Эту истерику, я посвящаю тебе, любимый...new*

Каждая проходящая минута-это еще один шанс все изменить.(с)

Еле уловимый свет, исходящий от лампочки с потолка, который вот-вот обещает рассыпаться на мелкие кусочки, касается холодного пола. Побелка сыпется, углы поедаются изголодавшейся плесенью, черные подтеки меж плиток на стенах и множество коричневых тараканов, гуляющих по поверхности. Кран сочится грязной буроватой водой, раковина в изогнутых трещинах, а ванна наполнена ярко-бордовой жидкостью.
Пахнет сыростью, грязью и трухлявостью. Лампочка все шутит, то ярче горит, то затихает. Дверь со скрипом открывается, резко слетает с крепления и с шумом падает на пол. Умеренных тонов коридорная дорожка ведет как по лабиринту, направо спальня, налево гостиная, впереди кухня, а рядом входная дверь, которая раскрыта нараспашку.
В квартире сквозняк, иногда залетают осенние листья, и тут же улетают обратно.

Поворот налево.

Маленький черный журнальный столик перевернут, разбита ваза и рассыпаны розы, которые давно увяли и если возьмешь их в руки, они в туже секунду превратятся в пыль. Окно выбито, а разорванный тюль танцует с ветром танго, на тумбочке пыльный патефон до сих пор вяло крутит пластинку, она уже шипит и трещит, но играет, чтоб нарушать тягучую мертвую тишину.
Голубь, запутавшийся в тюле, клювом раздирает трухлявую ткань и врывается с возмущением в комнату, касается плеча и летит к спальне, иногда оборачиваясь и зовя за собой.

Аккуратными шагами, чтоб ничего не задеть, почти не дыша.

Идеальная спальня, красивая двуспальная кровать, с черно-белыми шелками, огромными красными с черным бантиком подушками. Старинное зеркало в деревянной раме, еще хранящее тепло и нежность любящих тел. Темные гардины, плотно закрывающие окно и не пропускающие не единого луча в эту обитель любви и страсти. Трюмо со шкатулками, красивой расческой, изящными флаконами духов, кисточками для пудры, и небрежно лежащие маленькие часики, с остановившимися стрелками - 3.14. Мягкая шкура дикого зверя уютно устроилась рядом с кроватью, единственное пятно от красного вина, портит картину идеальности.
Голубь присел на трюмо и заглянул в зеркало. Отражения нет.

Грязные отпечатки сапог напомнили о еще одном месте. Кухня.

Заляпанная плита, немытые сковороды, гора посуды в раковине, мухи, тараканы, плавающие в воде. На столе пятна от кофе и маленькая полупустая стопка. В вазе увядшая сирень. Включенный в розетку телевизор, вещающий скачущие серые точечки на черном фоне.
А еще холодно, зябко и сдавливает виски, пахнет нафталином и любые звуки, неприятно отзываются покалыванием в солнечном сплетении и учащенным сердцебиением.

Обернись!!!! Сзади кто-то есть!!!!
Никого. Пусто. Пустота.

Веет холодом, проходит сквозь и заставляет задыхаться, съеживаться и сжимать зубы до скрежета, чтоб не кричать.

Бег, одышка, трясущиеся пальцы и голубь, недавно смотревший в зеркало, лежит перед ним, откинув лапки вверх и закрыв глазки. Навсегда.

За окном бьет по крышам ливень, но звуки сродни молотку по вискам. Небо черное, угрожающее и разрывающееся громом.

Трещат лампочки, вот-вот они опять пошутят, полностью угаснув. Патефон сильнее крутит пластинку, издавая душераздирающий писк, вперемешку со скрежетом стальных ногтей по школьной доске.

Что-то капает, а потом льется.
Щелчок. И темно.

На ощупь, в незнакомой квартире, на еле уловимый свет в ванной комнате. И крик, тихий, почти немой, лишь открытый рот. Хочется, но нет сил.

Она лежит в наполненной собственной кровью ванне, полностью белесая, с белыми глазными яблоками, смотрящими в сторону дверного проема. Раскинутые руки в сторону, синие, а губы искривляются в улыбке и из рта выползают тараканы. Вода красным водопадом стекает на пол и разливается дальше по коридору, заливая все комнаты.

Хлюпанье, красные глаза от напряжения. Разряд молнии оживляет небо, а в свете виднеется силуэт, сидящий за кухонным столом

С закрытыми глазами, с мольбой на устах, по узкому коридору.
Опять свет. Темно. Свет. Темно.

Мужчина держит в правой руке бутылку водки, глаза выколоты, вздох, его голова откидывается и он смеется, а на разрезанной шее висит его военный номерок.

Обернись!!!! Сзади кто-то есть!

Глаза в глаза, белые зрачки, с ненавистью смотрящие куда-то сквозь, синеватая кожа и невероятная тишина. Дождь не колотит по подоконнику, граммофон молчит, мороз по коже, а вода все выше подымается и совсем скоро не будет воздуха, легкие наполнятся до отказа и сердце перестанет стучать.

А они целуются, так противно, но так чертовски мило, кожа отваливается кусками, личинки выедают глаза, из ушей течет кровь, а они целуются. Их языки сплетаются воедино, они прикусывают губы друг друга и улыбаются.
Они невыносимо ужасны, но счастливы, даже в смерти.

Вдох, и нет выдоха. Кардиограф показывает прямую линию и неприятно пищит.

В мозгу что-то сверлит, ты разбиваешь лед над собой и выныриваешь из оков ледяной воды, задыхаешься и чувствуешь, что сзади кто-то есть, кто-то тебя тянет по льду и затаскивает в лодку.

Обнимает, крепко, целует в висок и что-то шепчет, а на груди номерок 314.