Счастливого дня рождения, дорогой. Глава шестая.

Глава 6. Холодная пропасть души.

14 января. 6:00.

В этот неприятный по всем параметрам день Леон проснулся по будильнику с величайшим трудом. На часах мигало шесть часов утра, и в окна бился снег, словно моля о тепле загородного дома. Метель свирепствовала, ей подпевал ледяной ветер, голые ветки деревьев дрожали под натиском непогоды.

Мужчина хотел полностью придти в себя до момента похорон и поэтому выбрал время для пробуждения на пять часов раньше назначенного момента. Он сидел около зеркала в ванной комнате, оформленной в черно-белых тонах, и рассматривал синяки под своими глазами. Вообще Леон никогда не проявлял к своей внешности столь детального любопытства – идеальная опрятность и выглаженная одежда не считались, - но сейчас именно созерцание на своё отражение помогало справиться с очередным приступом бессилия и желанием просто упасть на постель, чтобы оставаться в ней ещё на целый день.

Кажется, в терминологии психологов как-то обозначалось состояние, когда духовная подавленность переносится на физическое состояние, но Леон, как не силился, не сумел вспомнить название этому определению. Мужчина несколько раз ополоснулся в ледяной воде, но даже она не принесла бодрости уставшему разуму.

Парень направился на кухню, где за кухонным столом в длинном застиранном сером халате, явно привезенным из дому – а ведь в гостевой комнате висело целых три чистеньких махровых халата, - сидела Инна Семеновна, обложившаяся фотографиями дочери. Женщина пустым взглядом рассматривала лица Мэри и иногда натянуто улыбалась.

- Доброе утро, - Леон решил быть дружелюбным с тем, у кого с ним общее горе.
- Угу, - промычала женщина и вновь уставилась на фотографию.
- Я не хотел вас вчера обидеть, - начал оправдываться он. - Простите за передачу забот о похоронах агентству. Я сделал всё, что было в моих силах.

Мужчина присел на край мягкого кожаного уголка и тоже посмотрел на какую-то фотографию, но быстро отвернулся, не желая встречаться глазами с улыбающимися бесенятами во взгляде любимой жены.

- И что ты сделал? Ты даже зеркала в доме не занавесил, - Инна Семеновна отвернулась от Леона.
- Что? Зеркала? – мужчина непонимающе посмотрел в арочный проем на большое зеркало в гостиной.
- Уже не важно. Почему моя дочь покончила жизнь самоубийством?

Неожиданный вопрос заставил Леона врасплох. Он незаметно для глаз тещи начал покручивать обручальное кольцо на пальце, но движения не приносили успокоения, лишь сильнее тревожили и заставляли судорожно придумывать ответ. Вроде и не было ничего страшного, и ответ был довольно простым, но признаться в своей единоличной вине парень не мог. Он, честно говоря, и сам пока не осознал, что лишь он один виноват в смерти супруги.

- Ты ей изменял? – набросилась на зятя женщина.
- Нет, конечно! - искренне возмутился Леон.
- Ну-ну, - и женщина протянула парню записку, упакованную в прозрачный пакетик, - я её в коридоре нашла.

Леон с удивлением уставился на уже знакомый лист бумаги. Почерк Мэри, слезы, размывающие буквы, завитки, просьба не винить себя в её смерти. Неужели он забрал записку с собой? Кажется, милиционер не запрещал этого, но каким образом Леон засунул бумагу себе в карман, парень просто не помнил. Впрочем, нужно сказать, что последние дни начисто вылетели из памяти молодого человека, и какая-то одна записка уже не выглядела странной.

- Ты угробил мою дочь, - спокойно продолжила женщина, откидывая светлую прядь с лица. – Она погибла из-за тебя. Признайся, ты изменял ей?
- Никогда…
- О, разумеется. Значит, тебе просто было плевать на моего ребенка. И как живется с таким грузом?- женщина нервно постучала пальцами по столу. - Совесть не мучает, впрочем, о чём я… У таких, как ты, не бывает совести.

Инна Семеновна поднялась с места и собралась уходить прочь из кухни, но Леон вскочил с места и схватил тещу за локоть дрожащими пальцами. Женщина обернулась и с ненавистью взглянула на высокого, на две головы выше её, мужчину.

- Что такое?
- Да, виноват я, но… - Леон до крови прикусил губу. – Черт! Если бы я знал о её истинных чувствах… Я никогда бы не позволил Мэри умереть!
- Но теперь уже поздно строить из себя любящего супруга. Не забудь отвести нас на кладбище. И ещё. Вечером мы уедем из этого места. Не хочется тебя обременять.

Она выплюнула эти слова и вырвалась из рук Леона, оставив того созерцать полный фоторамок стол.

Леонид провел пальцами по бровям, но этот жест уже не приносил спокойствия, поэтому мужчина просто залез в холодильник и вынул оттуда полупустую бутылку с дорогим виски. Другого начатого алкоголя в доме не было, а лезть в бар за полной бутылкой Леон просто не хотел. Мужчина достал с верхней полки белоснежного серванта тяжелый пузатый стакан и налил в него янтарной жидкости. Вначале немного – только на пробу, а после всё больше и больше.

Нервы сдавали настолько, что молодой человек буквально захотел напиться вдрызг, чтобы уйти от проблем хотя бы на некоторое время. Дорогой алкоголь благотворно действовал на голодный желудок, и долгожданное облегчение пришло довольно скоро. Оно отогнало тошноту, головную боль, усталость и желание не просыпаться вовсе. Парень просто сидел на кухне и рассматривал фотографии, раз за разом пробегая взглядом по знакомому, но уже неживому лицу.

Разумеется, отвести родителей на кладбище мужчина оказался не в силах. После третьего стакана организм окончательно отказался воспринимать действительность, и машину с водителем заказывала непрерывно возмущающаяся – зато не без повода – Инна Семеновна.

До похорон оставалось мене двух часов. Только час ушел бы на дорогу, поэтому необходимо было торопиться. Леон пытался завязать галстук, но узел предательски вытягивался змеей, путался и отказывался складываться вообще. В этот момент, разглядывая своё серое лицо в отражении, Леон искренне ненавидел себя и желал чуть ли не смерти. Парень никак не мог понять, почему он столько выпил и как теперь вести себя на похоронах?

Он понимал, что больше никогда не увидит свою дорогую Мэри, но не мог сфокусировать взгляд даже на самом себе. Леон бормотал проклятья и подсчитывал вслух стаканы выпитого алкоголя. По его подсчетам получалось совсем мизерное количество, от которого бы не стало плохо даже подростку. Но в глазах всё плыло, пальцы онемели, и каждая мысль прорывалась сквозь тугую пелену тумана.

Леон с трудом добрался до первого этажа и был встречен недовольным возгласом Инны Семеновны:

- Напился?! Степа, отведи его обратно в комнату, пускай не позорит мою дочь…
- Нет, - Леон попытался широко распахнуть полузакрытые глаза, - я еду на похороны.
- Да кому ты там такой нужен? – взбесилась женщина. – Езжай, куда хочешь, но ты бы в зеркало на себя посмотрел!

Леон в очередной раз взглянул на своё отражение. Мятый не выглаженный пиджак, косо застегнутая рубашка, не завязанный галстук, щетина на лице и крупные синяки под глазами. А ведь мать Мэри была абсолютно права, хоть правда эта и колола сердце. В таком виде нельзя провожать любимую жену, это стыдно и неприятно.

- Я пойду… - голос сорвался, -… спать. Извините.
- Правильно, не позорься, - согласилась теща, скрещивая руки на груди и провожая зятя обжигающим взглядом в спину.

Мужчина добрался до комнаты. В серых глазах стояли слезы, а на душе поселилась невероятная горечь. В эту секунду Леон хотел только найти способ для быстрого успокоения и не отрицал даже возможности покончить с собой и всеми проблемами разом. Чтобы не ненавидеть себя за поступки и просто отправиться куда-то, где сейчас его ждала бы Мэри, улыбающаяся, маленькая, с курносым носиком и пухлыми щечками.

Но молодого человека встретила лишь кровать, и сон никак не шел, издеваясь над Леоном, напоминая ему, что где-то на кладбище, в эту острую душащую порывистым ветром метель сейчас хоронят Мэри. Плачут знакомые, Степан Павлович обнимает свою хрупкую жену за плечи, а безразличные могильщики докуривают сигарету и, матерясь на промерзлую землю, закапывают могилу с черной землей и гробом, в котором навсегда упокоится жена одного отвратительного человека, недостойного смотреть своей любимой Марии в глаза даже на фотографиях.

15 января. 7:32.

Сегодня Леон был полностью собран, причесан и гладко выбрит. Мужчина надел теплый черный пиджак, выгладил до четких стрелок брюки, начистил туфли и поехал на кладбище, сырое после вчерашнего снегопада. Градусник показывал температуру в +1, и улицы покрылись неприятной кашей, смешанной со снегом и грязью.

Кладбище пустовало - ранним утром не нашлось любителей прогулок по сырой земле и рядом с посеревшими от дождя и снега каменными плитами. Размытая широкая дорожка извилисто вела вперед, от неё отходило ещё с десяток таких же линий, каждая из которых вела на какую-то определенную территорию огромного мрачного кладбища. Оно напоминало об огромном городе мертвых, где у каждого жителя есть точные ориентиры и свой небольшой мирок в пару метров длиной.

Плиты с лицами, изображенными на фотографиях или вырисованные на граните, стояли крепкими стражами чьего-то вечного покоя, под ногами частенько попадались куски и ленты от траурных венков или еловые ветки. Могил было столько, что, не зная Леон точного месторасположения необходимой ему, он бы заблудился в этом хмуром царстве покоя и тишины.
На мужчину пустыми глазницами поглядывали скульптуры ангелков, порою выщербленные, лишенные пальцев на руках или носов. Они почему-то пугали, и Леон старался смотреть лишь точно вперед, не замечая разнообразия ужасающих памятников.

Могила Мэри тонула в венках и ярких цветах, в черных ленточках, полностью покрытая ими, подобно цветущему холмику. Надгробной мраморной плиты пока не было – на её создание требовалось время, - и поэтому единственным ориентиром, означающим место погребения супруги, была какая-то непонятная доска с выгравированным на ней именем и не самой лучшей фотографией усопшей. Леон помнил, как передавал агентству снимок хорошего качества, данное же фото даже не было похоже на настоящую Мэри, веселую и жизнерадостную – желание Инны Семеновны всё сделать по-своему не принесло никакой пользы.

Мужчина уже представил, как обставит эту могилу, как будет выглядеть памятник, какой красивой будет оградка и ажурная, кованая скамеечка. Он словно извинялся за всё то зло, что, не подумав, причинил Марии, и хотел оправдать себя хотя бы деньгами.

Рядом с холмиком из цветов стояла старенькая скамеечка, на вид готовая развалиться в любую секунду. Молодой человек нерешительно положил рядом с горой цветов свой довольно скромный букетик и сел на неё, полный нехороших дум.

Время шло. Задувал ветер под теплый пиджак, растрепались темные волосы, щеки замерзли и обветрились, а на глазах постоянно выступали новые слезы. Мужчина просто сидел рядом с могилой своей жены, мысленно общаясь с ней и моля её о прощении.

Леон долго и мучительно вспомнил всё то хорошее, что испытал благодаря жене, благодарил Мэри за чуткость, улыбчивость и добрый взгляд. Сказать хотя бы слова вслух, пусть и шепотом, мужчина не решался, хотя больше всего его угнетала тишина.

Он понимал, что никогда уже не прикоснется к теплой ладошке своей супруги, не обнимет её за тонкую талию и не отвезет на очередной скучный спектакль, после которого Мэри выйдет счастливая и окрыленная лишь одной ей понятным счастьем.

Неужели всему виной какой-то идиотский праздник? Леон не понимал, почему он, словно настоящий баран, стоял на своём, отказывая жене в такой мизерной радости, как организация торжества для супруга. Зачем ему нужна была эта победа в споре? Почему он молчал, когда Мэри выходила из дома и в последний раз смотрела в окно его кабинета?

Вновь вспомнилась странная записка, большая денежная сумма, всё неясное, напрямую или косвенно связанное с этой трагедией. Но у мужчины не хватало сил и желания на обдумывание этих вопросов. Его Мария была мертва, и остальное уже не могло заинтересовать посеревшую душу.

Неожиданно по плечу мужчину кто-то постучал, и Леон вздрогнул от неожиданности. Напротив него стояла высокая темноволосая девушка в длинном черном приталенном пальто и высоких сапогах. Если быть честным, то Леон и начал рассматривать незнакомку с сапог, не в силах поднять заплаканное лицо и взглянуть девушке в глаза. Собранные волосы брюнетки чуть растрепались от ветра, но это придавало ей какое-то особое изящество.

- Эй, Вы, кажется, потеряли это, - и девушка протянула молодому человеку его светлое кашне, на котором уже виднелись пятна мокрой грязи.
- Спасибо, - пробормотал Леон, забирая шарф и кладя его на колени.
- Не за что, - незнакомка махнула рукой, - простите за беспокойство.

Леон не ответил, и девушка ушла куда-то в сторону широкой дороги, оставив мужчину в таком привычном уже полном одиночестве.

15 января. 11:14.

Молодая девушка рассматривала понурую сгорбленную мужскую фигуру в равной степени с любопытством и жалостью. Она в очередной раз взглянула на свои часики и с тяжелым вздохом поднялась с холодной скамьи, на прощание посмотрев на фотографию с темноволосым молодым человеком на ней.

Девушка добралась до сидящего в неизменной позе Леона и вновь похлопала его по плечу.

- Мужчина? – вопросительно позвала его она.
- Да? – Леон повернулся в сторону девушки.
- Я вновь извиняюсь, но Вы сидите здесь уже, как минимум, третий час.

Леон непонимающе нахмурился и часто заморгал. Девушка, не спрашивая приглашения, уселась рядом с ним на скамейку и разгладила складки на черной длинной юбке.

- Не моё дело, наверное, но мне вас жалко стало. Сестра погибла? – девушка кивнула на могилу.
- Жена, - хриплым безучастным голосом отозвался Леон.
- Боже! – незнакомка прижала ладони к лицу. – Простите! Примите мои соболезнования.
- Спасибо. С чего вы взяли, что я здесь уже третий час сижу?

Девушка замялась, не сразу формулируя свою мысль.

- Я пришла сюда примерно в восемь утра. Вы уже были здесь, помните, я подала вам шарф? – Леон утвердительно покачал головой. – Я обычно долго гуляю по кладбищу, думая о… своем, а потом вновь возвращаюсь на могилу к молодому человеку. И когда я вернулась, то заметила, что вы всё еще здесь. Мне вас стало жалко.
- Спасибо за жалость, но не стоит. Мне просто нужно побыть одному.

Брюнетка повертела в руках темную кожаную перчатку и через какое-то время продолжила:

- Я вас понимаю. Сама потеряла супруга. Практически год назад. Пришла вот на нашу годовщину.
- Соболезную, - без всяких эмоций отозвался Леон.
- Спасибо. Я не о том, - быстро затараторила девушка. - Просто вы здесь сидите и копите чувства в себе, а так… нельзя. Когда я потеряла мужа, все отдалились от меня со словами: «Тебе нужно побыть одной». Но, согласитесь, в такие секунды меньше всего желаешь одиночества? Разве вам не хочется поделиться с кем-то своими мыслями, воспоминаниями?
- Простите, но нет.

Леон попытался казать одновременно и не грубым, дабы не обидеть общительную девушку, но и не заинтересованным её беседой. Ему действительно не хотелось общения, и он мог бы открыто сказать о своем нежелании делиться болью, но сил прогнать общительную девушку не хватало. В чем-то она была права – слушать и молчать, отдаляясь от своих мыслей, было куда удобнее, чем полностью погружаться в боль.

- Я вам не верю, - незнакомка легонько ударила себя по ногам. – Извините, но вы обманываете себя.
- Какое вам вообще дело до меня? – вздохнул мужчина.
- Просто тяжело видеть молодого мужчину столь подавленным. И вообще, я знаю, что вам необходимо.
- И что?
- Для начала давайте познакомимся. – Девушка протянула Леону свою тоненькую белую ручку. – Кира.
- Леон, - ответил парень, чуть отворачиваясь от брюнетки.
- Необычное имя, - в голосе прозвучала улыбка. – Так вот, я знаю, что вам сейчас необходимо. Напиться.

Мужчина с удивлением развернулся к темноволосой незнакомке, черные глаза которой сейчас выжигали в нем настоящие дыры. Она сидела ровно, не улыбаясь, но словно лучась теплом и спокойствием. Тонкие губы, острые худые скулы и длинный нос, возможно, и не делали эту женщину красивой, но один только взгляд этих блестящих глаз позволял назвать её интересной.

- Нет, благодарю за предложение. Я уже… - он вспомнил унизительный вчерашний день, -… напился.
- Значит, недостаточно! Поймите, я прошла через всё это, и могу сказать точно: была бы у меня компания и бутылка водки – душе бы полегчало. Неужели вы мне не верите?

Леон не верил, но хотел хоть на секунду усомниться в своем одиночестве и уйти хоть куда-то от этой заброшенной цветами могилы. Хотя бы на мгновение забыть о том, что Мэри больше никогда не поцелует его в щеку и не подмигнет с присущей ей игривостью. Просто на секунду раствориться в чем-то другом, и он был даже благодарен Кире за то, что она нашла время для такого глупого разговора с не менее глупым предложением.

- Спасибо, Кира, но я не хочу, - отказался мужчина.
- Понимаю… - девушка чуть изогнула губы. – Простите за беспокойство. Я не хотела показать себя с неприятной стороны.

Она встала и собиралась уходить, и Леон готов был проводить её последним взглядом, чтобы через миг опять забыться в собственных воспоминаниях, но в душе что-то словно щелкнуло от безысходности, моля не оставаться наедине с самим собой.

- Нет, - быстро зашептал Леон, - вы не сказали ничего плохого, просто это было бы неправильно.
- Неправильно?! – возмущенно развернулась в сторону мужчины Кира. – Вы придаетесь унынию, и никто из ваших друзей или родственников не предложил вам такую руку помощи, от которой невозможно было бы отказаться! Вот это – неправильно. Я же говорю лишь о том, что я знаю.
- Знаете, Кира, они не предложили лишь потому, что я не сказал. Никому из своих родных.

Она прищурила черные глаза и раздосадовано помотала головой, но не сделала больше и шагу в сторону от Леона.

- Тем более глупо. Нельзя копить в себе боль, вы рискуете с ума сойти. Леон, давайте поедем в одно замечательное местечко и просто выпьем… За упокой вашей жены и за мою годовщину с погибшим супругом. Согласны?
- Согласен.

Мужчина будто хватался за последнюю соломинку, грозясь в любой момент скатиться вниз холодной ледяной пропасти. Он уже сходил с ума, медленно, но верно, и был практически и черты, ненавидя себя и не умея объяснить себе всех событий. И Кира, возможно, даже не зная об этом, спасла его, хотя бы на секунду позволив отказаться от памяти и сотого прощения с Мэри.

- Когда будете готовы – скажите, - девушка отошла в сторону. – Автобус подъедет всё равно лишь через сорок минут.

Леон уже отвернулся от могилы и не мог заставить себя вновь посмотреть на эту неприятную ему фотографию Марии, на дощечку с её именем, на траурные ленточки и разбросанные цветы. Он попросил у Мэри прощения и практически сбежал с поля боя, дрожа от ветра и усталости.

- Я уже всё.

Они долго шли до выхода из кладбища. Навстречу тянулись небольшие группки печальных людей, только идущих к своей грани отчаяния. Леону было жалко каждого такого человека, потому как именно они были вынуждены нести бремя памяти и жить вопреки всем эгоистичным желаниям смерти.

Мужчина вышел из ворот и как-то спокойнее выдохнул, расправил плечи и указал новой знакомой на свой автомобиль.

- Садитесь и говорите адрес.
- Ничего себе, - восхищенно распахнула глаза брюнетка, - такой красавец. Ой, простите.

Она залилась краской и опустила глаза, быстро засеменив к черному Мерседесу, чем-то напоминающему её саму.

- Леон, - уже в салоне автомобиля заговорила Кира, - вы, кажется, оставили свой шарф…

Мужчина провел рукой по шее и убедился в правильности этих слов. Никакого желания возвращаться за тряпкой у него не возникло, поэтому молодой человек просто посильнее надавил на педаль газа и поехал прочь, как самый последний трус, от места вечного сна его любимой и единственной Мэри.