Непорочная грешница.Глава третья.

Экстон де ла Мансе сидел в изукрашенном резным орнаментом кресле лорда и созерцал главный зал Мейденстонского замка. В детстве он казался Экстону куда обширнее и значительней — с более высоким потолком, который поддерживали мощные колонны. Ему вспомнились длинные ряды столов и придвинутые к ним массивные деревянные скамьи. Они с братом Уильямом частенько устраивали шумные игры, вскакивая на них или прячась под ними. Они представляли веселые баталии и сражались против вымышленных врагов, размахивая деревянными мечами. Впрочем, бывал случаи, когда брат шел на брата, чтобы отомстить за представлявшуюся теперь ничтожной детскую обиду. И никогда ему не удавалось в таких случаях превзойти Уильяма. По крайней мере в те далекие детские годы. Тот был на голову выше, четырьмя годами старше и значительно больше весил. Ив тоже был выше и старше его годами, но воевать даже в детстве не слишком любил. Из него вышел бы отличный книгочей, священник или сенешаль замка, но солдатом он всегда был неважным. И обычно убегал, скрываясь от братьев в детской, когда они, размахивая игрушечным оружием, вели свои бесконечные войны.

Вспомнив это, Экстон прикрыл глаза. Бедняга Ив, судьба не предоставила ему возможности выбора. Когда Стефан захватил трон Матильды, а презренный де Валькур захватил Мейденстонский замок, Иву ничего не оставалось, как избрать путь воина. Он должен был сражаться вместе с отцом и братьями. Сражаться за королеву Матильду и за отторгнутый неприятелем родной дом.

И первым погиб Ив. За ним отошел в лучший мир Аллен де ла Мансе, а потом — через короткий промежуток времени — и старший брат Уильям. Из всей их семьи остались в живых только он, Экстон, да младший — Питер, не считая, разумеется, матери.

«Но сегодня война наконец закончилась», — напомнил себе Экстон..

Он снова невидящим взором обвел зал, который волшебным образом уменьшился за те восемнадцать лет, что он, Экстон, провел вне родных стен. Да, всем войнам сегодня конец, поскольку он, де ла Мансе, снова вернулся в замок Мейденстон. Он никому не позволит наложить лапу на его родовые владения — никому и никогда!

Его внимание привлек стук подбитых железом каблуков, раздававшийся на лестнице. Экстон поднял глаза, не выразив никакого удивления при виде Питера, который вошел в зал в сопровождении любимого своего волкодава по кличке Мур.

— Почему это я не могу жить в покоях главной башни? — спросил младший брат. — На втором и третьем этажах находятся целых четыре больших комнаты — по две на этаж. Там еще есть зальчик, вполне пригодный для Мура. Он спал бы там и заодно охранял меня.

— Ты будешь спать вместе с остальными оруженосцами до тех пор, пока мне не понадобятся твои услуги. Но и в этом случае тебе придется перебраться в тот самый зальчик, который ты присмотрел для Мура, — там ты будешь стоять на часах.

Питер не ожидал получить такую суровую отповедь от брата. Лорд смерил его недобрым взглядом, размышляя над тем, что братец стал слишком много себе позволять — и не без его попустительства. Может быть, его вовсе не стоило посылать в замок, наделив полномочиями вести переговоры от его, Экстона, имени? Уж не вскружила ли парню голову эта высокая миссия?

Впрочем, у Экстона имелось отличное лекарство от тщеславия.

— Если у тебя достало времени шляться по этажам замка, значит, ты забросил все свои дела. В таком случае у меня есть для тебя поручение — вели освободить покои прежнего лорда и занести туда мои вещи. К обеду мне потребуется плащ — помнишь, тот алый с черным? Скажи, чтобы его по-чистили. Не забудь также проследить, чтобы все штандарты с гербом де Валькуров заменили на наши с медведями. — Тут де ла Мансе-старший ткнул пальцем в угол зала, где красовалось полотнище с гербом прежних владельцев.

— Ты представляешь, как обрадуется мать, когда узнает, что Мейденстон снова у нас в руках? — осведомился Питер, которого нимало не опечалили строгие приказы брата и его резкий тон. — Может, нам следует послать ей в Нормандию грамотку об этом достопамятном событии?

— Я уже велел составить такое послание, но мне бы хотелось, чтобы к ее приезду в замке все было в полном порядке. А это значит, что у тебя совершенно не останется времени для зубоскальства над поверженным врагом. Так что отправляйся исполнять поручения, — весьма суровым тоном прервал излияния Питера новый владетель Мейденстона.

Хотя Питер не больно-то верил в напускную суровое Экстона, он решил в данном случае ему не противоречить пробурчав себе под нос что-то вроде жалобы на свой тяжкий крест, поспешил во двор в сопровождении верного Мура. «С чего это, спрашивается, он всем недоволен?» — задал себе вопрос Экстон, когда младший брат удалился. Вместо того, чтобы праздновать победу в компании верных соратников, которые не жалели трудов и самой жизни, чтобы господин вернул себе Мейденстонский замок, Экстон разослал их всех со всевозможными поручениями. За исключением, разумеется, слуг, которые суетились по замку, готовя все необходимое для вечернего пира.

Сэру Рейнолду, к примеру, он велел выставить стражу на всех ключевых постах замка, а заодно понаблюдать за настроениями солдат. Требовалось выяснить, кого в будущем оставить при замке, а от кого со временем и избавиться.

Сэр Морис в данный момент беседовал с бывшим сенешалем сэром Джоном, который должен был рассказать ему о том, как вести здесь хозяйство. Разумеется, эту миссию возьмет на себя его мать, как только переберется в Мейденстон из Нормандии.

А может быть, доверить хозяйство молодой жене? Ведь он как-никак собирался в скором времени жениться!

Экстон начисто позабыл о существовании леди Беатрис сразу же после того, как их представили друг другу. Но теперь, когда он остался в одиночестве, ее образ неожиданно завладел его воображением.

Что и говорить, она была красавицей, и бесполезно было бы доказывать обратное. Она оказалась юной и прекрасной, у нее были удивительные глаза цвета моря и волосы, золотистые, словно осенний закат. Беатрис была настолько хороша, что все прежние представления Экстона о женской красоте сразу рухнули. Оказалось, что следовать распоряжению Генриха — то есть жениться на наследницах знатных фамилий — не столь уж и неприятная миссия. Но ведь Беатрис, как ни крути, — представительница презренного рода де Валькуров.

Когда Экстон сообщил о своем намерении ее отцу, тот пришел в ужас. Лицо его побелело, а пальцы сами собой сжались в кулаки от ярости. На это была бессильная ярость, он ведь прекрасно знал, что побежден и находится в полной власти победителя.

Ах, вот было бы здорово, если бы этому трусу пришла в голову мысль бросить ему, де ла Мансе, вызов! Желание собственной рукой сразить де Валькура все еще оставалось заветной мечтой Экстона.

«Но этому — увы! — не суждено случиться», — подумал Экстон, в очередной раз окидывая взглядом большой зал. Хотя настоятельная потребность пролить кровь врага все еще продолжала его донимать, он понимал, что возможность отомстить упущена и вряд ли представится в будущем. Но ничего… Он насытит свою жажду мести, изгнав этого негодяя из Мейденстона. Радовала Экстона также мысль о том, что старший сын де Валькура никогда больше не сможет сражаться. Даже если останется в живых.

— Черт побери! — в возбуждении вскричал Экстони с такой силой ударил по массивной деревянной столешнице, что стоявший перед ним массивный кубок подпрыгнул. Это послужило сигналом для служанки, которая неслышно появилась из-за колонны и наполнила его кубок элем.

Но Экстон в тот момент думал не о выпивке. Его одолевало навязчивое желание отомстить недругам. Изгнание де Валькура и увечье, нанесенное его сыну, не могли загасить огня, пламя которого вот уже восемнадцать лет полыхало 1 груди де ла Мансе и настоятельно требовало подпитки. Новому лорду нужен был враг, с которым можно было бы вступить в беспощадную схватку, а судьба на данном отрезке жизненного пути ему такового не предоставляла.

Как ни странно, женщины рода де Валькуров оказались куда более несговорчивыми, чем мужчины. К примеру, эти старая черная ворона — леди Хэрриет — в любой момент готова зарезать его во сне, если он, разумеется, даст ей такую возможность. Что же касается молодой дамы…

Молодая очень скоро сделается его женой. Он завтра же обвенчается с ней и поведет ее к брачному ложу.

Экстон заерзал в высоком кресле, усаживаясь поудобнее, Одна только мысль, что завтра он возляжет рядом с этой удивительной красавицей, заставляла его сердце колотиться с удвоенной силой. Кто знает, может быть, он обретет радости, которых не знал прежде? В зеленоватых глазах это» малютки он подметил нечто такое, что позволяло ему с уверенностью утверждать — темперамента и страсти у нее в достатке.

Что ж, он подчинит себе эту женщину и заставит ее жаться, подобно собаке, к его ногам. Очень может быть, что подобное занятие принесет его душе успокоение.

Так тому и быть — дочь де Валькура вознаградит его все лишения, которые он перенес в прошлом по милости отца, и вернет былую красу и великолепие Мейденстонскому замку.

— Мы можем его отравить. Для этого понадобится белладонна или горький паслен. Вместе с ним погибнут и его приспешники!

Леди Хэрриет мерила шагами покои, и ее окованная металлом палка колотила о каменные плиты пола в бешеном ритме.

— Нужно добавить отраву ему в эль, и тогда, прежде чем умереть, он вдоволь настрадается и намучается. Станет блевать на пол и гореть, будто в адском пламени, а потом рухнет на пол и забьется в судорогах.

Старуха продолжала развивать свои коварные замыслы перед лицом Линни и Беатрис, которые, обнявшись, внимали ей в полной тишине. Сестры расположились в алькове у окна, причем Линни продолжала оставаться в наряде своей сестры. У нее просто не оказалось времени, чтобы переодеться, а теперь было поздно — леди Хэрриет пребывала в такой ярости, что от нее в испуге шарахался даже сам сэр Эдгар.

— Хорошо еще, что Мейнард остался жив, — леди Хэрриет устремила взгляд на Линни, которую продолжала ошибочно принимать за Беатрис. — Это твоя заслуга. Ведь это ты перевязала ему раны и положила в лубок сломанную руку. Впрочем, ничего удивительного — ведь ты всегда была истинным благословением для нашей семьи.

Линни замерла, не зная, что сказать ей в ответ. Когда же пронизывающий взгляд старухи остановился с привычным неодобрением на Беатрис, Линни замерла и что было силы сжала ладонь сестры.

По счастью, ярость леди Хэрриет была в основном направлена на другой объект — Экстона де лаМансе — и на долю нелюбимой внучки мало что оставалось. Старуха еще раз взад-вперед прошлась по комнате, после чего впилась глазами в лицо своего сына Эдгара..

— А ты что молчишь? Или тебе нечего сказать? Понятия не имеешь, как нам избавиться от этой напасти в лице посланца презренного Генриха Нормандского?

— Что же, по-твоему, я должен сделать? — пробормотал сэр Эдгар, не проявляя при этом ни малейшего присутствия боевого духа. — Мейнард лежит чуть ли не при смерти. К тому же ты видела его правую руку — она страшно изуродована. Даже если Мейнард поправится, ему уже не быть тем грозным бойцом, которым мы когда-то гордились.

— Именно по этой причине я и предлагаю воспользоваться отравой. А что ты скажешь по этому поводу, Беатрис? Что, по-твоему, действенней — белладонна или горький паслен?

Беатрис, сидевшая рядом с Линии, вздрогнула, но Линни незаметно дернула ее за рукав, и та воздержалась от ответа. Вместо нее заговорила Линии:

— Горький паслен — яд надежный, но имеет характерный привкус, который трудно скрыть. А белладонны у нас сейчас нет.

— Вот ведь какая напасть! Тогда скажи, какой яд нам лучше использовать?

— А может, не следует торопиться? Пусть он женится на Беатрис — а там посмотрим, — высказал пожелание де Валь-кур.

— Женится на Беатрис?! Что ты такое несешь?! — вскинулась леди Хэрриет и перекрестилась. Можно было подумать, что перед ней не родной сын, а деревенский сумасшедший. Впрочем, на душевнобольную скорее походила она сама, леди Хэрриет. Ее глаза пылали, волосы длинными седыми прядями свисали вдоль щек, а свет факелов подчеркивал черными тенями морщины и глубокие впадины на ее худом лице.

Линии была настолько поглощена начавшейся склокой между отцом и бабкой, что на время забыла о сестре.

— Он хочет, чтобы мы поженились? — в изумлении воскликнула Беатрис, когда до нее дошел смысл сказанного отцом.

Леди Хэрриет наградила ее злобным взглядом. — При чем здесь ты, дурочка? Ведь Экстон женится не на тебе, а на Беатрис. С какой это, спрашивается, стати ему брать в жены тебя?

Леди Хэрриет замолчала, а у Липни екнуло сердце. Она поняла, что бабка каким-то неведомым образом заподозрила правду.

Когда леди Хэрриет направилась к ним, сопровождая каждый свой шаг металлическим клацаньем трости, сестры, сидевшие бок о бок, словно одеревенели. И та, что была одета просто, как служанка, и та, на которой красовался шитый золотом наряд. Между тем старуха остановилась перед ними и стала пристально всматриваться в их лица, переводя глаза с одной сестры на другую. Когда взгляд леди Хэр-риет остановился на лице Линни, та побледнела как смерть.

Ожидая, что сию минуту на нее посыпятся удары, она втянула голову в плечи и замерла. Уже одно то, что она надела на себя платье сестры и превратилась таким образом в Беатрис, было серьезным проступком. Попытка же обмануть домочадцев и убедить их в том, что она, отвергнутая богом и людьми Линни, и есть старшая дочь Эдгара де Валь-кура, превращала невинный обман чуть ли не в преступление.

Тем временем старая дама ухватила скрюченными пальцами девушку за подбородок и резким движением повернула ее лицо поближе к свету, чтобы утвердиться в возникшем у нее подозрении. В последней надежде Линни молящими глазами попыталась отыскать взгляд отца, но тот отвернулся, ясно давая понять, что происходящее ни капельки его не трогает. Дочери, в отличие от сыновей, всегда не больно-то его интересовали, а значит, не представляли для него особой ценности.

Десять лет назад он лишился старшего сына — своего тезки, а вскоре после этого — и горячо любимой жены. После их смерти он целиком посвятил себя Мейнарду. Эдгар никогда не любил Беатрис так, как ее любила леди Хэрриет, но и особого предубеждения против Линни у него тоже не было, хотя леди Хэрриет всячески настраивала его против нее. Теперь же, когда должна была совершиться величайшая драма в жизни его дочек, он демонстрировал истинное чувство, которое всегда к ним испытывал, а именно — полнейшее равнодушие.

— Ты кто?. — спросила тем временем леди Хэрриет, останавливая взгляд на настоящей Беатрис. — Судя по наряду, ты вроде бы Линни, но…

И снова в комнате установилось зловещее молчание. Сухими, словно птичьи лапы, но тем не менее все еще сильными пальцами леди Хэрриет вцепилась в подол платья Беатрис и потянула его вверх, обнажая ноги девушки. Испустив приглушенный вопль, она уставилась на Линни.

— Ты?! — возопила она и рывком вздернула надетое на ней шитое золотом платье Беатрис. Ухватив ногу внучки за лодыжку, она принялась поворачивать ее так и эдак, причиняя девушке боль. — Дьяволица! — вскричала леди Хэрриет при виде красной отметины на ноге Линии — единственного, что позволяло различать сестер. — Да как же ты осмелилась меня обмануть? Как решилась предстать перед нами в обличье Беатрис?

Она размахнулась, чтобы влепить Линни затрещину, но тут Беатрис вцепилась в запястье старухи и повисла на ее руке, словно фокстерьер.

— Она поступила так ради меня! Чтобы меня защитить! За что же ее наказывать?!

— Она не имела никакого права надувать нас всех. Я-то лучше знаю, в чем тут дело. Эта девица — настоящий мешок с враньем! Ну-ка отпусти мою руку, — закончила старуха, одарив любимую внучку недобрым взглядом, который обыкновенно предназначаются Линни.

— Ты несправедлива к ней, бабушка! — бесстрашно встала на защиту сестры обычно тихая Беатрис. — Зато ты готова ей все прощать!

Линии не имела представления, как ей быть. Беатрис частенько помогала ей и поддерживала ее, когда бабкин было рядом. Но открыто сопротивляться воле старухи Линии даже не подозревала о такой черте характера сестры И теперь не знала — радоваться ли ей этому открытию или волноваться за Беатрис.

— Она и тебя сумела растлить, — пробурчала леди Хэрриет. И снова повернулась лицом к сыну. — Ты слышал? Эта девка испортила нашу любимицу! А я ведь предупреждала^ что такое вероятно, глупый ты человек. Я говорила тебе, что настанет день и по вине этой дьяволицы падет все наше семейство.

— Никакого особого греха за ней нет, — миролюбиво произнес сэр Эдгар, который часто использовал этот тон в общении с матерью.

— Особого греха за ней нет? — злорадно переспросила бабка. — А как же Мейнард, твой сын? Надеешься, что после ее вмешательства он сможет выздороветь?

— Но ты же сама недавно сказала, что с врачеванием она справилась отлично, — вступила в разговор старших Беатрис. — Когда ты была уверена, что она — это я, ты говорила, что она прекрасно обработала раны Мейнарда.

Звонкая пощечина остановила словоизлияния Беатрис. В зловещей тишине, установившейся после этого в комнате, страстная речь Липни, которая неожиданно для всех обрела голос, прозвучала особенно явственно:

— Не смейте ее бить! Это была моя затея… А я… Я придумала все это только для того, чтобы оградить Беатрис, чтобы ей не пришлось видеть страшных ран Мейнарда и его страданий.

Леди Хэрриет резко повернулась в сторону говорившей. Казалось, она готова была отхлестать по щекам и непрошеную защитницу. Линии, однако, пятиться от бабки не стала и стояла на прежнем месте, сжав руки в кулаки.

— Да, это я лечила раны Мейнарда. Так поступил бы всякий, кому дан дар целительства, когда увидел бы, какие жестокие удары ему нанес де ла Маисе. Это я спасла брата, — добавила она с уверенностью, которой вовсе не чувствовала. — И вот еще что… Если вы в самом деле хотите уберечь Беатрис от негодяя, захватившего наш замок и земли… Что ж, я и тут смогу вам помочь.

Линии заколебалась. Уж не сошла ли она с ума, собираясь высказать столь невероятное предложение? И тут поняла: для того, чтобы защитить любимую сестру и заслужить благодарность от отца и бабки, а также от всех тех, кто продолжал считать себя сторонником де Валькуров, она, Линни, готова на все.

— Позвольте мне выйти замуж за де ла Мансе. Под видом Беатрис. Этот брак сделает притязания Экстона на замок Мейденстон менее весомыми…

— Нет, Линни, ни за что! — воскликнула Беатрис. Она схватила Линии за плечи и повернула ее лицом к себе. — Я не позволю тебе совершить подобную глупость. Не стоит приносить себя в жертву…

— Помолчи, — строго сказала леди Хэрриет и оттолкнула Беатрис от сестры. Холодно прищурив глаза, она вгляделась в нелюбимую внучку. — Ты готова выйти замуж за человека, который захватил наши владения. Почему? — Она, словно клешнями, впилась в подбородок Линии своими пальцами, похожими на когти хищной птицы, и стала сверлить взглядом ее лицо. ~~ Что и надеешься от этого выиграть?

Линии не находила слов. Ну как объяснить этой женщине, которой в каждом ее поступке чудился подвох, что о) желает только блага своей семье? — Я люблю свою сестру, — наконец сказала она. — Любишь Беатрис? — поморщившись, переспросит старуха. — А может, тебе больше хочется стать полновластной хозяйкой замка?

— Ничего подобного. Мною движет только любовь к Беатрис.

Леди Хэрриет скривила губы в недоверчивой ухмылку. Но тут подал голос сэр Эдгар.

— А ведь девочке пришла в голову отличная мысль, -сказал он.

Линии никак не рассчитывала на его поддержку, но была рада, что отец оказался на ее стороне.

— Будет во всех отношениях лучше, если она выйдет замуж за Экстона, — продолжал развивать свою мысль де Валькур. — А Беатрис мы подберем другого жениха — побогаче и познатнее.

Леди Хэрриет взглянула на сына, а потом перевела взгляд на Липни, которая вздрогнула от неожиданности, снова оказавшись под прицелом ее недобрых, проницательных глаз.

— Если она выйдет замуж за де ла Мансе и займет его время и мысли, пока Мейнард не выздоровеет… или не умрет… — старуха сделала вид, что не заметила протестующего жеста сына, и продолжала ровным голосом излага.свои мысли, — в нашем распоряжении будет несколько ме сяцев, чтобы подыскать достойного мужа для Беатрис — какого-нибудь могущественного сеньора, который сможет бросить вызов де ла Мансе и оспорить его права на замок Мейденстон. После женитьбы на Линни претензии Экстона потеряют былую силу.

Леди Хэрриет изобразила на губах улыбку, которая, однако, ничуть, не убедила Линии в справедливости бабкины рассуждений. А та, уверенная в своей правоте, утвердительно кивнула головой.

— Все именно так, как я говорю. Линии последняя из рода де Валькуров, и ее права на владение Мейденстоном более чем зыбки. Если де ла Мансе на ней женится, его претензии на наследство обретут точно такую же зыбкость, а это, в свою очередь, позволит нам со временем их оспорить. Кроме того, эта женитьба позволит нам выиграть драгоценное время и основательно укрепить свои позиции против Экстона. И еще одно, — добавила она, — если он женится на ней как на Беатрис, их брак не будет иметь под собой законной основы. Со временем мы сможем подать апелляцию и объявить брак недействительным.

Линии в испуге слушала рассуждения леди Хэрриет. Тот факт, что старуха с энтузиазмом ухватилась за ее предложение, в значительной степени ее отрезвил. Как это сказала леди Хэрриет? «Займет его мысли и время»? Тут девушка окончательно поняла, что означали лично для нее, Линии, эти слова бабки. От нее требовалось выйти замуж за человека, который едва не убил ее брата, и делить с ним брачное ложе. Она должна была стать женой врага ее рода, который явился сюда, чтобы изгнать из дома всех ее близких.

Осознав это, девушка затрепетала и покачнулась на ослабевших вдруг ногах. Если бы не рука Беатрис, на которую она оперлась, у нее подогнулись бы колени.

— Линни, ты не должна этого делать, — сказала Беатрис. — Я и прежде снимала пенки, а все щелчки получала ты. У тебя просто нет права брать на себя ответственность, которая лежит только на мне одной.

— Это почему же? — холодно справилась леди Хэрриет — Девица получила наконец возможность действительно помочь семье. И искупить тяготеющее над ней проклятие. Доказать, что она тоже одна из нас, — добавила старуха. Судя по всему, мысль об искуплении несуществующих грехов Линни прочно утвердилась в сознании старой дамы.

Беатрис снова было запротестовала, но Линни взглядом заставила ее замолчать. Признаться, ей уже расхотелось занимать место сестры, сама мысль об этом приводила ее в ужас. Но еще больший ужас ей внушала мысль о том, что любимой сестренке придется самой пройти через все это. Линни знала, что у нее достанет сил справиться с любыми трудностями, чего не скажешь о Беатрис. Кроме того, следовало принимать в расчет и рассуждения леди Хэррие^ Она, Линии, должна доказать, что судьба семьи ей далеко не безразлична. И не одной только леди Хэрриет, но и всем домочадцам.

— Бабушка права, — заявила Линни, обращаясь к Беатрис. — Хотя мною больше руководило чувство, нежели разум, теперь, когда мне все так хорошо объяснили, я окончательно убедилась, что действовать просто необходимо.

— Но ведь этот человек будет… — Беатрис осеклась, нс Линни поняла, что та хотела сказать. Девушка сжала зубы.

— Женщина должна делить ложе со своим мужем. Ради этого она призвана на этот свет. Те, что жили до меня, с этим справлялись, значит, справлюсь и я. — Но что будет… если у тебя появится ребенок от Экстона? — Есть множество способов избежать этого, — вмешалась леди Хэрриет. — К тому же что изменится, даже если у нее и родится ребенок? От него тоже можно избавиться, скажем… отослать куда-нибудь, — заявила она, равнодушно пожав плечами. — Впрочем, довольно споров. Надо действовать.

Даже не упомянув о том, что благодаря удачной затее Линни сэр Эдгар может снова завладеть Мейденстоном, леди Хэрриет принялась в деталях обдумывать их первые ша-ги. Прежде всего никто не должен знать о задуманном, за исключением, пожалуй. Иды и Нормы. Линни предстояло взять на себя роль Беатрис во всей, так сказать, полноте то время как самой Беатрис на время следовало исчезнуть, Ее должны были переодеть в служанку, спрятать под платком роскошные волосы и вымазать сажей лицо. С помощью отца Мартина надлежало девушку удалить из замка и переправить ее в аббатство Рамсей, что по дороге в Винчестер.

— Отец Мартин не поверит, что ты, бабушка, настолько озаботилась судьбой второй своей внучки, что собираешься укрыть ее от врагов, — заметила Линни. Ей было непривычно говорить о себе в третьем лице, но теперь она обязан была превратиться в Беатрис и держать себя соответственно — уверенно и спокойно, даже, пожалуй, высокомерно, хотя для нее, Линни, это представлялось почти невозможным.

Леди Хэрриет посмотрела на нее с неприязнью, от которой все еще не могла избавиться.

— Это не твоего ума дело. С отцом Мартином предоставь договариваться мне.

Линии ничего не оставалось, как согласиться. Готовясь к предстоящему противоборству с Экстоном де ла Мансе, она до мелочей продумала свое поведение. Прежде всего ей придется ходить за Мейнардом — в качестве любящей и любимой сестры. С Экстоном она встретится тоже как леди Беатрис и под этим именем пойдет с ним к аналою, а потом ляжет в супружескую постель.

От того, что ей предстояло обманывать старинного врага семьи, она испытывала даже некое удовлетворение, но при мысли о том, что необходимо было лечь с ним в постель, это ощущение мгновенно исчезало, а ладони увлажнялись от пота.

Как бы хорошо она ни играла роль Беатрис, в постель с Экстоном предстояло ложиться ей и никому другому.