Возвращение Ангела (глава 11)

Глава 11

Зареветь, убежать
Или дверь на замок
И молчать, и лежать
Изучать потолок
И мечтать не как все
Целовать небеса
Потолок, карусель
Полчаса, полчаса



Сентябрь 2004 года
г. Одесса, журнал «ХХХ»

Наверное, так бывает только в сказках… В сказках о принцессах, которых из кривых и грязных лап чудовища вырывает прекрасный принц…
Назвать его принцем было тяжело. Как, впрочем, и меня – назвать принцессой.
И всё-таки, это был он, какова бы ни была странность произошедшего…

Кто бы мог подумать, что наша встреча с Игорем будет такой… И как он вообще здесь оказался? В принципе, Мария Сергеевна говорила о том, что приглашала его на свой День рождения, но я была на сто процентов уверена в том, что он не появится здесь, ограничившись, в лучшем случае, поздравительной открыточкой. В худшем - начисто забыв о приглашении...
Как же, понимаем - дела у него... Большая политика... Неожиданно для всех сняв сою кандидатуру с выборов на должность главы ХХХ района он, по слухам, ввязался в предвыборную гонку за кресло губернатора ХХХ области...
И всё-таки, для чего-то оставил он эту свою политику и приехал в Одессу...

Опустившись передо мной на одно колено, Игорь несколько раз тряхнул меня за плечи. Я лишь заморгала глазами наподобие камбалы и даже закусила губу, чтобы не упасть в обморок. Голова отчаянно кружилась не то от пережитого «приключения», не то от его близкого присутствия…
Мне было страшно как никогда до сих пор… Страшнее даже, чем несколько минут назад, когда была в двух шагах от настоящей опасности... Опасности, которая миновала благодаря человеку, с тревогой глядевшему сейчас мне в глаза.
Разве в реальной жизни так бывает?
Дрожащей рукой я зачем-то провела по борту его пиджака, словно пытаясь удостовериться в том, что это - действительно он, а не сантехник дядя Вася или вахтёр Юлий Борисович. Не фантазия, не плод моего воображение, не видение, родившееся в воспалённом мозгу. Он...
Губы непроизвольно раздвинулись в счастливой улыбке... Вопреки логике, откуда-то из глубины моего сознания упорно поднималось что-то светлое, радостное и совсем-совсем неуместное…
- Похоже, что нет, - Игорь сам ответил на свой вопрос.

Лучше бы он молчал. Напряжение, сковывающее меня, как-то разом отступило. Я всхлипнула и почувствовала, как слёзы градом покатились по моим щекам. Прикрыв их ладонями, я упорно старалась саму себя убедить в том, что он не видит, как я плачу…
Да что же со мной такое? Несколько секунд назад улыбалась, а сейчас реву как рёва-корова...
Я всё ещё задыхалась от пережитого. И даже сознание того, что опасность миновала, не могло рассеять леденящего душу страха. А ещё я боялась, что он прочтёт по глазам мои чувства… Говорят, глаза – зеркало души. А моя душа отчаянно вопила: «Люблю тебя… Люблю, люблю, люблю… И плевать мне на то, что ты по этому поводу думаешь!»
- Давай руку, - Игорь легко поднялся на ноги и потянул меня за собой. – Всё прошло… Всё хорошо… Слышишь меня? - он обнял меня за плечи, и я, снова хлюпнув носом, уткнулась в его чёрную рубашку, вдыхая запах его тела.
Игорь мягко погладил меня по голове, успокаивая... Никто и никогда до этого не гладил меня по голове. Ни мать, ни отец, ни воспитатели в детском садике... Даже Назар, моя первая любовь... Никто... Я ни за что на свете не подумала бы, что от лёгких прикосновений пальцев к волосам можно сойти с ума... Не думала до этого сумасшедшего вечера...
- Лариса, посмотри на меня... Лариса...

Меньше всего на свете мне хотелось сейчас смотреть ему в глаза. Это было для меня даже страшнее, чем несостоявшееся изнасилование… Я почему-то чувствовала себя школьницей, оказавшейся на первом свидании со студентом аж целого первого курса, и, краснея, не знала, нужно ли что-нибудь говорить. Мне было так неловко, что лучшим исходом для себя я считала сейчас обвал лестницы… Да, уж пусть лучше я провалюсь под землю, чем ещё хоть мгновение простою рядом с ним. Но – вот она, женская логика – покидать его объятья не хотелось… Рядом с ним было так надёжно и спокойно, что я была бы совсем не против простоять так целую вечность… Понимая, что мне в голову лезет какая-то чушь я невольно засопела и заплакала ещё громче.
- Лариса, - тихо позвал он. От его голоса по спине пробежали мурашки, и я ещё сильнее (хотя, куда уж сильнее) зажмурила глаза, словно окаменев в этой позе.
Сердце в груди забилось с неимоверной скоростью… И, похоже, не только у меня. Мгновенно прекратив плакать, я прислушивалась к бешеным ударам его пульса, стараясь решить для себя несколько непосильных загадок одновременно – как он здесь оказался, какого фига полез меня защищать и… и почему так крепко прижимает сейчас к себе. Ответ на последний вопрос был проще всего – выброс адреналина. Кажется, это называется? Стресс, гормоны и всё такое…

- Да прекрати ты реветь! Не маленькая же! – это было сказано уже с закипающим раздражением.
Ах, да… Слёзы высохли, но подвывать дурным голосом я продолжала, скорее, по инерции.
Я невольно сжалась в комочек от его голоса. Тоже мне… Сначала заступился, а теперь орёт… Кстати, а с каких пор мы на ты?
- Не смейте на меня орать. Я не Ваша собственность, - мне хотелось, чтобы мой голос прозвучал внушительно, но вместо этого я смогла лишь прошептать что-то нечленораздельное и маловразумительное. Тем более, что его пальцы вновь пробежали по моим волосам, отчего захотелось растечься лужей у его ног…

- Твою б…дь, Никитина! - выругавшись, он грубо взял меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Я слабо пискнула от боли. Жаркая волна пробежала по всему телу, кровь ударила в голову…
Тупик… Хотелось порыться в сумочке, достать пачку сигарет – верное средство от всякого рода стрессов – и закурить. Кто сказал, что женщина с сигаретой смотрится противоестественно? Тот, у кого с нервами всё в порядке. А меня они в последнее время подводят всё чаще…
Я снова жалобно всхлипнула, прикусив нижнюю губу.

Холод в его глазах растаял. На лице появилось выражение растерянности, какое в американских комедиях обычно возникает у бизнес-леди, которая не может справиться с раскричавшимся ребёнком, оставленным на её попечение на пару часиков. Обычно к фильмах всё заканчивается хорошо – малыш прекращает орать, а леди босс вдруг задумывается о смысле жизни. Мир и любовь, короче.
- Прости, пожалуйста. Я не должен был на тебя кричать… - он мягко улыбнулся и провёл по моей щеке тыльной стороной ладони.
Я вспыхнула до корней волос...

Мне казалось, что это наваждение… По-прежнему глядя мне в глаза, он прижался к моим губам своими. Было в этом его поступке что-то первобытно-грубое. Я почувствовала боль и в то же время хотела, чтобы этот поцелуй длился вечно… Руки сами обвили его шею. Поднявшись на носочки, я отвечала на его поцелуй, чувствуя, как уходит из-под ног земля. Он крепко, до ломоты в теле, прижал меня к себе…
О ужас… Это происходит не со мной, правда?

Но настоящий ужас был впереди.
По лестнице спускалось сразу человек двадцать… Нет, наверное, я сильно их число преувеличиваю, и их было всего-навсего человек пять – не больше. И вообще, единственной, кого я узнала, была Ленка Егорова, наш секретарь, обладающая внешностью лошади и мозгами обезьяны. Как-то так получилось, что мы с ней мгновенно, с первой встречи, друг друга не влюбили и, относясь друг к другу с равной долей «симпатии» не упускали случая обменяться «любезностями».
Ленка во все глаза смотрела на открывшуюся её взгляду картину, напрягая свой мизерный мозг, чтобы осознать произошедшее. А произошло, наверное, по её разумению следующее – «эта наглая выскочка Никитина», как она любила говорить, «скакнула в кровать» к владельцу редакции, поэтому у неё всегда «всё в шоколаде» - и с начальством в хороших отношениях, и график работы свободный, и мужики вешаются – один Костя Давыдов чего стоит. По лицу секретарши можно было читать как по открытой книге, и то, что там было написано, мне совсем не понравилось.
На работу в понедельник можно было не приходить – редакция содрогнётся от прокатившейся волны сплетен и развалится…
А на самом деле… На самом деле, всё обстояло гораздо хуже… В том, что у меня нихрена не в шоколаде, что я, прежде чем заслужить хорошее отношение начальства, корячилась как проклятая, вкалывая день и ночь на протяжении нескольких лет, никто понимать не хотел. И доказать кому бы то ни было что-либо было просто невозможно. Обычно в нашем коллективе все рассматривалось следующим образом: премию получила – через постель, в кабинете ремонт сделали – через постель, бензин в кои-то веки оплатили – тоже через постель. Ноутбук починили? Наглость какая! Опять же… И всё в таком духе. Не могли, правда, долго понять, с какого такого широкого ложа сыплются на милости Божьи, с сомнением приглядываясь к моим отношениям с Давыдовым. И вот, пожалуйста… Целый Кондратенко нарисовался… Мать его! Ну почему обязательно он? Почему не вахтёр какой-нибудь…

- Елена, Вы что-то хотели? – строгий голос Игоря заставил меня прийти в себя.
Я испуганно скользнула взглядом по стоявшим на лестнице людям и, встретившись на короткое мгновение с глазами Ильи, у которого они в тот момент сильно напоминали мне глаза глубоководного краба, которого спустили ещё ниже, растерялась и со всей силой, на которую только была способна, оттолкнула Игоря. Он отпустил меня неохотно – это чувствовалось по тому, как медленно он убрал руки…
- Ничего… Ничего, Игорь Алексеевич… - нараспев протянула Ленка и придурковато хихикнула, бросив на меня такой откровенно-изучающий взгляд, что мне поплохело окончательно.
Осознав, что в понедельник редакцию разорвёт от сплетен, родившихся именно из этого самого «ничего», я опрометью бросилась вниз по ступенькам, легко перепрыгнув через лежащего на лестничной площадке Пашу Александрова. Господи, не подох бы! Хотя, если и окочурится – туда ему и дорога…
Трясущимися руками я достала из кармана куртки ключи и, забравшись на водительское сидение, резко рванула прочь со служебной стоянки…
«Ничего не было… Ничего не было… Не было… - шептала я, крепко вцепившись в руль. – Просто… Просто так получилось… Ленка, коза! Наплетёт с три короба, а потом…»
Что «потом», я помнила смутно…



Сентябрь 2004 года
г. Одесса, квартира Л. Никитиной

Оказавшись в спасительной тишине своей квартиры, я первым делом выдернула телефон из розетки и отключила мобильник. Отлично! Даже если мне кто-нибудь позвонит, я этого просто не узнаю… Дверь – на замок… Так, что ещё? Ага, свет! Свет нельзя включать ни в коем случае. Меня нет дома!
Вроде, всё… Теперь можно и поголосить над своей судьбой…
Но голосить почему-то не хотелось. Наоборот, губы неумолимо расплывались в счастливой улыбке, и от этого я готова была саму себя убить… Чему, спрашивается, я так радовалась? Один придурок чуть не изнасиловал меня по пьяни, а второй, воспользовавшись ситуацией, полез со своими поцелуями… Наверное, того же, что и первый, хотел…
Да, да, да! Всё было именно так! Как, иначе, объяснить, что он не бросился вслед за мной, не предложил подвезти до дома… Знал же, что моё состояние было далеко не адекватным… Знал, но следом за мной не пошёл…
Окончательно убедив себя в том, что главной целью Игоря было выставить меня на посмешище перед коллегами (вот она, моя любимая «никитинская» логика), я наконец-то выдавила из себя слезу…

Часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Я не сплю уже сутки (не считая тех коротких мгновений, когда впадала в забытье)… С ума сойти… Комната тонула в сигаретном дыму. Из музыкального центра с чудовищной громкостью вырывались звуки песен, записанных на моём «депрессивном» диске…

Дуэт Тату выл, наверное, раз в сотый, а, может, и в тысячный:
Зареветь. Убежать.
Или дверь на замок?
И молчать. И лежать –
Изучать потолок…
И мечтать. Не как все.
Целовать небеса.
Потолок. Карусель…
Полчаса. Полчаса…

«Я идиотка, - думала я, свернувшись калачиком на ковре и безучастно глядя на обломки того, что было когда-то домашним телефоном. Когда я умудрилась его разбить? – Больно… - стучало в мозгу. – Они же будут теперь думать, что между нами что-то есть. А ничего нет и быть не может. Он старше меня хрен знает насколько… Да и не только это… Кто он, а кто – я. Нет, если принимать во внимание папу, то, конечно, я тоже какой-то вес имею. А вот за вычетом папы всё как-то печально получается… О Господи, ну как я теперь пойду на работу? Мало того, что Паша, так ещё и Ленка! Да что же за фигня-то такая!»

Чем больше я думала над тем, как в понедельник отправлюсь на работу, тем хуже мне становилось. Наверняка, Ленка такого насочиняла, что я теперь в глазах коллег ничем не отличаюсь от героинь моего разнесчастного журналистского расследования, с той только разницей, что они открыто торгуют телом, а я, оказывается, втихаря…

А-а-ааа! В бессильном отчаянии хотелось вцепиться в ковёр зубами, и единственное, что меня останавливало – это сознание того, что я давненько его не пылесосила.
Пустые пачки от сигарет валялись на полу, окурки не помещались в пепельницу, но мне было настолько лень вставать с места, чтобы их вытряхнуть, что я приспособила для своих нужд цветочную вазу. Голова кружилась от едкого дыма, в воспалённых глазах стоял туман, но мне было всё равно. Раз за разом я отработанным механическим движением чиркала зажигалкой и вдыхала очередную порцию никотиновой отравы…

«Ну зачем было меня спасать? – думала я. – То есть, зачем – понятно… А целовать-то зачем? Мне совсем не понравилось… Назар меня совсем не так целовал! – я потрогала указательным пальцем нижнюю губу и мечтательно закрыла глаза, чувствуя нарастающий гул в ушах, сопоставив зачем-то Игоря с моей первой любовью. Больше сравнивать мне было не с кем. – Это было нежно, с любовью… А здесь… У меня даже губа лопнула, - я обиженно фыркнула, подавив мимолётное желание выпятить эту самую губу. – И мне совсем не понравилось…»
- Не понравилось? – спросил рассудок. – Да ну, Никитина? А кто на шею ему вешался? Не ты, случайно?
Да, я… Я… И что с того? Это просто выплеск адреналина был!
- Адреналина? – уточнил рассудок ехидно. – Да ладно тебе… А ножки-то дрожали… И спать ты лечь боишься, чтобы он во сне тебе не приснился. Так ведь?
«Нет, не так! Не так…» - зевнула я, чувствуя, как закрываются глаза.

Разговор из серии «женщина и мозг» прервал звонок в дверь. Ну вот, стоит только начать себя жалеть, как мигом находится тот, кто появится как джинн из бутылки и начнёт учить тебя жизни. «Никого нет дома, - подумала я. – Савичевы умерли все. Осталась одна Таня…» Стоп, какая Таня? Причём здесь, вообще, дневник Тани Савичевой из блокадного Ленинграда? Я, слава Богу, ещё планирую пожить пару лет…

Повторный звонок в дверь прервал мои мысли. Ну вот!
Меня так и подмывало проорать что-нибудь вроде «никого нет дома», но я подумала, что это будет не совсем логично, и предпочла дальше валяться бревном на ковре, предаваясь своим грустным мыслям.

«Твою мать!» - вполголоса выругалась я, когда звонок повторился, причём, более настойчиво и требовательно. Только два идиота могли так звонить, и ни с одним из них мне общаться не хотелось…
В дверь звонили не переставая. Я почему-то уверена была в том, что это мой папа со своим деловым разговором, касающимся моего светлого будущего в Запорожском филиале «Империи», и мысленно посылала его ко всем чертям. «Да чтоб ты сдох!» - нелестно отозвалась я о своём отнюдь не драгоценном родителе и, пошарив рукой по дивану, повернулась на другой бок, стянула подушку и накрыла ею голову. Не помогло. Звон в ушах стоял неимоверный…
Да что за несносные люди?
Усталой походкой я потащилась к двери. Нет, меня сегодня, определённо, не оставят в покое!

Матерясь, я распахнула дверь.
- Привет, - недружелюбно кивнула я. – Тебе-то что здесь надо?
- Никитина, ты сдурела совсем? Я тебе звоню, звоню, а ты не отвечаешь! Я думала, ты опять в какой-нибудь больнице… – Надька Егорова просочилась в квартиру мимо меня, не забывая читать нотации, и ахнула. – Вот это порядочек! Никитина, ну сколько раз я тебе советовала – заведи домработницу…
Ага, домработницу! А кто мне оплатит её услуги? Надька, что ли?
- И что тебя не устраивает? – спросила я полным безразличия голосом.

Надюшка ничего не ответила и, пыхтя как паровоз, ринулась сквозь сигаретный дым к окну. Свежий осенний ветерок ворвался в комнату, и вместе с ним в моём сознании, наконец, наступило просветление. Я догадывалась, что сейчас состоится «церемония промывания мозгов», и от этого заранее чувствовала себя некомфортно…
- Никитина, ну ты же взрослая баба! – возмущалась Надя. – Ну почему у тебя такой свинарник дома? И сколько раз я тебе говорила – бросай ты курить! Всё как маленькая – тянешь в рот всякую дрянь. Вот докуришься до рака лёгких, и что тогда?

Разумеется, она сильно преувеличивала. Курила я «периодами» и только тогда, когда в моей жизни наступала очередная «чёрная полоса». Но, что греха таить – наступала она с завидной регулярностью и растягивалась обычно на пару месяцев.

- Чаю хочешь, Надюша? – спросила я и, глядя на её замешательство, добавила. – У меня пирожные есть.
- Пирожные? – искренне подивилась она. – Да у тебя отродясь ничего кроме овсяных хлопьев и Кока-Колы в кухне не ночевало.
Я сдержанно улыбнулась и направилась в кухню. Пирожные у меня были. Целая коробка. Их я купила в супермаркете, потому что покупать одни только сигареты было стыдно.
- Ты идёшь? – спросила я, нарочно громко гремя чашками.
Надькина недовольная физиономия показалась в кухне ровно через пятнадцать секунд. Она присела за стол, энергичным движением заправила за ухо прядь волос и, подперев подбородок пухленькими кулачками, воззрилась на меня.

- Рассказывай, - вздохнула она. – Что опять за проблемы? Предупреждаю сразу – на сказочку о том, что твоё очередное журналистское расследование зашло в тупик, время можешь не тратить…
Да, Надька – подруга детства. Её, как говорится, «на мякине не проведёшь». И от кого у неё это? От мужа-детектива что ли? Да нет, это врождённое…
- Ну? – спросила Надюшка. – Не стесняйся – я, всё-таки, медицинский работник, и оказывать первую психологическую помощь нас учили. Выкладывай, что там у тебя?

Я упорно молчала, вертя в руках кружку с ванильным капучино. Без сливок, потому что сливки у меня закончились…
Или рассказать ей? Хотя, что рассказывать – она и так сама всё отлично понимает. И примчалась наверняка для того, чтобы меня по-дружески поддержать. Вот только как она это видит – я себе не представляла… Я молчала, уставившись в кружку невидящим взглядом, и думала о том, до чего же я, всё-таки, непутёвая! У меня есть в этой жизни всё, и, в то же время, нет ничего… Как так могло случиться?

- Надь, что ты думаешь про неравный брак? – выпалила я, покраснев до кончиков ушей.
- Что? – она поперхнулась чаем. – Какой брак? Ты что, замуж выходишь?
- Нет, - успокоила я её. – Даже не собираюсь… Надь, а ты бы могла полюбить мужика, который на шестнадцать лет тебя старше?
- Ого, - Надюшка с громким стуком поставила свою чашку на стол и воззрилась на меня так, как дети в зоопарке обычно смотрят на сурикат – сначала долго читают название, а потом ищут по всей клетке тот угол, в который эти зверушки спрятались. Найти, правда, удаётся не всегда, но если постараться, то возможно… – И как тебя угораздило?
- Никак, - отрезала я. – Я так, чисто гипотетически…
- Никитина!
- Егорова, я серьёзно! – в моём голосе сквозило такое безразличие, что Надя удивлённо покачала головой. – Просто… Просто один человек есть… Он меня страшно раздражает, но… Короче, я не знаю… Он меня вчера поцеловал, а теперь я боюсь идти на работу.
- А поподробнее можно?

Ну что ж, можно, конечно, и поподробнее. И принялась я рассказывать, как ездила с Давыдовым брать у Игоря интервью, как потом меня из журнала уволили, и как решила я что-нибудь о нём нарыть, но нефига у меня из этого не получилось… Запинаясь и краснея, рассказала о том, как стояла на балконе в ресторане «Империя» на юбилее отцовской фирмы и чем закончился наш разговор. Дополнила свои воспоминания вчерашним «происшествием»…
- Подруга, ты влипла! – таков был её вердикт. – Сама-то понимаешь?
«Сама-то» я, как раз, упорно не хотела признаваться себе в том, что «влипла». Ну, люблю я его… И что с того? Он-то об этом не знает!
- Никитина, я впервые в жизни не знаю, что тебе посоветовать. Рада, конечно, проявлению у тебя человеческих чувств, но тут даже не знаю… Он старше тебя, к тому же, о его репутации весь город знает. Что там город – вся страна! Сердцу, конечно, не прикажешь, но…
- Надюшка, сколько можно повторять? – тихо откликнулась я. – Не люблю я его. Не люблю…
Если врать, то до последнего…
- Нет, Никитина! – Надька замахала руками. – Ты можешь любить его как хочешь, но только в своём воображении. А живьём – даже не лезь. У него таких, как ты… Короче, даже если и обратит на тебя внимание, то ненадолго. Поиграет и забудет, а тебе жить ещё…

Как будто я и без неё не знаю, что мои чувства, вспыхнувшие неожиданно для меня самой, относятся к разряду «даже не думай». Запретная тема. Закрытая. Да я и сама это понимаю… Только вот забыть почему-то не удаётся… Не удается – надо признаться самой себе, надо – с того самого первого визита в его коттедж в Киеве. И от этого мне всякий раз становится мучительно гадко, и вновь и вновь начинаю хандрить, замыкаться в себе и прятаться от людей, чтобы никто не видел, как на самом деле это тяжело – играть в безразличие. Постепенно боль отступает. Я растягиваю губы в дежурную улыбку и отправляюсь покорять мир. Так было всегда. Так есть сейчас. И так будет… Правда, сколько я ещё смогу выдержать в таком ритме – я не знаю…

- Надя, я не могу больше… Не хочу про это, ладно? - обречённо вздохнула я и порывисто поднялась со стула. Остывший кофе был моментально выплеснут мною в раковину, в руке появилась губка и флакон с жидкостью для мытья посуды. Изображая бурную деятельность, я начала рассказывать подруге о том, что моё журналистское расследование снова зашло в тупик – проститутки пропадают и пропадают, а я так и не могу понять, почему…



Сентябрь 2004 года
г. Одесса

Третья пачка сигарет – это уже рекорд. Ре-корд… Когда-то у него был автомобиль Опель Рекорд… Давно был, ещё в девяностых. Это сейчас он смотрится нелепо, а тогда был машиной-мечтой…
Чёрт, причём здесь Опель, от которого уже ничего, кроме воспоминаний, не осталось!
Он сложил руки замком и хрустнул суставами.

Неужели, не ошибся? Неужели…
А если ошибся?
Может быть, ему просто показалось…

Нет, не показалось. Факт – вещь упрямая. И то чувство, которое он увидел в её глазах, определённо, называлось любовью…
Хотелось бы знать, сама-то она понимает, что чувствует или…
Или это – просто инстинкт? Безусловный рефлекс? Или как правильно? Условный? Нет, всё же безусловный…

«Лариска, Лариска… Сама-то ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? – тоскливо подумал он. – Почему так? Судьба, звёзды… Тьфу, б…дь! Причём здесь астрология, когда речь идёт о человеческих судьбах? Как тебя угораздило влюбиться в того единственного, с кем ты никогда не сможешь быть счастлива? Как?»
Ответа на этот вопрос не находилось…

А может… Может, послать всё к чертям собачьми? Почему, собственно, нет? Почему не сможет? Почему? Он в состоянии сделать счастливой любимую женщину. К тому же, она, кажется, тоже к нему не совсем равнодушна. По крайней мере, открытого негатива к нему не испытывает…
Он с треском захлопнул ежедневник и, решительно поднявшись с кресла, взял со стола мобильный телефон.

Ну и пусть…
Попытка – не пытка.




* На фото - прототип Надежды