмитрия, твердившего что-то про номерной знак оружия, соседку, услышавшую выстрел и предсмертную записку. Тоншота и ужас подкрались к горлу и прочно засели там, лишая возможности дышать. Мужчина заострил взгляд в одной точке: на висящем напротив метровом портрете-фотографии супругов Самойловых, заказанным Леонидом на трехлетие их совместной жизни. Миниатюрная блондинка Мэри склонила свою голову на плечо мужа и лукаво улыбалась, пронзая Леона синевой своих огромных глаз. Две милые ямочки и пухленькие щечки твердо врезались в мужскую память.

- Постойте… - прохрипел Леон. - Записка?

Мужчина медленно, словно боясь спугнуть, подошел к портрету и провел по лицу жены ладонью, будто пытаясь нащупать в фотографии тепло её тела. Рука скользила по дорогому глянцу бумаги. Леон смотрел в распахнутые глаза любимой женщины и будто шептал про себя «Неужели ты это сделала?»

- Да, ваша жена оставила записку, адресованную вам. Вы сможете ознакомиться с её содержанием, приехав к нам по следующему адресу... – Дмитрий пробубнил местонахождение отделения, и Леонид дрожащими пальцами записал его в записную книжку. – До свидания, извините за принесенные известия.
- А жена? Я хочу увидеть супругу! – прокричал Леон. Его тяжелый крик эхом разнесся по всем комнатам пустого дома.
- Я всё сообщу на месте. Прощайте.

В трубке раздались ровные гудки, заставляющие Леона вновь хвататься за больные виски. В голове поселился туман, и только мысль о гибели Марии не давала мужчине спокойствия. Впрочем, настоящих чувств по гибели он тоже не испытывал. Не рвал на себе волосы и не кричал от боли – Леонид нервно потирал брови подушечками пальцев, как поступал всегда в моменты раздумья или растерянности, и метался по дому, натыкаясь на сотню маленьких и больших совместных и одиночных фотографий жены. Она везде улыбалась, везде смотрела на Леонида ехидно, чуть насмешливо. В голове смешались мысли. Исчезла обыкновенная трезвость рассудка, сменяемая ужасом и дрожью.

Молодой человек никак не мог поверить в реальность происходящего. Он то крутил в пальцах тяжелую фоторамку, разглядывая свадебное платье любимой женщины, то бежал на кухню, на балкон, на улицу, ища хоть какие-то признаки обмана.

«Не может такого быть! Шутка, только шутка», - шептал себе под нос Леон, в очередной раз рассматривающий пустые полки в ванной комнате.

Леон ворвался в совместную с женой спальню, где на прикроватном столике со стороны Мэри уже не стояло баночек с кремами и не лежал чехольчик от очков для чтения. Кровать была идеально застелена, шкаф жены пуст, трюмо также пустовало. Мужчина сорвал с себя домашний мятый пуловер с надписью на нагрудном кармашке «Львенку от любящей жены» и влез в серую рубашку, на бегу стараясь застегнуть с десяток крохотных пуговиц. Пальцы трясло, а перед глазами стоял туман. Леон схватил со стола в кабинете документы и вылетел из дома.

***

Леонид вполне лояльно относился к пробкам. В городе он бывал редко - обычно они с женой собирались в Санкт-Петербург лишь за покупками или в театры поздними вечерами в будние дни, и проблема вечной вереницы машин встречалась им редко. Но сегодня люди словно ополоумели, и хоть на часах стояло уже восемь вечера, они ехали и ехали куда-то по своим делам.

Леон нервно сжимал руль своего недавно купленного Мерседеса и постоянно тряс головой. Только начатая пачка сигарет кончилась за сорок минут дороги, а пальцы так и тянулись к бардачку – за новой.

Когда поток машин наконец-то привел к необходимому месту, Леонид уже готов был проклясть весь этот неторопливый мир. Только полная пустота в голове и боль во всех мышцах – а куда большая – в душе, сдерживали парня от ругани или других агрессивных поступков. Сердцем завладела апатия, и это было хорошей защитной реакцией для всего организма, всё ещё не осознавшего всю степень потери.

Мужчина даже не припарковал машину как следует, оставив её преграждать выездную с маленькой стоянки дорогу, и рывком нажал на кнопку открывания двери. Дверь похожая на крыло взлетающей птицы, медленно откинулась наверх, выпуская молодого человека из пропахшего табаком салона автомобиля.

Леон, перепрыгивая ступеньки, добрался до массивной двери в отделение милиции, и рывком дернул её на себя. Та не поддалась. Только сейчас мужчина заметил на уровне своего лица что-то, напоминающее камеру, и хмуро уставился в неё.

- Представьтесь. Вы к кому? – из динамика раздался чей-то голос.
- Да откуда же я знаю! – взревел мужчина, раз за разом дергая за ручку и так и не додумавшись назваться. – Постойте! Иванов… Черт, Дмитрий, кажется. Я к нему…
- Входите.

Раздался тихий назойливый писк, и крошечный щелчок заставил замок открыться. Леонид дернул дверь и чуть не отлетел вместе с той в сторону.

В маленьком предбаннике, оббитом вагонкой, за грязным стеклом сидел какой-то немолодой усатый милиционер. Он бегло осмотрел Леона с ног до головы и сверился с бумагами:

- Леонид Самойлов? – и дождавшись кивка, продолжил: - Второй этаж, двадцать седьмой кабинет.
- Спасибо…

Молодой человек направился к лестнице, минуя лифт, и вбежал по ступеням на второй этаж. Он долго искал глазами кабинет. Хмурые сотрудники в погонах, снующие по обшарпанному серому коридору, провожали парня недовольным взглядом, сидели какие-то понурые люди на нескольких старых стульчиках. Леонид нашел дверь с цифрой «27» и вошел внутрь, забыв даже постучаться.

- Добрый вечер, - молодой кучерявый сотрудник, похожий на Купидона, тепло и неуместно улыбнулся взлохмаченному Леону. – Леонид?
- Да.

Комнатка напоминала большой шкаф, набитый еще несколькими стеллажами, полными синеватых папок. Крошечное окно было зарешечено крест-накрест толстыми прутьями и занавешено пыльным тюлем. Вместо обоев стены украшали самодельные плакаты с марками оружия, фотороботами преступников и описанием возможных ранений. Единственным ярким пятном в комнатушке был портрет ныне действующего президента страны, висящий на свободном кусочке пространства. Парень уселся на стульчик напротив забитого бумагами рабочего стола и со страхом взглянул в голубые глаза сотрудница милиции. Дмитрий взъерошил свои русые волосы и вздохнул:

- Очень соболезную утрате…
- Рассказывайте… Это… правда?
- Да… Я вам всё объясню.

Леон с трудом глотал такие простые слова: выстрел, взломанная дверь, опознание жены соседкой. И, наконец, предсмертная записка. Дмитрий достал листок бумаги, аккуратно сложенный в пакетик, и протянул его мужу. Тот взял пакет кончиками пальцев и бессильно уставился на обрывок листочка в клеточку:

«Дорогой Леон,
Я не видела жизни без тебя, но и с тобой, Левочка, она оказалась невыносимой. Прости меня, родной, ни в чем себя не вини. Твоя Мэри».

Буквы в некоторых местах были размыты от влаги, вероятно причиной тому послужили женские слезы. Письма оказалось невыносимо мало, завитков на кончиках букв не хватало даже на простое осознание ситуации. В голове только и раздавалось мерным тиканьем: «Мертва».


- Почему жена звала Вас Львом? – нетактично поинтересовался милиционер у растоптанного супруга.
- Какое вам дело до наших семейных прозвищ?! – рявкнул тот, с силой сжимая кулаки. – Я должен опознать жену?
- Нет, её соседка, Пущ Ирина Валерьевна, уже помогла нам. Леонид, дело открывать не будем, вы согласны с этим? Ваша жена произвела самоубийство, отпечатки пальцев есть на оружии, пистолете марки Иж-71-100 найден на месте гибели. Документы на владение оружием у жены имелись, данное оружие зарегистрировано на неё. Никаких следов драки или взлома не обнаружено. Золотое кольцо, цепочку и серьги, находящиеся при женщине в момент опознания, можете забрать прямо сейчас.
- Да… - Дмитрий протянул очередной пакетик, но Леон не заметил этого и всё ещё вчитывался в родной почерк с завитушками, будто надеясь найти меж строк нечто важное. – А где я могу увидеть свою жену?
- Адрес морга я вам сейчас напишу, - молодой лейтенантик с грустью вздохнул и печально посмотрел на посеревшего от горя мужчину. – Такая молодая была у вас жена, красивая… Соболезную по вашей утрате.

Леонид не смог даже кивнуть. Он отложил лист бумаги в сторону и начал крутить на безымянном пальце правой руки обручальное кольцо.

Милиционер ещё долгое время пытался что-то объяснить Леону, выдать какие-то свидетельства, спрашивал о родственниках, а мужчина лишь невнятно бубнил себе под нос ответы. Он еле сумел распрощаться с понимающим парнем, искренне горюющим о смерти супруги незнакомого человека, и буквально выполз из душного помещения на свежий зимний воздух.

Вновь лил дождь. Ветер задувал за ворот дубленки, а капли попадали на голую шею парня и заставляли кожу покрываться гусиной дрожью. Редкие прохожие спешили по темной улице к себе домой и совершенно не замечали серую фигурку, направляющуюся к оставленной черной машине.

Леон подошел к водительской двери и нажал на кнопку сигнализации. «Крыло» медленно поднялось вверх, пропуская мужчину в салон . Парень уселся на сидение и хотел поехать вперед, но вновь дернулся, будто от удара током. На руле была прикреплена маленькая бумажка. Мужчина прочитал:

«Этот день рождения ты не забудешь. С любовью. Мэри».

Мэри? Как это возможно?! Леонид разучился дышать и только глотал воздух, забывая его выдохнуть. Почерк был совершенно не похожий на тоненькие буковки с завитками. Острый, наклонный, нечеткий. Но даже если это и Мэри… Она ведь умерла? Или жива? И кто открыл дверь машины так, что не зазвучала сигнализация?! Обмануть систему защиты в этом автомобиле было невозможно, а запасные ключи имелись лишь у Марии.

- Но ты мертва! – глухо воскликнул Леон, чувствуя, как нарастает ритм биения сердца. – Мертва… Точно мертва… Машенька…

В мозг парня стрельнула страшная мысль, оглушившая больную голову с новой силой. Виски вновь раскалывались, а глаза начинали болеть от перенапряжения.

Леон понимал лишь одно. Если жена мертва – а завтра он убедится в этом самолично, - то кто-то просто убил её, инсценируя самоубийство.

Но почему этот человек не украл драгоценностей, а решил зло подшутить над Леоном? Зачем он оставил эту записку? Он заставил Мэри написать предсмертное послание?

Парень почувствовал подступающую к горлу тошноту и повел машину к дому, не находя себе места от переживаний. Глаза с трудом различали дорогу, но молодой человек все-таки распаковал пачку сигарет и, закуривая одну за другой, пытался сосредоточиться или хотя бы отвлечься.

Принять смерть супруги он так и не смог, и пытался лишь осознать причастность записки - и способ её попадания в машину - к своей любимой Марии. Мысли показать бумажку в рядом стоящее отделение милиции Леон даже не допустил.