Возвращение Ангела (глава 53)

Не судите строго за эту главу. В ней использованы выдержки из моего дневника четырёхлетней давности. 25 сентября 2007 года покинул этот мир близкий мне человек, которого почти 22 года своей жизни я считала своим родным отцом. Человек, который всеми силами старался стать мне ближе и роднее. И если это у него не получилось, то в этом целиком и полностью моя вина, и ничья больше…

Окончание этой главы я посвящаю Г. В. Н.



Глава 53
Июнь 2009 года
Закарпатская область, коттедж Л. Никитиной

Ослепительный летний день сменили короткие карпатские сумерки, вслед за которыми с гор спустилась чёрная, как вороново крыло, ночь. Ни один звук не проникал за надёжную защиту стеклопакетов, позволяющих сохранить в доме успокаивающую тишину…

Намеренно дождавшись, когда стихнут все звуки, я, накинув поверх невесомой ночной сорочки длинный чёрный халат, осторожно спустилась вниз, в гостиную… Эхо, рождаемое моими босыми ступнями, тонуло в мягкой ковровой дорожке спокойного светло-бежевого цвета, покрывающей ступени деревянной лестницы…
Освещённая мягким лунным светом, врывавшимся в огромное панорамное окно, да пляшущими в камине угасающими языками пламени, гостиная спящего дома бессонными ночами превращалась для меня в обитель тишины и спокойствия. По-настоящему красивая и удобная, обустроенная сообразно моему вкусу, она являлась для меня источником тепла и душевного комфорта. Здесь можно было посидеть в одиночестве с сигаретой, закутавшись в мягкий плед, и поразмышлять о своей жизни, которая как была, так и осталась непутёвой…

Я смотрела в окно и курила. Вторая сигарета, третья …
- Так и до рака лёгких недалеко, Никитина! - настойчивый голос в голове.
- Плевать! - четвёртая сигарета…
- Остановись, дура!
- Позже, не сейчас…
Сигаретный дым окутывает гостиную, подобно дрожащему утреннему туману…
Я слабая. Знаю… Устала быть сильной…

Серебряный шар луны горел на чёрном куполе неба холодным белым светом. Белая луна… Селена… Неповторимая и прекрасная. Холодная и печальная…
На колеснице, запряжённой быками, неторопливо движется Селена по ночной дороге. В её дивной причёске переливается серп, рождающий волшебный таинственный свет… Селена спокойно и уверенно освещает уснувшую землю, всю ее заливая белым переливчатым сиянием. Обогнув небесный свод, Белая Луна спускается в глубокий грот – туда, где находятся горы Латма в Кари. Там, погруженный в вечный сон, лежит прекрасный Эндимион, возлюбленный Селены. Она шепчет слова любви ему и дарит ласки, но юноша ее не слышит. Поэтому Селена так печальна, и так печален свет, что льется от нее на землю…
Есть мнение, что спящий возлюбленный Селены это Гелиос – Солнце. Именно с ним Селена не может никак встретиться «наяву», и эта история опять же очень красиво отражена в древнегреческом мифе о прекрасной Селене, Утренней заре – Эос и Солнце – горячем Гелиосе. Там говорится, что когда богиня Луна спустилась с небосклона, на востоке загорается утренняя звезда, а следом розоперстая богиня Заря-Эос открывает ворота, из которых появляется в свой черед Гелиос-Солнце в своей золотой колеснице. Она запряжена четверкой легкокрылых коней. В лучистом венце и в сверкающей длинной одежде он едет по небу и разливает живительные лучи, озаряющие всю землю. Это дает Земле тепло, свет и жизнь. Бог солнца Гелиос, завершая свой путь, опускается к священным водам Океана…
Меня холодное небесное светило уже много лет подряд настраивает на невесёлый лад. Иногда я склонна верить древним мифам, рассказывающим о том, что Солнце и Луна – это двое влюблённых, которые не могут быть вместе, потому что они совсем разные, у них нет общего места встречи. И так они бродят по небосводу в поисках друг друга. У Луны печальный вид, она погрязла в своей тоске и печали, поэтому повсюду темно. А Солнце старается светить ярче, чтобы Луна наконец увидела его и пришла. Но они не могут встретиться. Лишь в затмение это может произойти, и тогда происходят странные вещи…
Красивая легенда. Трагичная… И какая-то, вместе с тем, жизненная что ли…

Пепел падал на мои дрожащие пальцы…
Что-то произошло со мною сегодня. Что-то важное…
Я не знала, что именно, но чувствовала это всеми фибрами своей души. И дело не только в том, что рабочие устроили акцию протеста… Кефир – это досадная мелочь, которую можно пережить. Бывали в моей жизни и события и более серьёзные. Ничего, пережила. Жива и здорова до сих пор, чего и им желаю. Балбесы!
Чем же я им так не угодила?
Придурки какие-то…
Да чёрт с ними, убогими. Ничего страшного не случилось… Неприятно, стыдно, но не смертельно.

Нет…
Сегодня случилось что-то другое… Какая-то невнятная тоска вгрызлась в сердце острыми точёными клыками и не хочет отпускать меня с того момента, когда я открыла глаза в доме отца Георгия. Какое-то непонятное состояние предопределённости… Что-то должно произойти. Что-то страшное, неминуемое…
Такое уже бывало со мною однажды – когда родилась Алина. Когда ушёл Игорь… Я знала, что вижу его в последний раз, хотя и пыталась убедить себя в обратном.
Время бежало неумолимо… Из испуганной девчонки, которая ничего не смыслила в делах управления и только и делала, что мучила замов своими дурацкими вопросами, я превратилась в преуспевающую бизнес-леди, которая способна принимать решения и поручиться за их результат. Алина сделала первый робкий шажок, произнесла своё первое слово (вопреки всякой логике, это было слово «нет»), у неё прорезался первый зубик… Всё это произошло без него.
А я… Я наивно верила в его возвращение и всё ждала, ждала… Я совсем перестала спать. Вставала серди ночи, выходила на балкон и, как влюблённая Джульетта, ждала его появления, вглядываясь в густую тьму и чутко прислушиваясь к малейшему шороху. Я сиротливо дрогла на ветру, пока детский плач не вырывал меня из оков одиночества. Бросив последний взгляд во дворик, я сомнамбулой тащилась к кроватке дочери…
Бег времени невозможно ни замедлить, ни остановить, как невозможно остановить приближение смерти. Игорь так долго не возвращался, что та робкая надежда, которую я пыталась зажечь в своём сердце, угасла окончательно.

Вот и сегодня я чувствовала приближение смерти… В тишине гостиной мне чудились её шаги, шуршание длинной чёрной мантии, глухой стук косы…
Она шла… Нет, бежала, почти летела навстречу. Всклоченная старая карга, готовая вот-вот протянуть свою костлявую руку и схватить кого-то…
Кого? За кем она пришла? Чей черёд настал теперь?
Что это было? Предчувствие? Неразвитое ясновидение? Непоколебимая уверенность? Что?
Не знаю. Но в тот день в тонкой вуали сигаретного дыма я чувствовала её и понимала: я ничем не могу помочь, как не могла помочь в тот день, когда ушёл из жизни Игорь…

Я бросила последний взгляд за окно и развернулась.
В рассеянном лунном свете загадочно поблёскивал рояль, остро напомнивший мне о событиях четырёхлетней давности. Тогда я играла как сумасшедшая. До того, что сводило пальцы, а в ушах стоял невообразимый гул… Так я изливала свою душевную боль.
Слёз не было. Мои глаза были сухими, а в душе полыхал пламень, который невозможно было загасить. Боль и отчаяние душили меня мёртвой хваткой, безумие пялило на меня свои белые глаза, безнадёжность заставляла задыхаться в удушающих припадках…
Свою боль я изливала так. Через музыку… Пальцы рождали звуки, и эти звуки были отражением того кромешного ада, который творился у меня внутри… Эти звуки заливали гостиную, шарахались к потолку и побуждали Полину мелко креститься, глядя на меня.
Я была безумна в своём горе… Надюшка, помнится, тогда всерьёз переживала за меня и опасалась психического расстройства…
Мой рассудок выдержал… Постепенно боль притупилась…
Невозможно было жить прошлым до конца своих дней, но и невозможно было это прошлое перечеркнуть.
Я научилась жить иначе. Раньше я жила для себя. Теперь же подчинила своё существование другим…

Я медленно подошла к инструменту и открыла крышку… C. Bechstein Professional. Чёрный, полированный. Эталон настоящего немецкого качества.
Чёрно-белые ряды клавиш обладали странным магнетизмом. Они манили и притягивали к себе, побуждали дотронуться до них, разбить эту угнетающую тишину – предвестницу смерти…
«Играй… - шептал внутренний голос. – Громко играй, Никитина. Громко… Чтобы смерть испугалась и ушла… Слышишь? Играй…»

Немного поколебавшись, я опустилась на холодное сидение, закрыла глаза и с силой стиснула похолодевшие пальцы в кулаки.
«Играй! – звенело в голове. – Играй…»

Постепенно дрожь унялась. Я распахнула глаза… Пальцы робко коснулись клавиш, узнавая их…
Это был не Бетховен и не Бах. Не Моцарт и не Шиллер.
Кто-нибудь из вас слышал «Балладу об уходе в рай» Высоцкого, сыгранную на рояле? Нет… Не слушайте. Это… больно…
… Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть…



Июнь 2009 года
Закарпатская область, село Свобода

- Вова, ты совсем идиот? – охала Наташка, в тусклом свете электрической лампочки наматывая свои густые волосы на металлические бигуди. – Ты… Ты каким местом думал, когда кефир на неё выливал? А? Каким?
- Да никаким, - он неопределённо пожал плечами. Действительно, никаким. И не на неё вовсе, а на улицу…
Женская натура загадочна и непостижима. Хотел развлечь Наташку рассказом о том, как охала и ахала Никитина, когда он случайно плеснул в неё кефирчиком, а вместо этого получил… За что, спрашивается?

- За что? – переспросила Наташка, звеня несклоняемыми бигудями. – За что-ооо? Да тебя её охрана за такое убить могла. Не понимаешь, что ли? Не понимаешь? – кудахтала она. – И правильно бы сделала, прости Господи… Вова, ты хоть понимаешь, на кого ты руку поднял?
- Почему поднял? – искренне изумился он, стаскивая с себя домашние «треники» и запихивая их под кровать, которая тут же протестующее скрипнула под его весом. – Так, пару раз по щекам хлопнул… Я ж думал, она в себя придёт, а она… Голодный обморок, наверное… У неё кожа да кости…
- О Господи! – простонала Наташка и затрясла головой. Бигуди на её голове зазвенели колокольным звоном… - Ты… Ты, Вова, самый настоящий идиот! Тебе кто-нибудь это говорил?
- Не знаю… - честно, признался он.
Наверное, Наташка права. Наверное, он действительно поступил некрасиво… Но он же попытался извиниться! К ней пошёл… С цветами, между прочим! И что? Кто виноват, что на неё «падучая» напала? В обморок грохнется, откроет глаза, посмотрит на него, и опять…
Может, это из-за спецовки? Уж больно потом воняет… Может, у Никитиной слишком нюх развит – нюхнула и отключилась… Кто их разберёт, этих баб…

- Ох, мать моя родная… Да ты… Да как тебя только со стройки после такого не попёрли? – простонала женщина, убирая с колен деревянный ящик, в котором хранила те самые распроклятые бигуди, которые частенько царапали ему грудь, да и другие части тела, в самые пикантные моменты их с Наташкой «ночной» жизни. – Или попёрли?
- Пока не попёрли, - признался он и, желая подчеркнуть неопределённость положения, веско повторил. – Пока…
Наташка молчала, повернувшись к нему обтянутым фланелевой ночтушкой крепким задом. Свесившись с кровати, она запихивала свои причиндалы в прикроватную тумбочку… Вставать ей, вероятнее всего, было просто лень. А зря! Он свет гасить не намерен. Он уже разделся, лёг… И вообще, ей ближе идти…
Взбив подушку и сунув её под спину, Владимир наблюдал за поползновениями своей второй половины…
Хорошая баба Наташка, но такая ворчливая…

- Слушай, Наташ, - произнёс он, когда женщина, перекатившись набок, обдала его крепким запахом огуречного лосьона. – А кто это такая – Никитина? Типа олигарха в юбке?
- Вова… - совершенно несчастным голосом произнесла Наташка. – Давай спать, а?
Так. Понятно. Опять он что-то не то сказал. Ну да, он не знает, кто такая Никитина. И что с того? Почему, собственно, он обязан это знать? Ему, что, за это знание зарплату повысят?
А, может, действительно, должен знать? Может… Может, они когда-то знакомы были? Работал он на неё или что… Уж больно запах волос знакомый. Дёгтем пахнет. И полынью. Совсем как от Наташки, когда она пыталась дегтярным мылом от перхоти избавиться… Хотя, может, потому и знакомый? Хрен знает…

- Но всё же? – не отставал он. – Мне так, для развития…
Обычно это действовало. Наташке очень нравилось это «для развития». Услышав его, она начинала читать Владимиру лекции, из которых он мало что понимал, кроме одного – он дурак. Причём, полный, потому что не может отличить отличительные признаки одного художника от отличительных признаков другого…
Но на сей раз Наташка, умаявшаяся за день, никак не хотела идти на контакт… Точнее, хотела, но не на тот, что нужен был ему. В её масляных глазах светилась неприкрытая похоть, и дела ей не было до того, что ему интересно, что за выдающуюся личность он полил сегодня прокисшим кефиром…

- Вов, мне на работу завтра… - произнесла Наташка, двигаясь к нему и положив «бигудястую» голову ему на грудь.
Как бы так поделикатнее ей объяснить, что он морально не готов… Не готов, потому что физически устал, и акробатические упражнения сейчас выполнять совсем не склонен…
- Мне тоже, - подтвердил он, отодвигаясь на край кровати.
Наташка резко вскинулась и с подозрением посмотрела ему в глаза. Ревнует, зараза. К чему? К Никитиной, что ли? Вот дура… Было бы, к чему.
Только сейчас он понял, кого напоминала ему Никитина. Кроля. Самого обыкновенного кроля. Почему? Да очень просто! Кроль с виду и жирный, и пушистый, а как схватишь его и стиснешь в руке – один голый хребет. Вот так и Никитина. Она и в одежде-то…
Так, куда это его понесло?
Он мотнул головой и торопливо перевёл взгляд с сторону гражданской жены.

Наташкины глаза горели недобрым огнём. Чувствует, зараза, о чём он думает…
Хоть бы слово сказала…
- Слушай, да залезь в Интернет и там посмотри… - не замедлила проворчать она. - А теперь – спать…
И повернулась к нему задом. Толстым, увесистым…

Спать… Ей хорошо! А ему что-то совсем не спится…



Июнь 2009 года
Закарпатская область, коттедж Л. Никитиной

Шаги становились всё чётче. Звук их нарастал по мере приближения ко мне…
Чёрная тень неумолимо приближалась… Я ощущала исходящий от неё леденящий холод, слышала за своей спиной её дыхание, ощущала вибрации воздуха, создаваемые ею…
Страх сковывал сердце. Я боялась обернуться, боялась встретиться с этой тенью, боялась взглянуть ей в лицо.
Мне казалось, что у этой тени непременно должно быть лицо Игоря. Я чувствовала это и боялась…

Земной перрон. Не унывай
И не кричи. Для наших воплей он оглох.
Один из нас уехал в рай,
Он встретит бога - ведь есть, наверно, бог.
Ты передай ему привет,
А позабудешь - ничего, переживем.
Осталось нам немного лет,
Мы пошустрим и, как положено, умрем.
«Как положено, умрём…» Как положено… В моём сознании что-то словно взорвалось, залив мою память нестерпимо ярким белым светом. И оттуда, из этого света, на меня смотрели черные, как карпатская ночь, глаза покойного мужа.
Вот что меня напугало! Я ясно вспомнила, как шла по дорожке, ведущей в дом отца Георгия и встретилась с каким-то человеком… Вот что заставило меня потерять сознание! Его глаза… Глаза незнакомца были копией глаз Игоря!
Предопределение… Знамение…
Он пришёл за мной…
«Как положено, умрём…»

Я прикусила губу и с удвоенной силой ударила по клавишам.
Страх терзал сердце, выливаясь в громовые раскаты музыки… Эхо гулко отскакивало от стен, множась и разрастаясь…
Я не думала ни о чём. Ни о том, что разбужу весь дом, ни о том, что похожу сейчас на безумную, которая, уподобившись аборигенам каких-нибудь диких островов, пытается отпугнуть смерть шумом…
Смерть, которую нельзя ни отсрочить, ни прогнать. Она пришла чётко в назначенный час. Она не может задержаться. Не может подождать, когда будут завершены дела земные… Она ничего не может. Она пришла не для того, чтобы миловать, но для того, чтобы карать… Пришла за мной…
…Итак, прощай. Звенит звонок.
Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!
А если там и вправду бог -
Ты все же вспомни, передай ему привет.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть…
Поезд, идущий в небеса, уже подан к перрону. Скоро отправление… Совсем скоро…
Мне припомнилась суматоха и толчея Ярославского вокзала… Это было так давно – октябрь 2004 года, почти пять лет назад. Тогда я бежала в Минусинск в напрасной попытке остановить то, что предначертано. Сейчас я делаю то же самое… Но ни тогда, ни сейчас, не дано остановить предначертанное…

Смерть уже стояла за спиной. Она склонилась надо мною, протянула ко мне свои ледяные пальцы…
Растворилась в запахе роз… Она громко окликала меня по имени…
Оставалось только обернуться, чтобы посмотреть ей в глаза. Чёрные, как агаты…

Я резко оборвала игру. Эхо родило последний звук, а потом в гостиной наступила тишина. Мёртвая тишина…
- Лариса… - голос возле моего уха…
Пальцы нежно касаются моей шеи, ныряют в волосы, скользят по плечам… У смерти не могут быть таких тёплых пальцев. Она не может так трепетно-нежно касаться моего тела…
Какие же… Какие же, в таком случае, у неё глаза? Разве не чёрные?

Набрав в грудь воздуха, я стремительно обернулась и встретилась взглядом с тем, кто смотрел на меня сверху вниз.
Серые, как осеннее небо, глаза выражали немое обожание…
- Ты? – этот вопрос сорвался с моих губ прежде, чем вернулись сознание и здравый смысл.
- Я… - негромкий лаконичный ответ. – Ты божественно играла… Что это? Из какой-то оперы?
Вздох облегчения вырвался из моей груди…
Сумасшедшая…
Принять его за… О Боже, мне, определённо, требуется помощь психолога… Или психиатра…



Июнь 2009 года
Закарпатская область, село Свобода

Интернет, Интернет… Легко сказать: «Посмотри в Интернете». Лучше бы сказала, в каком углу хаты он ловится…
Пожалуй, ноутбук был единственной более-менее новой вещью в доме. Его Наташке подарили на работе на какой-то День рождения, и она, кажется, даже записалась на компьютерные курсы, чтобы освоить азы работы на нём. Ничего хорошего из этого не вышло, и чудо техники досталось Владимиру, который время от времени раскладывал на нём пасьянс «Паук» на четыре карты или просто «резался» с «Солитера»…
Интернетом пользовались крайне редко. В основном – Наташка, чтобы скачать какую-нибудь выкройку…

«Да где ж ты, па…ла!» - матерился Владимир, перемещаясь по дому с ноутбуком и, как разведчик, «выслеживая» Интернет… Тот «сыскался» только перед свинарником, в котором сонно похрюкивал толстый боров…
Подкатив к свинарнику чурбан и кое-как уместившись на нём, Владимир запахнул на груди клетчатую рубаху и со знанием дела приступил к решительным действиям – полез в поисковик.
«Лариса Никитина», - проворно набрал он, нажал Enter и крякнул от обилия «высыпавшихся» страниц.
Однако…
«Ох ты ж, ё моё!» - произнёс он, несколько удивлённый результатами поиска. 878 тысяч страниц – это много… И не факт, что та…

А если через картинки? Найдёт её фотку, нажмёт на ссылку, перейдёт на страницу…
Итак, картинки…
«Сколько-сколько?» - задумчиво протянул он, не поверив собственным глазам. 46 тысяч? Не многовато ли?

Рожи, глядевшие на него с монитора, были совершенно разными. Никитиных в Интернете было до чёрта! Всяких разных, каких хочешь…
Ага, есть! Вот она…
Не задумываясь, он перешёл по ссылке…



Июнь 2009 года
Закарпатская область, коттедж Л. Никитиной

На смену теснившемуся в сердце страху нахлынуло недоумение, которое стремительно сменило раздражение и… какое-то облегчение, смешанное с коротким проблеском радости. Клянусь, я была рада ему…
У Назара всегда получалось сделать невозможное – встать на пути у чёрной волны депрессии, готовой захлестнуть меня и поглотить без остатка. Спокойного взгляда, полного искренней нежности, негромкого голоса, нескольких красивых фраз хватало для того, чтобы проблемы если не забылись, то хотя бы отступили на значительное расстояние…
Почему так? Я и сама не знала.
Почему из всех мужчин я выбрала его? – спросите вы. Ответ очевиден. Он был чем-то неуловимо похож на Игоря – такой же уверенный в себе, своевольный, упрямый. И так же любил меня…
Часто, разговаривая с Назаром, я ловила себя на мысли о том, что отворачиваюсь от него и стараюсь не смотреть ему в лицо. Мне нравилось слушать его голос и представлять себе, что это – голос моего погибшего мужа. Я любила, когда он рассказывает мне байки курсантской поры и подсознательно сравнивала их с рассказами Игоря о том времени, когда тот учился в военном училище. Даже в самые сокровенные минуты, лёжа в его объятьях и прислушиваясь к его спокойному дыханию, мне нравилось фантазировать, что это не Назар сейчас дышит в унисон со мной, не его дыхание опаляет мою кожу, ни его пальцы касаются моего разгорячённого тела…
Миф… Но удивительно спасительный миф для женщины, которой не на что больше надеяться в этой жизни. У меня не осталось ничего, кроме дочери, горстки близких мне людей и неподъёмной клади разного рода обязанностей, которые я не позволяла себе перекладывать на чужие плечи… Моя ноша так и осталась моей…

Я не была удивлена его появлению. Это было закономерно – он любил таскаться за мной по пятам. И меня любил… Ну что ж. По крайней мере, в его присутствии страх съёжился и заметно уменьшился… До поры до времени…
Стены, которые ещё несколько минут назад давили на меня мёртвым грузом, словно раздвинулись, перестали казаться мрачными. Огонь в камине из адского пламени превратился в укрощённую стихию. Луна, ещё недавно печальная и загадочная, стала обыкновенным явлением…
Страх ушёл…

- Что ты здесь делаешь? – холодно спросила я.
- Ты как всегда гостеприимна, радость моя, - насмешливо протянул он, окидывая меня лучистым взглядом серых глаз, в которых горели и переливались задорные искорки. – Я соскучился по тебе…
Ну вот… Почему-то мне стало грустно от его слов. Он по мне соскучился, а я… А я – почему-то нет… Может быть, стоит высказать ему это?

- Иди ко мне, - Назар отошёл от меня на несколько шагов и с комфортом устроился в кресле, закинув руки за голову и изучающе глядя на меня.
- Не сейчас, Назар, - я низко опустила голову. – Мне…
- Что-то случилось? – перебил он.
- Случилось… - эхом отозвалась я. – Случилось, Назар… Я… Ты веришь в мистику?
С места в карьер. Резко и без предисловий… Не люблю предисловия!
Ну и пусть… Пусть думает, что я сошла с ума. Пусть считает так, если так ему легче. Пусть даже посмеётся над моими предчувствиями…
Нет, Назар никогда не станет надо мною смеяться. Никогда и ни за что…

- В мистику? – переспросил он, нехотя поднявшись с кресла, подошёл ко мне, присел на корточки и внимательно посмотрел мне в глаза. – Что-то произошло, Лариса? – в его голосе послышалось беспокойство.
- Да… - кивнула я. – Понимаешь… Я сегодня почувствовала смерть… - мои щёки залила пунцовая краска. – И я… Это меня напугало… Я дура, Назар. Я полная дура… Разве так можно, Назар? Можно предвидеть смерть?
- Можно, - спокойно кивнул он. – Помнишь… Помнишь, я тебе рассказывал? Давно, ещё когда учился в училище?

Я помнила… Хорошо помнила тот зимний день… Сколько же лет прошло, Бог мой? Неужели, десять? Действительно, десять…
Назар не любил снег. Он напоминал ему о том дне, когда не стало отца.
…Тогда была зима. Назар склонился за письменным столом и всё пытался решить какое-то хитрое уравнение. Уравнение никак не давалось, и он бился с ним уже ни один час…
Тишину квартиры взорвал телефонный звонок, и мальчишка вдруг почувствовал ледяной холод в груди. Стало так нестерпимо больно дышать, что он рванул воротник рубашки, и две верхние пуговицы, привыкнув к более деликатному обращению, со стуком скатились на пол… Этот стук что-то смутно ему напоминал. Так негромко, но отчётливо, стучится в двери беда…
А потом в комнату вошёл дедушка. Он присел на угол кровати и зачем-то рассеянно погладил покрывало. Теперь у Назара уже не осталось сомнений в том, что случилось что-то страшное, непоправимое. Дед долго молчал, и Назар, внутренне сопротивляясь тому, что должно вот-вот произойти, не прерывал этого молчания…
Наконец, дедушка заговорил. Он скупо сказал о том, что звонила мама и сказала, что отец погиб. Причину смерти, конечно же, не назвал, но Назар был уже в том возрасте, когда всё понимают, хотя и не спешат делиться своими познаниями. Не нужно было слов, чтобы понять – отец, крепко погрязший в криминале, пал жертвой бандитской разборки…
Чтобы скрыть слёзы, подступившие к глазам, Назар отвернулся к окну. Небо как будто оплакивало смерть отца – за окном кружился белый пушистый снег, укутывая двор в белый саван…

- Я помню, Назар, - негромко ответила я. – Прости…
- Всё нормально, - он улыбнулся мне спокойной и властной улыбкой. – А ты помнишь… Помнишь, как я однажды сказал, что убийца не останется безнаказанным? Помнишь, Лариса?
Я этого не помнила. Может, и говорил… Столько времени прошло!
- Да, - машинально кивнула я.
- И я… Я сдержал своё обещание, - его глаза полыхнули огнём. – Сдержал. Отомстил за отца…
От этих его слов веяло могильным холодом. Страх смерти вернулся – стремительно, неумолимо…
Что он сделал? Отомстил?
- Но… - испуганно начала я.
- Ни о чём меня не спрашивай, хорошо? – попросил он, уткнувшись лицом в мои колени и касаясь их губами. – Когда-нибудь я всё тебе расскажу… Время ещё не пришло… А теперь расскажи мне, что тебя так напугало? Мы подумаем, как решить эту проблему… Всё решаемо, родная. Всё… - его пальцы крепко обнимали мои ноги…

Страх отступил… Я могла всё ему рассказать. Могла…



Июнь 2009 года
Закарпатская область, село Свобода

Найти информацию о Никитиной в Интернете было почти невозможно. Всё равно, что иголку в стогу сена. Или в стоге? Как правильно?
Только короткие сухие факты – дата рождения, образование, родители… Однако, родители у неё! Бизнесмен Никитин и судья Никитина… Ничерта себе, повезло девочке с роднёй!
Муж – олигарх, пропавший без вести через год после свадьбы… Ну да, пропавший, конечно! Без Никитиной явно не обошлось. Ясно же, что не обошлось. Во всех классических детективах так – сначала молодая жена, потом – в ящик… Или по политическим мотивам его грохнули? В 2004 году балластировался на пост губернатора ХХХ области, но пропал за месяц до выборов… Хрен знает…
Нет, ясное дело – она мужика и заказала, а потом прибрала к рукам всё, что тот имел… А имел он, судя по всему, немало… И на что польстился? На эти кости?

Владимир задумчиво хлопнул себя по шее, в которую с силой впился комар.
Ещё-то есть что-нибудь?

Имеет дочь. Ну да, куда уж без внебрачного ребёнка. Пока муж-олигарх где-нибудь под сосной догнивает, можно и ребёнка завести. Что ж такого-то…

«Лариса Никитина отрицает свою связь с пасынком…» - гласил один из заголовков какого-то сайта, на который он случайно нарвался…
Нихрена себе! Если ей двадцать шесть, то сколько же лет мальчонке? Как выяснилось, «мальчонка» был на пару лет старше самой Никитиной…
«Надо же! – хохотнул Владимир. – Это, получается, муж у неё был старый, как г…но мамонта…»

И всё? И всё…
Больше ничего существенного.
Порывшись ещё немного, он понял, что ничего интересного не найдёт, и принялся разглядывать фотографии… Никитина там, Никитина сям…
Никитина перерезает красную ленточку в открывшемся после ремонта единственном роддоме ХХХ области…
Никитина на офицерском балу в Харьковском университете ВВС. С тем самым пасынком…
Никитина с сотовым телефоном в руке… Конечно, куда ж без телефона-то…
Никитина в кимоно… Спортсменка, значит…
Никитина с каким-то мужиком. Еле достаёт ему до плеча макушкой… Рожа у мужика больно знакомая… Где-то он его видел. Политик, что ли какой-то?
Никитина… И снова с мужиком! Старый какой-то и кривой… После инфаркта, что ли?
Стоп!

Он вернулся к предыдущему фотоснимку.
«А мужик-то знакомый… - подумалось Владимиру. – Где-то я уже его видел… Реально, видел. Кто ж ты такой будешь? Тоже спонсор, что ли, ещё один?»

Чёрные глаза «знакомого мужика» спокойно и властно смотрели на Владимира с монитора. На губах играла лёгкая усмешка…
«Что, - говорил его взгляд. – Не узнаёшь? Думай, Вова, думай…»
А чего, собственно, тут думать? Короткое движение пальцев по клавиатуре… Ага!
Он несколько раз прочёл статью… Или… Чёрт, как это называется в Интернете? Глаза попеременно возвращались к мужику с фотографии и снова утыкались в текст.
Чёрт побери…
Владимир задумчиво обхватил подбородок пальцами. Правая сторона губ приподнялась вверх. Левая осталась недвижима.
«Ну? – усмехался мужик с фотографии. – Узнал?»

Холодный пот покатился по похолодевшему лбу…
Пальцы, держащие ноутбук, задрожали мелкой «алкоголической» дрожью…
В висках закололо…
«Х…ня какая-то», - сказал Владимир самому себе…

Где-то вдалеке играл магнитофон... Или музыкальный центр? Неважно...
Владимир узнавал хриплый голос Владимира Семёновича Высоцкого:
… Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть…

Он запрокинул голову. Там, в ночном небе, высоко-высоко светила Белая Луна.
В сарае тихонько похрюкивал хряк…
На соседском дворе брешила собака…
Крыльцо тяжело скрипело под грузными шагами Наташки.
Она громко звала его по имени. По имени. По имени?



Июнь 2009 года
Закарпатская область, коттедж Л. Никитиной

Меня разбудил солнечный луч, настойчиво бьющий в лицо.
«Пора…» - прозвенел внутри какой-то колокольчик.
Я зевнула и, повинуясь внутреннему голосу, осторожно отодвинулась от спавшего сладким сном Назара. Его ровное дыхание было единственным звуком, наполнявшим комнату. Он всегда спал крепко – как любой человек, имеющий кристально чистую совесть…
Везёт ему. Меня всё чаще после таких ночей, проведённых с ним, мучила бессонница. Мне начинало казаться, что это – в корне неправильно. Что моё поведение – это, как говорил отец Григорий – блуд чистой воды… Измена…
Но… Кому я изменяю? Человеку, которого давным-давно нет на этом свете, но который продолжает считаться моим мужем в силу действующего законодательства? Нет, не ему. Ему я ничего не должна. Более того, если «тот свет», о котором толковал мне архимандрит, действительно существует, Игорь, наверняка, рад за меня. Рад, что я не замкнулась в себе, что нашла силы жить дальше. Что рядом со мной – человек, на которого можно опереться…
Не ему. Самой себе… Я самой себе изменяю. Саму себя обманываю…
Я не люблю Назара и никогда не любила. Разве что в детстве… Но это светлое чувство к нему давным-давно угасло, оставив лишь осадок на сердце. А сейчас… Чем я отличаюсь от обычных потаскух? Да ничем… Разве что они отдаются за деньги, а я – от тоски, одиночества и неуверенности в себе…

Осторожно затворив за собой дверь, я вышла из спальни и заглянула в детскую.
Алина спала, обхватив ручонками подушку и улыбаясь чему-то во сне… Наверное, ей снится продолжение истории любви летописца Алёны и богатыря Ильи Муромца, и, проснувшись, она непременно поведает мне эту историю…
Постояв немного и удостоверившись в том, что у моей малышки всё спокойно, я спустилась вниз.

Странное ощущение… Чего-то недоставало…
Я замерла на верхней ступеньке, пристально вглядываясь в окружающие меня предметы и прислушиваясь к мёртвой тишине, окутавшей дом…
Что-то не то…

Нахмурившись, я сделала несколько шагов вниз и замерла, поражённая. В доме не пахло кофе. Впервые за много лет…
В Одессе кофе обычно варила Евгения Сергеевна, а во время подобных «выездов», в которые я считала нецелесообразным брать её с собой ввиду её преклонного возраста, с этой задачей блестяще справлялась Полина.
Полина…
«Проспала, что ли?» - спросила я саму себя и в недоумении пожала плечами. Вероятнее всего…

Я развернулась и направилась в ванную, считая глупым врываться в её комнату и, как когда-то в детстве, наклоняться к уху спящей женщины, чтобы во всю мощь своих лёгких крикнуть: «Что, не спится?»
Пусть отдохнёт… Она и так слишком уж устаёт с Линочкой…

Но и в ванной меня не покидало ощущение беспокойства, волнения. Давило ожидание чего-то необратимого…
Сократив время своих водных процедур почти вдвое, я наскоро вытерлась полотенцем и вновь спустилась в гостиную…
Привычного запаха кофе не было…

Сердце с размаха ударилось о грудную клетку. Подробности минувшей ночи воскресли у меня перед глазами, и снова возродился в душе первобытный страх… Я вспомнила, как с отчаянием била по клавишам, а в уши мне настойчиво врывалось одно и то же короткое: «Смерть»…
Песня, которую я выбрала… «Баллада об уходе в рай»…
Почему её? Почему?

Короткий взгляд за окно. Серое небо налилось свинцом, готовое вот-вот разразиться проливным дождём. Но оно всё медлило, замерев в каком-то напряжённом ожидании. Казалось, для дождя ещё не пришло время…
И вдруг… Сильный порыв ветра стукнул в окно железным кулаком – так, что дрогнули крепкие оконные рамы. Испуганно задрожала листва на деревьях и кустах, а цветы, враз поникнув, испуганно съёжились, признавая неотвратимость стихии… Ветер всё выл и никак не мог успокоиться – тоскливо, словно раненый зверь. Нет, словно узник, получивший долгожданную свободу… Его завывания будоражили кровь и заставляли сердце в груди сжиматься маленьким жалким комочком…
Первые капли дождя тяжело ударили по мощёной дорожке, ведущей в дом, и вскоре вся она из кирпично-красной превратилась в какую-то кроваво-бордовую…
Первый раскат грома был несильным, но вслед за ним последовал и второй, и третий… Во дворе разыгралась стихия…
«Смерть…» - слышалось мне в шуме дождя.
«Смерть…» - вторили завывания ветра.
«Смерть…» - откликалось сердце.

Крепко стиснув руки, я, чуть пошатываясь, направилась в комнату к Полине.
Я уже знала, что увижу там… И всё же…

Казалось, она просто спит. Спокойное, умиротворённое лицо, седые волосы, собранные в аккуратный пучок… Восково-жёлтые руки, выбившиеся из-под одеяла… Я смотрела на неё, не мигая. Кажется, ещё миг, и глаза широко распахнутся, радуясь новому дню, губы озарит знакомая с детства добрая кроткая улыбка… Я бы всё отдала, лишь бы это было так! Всё на свете… Я бы и жизнь свою отдала, лишь бы свершилось чудо…
Но чуда не было… В моей жизни нет места чудесам… Она жестока и коварна…
Её руки были мертвенно-холодны, а серебряная зажигалка, которую я поднесла к её лицу, так и не запотела…
Впрочем, я и так знала… Я предчувствовала это. Ещё вчера…
Смерть вчера стояла у меня за спиной, и, видимо, раздумывала, кого из нас забрать. Она не ошиблась в выборе. Забрала лучшее…

Господи, ну за что? Ну почему она? Почему? Что она сделала плохого? Кому?
Ничего… Ничего, кроме добра!
Почему же ты именно её забрал к себе? Почему не меня? Я хуже её! Намного хуже… И я в этой жизни никому, совершенно никому не нужна. Тогда почему именно она? Почему именно её нужно было забирать?

Да, смерть приходила. Вчера… Мне не удалось напугать её…
Она пришла, чтобы забрать у меня ещё одного близкого мне человека – женщину, заменившую мне мать…
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть…
Всё, что пророчится! Будь оно проклято, такое пророчество! Будь оно всё проклято…
Полина… Полина…

Слёзы задрожали на ресницах, и я поспешно смахнула их рукой. И не потому, что Лариса Никитина никогда не плачет. Нет… Я чувствовала, что душа Полины ещё где-то здесь, и не хотела, чтобы она расстраивалась, видя мои слёзы…
Полина… Почему ты? Почему не я?

Я осторожно коснулась холодной, как мрамор, руки и опустилась на колени перед кроватью.
«Спасибо тебе за всё… Просто спасибо… Не знаю, что ещё сказать… - тихо и обречённо прошелестела я помертвевшими губами. – Спасибо, что вырастила меня, что воспитала. Спасибо, что заменила мне маму. Спасибо, что всегда защищала меня перед отцом… Да что там перед отцом – перед всем миром… Полина, Полиночка! Почему? Ну почему ты? Ты всегда была мне опорой во всём… Все дела свои бросала, когда мне нужна была твоя помощь. А я… Я такая эгоистка! И прости меня, если что не так. Прости за то, что в детстве не давала тебе покоя. Прости, что ругала твою рисовую кашу и говорила, что это гадость. Это не гадость. Это я – гадость, потому что ничего не понимала… Прости, что сломала в девяносто шестом году твою помаду… Это ведь я, я сделала – просто хотела быть взрослой… Прости, что не сумела тебе ничего дать, кроме забот и постоянной нервотрёпки. Прости… Прости, что не смогла тебе полностью заменить твою дочь… Вы сейчас рядом с ней будете, вместе… Наконец-то… Я не плачу, Полина. Правда, не плачу! Я очень рада, что вы наконец-то встретитесь… Это не слёзы у меня на глазах, нет! Тебе просто кажется! – горячо шептала я, стоя на коленях и прижимая к губам промокшую от моих слёз руку той, что никогда больше не услышит этих слов. – Я… Я всё помню! Я ничего не забыла… Знаешь, я в детстве так хотела, чтобы ты была моей мамой… А потом я поняла, что ты и есть моя мама… Мама… Мамочка…»
Слёзы заливали лицо. Я почувствовала, как мужество и уверенность в своих силах покидают меня… Но мне было наплевать. Было сейчас что-то важнее этой напускной гордости, самоуверенности.
«Каменная баба» исчезла. В комнате осталась слабая беззащитная девочка, которая ничего не могла поделать с неизбежным…
Дождь стучал о железный подоконник, словно оплакивая вместе со мною смерть близкого мне человека. В доме царила гнетущая тишина. И эта тишина проникала в меня, подтачивая и разрушая изнутри…

Топот детских ножек заставил меня выпустить похолодевшую руку Полины.
- Полина! – раздался где-то неподалёку радостный голосок моей дочурки. – Полина, ты где? Ау-у…
«Полина, ты где?» - болью отдалось в сердце. Где ты теперь, родная?

Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса - счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть…