Я не любил ее?

Я люблю женщин.
Люблю их запах, их тела, их движения.
Я люблю любить женщин.
Но когда я был еще молодым сопляком, помню у меня была девушка.
Очень хорошо я ее запомнил по нескольким причинам.
Она не была красавицей, и ноги у нее росли не от ушей.
Она была моложе меня на 6 лет.
Мне тогда было 22, ей, как следствие, 16.
Она жила с бабушкой, родителей у нее не было.
И она была той, которую многие могли использовать; я в том числе.
Но бедняжка верила в мир во всем мире, поэтому когда мы познакомились, я стал ее первым мужчиной.
Она была наивной молодой девочкой, симпатичная и немного скромная.
Она жила у меня, отпрашиваясь у своей бабушки.
И я стал считать себя ее отцом.
Я хотел защитить ее и преградить от трудностей мира, но
никогда не говорил ей об этом.
А если и говорил, то она дулась и обижалась.
А потом сама же бегала и извинялась.
Я никогда не воспринимал ее всерьез.
Она была малышкой для меня.
Но как ни крути секс был.
Она казалось мне такой молодой и непорочной, что я боялся порой целовать ее.
Она была хороша. Всегда.
Но я никогда не давал себе слова быть однолюбом.
Я ебал кучу женщин.
Даже когда меня ждала моя малышка.
Она знала об этом. Знала и всегда молчала.
У нее была чистая любовь, а я использовал ее как тело, которому я мог отдаться.
Я сам не понимая почему, любил ее плечи.
Мы гуляли по парку, я обнимал ее за плечи, и она просила смотреть ей в глаза, просила не лгать, просила любить вечно, дарить себя и свое тепло, просила того, чего я не слышал.
Я соглашался, кивал головой и обнимал ее за плечи.
По ее щекам текли слезы, и у меня появлялось отвращение к самому себе.
Я считал себя жалким, а ее жалкой.
С тех пор я запомнил ее плечи.
Так прошло полтора года. Она жила со мной, я с ней.
Она любила меня, а я никогда не говорил ей этого. Я не любил ее.
Я любил ее плечи, любил ее физически в любых позах, но я никогда не говорил ей о чувствах.
Потому что их не было.
Я трахал женщин - молодых, зрелых, старых, богатых, бедных, умных, глупых.
А она жила со мной.
После этих полутора лет я привязался к ней, как тузик к бобику, как чихуа-хуа к мике, как кактус к горшку.
А она все видела, чувствовала, понимала...
Я нашел ее в ванной, в луже крови на кафельном полу.
Она лежала неподвижно и в искрюченной позе.
На ее левом запастье был порез, а рядом лежала моя бритва.
Я поднял ее, приложил к себе, как грудного ребенка, обнял и заревел.
Впервые в жизни я ревел на взрыд;
из меня выходил гной, дурь и дерьмо, которое накопилось.
Мои слезы капали ей на плечи, а ее зеленые глаза теперь были под тяжелыми веками.
Я ревел, как мальчик.
И бился головой об стенку, я рвал на себе волосы, и кусал локти.
А она лежала рядом со мной, молчала. Я не любил ее.
Но если я не любил ее, то почему не одна женщина в мире мне не может заменить этих плеч, этих губ, этих зеленых глаз?
Если я не любил, то почему уже пятый год подряд я храню ее вещи, обувь и зубную щетку?
Я не любил ее? Я ее использовал.
А она каждый день, каждый божий день меня прощала.
Я был уверен, что буду встречен улыбкой, ее улыбкой.
Но теперь ни одна женщина в мире не способна заменить мне этих плеч... Я не любил ее?