...Охотница... (заключительная)

***

Я последний раз взглянула на безумно орущего Матвея и потеряла сознание.

***

Я с трудом разлепила глаза. Веки казались свинцовыми, ныла рука и левая нога. Светлые стены аккуратной больничной палаты смыкались где-то вверху надо мной. На столике и на полу стояло много живых цветов, и мне казалось, что само лето поселилось в этой комнате, чтобы охранять меня. Настойчивый луч солнца, искусно обогнув занавески, коснулся моего лица, я улыбнулась. Сквозь широкое окно я видела пушистые барашки белоснежных облаков на синем полотне неба. Они медленно плыли по небесному холсту, то рассыпаясь на мелкие витиеватые узоры, то растягиваясь на длинные размазанные полосы. Чёрные стволы деревьев прятались в густой листве, лишь кокетливо шевеля глянцевыми макушками. Мой взор больше не мог отыскать ни высоких горделивых пальм, ни робкой глади океана, ни мягких песков побережья. От этого было одновременно хорошо и страшно.

Я немножко приподнялась на локте и обвела взглядом комнату. В узком кресле возле моей кровати дремал Матвей. Он склонил голову набок и тихо дышал. Его опущенные длинные ресницы слегка трепетали, как будто от настойчивых прикосновений ветра. Но я догадалась, что ему мешал беспокойный сон. Правильные черты лица и лёгкая небритость придавали ему романтический растрёпанный вид. Возле глаз и на лбу виднелись отчётливые ссадины и несколько синяков. Я обеспокоенно напрягла зрение. Костяшки пальцев были сбиты и ещё не зажили.

Как будто почувствовав на себе мой взгляд, мужчина глубоко вздохнул и сонно приоткрыл глаза. Я встретила его умилительной улыбкой. Матвей встрепенулся, и через мгновение его лицо низко склонилось надо мной. Он осторожно, но с чувством поцеловал меня в приоткрытые губы и поправил подушку.

– Что произошло? – cлабо произнесла я.
– Тссс…всё хорошо, – прошептал Матвей.
– Симон, Александра? – я взволнованно сжала его тёплую ладонь.
– С ними всё в порядке, – заверил меня Золотов. Я с облегчением откинулась на подушку. – Меня ранили?
Он горько кивнул, и в его глазах колыхнулся злой огонёк.
– В руку и ногу, верно?
Мужчина вновь кивнул и задумчиво потёр висок, как будто отгоняя от себя какие-то назойливые тяжёлые мысли.
– Борис? – с испугом прошептала я.
Матвей отрицательно покачал головой и опустил глаза. Я замерла.
– Он погиб?
– Да, – тихо, но твёрдо произнёс Матвей и прямо посмотрел на меня. Я вздрогнула и сглотнула.
– Как это случилось? – я задрожала всем телом.

Мужчина опустил руки на мои плечи.
– Я не хочу, чтобы ты сейчас волновалась, Паула, – он коснулся губами моего лба и вдохнул запах волос.
–Но, – я всё никак не могла придти в себя, – я хочу знать, Матвей. Пожалуйста…
Золотов как-то странно посмотрел на меня, он выглядел подавленным и усталым.
– Паула, – Матвей вновь возразил мне, – ты пережила невероятное потрясение. Я не хочу возвращать тебя в эти ужасные события. Я переживаю за тебя…
Я немного смягчила напор, но не отступила.
– Любимый, – я нежно коснулась его щеки, – я благодарна тебе за это. Но…это будет мучить меня. Каждую минуту я буду думать о том, что на самом деле произошло. Чтобы окончательно успокоиться и восстановиться, я должна знать правду.
Матвей недоверчиво посмотрел на меня. Я видела, как он колеблется.
– Поверь мне…– я ещё сильнее сжала его руку и умоляюще заглянула в родные глаза.
– Ну…хорошо, – наконец громко выдохнул мужчина и приблизился вплотную ко мне.

Я слабо приподнялась, пытаясь устроиться поудобней. Нога заныла, отчего я бессильно и раздосадовано опустилась на подушку. Матвей лишь слегка улыбнулся и чмокнул меня в нос.
– Всё в порядке, не надо сердиться. Ты скоро полностью поправишься, вот увидишь. Не стоит напрягаться, лежи так, а я пододвинусь к тебе.
С этими словами мужчина встал с кресла и пересел на мою кровать. Он аккуратно пристроился на самом краешке, чтобы не стеснять меня. Поправив мои волосы таким образом, чтобы полностью видеть моё лицо, Матвей серьёзно заговорил. Я видела, как по его лица пробежала тень, и сердито сдвинулись брови. Он то и дело хмурился, дотрагиваясь до сбитых кулаков, но голос его даже не дрогнул.

– Паула, с какого момента я должен начать свой рассказ? – Золотов посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
– С того, который посчитаешь нужным, – тихо произнесла я.
Матвей кивнул.
– Хорошо… честно говоря, мы с Сашей удивились, когда ты позвонила. Для нас была полной неожиданностью встреча с Симоном. Ты, Паула, оказалась умнее нас всех, по-видимому. Объединение наших компаний позволило нам с Ломбарди хоть как-то продержаться на плаву.
– Это не могло не приходить вам в голову, – слабо запротестовала я.
– Да, признаться, такая мысль проскальзывала. Но мы быстро отметали её, зная непреклонность Симона и учитывая наши испортившиеся отношения.
– Мне стоило огромных усилий уговорить его, ты даже не представляешь, – я сокрушённо вздохнула.
– Вот видишь, – Матвей посмотрел мне в глаза. – Да, и потом, именно ты достала тот порошок и попросила Анжея о помощи.

Тихий вздох очередной раз вырвался из моей груди. Я перевела взгляд на невысокую тумбочку, на которой лежал крупный медальон, доставшийся мне по наследству от мамы. Я носила его всегда и снимала только в редких случаях. Это была овальная, богато украшенная коробочка с портретом моих родителей. Именно в неё Анжей и поместил крохотный микрофон. Таким образом, велась запись всех наших разговоров с Борисом.

– Хм… а как вы узнали о моём местонахождении? – задумливо протянула я.
– Это было несложно исходя из ваших разговоров. К тому же, я попросил Надаля установить датчик перемещения, чтобы мы всегда могли знать твои точные координаты.
Я удивлённо посмотрела на Матвея.
– Датчик перемещения? Почему же ты не сказал мне об этом, я так истерзалась вся на том острове, ты не представляешь, как мне было!
– Тихо, тихо, – мужчина, заметив сквозившую в голосе обиду, прильнул губами к моей руке, – я знаю, родная. Но помнишь, как ты протестовала против всякой слежки? Ты боялась, чтобы мы не испортили всё. Паула, ты ведь так хотела, чтобы всё получилось.
Я поджала губы. Он не переставал смотреть на меня своими тёмными, полными нежности, глазами.
– Ты прав, – наконец проговорила я. – Я и вправду, боялась спугнуть его, боялась, что вы из-за страха, что что-то случится со мной, сделаете всё не так…
– Да, я понимаю тебя. Именно поэтому и утаил это тогда. Паула, ты думаешь, мы не извелись, пока ты находилась рядом с Орловым и этим чёртовым Майком, – Золотов скрипнул зубами. – А когда Борис откровенно начал приставать к тебе, когда он слетел с катушек, я не мог больше ждать. Когда я услышал его признание в смерти Киры, я просто…

У Матвея перехватило дыхание. Он резко замолчал, тяжело дыша.

– … мы всегда были рядом, Паула. Именно поэтому так быстро и появились.
Между нами повисла длинная пауза.
– …мы окружили дом, – через некоторое время продолжил мужчина, – и…
– Но у Бориса была охрана! – воскликнула я, прерывая Золотова.
– Да это так. Но на острове постоянно находилось около шести человек, остальные же жили на одном из соседних островов. На том, куда вы приземлились, помнишь?
Я кивнула.
– И что, получается, вы убили, этих 6 человек?
Матвей собрался с мыслями.
– Многие из охраны Бориса всегда были нашими ребятами, остальных же пришлось…обезвредить.
– Обезвредить, – обозлено хмыкнула я, – теперь это так называется!
– Паула, – Золотов взял меня за подбородок и внимательно посмотрел в глаза, – я сказал обезвредить, а не убить. Не сомневайся во мне.
Я отвела глаза, не в силах выдержать его твёрдый взгляд.
– Хочу, чтоб ты знала, – мужчина смягчил тон, – под угрозой была твоя жизнь. А когда под угрозой жизнь близких людей, я готов защищать её любой ценой, до последнего. Когда ты обороняешь свою семью или любимую, то не задумываешься, что убийство – это грех.
– Не говори так, – я мотнула головой.
– Как? Паула, я не оправдываю убийство. Я говорю о нём, как о крайней мере обороны. Понимаешь, о-бо-ро-ны.
– Я понимаю, но…
– Забудем об этом, – Матвей сжал мою ладонь. – Мне продолжать свой рассказ?
– Конечно, – я слабо повела плечом.
– Как я уже сказал, мы окружили дом, и всё было под контролем. Ребята передали, что обезвредили Майка, но, видимо, ошиблись. Ещё и этот неожиданный поворот событий. Зачем ты подошла к Борису, не понимаю?!
– Это было моей ошибкой… но, Матвей, что за цирк устроила Александра. Ты знал об этом?!
– Да, она долго втиралась к нему в доверие, и я всегда знал об этом. Но Борис никогда не доверял ей полностью, никогда не посвящал её в свои планы. После смерти Риты, Саша пришла ко мне и заявила, что именно Орлов виноват во всех наших бедах. Она всегда была уверена в этом.
– Именно поэтому она и бросила Симу?
– Да. Она не хотела подвергать своего любимого человека опасности. К тому же, чтобы завоевать хоть крупицу доверия Бориса, нужно было убедить его, что они одной породы.
– И вы с Александрой никогда не…

Матвей слабо улыбнулся.

– Никогда. Саша прекрасный друг, но не более того. На людях нам всегда приходилось разыгрывать влюблённую парочку. Мы целовались и обнимались, но для нас это ничего не значило. Саша всегда любила Симона и тяжело переживала их разрыв. Видела бы ты, как она рыдает по ночам. Если у меня и у Симона были женщины чисто для удовлетворения своих физических потребностей, то у Саши за эти годы не было никого. Она предана своей любви без остатка.

Я помассировала виски. Теперь всё потихонечку становилось на свои места. Около десяти минут я прокручивала в голове услышанное, а затем попросила Золотова продолжать.
– Потом прибыл Майк с подмогой, они устроили перестрелку, тебя ранили…
– А дальше? Что же было дальше?! – я нетерпеливо подалась вперёд.
–…дальше… а дальше остались только Орлов вдвоём с Майком. Многие сдались, некоторые были убиты. Мы очень порадовали репортёров, – Матвей покачал головой.
– Как погиб Борис, его тоже застрелили?
– Нет. Они с Майком почти скрылись на моторном катере, но потом не справились с управлением и врезались в прибережные скалы. От него почти ничего не осталось, Паула. По найденным остаткам провели экспертизу – это Борис.

Я закрыла лицо руками, ощутив резкий толчок где-то в области груди. Сердце глухо стукнуло, уши заложило, видимо давление, я вся побледнела.
– С тобой всё в порядке? Позвать врача? – Матвей придерживал меня и испуганным взглядом изучал лицо. – Вот вода, выпей.
– Не надо врача, я в полном порядке, – слабо прошептала я, принимая из мужских рук стакан с водой.
– Прости. Я не должен был так волновать тебя, – мужчина стиснул зубы, отчего его скулы резко выделились на лице.
– Всё хорошо, – я пыталась справиться с волнением.
Матвей покачал головой и лишь сильнее натянул на меня лёгкое одеяло.
– Если ты хочешь побыть наедине с собой, я, конечно же…
– Что ты такое говоришь, – я ослабевшей рукой притянула к себе мужчину. Он послушно наклонился, аккуратно прижимаясь ко мне. – Сейчас я хочу быть только с тобой.
Матвей с благодарностью посмотрел на меня и тёплыми пальцами вытер слезу, которая предательски скатывалась по моей щеке. Он гладил меня по голове как ребёнка и шептал успокаивающие слова. Именно в этот день мы стали с ним невероятно близки. Духовно.



Мой любимый мужчина оказался прав, я быстро поправилась и уже через месяц даже и не вспоминала о ранениях. Несколько раз у меня открывалось кровотечение, но врачи быстро справились и с этой проблемой. Здоровый и сильный от природы организм быстро справился с потрясением, но я так и не пришла в себя после случившегося. Смерть Бориса очень сильно повлияла на меня, и я даже не могла представить, как буду мучиться из-за этого. С того момента в больнице, когда Матвей рассказал мне всё, я не находила себе места. Буквально, через несколько дней после нашего разговора, ко мне в палату постучался вежливый господин лет 50 на вид. На нём был одет дорогой костюм, а в руках он держал коричневый дипломат. У мужчины были добрые глаза и строгие черты лица, а ещё от него почему-то пахло лекарствами. Джим Бредли, как он представился, оказался личным юристом Бориса. Он тепло отзывался об Орлове, и было очевидно, что Джим всегда был привязан к Борису. Он передал мне узкий белоснежный конверт и, как мне показалось, с особым сожалением посмотрел на меня. Это оказалось письмо от Бориса, его последнее обращение ко мне.



***

Я тяжело вздохнула и опустилась на покосившуюся скамейку в парке, сильнее запахивая пальто. В России вовсю господствовала осень. Грустные хороводы сорвавшихся листьев провожали разноцветными танцами спешащих домой прохожих. Небо хмурилось и сердилось, окрашивая горизонт тёмными красками. Где-то вверху гремело, над городом собиралась гроза. Воздух был пропитан пылью и приближавшимся дождём. Я с наслаждением вдохнула, втягивая в себя этот осенний микс запахов. Где-то глубоко в душе калачиком свернулась грусть. Я подняла глаза, разглядывая зашторенное угрюмыми тучами небо. На мои губы упала прохладная капля, затем ещё одна на щёку. Я попыталась улыбнуться, ничего не получилось, кроме кривой, горькой усмешки. Что ж, бывает. В мою задумчивость ворвался дождь, который грозился обернуться ливнем. Я спокойно взяла зонт занудной расцветки, который до этого мирно лежал подле меня, и распахнула его. Плотные капли забарабанили по огромному куполу из эпонжа. Я тихо сидела в своём маленьком укрытии, наблюдая за сходившей с ума погодой. Вокруг не было ни души. Я была одна в этом маленьком красивом парке, который располагался в часе ходьбы от кладбища на краю города. Такова была воля Бориса. Он хотел, чтобы его похоронили в России на самом обычном кладбище. В голове всплыл отрывок из его завещания.

«Хочу, чтобы меня похоронили в том городе, где я встретил свою первую и единственную любовь всей моей жизни – Полину Фреиденфельдс.»

Я вздрогнула, закрывая глаза. Моё воображение нарисовало образ Бориса. Вот он сидит на пляже и всматривается в океан, вот он, ещё молодой парень, улыбается во сне и притягивает меня к себе, а вот разочарованно и с упрёком буравит меня своим пробирающим до костей взглядом. Я приложила руку к тому месту, где беспокойно билось моё сердце. Именно там, в нагрудном кармане, хранилось его измятое зачитанное до дыр письмо. Сейчас мне даже не требовалось доставать его. Я знала на память каждую строчку, написанную знакомым до боли почерком.


« Привет, любимая.

Странно так, ведь я никогда не писал тебе писем. Да и вообще… Я всегда считал это не мужским занятием, а уделом глупых слезливых и старомодных барышень. Но времена меняются, меняются и убеждения, верно?
Мне так много хочется сказать тебе, но я в растерянности, не знаю с чего начать, как это сделать. Я исписал уже бесчисленное количество листов, и все они сейчас валяются скомканные на полу. Потому что всё мне кажется не так, всё написано слишком пресно и неестественно, не так, как хотелось бы. А, может быть, я просто волнуюсь?

Полина, родная моя, я всегда любил только тебя. Знаю, ты не веришь мне, но это правда. Это моя правда, правда моей жизни. Эта любовь, как проклятье, навсегда овладела мной, и я уже никогда не смогу оторваться от тебя. Ты мой воздух, моё небо, мои крылья. Ты всегда дарила мне мечты, оставаясь при этом самой главной и желанной из них. Ты моё вожделение, моя драгоценная женщина, и только по тебе я по-настоящему схожу с ума.

Эта нездоровая любовь, этот фанатизм толкал меня на саме безумные и жуткие поступки, и иногда, веришь, я не узнаю себя в зеркале. Я давно перестал видеть там человека. Но каждый раз я убеждаю себя, что всё это ради нас. Я никогда не думал, что способен на такое чувство. Я расчётлив, жесток и циничен. И только ты, Полина, можешь изменить меня, ради тебя я готов быть кем угодно, каким угодно. Порою я ненавижу тебя за это. Но потом всегда каюсь.

Это письмо моё откровение тебе. Не знаю, решусь ли я когда-либо рассказать тебе всё, глядя в твои глаза. Клянусь, не знаю. Но если ты попросишь меня об этом, я даже не буду сомневаться. Я расскажу тебе, и будь что будет.

Ты упрекаешь меня в том, что я хотел красивой жизни. Да это так, но я хотел её для нас. Я хотел, чтобы ты обладала всем самым лучшим. Ради тебя я был готов на всё, и до сегодняшнего дня ничего не изменилось. Да и не поменяется никогда. И пускай это прозвучит банально, но если бы только это было в моих силах, я бы бросил все сокровища мира к твоим ногам.

Именно поэтому я так поступил с тобой. Ты думаешь, я предал тебя. Что ж, знай – моё сердце было верно тебе все эти годы. Никогда я не хотел причинять тебе боль, но так получалось. Я женился. Не затем, чтобы насытить свой эгоизм, нет. Я продумал всё с самого начала. Я никогда не упускал тебя из виду и знал о твоей жизни всё. Мне были известны имена всех твоих любовников, я знал всё о их семьях, родных и близких, я досконально изучал их слабые места. Не думай, что только Симон оберегал тебя, когда ты, движимая ненавистью к мужчинам, уничтожала их. Не только Ломбарди сдерживал этих голодних псов, чтобы они не изодрали тебя в клочья. Верь мне. Я знал в каких ресторанах ты заказываешь любимые блюда, в каких магазинах покупаешь дорогие вещи, где отдыхаешь, и что тебе подарили на дни рождения. Мне это стоило невероятных усилий. Мне было мучительно видеть, как ты страдаешь, но я терпеливо ждал.

Вся эта афёра была придумана мною давно. И я сейчас молюсь, чтобы всё получилось. Ты наверное улыбаешься. Да, молюсь, представляешь. Я даже это научился делать. Мне самому смешно…смешно и тошно.

Бог мне свидетель…или дьявол… я уже не знаю, но много раз я пытался плюнуть на этот мрачный план и вдоволь наслаждаться жизнью. Я пытался перебить твой запах, который преследовал меня в снах, страстью других женщин. Я пытался забыться плотскими утехами и оргиями, пытался влюбиться, наконец. Нот ты… ты, как мой самый тяжкий грех, повсюду молчаливо преследовала меня. Твой образ чудился мне в каждой роковой женщие. Ах, к чёрту, я не смогу всё это описать тебе, Полина.

Скажу лишь, что я хотел отобрать чужое состояние и вернуться к тебе победителем. Осыпать тебя любовью, золотом, деньгами, страстями, да чем угодно. Я бы на коленях молил у тебя прощения. И я знаю, ты бы простила меня. Потому что ты не умеешь по-другому. Потому что по-другому не выжил бы я. Я утешаю себя этой мыслью. Мыслью, что хоть какие-то чувства по отношению ко мне теплятся в твоей растерзанной душе. Я свято верю в нас, в то, что всё ещё возможно. Но я никому тебя не отдам.

А потом, Полина, ты прилетела в Лондон. Признаюсь, это оказалось полной неожиданостью для меня. Я не был готов к такому удару и я не знал, как реагировать. Я защищался от тебя оскорблениеями и унижениями, злостью, грубостью, потому что мне было больно. Больно от одного твоего присутстсвия рядом. Я хотел, чтобы ты исчезла и не мешала мне воплотить все мои замыслы. Ты поломала все мои планы, которые были созданы для тебя же. Я не мог спокойно спать, есть, думать, обманывать. Всё оказалось под угрозой срыва. Но я не мог оторваться от тебя. Ещё и этот Золотов. Я возненавидел его лишь за одно прикосновение к тебе. Представь, что я испытываю к нему, зная, что он обладал тобой , моей женщиной. Это невыносимо.

А ещё, родная… рука дрожит, когда хочу написать эту жуткую вещь…я – убийца. Мне трудно писать, и я не представляю, как смогу это выговорить, пригвоздёныый к месту, раскрасневшийся как школьник, под твоим осуждающим виглядом. Но мне нужно быть смелым, я должен быть откровенен, я обязан быть таковым. Я не буду писать об этом, не хочу омрачать своё прощание.

Прощание? Наверное, ты удивишься, да. Но это именно прощание. Ведь, письмо попадёт тебе в руки только в том случае, если я умру. Моя афёра становится небезопасной, и я должен быть уверен, что ты узнаешь правду. Если же я не погибну, то мы обязательно когда-нибудь поговорим об этом. Наверное.

Всё, что я имею принадлежит тебе, всегда принадлежало. Поэтому только тебе я завещаю наш остров и всю мою недвижимость. Не отказывайся, пожалуйста, от того, что я создавал годами. Хочу сказать, что я не трону денег Эшли. Несмотря ни на что, она необыкновенная женщина. Тебе обязательно надо познакомиться с ней. Знаешь, наверное, в другой жизни я бы смог в неё влюбиться, в её доброту и смирение. Я мог бы отобрать и её состояние, не обращая никого внимания на завещание старого Робертсона, но не могу. Не могу и не хочу, наверное, иногда мне становится знакомым, нет, я бы даже сказал родным, чувство вины. Тебе, Полина, я завещаю 50% акций главной компании Симона Ломбарди, которые купили, естественно, по моей просьбе. Тебе я отдаю обанкротившиеся и ослабевшие компании Золотова, которые скупил втайне от Матвея. Только тебе решать, как всем этим распоряжаться.

Ну, наверное, пора прощаться, родная. Если всё получится, я ещё проведу самые счастливые мгновения моей никчёмной жизни рядом с тобой, а если нет…
Не держи на меня ни зла, ни обиды, я никогда не хотел сделать тебя несчастной. А ещё, я часто вспоминаю, какие бы у нас уже могли быть красивые дети. Красивые, потому что обязательно были бы похожи на тебя. Прости меня за ту ошибку…

Это самое длинное письмо в моей жизни…

Полина, ты перевернула мою жизнь, вывернула мою душу наизнанку и абсолютно изменила меня. Несмотря ни на что, я ни о чём не жалею.

Всегда твой,

Борис.»


Я резко выдохнула, перестав шевелить губами. Мне было невыносимо больно, во всём я винила только себя. Казалось, что все эти события произошли только по моей вине. Как будто я была крошечным пусковым механизмом всей этой жуткой никого не щадящей машины событий.

Гроза не утихала. Погода, как и я, не хотела смириться. Ветер бесцеремонно врывался под подолы пальто, и мне от этого становилось зябко, трепал волосы, и всё кружил и кружил осенние листья.

Я сняла длинные перчатки и из тёмной лаковой сумочки вытащила телефон. Лёгкое прикосновение пальцем, несколько длинных гудков, и я услышала знакомый мужской голос.
– Алло, Матвей…
– Господи, Паула, – голос слегка дрогнул, – ты не отвечаешь на мои звонки! Я с самого утра звоню тебе!
– Я…я не слышала, прости…
– Когда ты вернёшься в Лондон?! Ты уже две недели пропадаешь в России…
– Скоро, совсем скоро обещаю. Мне просто нужно было время.
– …
– Как дела с бизнесом?
Тяжелый вздох.
– Всё не так уж радужно. Ты вернула мне мою собственность, но имидж здорово испорчен. Ты же знаешь, всё могло быть иначе, если бы Mr. Донован не расторг нашу сделку…
– Он твой самый крупный клиент.
– Был. Если бы всё получилось, все увидели бы, что со мной можно иметь дело, а так… Все ориентируются на этого человека, считая, что у него удивительный нюх на выгодные сделки.
– Но ведь ваша сделка действительно была выгодна обоим.
– Да. Особенно мне. Донован был моим спасением, я пошел на огромные уступки ему, но, видимо, он не хочет бросать хоть малейшую тень на свою империю. Ну да ладно, Паула, не хочу жаловаться, я обязательно что-нибудь придумаю.

Я молчала, омрачённая грузом мыслей. Матвей только делал вид, что всё поправимо. Но я знала, что он находится в безвыходном положении.
– Радует одно, – по-видимому, Золотов хотел отвлечь меня.
– Что же? – задумчиво произнесла я.
– У Симона быстро идут вгору дела.
– Я знаю, – впервые за две недели моих губ коснулась тёплая улыбка, – после того, как я вернула Симе законную долю его компании, совет директоров уже не может вести хитрую игру. Он справится с ними, я уверена.
– Да, ты права, сейчас там летят головы.
В динамике послышался лёгкий писк.
– Родной, прости, но у меня Александра на линии. Созвонимся позже?
– Конечно, только не пропадай больше, я волнуюсь.
– Обещаю.
– Я люблю тебя.
– Люблю тебя.


– Ну слава Богу, у тебя было занято. Неужели ты решила ответить Матвею? – услышала я такой милый моему слуху насмешливый тон брюнетки.
После случившегося мы по-настоящему сблизились с Александрой. Она часто приходила ко мне в больницу, и мы часами разговаривали обо всём. Я открыла в этой хрупкой стойкой девушке целый неизведанный мир эмоций и человечности, удивительного самопожертвования и милосердия. Она оказалась прекрасным человеком, хотя жизнь и научила её обороняться, используя колючие слова и холодный расчёт.
– Это я позвонила ему, Саша.
– Это хорошо, – её голос смягчился и потеплел, – он извёлся весь, испереживался. Не надо так поступать с ним, Матвей этого не заслуживает.
– Я знаю, знаю. Просто столько всего случилось, мне очень тяжело. Мне как будто совестно за то, что я счастлива, а Борис погиб.
– Не надо…Я ненавидела Орлова, но он очень тебя любил, это я тебе безо всякого письма скажу. Паула, больше всего на свете любящие люди хотят, чтобы мы были счастливы. И Борис этого хотел для тебя.
– Наверное ты права…
– Я точно права. Как бы нам не было плохо, но жизнь продолжается. Тебе ещё долго будет больно, поверь, но это не значит, что твоё сердце перестало биться. Вокруг тебя люди, которые любят, переживают, заботятся о тебе. Мы рядом с тобой, никуда не нужно сбегать. Возле тебя мужчина, который готов ради тебя на всё, ты его любишь, этого нельзя стыдиться. Это нужно принимать, пока есть возможность. Ведь, жизнь такая штука… ты никогда не знаешь с заката или рассвета наступит следующее завтра…
– Это мудрые слова, Саша.
– Да, так что, подруга, не раскисай. Такая ты мне меньше всего нравишься, где твой запал, жажда жизни. Возвращайся, мы тебя ждём. Да и вообще, к чему я тебя упрашиваю, ты и так приедешь послезавтра.
Я изумилась.
– Почему ты так уверена?
– Ты что забыла? Ты же сама просила устроить встречу с Донованом! Мне это стоило невероятных усилий!
– Саша! – я подскочила на месте. – Даже не знаю, как благодарить тебя!
– Просто возвращайся. Не знаю, что ты собралась ему говорить, понятия не имею, что ты будешь делать, но ты просто обязана спасти Матвея, слышишь!
– Да! Я сделаю для этого всё возможное!

***


Я сидела в огромной гостиной у камина и неторопливо наслаждалась полуденным чаем. Лондон ещё до сих пор сохранил эту двухвековую традицию. На стёклах замерли капли воды, через широкие окна в дом заглядывали мокрые ветки. Мне было тепло и уютно, умиротворённая улыбка играла на губах. Теперь я была занятой женщиной, под стать своему мужу, настоящей бизнес-леди.

Матвей Золотов сделал мне предложение, как только я вернулась в Лондон. В тот день он заставил меня съесть целых 7 штук моих любимых имбирных кексов только потому, что забыл, в каком именно из них было спрятано предназначенное мне кольцо. Было смешно и оригинально. Конечно же, я согласилась, и теперь у меня другая фамилия. А ещё с тех самых пор имбирный кекс – символ нашей семьи.

Полгода назад я встретилась с Mr. Донованом, теперь он наш неизменный и самый преданный клиент. Матвей до сих пор в восторге и никак не может понять, как мне это удалось. Но я ведь женщина, поэтому предпочитаю не раскрывать всех своих секретов.

Я познакомилась с Эшли. Борис оказался прав – она необыкновенная женщина, а ещё у неё действительно большие печальные глаза. Сейчас она с Анжеем в одной из израильских клиник, ей готовятся сделать операцию. Возможно, она будет ходить. Мы все горячо надеемся на это и через несколько дней вместе с Симой и Сашей вылетаем поддержать их.

Симон некоторое время обижался на Александру, но потом понял, что ведёт себя, как настоящий глупец. Сейчас они вместе. В следующем месяце у них свадьба, это будет грандиозное событие, и уже весь мир говорит об этом. Я их очень люблю. Они – моя поддержка, опора и семья. Я действительно не представляю своей жизни без этих людей.

Я расправила плечи и, расстегнув пиджак, вдохнула полной грудью. Тёплые руки легли мне на плечи. Я встрепенулась. Жаркое дыхание обожгло шею, нетерпеливые пальцы скользнули под кофточку, мужчина прижал горячие губы к моему виску.
– Ты опять задумалась… – сбивчивое.
Моё дыхание заметно участилось.
– С чего ты взял?
– Ты долго смотрела в окно и нервно теребила прядь волос, – он запустил свою руку в мои волосы, которые теперь касались поясницы. По телу пробежали тысячи мурашек.
– Иногда…я просто не могу поверить в своё счастье…
Матвей заглянул мне в глаза.
– Паула, – прошептал он, – из-за любви всегда происходят войны, давай же, родная, наслаждаться победой…

– Да, любимый…

Моё сердце затрепетало, а слова растворились под натиском его нежных, но требовательных губ...




...Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!(Валерий Брюсов)