Возвращение Ангела (глава 54)
Little monkey, Леночка! Эта глава написана специально для тебя. Ты так хотела «осчастливить» Илью, что мне, в конце концов, пришлось отказаться от своей изначальной идеи его убить и изменить ход рассказа до неузнаваемости. Но я постоянно вспоминаю, что, ещё выкладывая пролог, просила своих читательниц помочь мне советами, и не могу к ним не прислушаться…
Итак, долгожданные «погонные метры» счастья… Нет, скорее, километры!
Глава 54
Август 2009 года
Курахово – Т…ка
Стремителен и неумолим бег времени. Сменяют друг друга годы, как сменяют друг друга придорожные столбы, маячащие за окном фуры. Сколько же километров дорог намоталось на ось? Не сосчитать… И нужны ли подсчёты?
Крутые повороты, бездорожье, изнуряющая жара, леденящий холод – всё было в его жизни. И лишь одно уже несколько лет остаётся неизменным – шофёрская баранка да серое полотно дороги, убегающее куда-то вдаль…
Есть ли место, где все пути заканчиваются? Он хорошо знал ответ на этот вопрос. Дорога бесконечна, как бесконечна вечность…
Считается, что профессия дальнобойщика - сугубо мужская, если не сказать больше: одна из самых «крутых». А еще тянется за ней некий романтический флер - дорога, приключения, симпатичные попутчицы… При мысли о романтике он непроизвольно хохотнул, отчего его напарник по кличке Кардан, «в миру» – просто Андрюха, сонно затряс головой и уставился на него мутным после короткого тяжёлого сна глазами.
- Чё, Орехов уже? – пробормотал он, потирая почерневшими от грязи руками осоловевшие глаза.
- Спи. Курахово проехали, - отозвался он…
Так о чём это он? Ах да, о романтике… Ну да, романтика профессии…
Взять хотя бы этот рейс, который начался с того, что их экипаж, состоявший, собственно, из них с Андрюхой, двое суток давился холодными чебуреками на базе, куда съезжаются из окрестных городов и деревень на личных грузовиках охотники подзаработать. Клиенты всё не шли, и они с Андрюхой готовы были рвануть куда угодно и с чем угодно – хоть с лампочками, хоть с «Памперсами», хоть с полной фурой боеприпасов… Однако, подобная участь их миновала, и всего лишь на третьи сутки они отправились в Ростов с грузом пива…
Коммерсант, конечно, подложил им с Андрюхой хорошую «свинью». Возле обшарпанного магазина на окраине Ростова их с утра поджидал… однорукий грузчик. И хуже того - бывший гибэдэдэшник. Так что полсотни ящиков с пивом они таскали с Карданом сами, как гужевые лошади. А однорукий невозмутимо курил на крылечке и травил анекдоты из своего гаишного прошлого: «Спит постовой дома и кричит во сне: «Вася, фуры, фуры идут!» Жена наклоняется над ним и шепчет: «Спи, милый, спи. Порожняк это, порожняк!» Всю дорогу Андрюха тяжело кряхтел и крыл его последними словами: «Зачем ты, гад, отобрал у меня гаечный ключ? Зачем спрятал от меня грузчика в подсобке? Я - старый человек, меня женщины не любят. А я наглых грузчиков просто не-на-ви-жу!» Действительно, он их слегка недолюбливает… Кипятился, кипятился, а потом уснул крепким сном рабочего человека, оглашая кабину настоящим богатырским храпом. Умаялся, бедолага…
Вот такая она, «романтика»…
Блин, да чего только не бывало в этой его «дальнобойной» жизни. Если вспомнить – можно целую книгу мемуаров написать. Не верится даже, что когда-то у него была совершенно другая жизнь, да и сам он был совсем другим человеком, даже звали его совсем иначе. И, что самое невероятное, он доволен. Полностью доволен этой своей жизнью. Доволен работой водителя-международника, этой бесконечной дорогой и новенькой Вольво FH16, купленной на то, что осталось у него от «старой жизни». Нет, осталось, разумеется, гораздо больше, но это – «заначка» на чёрный день. В конце концов, с заработками сейчас туговато, а у него семья…
«А дорога серою лентой вьётся, залито дождём смотровое стекло…» - надрывался в магнитоле Агутин.
Нет, дождя, слава Богу, не предвидится. Обещают солнечный день. Ещё бы – этот день, и не солнечный! Он непременно должен быть именно таким. Просто по определению…
Ещё часов шесть, и он дома. Андрюху только забросит, и сразу поедет. Не опоздать бы…
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
Москва встретила нас хмуро. Ливнем с проталинами солнца, пятнами облаков на небе, традиционной толчеёй и ни с чем не сравнимым запахом стоялой воды и городской канализации… А ещё – такими заоблачными ценами даже на вокзале, что я, человек по своей натуре нежадный, вдруг осознала, что посидеть в привокзальном кафе с милым моему сердцу названием «Петергоф», заказав себе бутылку Колы 0.25 и что-нибудь из холодных закусок, стоит столько же, сколько в нормальном одесском ресторане, увенчанном четырьмя звёздами… К счастью, впереди маячил ужин на веранде в деревянном дачном домике, принадлежащем моему свёкру Алексею Дмитриевичу.
С тех пор, как я впервые в жизни, будучи ещё женой Игоря, переступила его порог, прошло немело времени – почти пять лет… Кажется, целая эпоха. Маленькая эпоха… В этом мире могло измениться что угодно, только не Алексей Дмитриевич. Пережив потерю жены и сына, он по-прежнему остался бодрым, жизнерадостным, уверенным в себе человеком. Оптимистом чистой воды, одним словом. И только сетка морщин вокруг его лучистых глаз стала всё яснее проступать, да в уголках губ наметились две горькие складки…
Потеряв сына, Алексей Дмитриевич привязался ко мне как к дочери и совершенно искренне полюбил Линочку. Мы иногда приезжали к нему в гости, но чаще он навещал нас сам, внеся в нашу с дочерью размеренную, искусственно распланированную жизнь толику ни с чем не сравнимого творческого безумия. Он вырывал меня из каждодневной рутины дел, появляясь с неизменной улыбкой на губах и кучей планов на время своего приезда. Я переносила совещания, встречи и в корне меняла ненадолго распорядок дня, чтобы не упустить ни одного мгновения, в продолжении которого Алексей Дмитриевич пробудет у нас в гостях. Он же лучше любой няньки, которых, после кончины Полины в доме сменилось уже восемь, мог совладать со своей внучкой, по-военному и как-то совершенно беззлобно её «построить» и заставить его слушаться… Это был талант, достойный уважения, ведь справиться со своей маленькой непоседой иногда не в силах была даже я сама…
А иногда мы приезжали сами. Чаще всего – по весне или в конце лета, когда нужно было помочь Алексею Дмитриевичу «по хозяйству», а именно – открыть или закрыть, как я его называла, «огородный сезон».
В последний раз мы приезжали сюда в мае, когда жива ещё была Полина... Господи, как же давно это было... Кажется, целая вечность... И пусть сейчас боль несколько притупилась, я всё равно не могла поверить в случившееся и отучиться звонить ей по любому поводу. Звонить абоненту, который теперь вне зоны доступа... Навечно...
- Приехали? – деловито спросила Лина, когда водитель заказанного на время моего пребывания в Москве Mercedes Pullman - когда-нибудь и я себе такой "заведу" - лихо затормозил перед знакомым мне деревянным зданием, обнесённым забором.
Дачный дом был сравнительно небольшим и выделялся своей простотой среди трёхэтажных каменных особняков московского генералитета, которые своими устрашающими размерами и непроницаемыми воротами навевали на меня, жительницу небольшого приморского городка, тоску. Даже мои коттеджи в разных закоулках страны казались мне жалкими лачугами по сравнению с особняками, построенными здесь… Может, и себе что-нибудь подобное выстроить? Замок, к примеру… Вот возьму и построю самый настоящий замок на вершине Карпат – всем на удивление…
И всё равно я понимала, что ни один замок не затмит очарование простого деревянного дачного дома, принадлежащего моему свёкру…
На протяжении десятилетий непременным атрибутом принадлежности к советской элите считалось, в том числе, наличие дачи. А индикатором статуса – её размеры и удалённость от Москвы. Поскольку Алексей Дмитриевич покинул ряды доблестного российского флота всё-таки в адмиральском звании, то и дача у него была соответствующей – один из «трофейных» загородных домов, демонтированных руками солдат в Германии и привезённых в СССР, расположенный в 50 километрах от Первопрестольной. Разумеется, дом неоднократно перестраивался, и мало что сохранилось от его первоначального облика, но Алексей Дмитриевич его любил и всегда именовал «немецким». После распада Союза предприимчивый адмирал приватизировал дом и примыкающий к нему солидный участок, а потом, задумавшись о немолодых уже своих годах, переписал его на единственную внучку. Так Алина стал собственницей недвижимости, как сейчас принято говорить в России, в элитном районе…
И хотя дом упорно ветшал, и из-за ремонта всё меньше в нём оставалось «немецкого», Алексей Дмитриевич рассказывал, что не собирается перестраивать дом.
- Игорь предлагал его перестроить, - он досадливо пожимал широкими плечами, - но он мне дорог таким, какой есть. Столько всего с ним связано – даже и не передать…
Вот и стоял дом с выражением какой-то решимости – деревянный, двухэтажный, с ажурным деревянным кружевом и старомодной верандой. «Домик-пряник» из детства, наподобие того, в котором жили мои бабушка и дедушка… Незыблемый, как скала, всем своим видом напоминающий об ушедшей в прошлое эпохе…
- Приехали, - подтвердила я.
Я крепко взяла дочь за руку и улыбнулась. Интересно, будут ли нам рады?
- Лариска, твою мать! – услышала я и подняла голову. Судя по всему, будут…
Не здороваться и сквернословить – это у семейства Кондратенко в крови. И главный «попиратель» норм приличия, он же – главный матерщинник в этой семье, неизменно приветствовал меня подобным образом. Хорошо, что просто не пустил «по матери».
Алексей Дмитриевич стоял на балконе, опираясь смуглой рукой на поручень и разглядывая, кого это нелёгкая принесла в его дом в аккурат к ужину. Всё такой же. Гренадерского роста, статный, седовласый, с завитыми белыми усами и серебряными бакенбардами, одновременно похожий и на просмоленного всеми морями боцмана, и на суворовского чудо-богатыря. Грозная внешность, внушающая невольное уважение, скрывала за собой честного и справедливого человека, который в душе всё ещё считает себя мальчишкой. Это выдают задорные, мальчишечьи огоньки, светящиеся в ясных голубых глазах. Незлое уже вечернее солнце играло в его всё ещё густых волосах, то озаряя их сумасшедшим светом и заставляя переливаться каждую нить, то вдруг скрывая начисто – так, что казалось, что свёкор мой совсем лыс… Во рту – изогнутая коричневая трубка, которую я привезла ему в прошлый свой приезд, почти силой заставив выбросить замызганный огрызок дерева, которым он пользовался уже лет двадцать… Алексей Дмитриевич был одет в простую белую рубашку с коротким рукавом и белые штаны, закатанные до колен… И кто, спрашивается, глядя на него, скажет, что перед тобой – целый адмирал? Даром, что на пенсии – бывших военных, по его мнению, не бывает…
Перебирая крепкими загорелыми ногами по мощёной дорожке, он проворно спустился к нам, озаряя всё вокруг лучезарной улыбкой.
– Хоть бы предупредила, что приедешь, - по-стариковски ворчливо произнёс он. – Я б этих дармоедов в магазин заставил сходить… Отираются тут без дела… Это я про тебя! – нарочно громко крикнул он молодому человеку, разглядывающему нас с видом следователя. Его надутая физиономия никак не вписывалась в окружающий пейзаж…
Ну да, это – камень в мой огород. «Принять в дар» охрану его заставила я ещё в те бесконечно далёкие времена, когда пропал Игорь. Алексей Дмитриевич кипятился и брызгал слюной, но его супруга, женщина более практичная, неожиданно встала на мою сторону. «А что? – со свойственной ей прямотой и непосредственностью спросила она. – Хорошие ребята. Крепкие… Если что, огород вскопать помогут, в магазин сходят. И вообще, в хозяйстве пригодятся. Решено, Лёша! Берём…» Моя свекровь – золотая женщина. Была. Царство ей небесное.
Ворчит… Как будто не знал, что мы с Линочкой к нему заявимся! Очень хорошо знал, но всё равно так искренне высказывает своё удивление… Притворяется, конечно… А вообще, он нам рад. Это по глазам видно!
Почему я так любила эти «сезонные» визиты к свёкру, даже я сама не знаю. Хотя, нет, знаю. Естественно, знаю! «В его доме я не чувствую себя чужой, даже бываю счастлива, насколько может быть счастлива девушка, у которой, как у меня, разбито сердце, искалечена жизнь…» - неизменно приходила мне на память очередная строчка из любимого произведения.
- Проходи, чего стоишь? – спросил он, с лёгкостью хватая наши с дочерью чемоданы и недовольно поглядывая в сторону охранника из-под густых бровей. – Да отцепи ты её от своей юбки – не маленькая, не упадёт! В её возрасте нормальные дети…
Рассказ о том, что делают в Алинином возрасте нормальные дети, занял минут двадцать, в течение которых нам с дочерью показали наши комнаты и предложили поужинать «чем Бог послал». Лина совсем освоилась в доме, и теперь развлекалась тем, что разглядывала альбомы с советскими марками, которые Игорь собирал ещё в школе, и которые зачем-то бережно, до конца своей жизни, хранила жена Алексея Дмитриевича, похороненная на Ваганьковском кладбище…
Наша беседа постепенно сходила на нет. Малинового варенья в банке виднелось меньше половины, а от ужина давным-давно остались одни грязные тарелки…
Алексей Дмитриевич всё раскачивался монотонно в плетёном кресле-качалке, держа на руках уснувшую внучку, и, прищурившись, смотрел куда-то вдаль, на загорающиеся на небосводе звёзды.
- …А как там Илья? – неожиданно спросил он, чуть-чуть пошевелив затекшею в неудобном положении рукою. Он постоянно задавал этот вопрос и неизменно получал один и тот же ответ.
- Не знаю, - я пожала плечами. – Наверное, нормально. На мой День рождения прислал мне открытку из Праги, а в День рождения Линочки – из Будапешта… Никак не могу понять, чем он занимается?
Действительно, чем? Илья, как и обещал, исчез из моей жизни, но четыре раза в год аккуратно напоминал о своём существовании поздравительной открыточкой. Адреса, с которых эти самые открытки отправлялись, были более чем странные – почтовые отделения крупных городов Восточной Европы, и я сделала вывод, что «обитал» он именно там. Но ни малейшего намёка на род его деятельности в этих открытках не было. Да и о том, как сложилась его дальнейшая судьба после того, как он покинул больничную палату ХХХ-го роддома, я тоже не знала.
- Странный человек, - подтвердил Алексей Дмитриевич. – Никогда не понимал, что связывало их с Игорем… Вроде бы, и дружбы как таковой не было, а держались всё равно вместе. Почему?
Действительно, почему?
Иногда мне очень хотелось узнать, что сейчас делает Илья, чем занимается, как живёт. Всё-таки, этот человек в день нашего прощания дал мне несколько дельных советов, благодаря которым я стала тем, что есть сейчас, а именно – всесильной госпожой Никитиной…
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
Белый утренний туман ровным мягким покрывалом расстилался над лугом. Ещё чуть-чуть, и вспыхнет над головой яркое южное солнце – оранжевое, как желток – а потом властно зажжёт своим светом бескрайнее небо…
Хорошо возвращаться домой утром, когда село ещё окутано ленивой дремотой. Пройдёшь по пустынным улицам, тишину которых нарушает разве что собачье взбрехевание да шёпот изумрудно-зелёной листвы над головой, и как-то тихо и спокойно делается на душе.
Сорвав травинку и сунув её в рот, он на мгновение остановился, глядя вперёд. Луг, пробуждаясь ото сна, сонно кивал ему крохотными бутончиками цветов, словно радуясь его возвращению домой.
Уже сквозь туман уже проступали очертания сельских домов, среди которых он привычно узнал и свой – крепкий, двухэтажный, построенный на века, утопающий в зелени абрикосовых деревьев. Такой сто лет простоит и не развалится – это уж точно! Ему припомнилась трухлявая лачуга, стоявшая раньше на его месте, более напоминающая своим видом дом с привидениями, нежели человеческое жилище, и от этого печальной дымкой подёрнулось сердце…
Ему припомнилось, как четыре года назад они с Леной, теперь уже по праву носящий статус его законной жены, появились здесь, в этом посёлке. Он с удовольствием поселился бы в приличной квартире где-нибудь в центре Севастополя, открыл бы какое-нибудь дело, но его «счастье», как он в шутку называл свою вторую половинку, неожиданно встало в позу. «На твои ср…ные деньги жить не буду! – гордо заявила она. – Я квартиру продала. На что хватит, то и купим…» Видимо, Лена сильно торопилась с продажей квартиры, и денег хватило только на ветхий «домик в деревне». Ладно, «на селе». Хрен редьки не слаще.
Он хорошо помнил, как переступил порог этого дома, неухоженного и запущенного, с углами, затянутыми мелкой сеткой паутины, разбитыми частично стёклами и провалившимся полом.
- И… И здесь мы будем жить? – неуверенно спросил он, разглядывая убогие стены с повисшими на них клоками некогда жёлтых обоев. Разумеется, здесь он жить не станет! Разумеется, он сбежит… Этой же ночью сбежит, как только она уснёт! Куда угодно… Домой вернётся, наплевав на то, что дал себе зарок начать новую жизнь…
- А кто дочери сказал, что дальнобойщиком работает? – ехидно спросила Лена, с силой потянув на себя оконную раму, которая, натужно скрипнув, кое-как распахнулась, обдав его запахом сырости и гнили… - Самое место для дальнобойщика… Что ты стоишь?
- А что мне делать? – он удивлённо развёл руками.
- Мне помогать, - уверенно произнесла она.
- Чем? – изумлённо спросил он. Желание сбежать укоренилось в нём окончательно.
- Чем? – она сделала несколько шагов по склизкому полу в сторону печки и, к немалому его удивлению, вытащила оттуда веник. – Будешь мусор на свалку носить. А я, пожалуй, начну с дальней комнаты. Надо же нам где-то спать…
Вот так и началась новая «веха» его жизни.
Он торопливо шагал в сторону дома, иногда вынимая из кармана джинсов затёртый мобильник и поглядывая на время…
«А ведь когда-то часы носил…» - подумалось ему. Часы разлетелись в куски во время какой-то драки на базе, а новых он себе не покупал. Да и зачем? Мобильник всегда при нём…
В доме не спали. Все окна были ярко освещены, и он уже приметил в них несвойственную для раннего часа суету… Ещё бы! День-то сегодня какой.
Его губы непроизвольно растянулись в улыбке, и он рассеянно поворошил рукой светлые, выгоревшие на солнце волосы, коротко остриженные в парикмахерской Ростова-на-Дону. Эх, успеть бы в ванную пробиться, пока девчонки её не заняли окончательно и бесповоротно…
Он прибавил шагу и, толкнув ярко-зелёную калитку, оказался в чистеньком дворике. Это – целиком и полностью заслуга жены и дочки. Поддерживать чистоту и порядок – это у них в крови… В доме ни соринки, ни пылинки, и приятно возвращаться ему, чумазому и уставшему после рейса, в этот спокойный, тихий уголок, где его ждут и за что-то даже любят…
Тихонько скрипнула дверь дома, и в образовавшуюся щёлочку просунулась любопытная мордочка с лучистыми серо-голубыми глазёнками, блестевшими из-под шапки русых волос, а потом на крылечко вывалился двухлетний мальчуган в чистенькой белой футболке и голубых шортах. Наклонив голову набок, он несколько секунд вглядывался в лицо раннего гостя, а потом по румяному детскому личику разлилась счастливая улыбка.
- Батька! – раздался звонкий, с переливом голос, и уже через секунду крепкие босые ножки дробно застучали о деревянное крыльцо…
- Куда босиком? – строго окликнул он, но остановить это маленькое стихийное бедствие, которое, неловко переваливаясь на высоких ступеньках, спешило к нему, раскинув загорелые ручонки, было уже невозможно…
Он успел подхватить сына под мышки, когда тот преодолевал последнюю ступеньку и поднял его высоко над головой. Мальчишка пронзительно взвизгнул, а потом разразился смехом, напоминающим ему звон хрустальных колокольчиков…
- Ну привет, - негромко произнёс мужчина, чувствуя, как под его ладонью бешено колотится детское сердечко. – Привет…
- Игорь! – нечётко раздался сердитый женский голос. – Марш домой! Простудишься…
Мальчишка мгновенно сквасил недовольную физиономию и отрицательно затряс головой, протягивая к отцу руки, надеясь на его защиту.
- Кому говорят? – голос приближался, и мужчина, посадив ребёнка на руку и прижав его русую голову к своему плечу, поднялся на две ступеньки вверх и предусмотрительно замер, зная, что дверь непременно распахнётся стремительно и резко – неровен час, по голове получишь!
Перевесить её, эту дверь, надо как-нибудь, чтобы в другую сторону открывалась…
- Вот я тебе… - женщина легко ступала по покрытому ковровой дорожкой полу и приблизилась, наконец, к двери, которая, дрогнув, раскрылась во всю ширину.
Его жена опять перекрасилась. Всякий раз, возвращаясь из рейса, он пытался предугадать, кто встретит его на пороге родного дома – невыразительная блондинка, жгучая брюнетка, ярко-рыжая кокетка… Пытался, но всякий раз «промахивался». Да, это – не советские времена, когда на женщины в «красильных» целях использовали хну или басму, в исключительных случаях – какой-нибудь «Блондон Ликвид»… На этот раз она решила предстать перед ним умеренно русой, с каскадом невообразимых завитушек.
Одетая в короткий домашний халат, из-под которого легкомысленно выглядывали чёрные, в крупную сеточку колготки, и обутая в домашние резиновые «шлёпки», она привалилась спиной к дверному косяку и, с робкой улыбкой на накрашенных тёмной помадой (или блеском – не разберёшь их, женщин) губах уставилась на него…
- Привет, - просто произнёс он, шагнув к ней.
Он никогда не умел сказать ей ничего красивого, и она всегда обижалась на это и говорила что он – «бревно бесчувственное». Где только откопала такое выражение? В каком-нибудь сериале, наверное. Или в детективе… Может, из очередного рейса привезти стоит ей полное собрание сочинений какого-нибудь классика, чтобы сравнение было более выразительным? Хм…
Впрочем, она права. Он действительно никогда не умел говорить красивых слов, которые нравятся женщинам. Зато он её любит. И её, и сына, и дочку – самых родных ему людей.
- Привет, - откликнулась она, бросив, наконец, бесполезное «стенкоподпирание». Затем, глядя на него, негромко спросила. – Есть хочешь?
Пожалуй, стоило пострадать большую часть жизни в одиночестве, чтобы оценить этот простой вопрос, произнесённый губами любимой женщины – его счастья, нежданно-негаданно обрушавшегося на его дурную голову. И как он только раньше не понял, что его счастье – это она? Скольких бы глупостей он тогда избежал… А ведь он сомневался, брать её с собой не хотел. Помнится, даже сбежать от неё хотел на вокзале, упорно не желая брать её в свою новую жизнь. И вот как всё обернулось… Дурак был…
- Не очень, - негромко произнёс он, тронув губами мягкую, отдающую французскими духами щёку жены. И, наклонившись к самому её уху, прошептал. – Я тебе из Ростова подарок привёз… К твоему бордовому платью…
- Ты сумасшедший, Илья, - откликнулась она, покачивая головой.
- Разве… - будничным голосом произнёс он. – А я наделся, что восемь месяцев в «психичке» это исправили…
- Илья… Ну… - виновато промямлила она. – Я не о том… Просто… У тебя дочка сегодня замуж выходит, а ты… Так и не сказал, что мы им с Серёжкой на свадьбу подарим…
- И правильно сделал, - усмехнулся он. – Ты же болтливая, как сорока… - чуть отстранившись, он с заговорщическим видом посмотрел на притихшего у него на руках сына и спросил. – Гарик, что мы Юле подарим на свадьбу, а?
Мальчишка сунул палец в рот, а потом, хитро улыбнувшись и, окинув родителей серьёзным взглядом, выдал: «Плюшу…»
- О Господи! – выдохнула женщина, отшатнувшись. – Вы… Вы придурки! Оба… Что ещё за «плюша»?
- Плюша, - с серьёзным видом повторил Гарик. – Чёрное и круглое, - и, хихикнув, уткнулся в отцовское плечо…
- Лена, да всё нормально, - серьёзно ответил Илья.
Лена… Кто бы мог подумать, что именно она, секретарша из редакции одесского журнала, его бывшая любовница, не только стремительно ворвётся в его жизнь с присущей ей кипучей энергией, но и сумеет вытравить из его души опасное наваждение, которое много лет не давало ему жить спокойно…
- Ле-на! – раздался из дома нетерпеливый девичий голосок. – Кто там? Папа приехал?
Она, бросив на него стремительный взгляд из-под накрашенных ресниц, наскоро пробормотала что-то про ванную и Юльку и скрылась в доме, оставив его наедине с сыном и нахлынувшими внезапно воспоминаниями…
Почему он, всё-таки, от неё не сбежал? Почему остался? Он и сам не понимал, как не мог до конца понять изменчивой женской натуры. Ленка, о которой он раньше знал только, что она довольно проворно и грамотно умеет набирать на компьютере тексты, вдруг открылась ему с совершенно неожиданной стороны.
Во-первых, она умела не только жрать в ресторанах, но и готовить. Причём, готовить довольно сносно, и в основном – из того, что было. А если учесть, что в сельском магазине выбор был «неахти», то он довольно скоро привык к нехитрой «деревенской» еде.
Во-вторых, её наманикюренные пальцы умели не только проворно шлёпать по клавиатуре, но и довольно ловко справляться с насущными домашними делами. Вообще, домашнее хозяйство она взвалила на себя, и справлялась с ним не хуже опытной домработницы.
В-третьих, она, невзирая на все его протесты, выпроводила его на работу. Дальнобойщиком… Чтобы «поддержать легенду». Сначала он возмущался, а потом как-то привык и даже полюбил свою профессию.
В-четвертых, она сдала его в «психушку» на принудительное лечение. Не сама, конечно. Вместе с Юлькой… Ну да, был в его жизни «чёрный» период со светлым названием «белая горячка», сопровождавшийся появлением двух «ангелов» в белых халатах и восьмью месяцами лежания в районной «дурке». Впрочем, за это он, как ни странно, двум самым близким женщинам в своей жизни должен быть благодарен – из больницы он вернулся совсем другим человеком…
Наконец, в-пятых, именно ей он рассказал о тайне, которую хранить одному было тяжело. Лена не только не осудила его, но и в какой-то мере даже признала его правоту… Но только отчасти…
И всё-таки, почему же он не сбежал? Наверное, потому, что любил эту «офисную сплетницу», которая неожиданно стала надёжной спутницей жизни. Его, между прочим, жизни…
Вот так…
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
В конце августа фруктовый сад, разбитый за дачным домом Алексея Дмитриевича лет двадцать назад, уже готовится закончить свой сезон. Ветви склоняются от тяжелых яблок, листва понемногу начинает желтеть и опадать. Кое-где, прямо в траве под деревьями, валяются опавшие плоды с «синяками» и трещинами на румяных «боках». Их время от времени подбирают охранники, а потом мучаются желудками…
Линочка, радуясь возможности порезвиться на свободе, отыскивает в траве опавшие яблоки и складывает их в большую плетёную корзину…
Робкое московское солнце пробивается сквозь ажурную листву, не согревая, но и не слепя.
Тишь и благодать…
Посмотрели бы деловые партнёры, как Лариса Александровна Никитина проводит свободное время. Наверное, им сложно будет представить себе её в потрёпанных джинсах и заляпанной пятнами от ягод футболке, туго обвязанную платком, стоящей на ступеньках колченогой стремянки и извивающейся в тщетной попытке ободрать с яблони яблочки – кислые, как вся моя жизнь…
Сбор яблок мой свёкор по причинам, мне неизвестным, решил почему-то доверить именно мне. Наверное, чтоб не съела чего лишнего… На охрану он, по его собственным словам, положится не мог, а самому собирать урожай, видимо, мешала его «адмиральская» гордость. Поэтому, стоя внизу и заботливо поддерживая облезлую шаткую стремянку, лишившуюся ещё в незапамятные времена двух ступеней, он давал мне дельные советы из серии: «На два градуса левее, на три градуса правее…» Ещё бы командовать начал: «Право руля – лево руля…» Или… Как это… А-ааа! «Дифферент на корму!» Кто-нибудь знает, что такое «дифферент», и на какую корму его кладут? А, главное – с какой целью?
Как оказалось, сбор яблок со стремянок хорош только на рисунках в книгах. На деле же с лестницы можно собрать лишь половину урожая. Ведь самые крупные и красивые яблоки висят на верхушках, а дотянуться до них даже с очень высокой стремянки проблематично - ветки мешают. Правда, Алексей Дмитриевич предложил мне вскарабкаться наверх, чуть ли не к небесам, и, привязав к поясу корзину, «пошуршать» там, но я как-то скептически отнеслась к этому совету. Тем более, что яблонь у него было тридцать пять корней (почему корней, когда мне достаются исключительно «вершки?»), а промышленный альпинизм в список моих занятий не входил никогда.
Справедливо решив, что висеть на вершине яблони с полной корзиной яблок – опасно для жизни, я совет свёрка отклонила и в свой первый «огородный сезон» под покровом ночи, когда Алексей Дмитриевич не видел, мобилизовала на штурм сада всю свою охрану. Ребята расстарались так, что вместе с яблоками ободрали половину листьев и обломала часть сучьев, которые в спешном порядке затем уволокли на ближайшую свалку… Замести следы окончательно нам, конечно, не удалось, и Алексей Дмитриевич, разглядывая пострадавшие яблони, долго удивлялся, как это он сумел проспать налетевший исключительно на его участок ураган, который предусмотрительно сложил яблоки под деревьями горкой… Пожалуй, за всю свою жизнь он не видел таких «проказ стихии». И не увидит больше, ибо его невестка оказалась до неприличия гениальной…
Как-то раз, отчаявшись достать несколько десятков необыкновенно крупных плодов с «макушки» яблони при помощи лестницы, вооружилась я... граблями. Взобралась на стремянку, поддела зубьями плодоножку и легонько дёрнула вниз. К моему изумлению, яблоко на землю не упало, а покатилось вдоль черенка граблей и угодило мне прямо в руки! Вот таким «Макаром» я и корячилась, пока Алексей Дмитриевич моё «приспособление» не усовершенствовал… Из стальной мягкой проволоки сделал кольцо с ушками для съёма плодов и прикрепил его к черенку с помощью обрезка лёгкой алюминиевой трубки. Рукав-приёмник «сляпал» из старого плаща-«болоньи», а сам черенок - из трех колен старой бамбуковой удочки…
Вот и сейчас, стоя всё на той же прошедшей «Крым и Рым» стремянке, я ловко орудовала «приспособлением». Алексей Дмитриевич развлекал меня очередной флотской басней из жизни…
- Это ещё до перестройки было, - вспоминал он, мысленно возвращаясь в те беспечные годы, когда было ему, наверное, лет сорок, может, сорок пять. Короче, когда был адмирал «в самом соку», и носил на плечах погоны капитана первого ранга… - Зима. Северодвинск. Прибыли мы на завод всего на пару месяцев и встали на ремонт. Семьями не обременены, поэтому расселены в одной офицерской гостинице, рядом с бригадой. По личному опыту зная, что моя молодая поросль каждый день после службы разбредается по всяким злачным местам в поисках удовольствий, в родном гарнизоне недоступных, а потом утром с большим трудом встает (а то и не пребывает на подъем флага), я каждое утро, с завидным постоянством производил следующую операцию. Ровно в шесть пятьдесят выходил из своего номера и шел по всем «номерам», где обитали мои подчиненные. Благо, жили почти все на одном этаже. Я стучал в каждую дверь, пока там хоть кто-то не отзывался, и командовал что-то вроде: «В 07.35. жду всех внизу! Кого не будет, матку выверну, пионеры!» Завершив обход, я удалялся в свой номер, и ровно в 07.35. стоял на крыльце гостиницы, уже выбритый, с подкрученными усами, в своей не очень уставной каракулевой шапке, и пыхтел сигаретой. Естественно, на меня ворчали и даже обзывали за глаза Будильником, но опозданий практически не случалось, и, собрав всю свою «банду», я возглавлял ее, и мы дружно прибывали на подъем флага. И вот в то вшивое, мать его, утро всё шло, как заведено. Мои охломоны поднимались только после моего стука в дверь и, поругиваясь друг на друга, на меня, любимого, вчерашний вечер, мороз, любвеобильных северодвинских женщин и командование, умывались и приводили себя в порядок, а потом, наконец, вывалились из гостиницы. Стою на крыльце. Жду, старый баклан… Курю, мать её так и тихонько насвистываю: «Штурмовать далёко море посылает нас страна…» И не могу понять, чего они так на меня пялятся. Знаешь, как твоя Алька, когда в первый раз мой кортик увидела. Прям как на неведому зверушку… И, с…ки, молчат! Ну, я, значит, сразу решил их взять в оборот. «Ну, что, бездельники примолкли? Все собрались? Тогда шагом марш!» - командую. И тут… Помнится, говорит мне один старлей. Как сейчас помню, фамилия Кипятков: «Алексей Дмитрич, а кальсоны-то… зачем?» Какие, думаю, кальсоны? Но, окидывая старлея взглядом, в котором читалась, мудрость всей трехсотлетней истории российского флота, отвечаю: «Эх, Кипятков… Уже старлей, а мозгов еще не хватает! В такой мороз без кальсон, яйца, как рында звенеть будут, дурень…» И тогда он, значит, улыбкой расцветает и подленько так говорит: «А брюки, что в таком случае одевать не надо?» И указывает куда-то вниз. Я уж собрался было разразиться еще какой-нибудь народной мудростью на вопрос о брюках, но непроизвольно взглянул на свои ноги. Мать моя! На мне вместо штанов кальсоны и нет брюк. Совсем нет… Ну, думаю, сейчас переоденусь и вернусь…
Я весело засмеялась над рассказом свёкра и, переместив ногу выше, вдруг почувствовала, что под ногами больше нет ступеньки. Стремянка зашаталась, и я резко взмахнув руками, извернулась в бесполезном порыве за что-нибудь ухватиться. Под рукой оказалась сухая яблоневая ветвь, которая, коротко хрустнув, обломилась, лишив меня последней опоры…
Взмахнув руками, я полетела вниз…
Ярко-зелёная, с жёлтыми всполохами, листва грозно зашелестела надо мной. Солнце полоснуло по глазам, а потом стремительно закатилось за тучи… Вселенная закачалась вокруг меня и потонула в грозном шелесте листвы…
Зелёный цвет сменился серым, словно кто-то вдруг испил до дна яркие краски окружающей природы, обесцветив летний пейзаж. И не трава была там, внизу, а бездонная, чёрная бездна с трепещущими краями…
На мгновение передо мною мелькнули голубые глаза Алексея Дмитриевича, в которых отразилось что-то близкое к испугу. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, из голубых они превратились в чёрные, прожигающие меня насквозь…
Реальность и иллюзия слились воедино, соединившись надо мною зияющей пропастью, и эта пропасть всё глубже затягивала, смыкая над моею головой свои чёрные дрожащие края.
«Вернусь…» - раскатилось по сердцу и набатом ударило куда-то в голову, взорвавшись миллиардом мелких, ничего не значащих ускользающих мыслей.
Сознание тускнело. Бездна затягивала…
«Вернусь…»
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
Как уникальна каждая свадьба, так по-своему красива каждая невеста.
Его дочь выглядела безупречно – от кончиков волос до острых каблучков. Особенно неподражаемо было её свадебное платье, за которым Илья ездил в Прагу. Если не эксклюзивное, то роскошное – это точно. И плевать ему было, что свадьба будет не в шикарном зале ресторана, а в самом заурядном севастопольском кафе, до которого ещё ехать и ехать. И что «в голове» свадебного кортежа пойдёт не какой-нибудь лимузин Excalibur, а всего-навсего белый Volkswagen Passat в кузове универсал, произведенный ещё в прошлом веке. И что с того? Платье его дочери должно было быть самым шикарным… Какая девушка не мечтает о том, чтобы в такой день почувствовать себя сказочной принцессой? Не его дочь – это точно…
Свадебный наряд Юли представлял собой образец утонченного шика и элегантности. Выполненный на изысканном кружеве, он не способен был оставить равнодушным ни одно сердце невесты. Тончайшие бретели выгодно подчеркивали декольте, а приталенная юбка, спускаясь к ножкам, образовывала актуальный силуэт «рыбка». Небольшой шлейф и тонкая, как паутинка, фата, завершали образ наряда.
Он невольно залюбовался хрупкой девичьей фигуркой, тонувшей в причудливом сплетении ажурного кружева.
Пусть кто угодно говорит что угодно, но она – идеальная невеста. Это он точно знает…
- Ну что, Юля, как настроение? – негромко спросил Илья, входя в комнату дочери и, встретившись с её грустными карими глазами, испуганно глядевшими на него из-под белого облака фаты, сам ответил на свой вопрос. – Хреново. Я понял…
Он понял гораздо больше. Понял, что стал свидетелем так называемого «свадебного мондража», который взял в оборот его дочь и упорно не хочет отпускать. Так иногда случается…
- Ну что такое? – аккуратно поддёрнув брюки, он присел перед Юлей на корточки и вопросительно заглянул ей в глаза. Там плескался безотчётный детский страх – совсем как в тот день, когда хоронили Марту, её мать.
Юля тогда стала похожа на тень – испуганная, маленькая, непостижимо жалкая и одинокая в своём горе. Она всё жалась к его плечу и бессознательно искала его руку своими прохладными, огрубевшими пальцами. Наверное, именно тогда он понял самое важное в своей жизни – он кому-то нужен…
Тогда он был ей единственной опорой в её горе. Сейчас должен показать, что она может опереться на него и в радости…
- Боишься? – спросил Илья, осторожно взяв её за руку.
- Боюсь… - со вздохом обронила она и прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
Похоже, дело совсем плохо. И зачем он только полез со своими дурацкими расспросами? Только хуже сделал. Сейчас она расплачется, и придётся ему выслушивать нотации жены по поводу «поплывшего» макияжа. Нет, уж лучше – размазанный макияж, чем испорченное настроение в такой день.
- Ну что такое? Что случилось?
- Пап, а… А если он меня бросит? – еле слышно произнесла она.
Илья прислушивался к звукам, доносившимся со двора. Там несчастный жених уже минут двадцать извращался в попытках поскорее пройти многочисленные конкурсы, заготовленные свидетельницей и подружками невесты. Нет, она не о том, что он может бросить её накануне свадьбы. О другом…
- С чего ты взяла, Юля? – улыбаясь, спросил он.
- Понимаешь… - замялась она. Яркий румянец опалил щёки девушки, а её пальцы с силой вцепились в его ладонь. – Понимаешь, он теперь – такой человек… Директор фитнесс-клуба… А я… А мы… А у него там столько, что…
Вот оно что. Вот чего она, дурочка, боится… Маленькая дурочка…
- И что? – уверенно произнёс Илья. – Если он тебя за всё это время не бросил, то и теперь вряд ли что-то изменится. Серёга – стоящий парень. И в этом отношении ему можно доверять.
- Правда? – в её голосе послышалась робкая надежда.
- Я тебя когда-нибудь обманывал? – строго спросил он.
- Нет…
- Ну вот. И если я говорю, что Серёга – парень верный, значит, так оно и есть.
- Но он же теперь такой… Деловой, занятой. У него карьера…
Ну да, карьера. Илья хорошо знал, как за три года Сергей прошёл путь от грузчика до директора. И сам жених знал, что владельцем клуба, в котором он работает, является его будущий тесть. Да что там говорить – теперь просто тесть… Только они вдвоём и знали, договорившись, что никому не выдадут этой «семейной» тайны.
Впрочем, Илья не грешил против истины. Сергей – действительно хороший парень. И Юльку он любит… И всё у них будет хорошо. Так что, здесь он дочери не солгал.
- Плюнь ты на его карьеру, - рассмеялся Илья. – У меня тоже «карьера». И что? Лена же её терпит как-то? Всё будет хорошо. Слышишь?
- Слышу, - негромко откликнулась она. – Пап…
Поверила. Слава Богу. И макияж переделывать не пришлось… Определённо, он обладает даром убеждения…
- Да?
- А что такое «плюша»? – спросила Юля, подняв на него полный детской наивности взгляд.
Ну вот… И кто, спрашивается, проболтался? Лена, конечно же, кто же ещё… «Плюша»! Все хотят знать, что такое «плюша»! Ну кто виноват, что его сынишка ещё не выговаривает букву «с»?
- «Плюша»? – озадаченно переспросил он. – Ну… - и, вспомнив определение, которое дал Гарик, с лёгкой усмешкой произнёс. – Это чёрное и круглое…
- Пап… - обиженно протянула девушка и резко дёрнулась от звука открывшейся двери.
Дверь распахнулась так резко, что всколыхнулись лёгкие занавески на окне, и по фате, покрывавшей светлую голову Юли, пробежала короткая плавная волна…
Илья вскинул голову и вопросительно уставился на жену, которая замерла на пороге и как будто не решалась войти в комнату. Странно… Она даже забыла сделать Илье замечание по поводу стрелок на брюках, над которыми она колдовала чёрт знает сколько, пытаясь их как следует загладить (не знает, бедная, что после неё он всегда их «переглаживает», промазывая изнутри сухим мылом, чтоб не расходились). Ни слова ни говоря, женщина поманила его к себе…
Что-то странное. В её глазах плескалось беспокойство, если не сказать – страх.
Бледная, она отступила в коридор и бросила на него полный недоумения взгляд.
Илья почувствовал, как внутри что-то сжалось и затрепетало.
Какая-то мысль – неясная, на уровне подсознания – остро застучала в голове. Нет…
Не может быть…
Или… Или всё-таки может?
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
В себя я пришла довольно скоро и, потирая ушибленный бок, громко охнула. Вот это был «полёт шмеля». Совсем как в «Старых клячах»… Хорошо ещё, что зубы целы и глаза не висят на ветках… И мозг не отшибло…
Вот тебе и собрала яблочек… Нет уж, пусть теперь мой свёкор сам скачет по ветвям, а с меня довольно. Я, в конце концов, не мартышка какая-нибудь, а бизнес-леди… Пока ещё…
- Ты как? – спросил Алексей Дмитриевич, помогая мне подняться.
Как… Как я могу быть? Не очень. Это – мягко говоря. Если сказать грубо, то… Нет, пусть уж лучше будет «не очень».
- Как-как, - передразнила я. Руки были расцарапаны в кровь, голова налилась чугунной тяжестью, бок болел и чесался одновременно. – Хреново… Как это я?
- Ступенька, видать, от старости, подломилась, - пояснил он. – Голова не кружится?
- Кружится, - я сделала попытку кивнуть, но моё подсознание вытворяло со мной какие-то странные шутки. Всё вокруг плыло и качалось, да так, что я шагу не могла ступить. Вдобавок ко всему, затылок ломило какой-то «непробиваемой» болью, как будто меня со всей силы огрели по голове колом.
Отлично. Сотрясения мне только не хватало для полноты картины! Вот это называется «отдохнула»…
Экзотика, мать её…
- Это ты, когда падала, об ступеньку лестницы головой ударилась, - невозмутимо пояснил свёкор. – Я сейчас одному знакомому позвоню. Он приедет, осмотрит тебя…
О нет, нет, нет! Помню я этого знакомого… В прошлый раз, когда гостила здесь, познакомились, когда я умудрилась подхватить простуду. Я не знала ни имени, ни отчества этого, с позволения сказать, «эскулапа», но про себя называла его «Луковая водичка». За что? А за то, что от всех существующих болезней, по его глубокому убеждению, существовало единственное лекарство – вода, настоянная на луковых шкурках… Нет уж. Больше хлебать эту гадость я не намерена!
- Может, не надо? – я попробовала отказаться. – Я, вроде, в порядке…
В порядке, как же! Второй раз за пару месяцев «шарахнулась» в обморок. Что же это за «падучая» на меня напала? Наверное, что-нибудь нервное.
И опять… Опять я Игоря себе представила.
Почему?
Нужно будет съездить к стеле и положить цветов. Давно не была…
Успокоенная этой мыслью, я, облокотившись о руку свёкра, заковыляла к дому.
Всё, больше никаких «битв за урожай»! А эту стремянку… Выбросить её нахрен, пока она кого-нибудь инвалидом не сделала!
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
- Вот так, Илья…- закончила свой рассказ Лена. – И… Господи, ну я же просила тебя! – её шёпот срывался, становясь прерывисто-хриплым. – Я же просила тебя не ездить в это чёртово Закарпатье…
Просила. И он бы с удовольствием внял её просьбе, если бы был прежним. Но что-то странное с ним произошло после выхода из лечебницы. И это «странное» вновь погнало его на встречу с прошлым. Он должен был убедиться в том, что довёл дело до конца…
Нет, кого он обманывает? Это случилось раньше, в ту ночь, когда он осознанно разделил свою жизнь на «до» и «после»…
Не мог он не съездить ещё раз в тот дом, который много лет был ему надёжным убежищем от окружающего мира. Не мог, и всё тут… Он не привык отступать, и обязан был завершить начатое…
- Я не мог по-другому, твёрдо выговорил он, прислонившись спиной к стене и бережно обняв жену за талию. – Не мог, понимаешь?
Вряд ли она что-то понимала. Где уж ей, когда он сам себя не понимал…
- А о нас ты подумал?
Подумал. Конечно, подумал…
Ну что ж. Если придётся отвечать за содеянное, ответит он один. Ни жена, ни дети к этому отношения не имеют.
Если суждено ещё раз ему встретиться лицом к лицу со своей судьбой, он готов это сделать. Но…
Один.
- Лена… Леночка… - успокаивающе произнёс он, касаясь кончиками пальцев побледневшей щеки жены.
Чёрт… Как же он мог это допустить? Как мог вот так безоглядно и, кажется, навсегда полюбить эту женщину?
Дурак… Думал, что его счастье – это навсегда. Как же, размечтался. За всё в этой жизни нужно платить.
Обидно, чёрт побери…
- Вот что, - он решительно засунул правую руку в карман брюк и извлёк из него ключ с брелком сигнализации. – «Плюша» - это машина. Volkswagen Golf Plus… Ну, жирный, разожравшийся Гольф… Гарик букву «с» не выговаривает, и вместо «плюс» говорит «плюш»… «Плюша»… Понимаешь?
- Илья… - в глазах Лены светился неприкрытый страх.
Идиот… Он, кажется, её напугал…
- Если я не вернусь к вручению подарков, подаришь от нас. Поняла? – как можно спокойнее спросил он, отчётливо понимая, что до вручения подарков вряд ли явится. Да и вообще…
- Илья… - прошептала она.
- Поняла, спрашиваю, - он , против воли, повысил голос, заставляя жену содрогнуться.
- Поняла… - пролепетала она.
- Подаришь. У кафе стоит. Вот… - выдохнул он, испытывая облегчение от того, что Лена, наконец, стала прислушиваться к его словам. – Юльке скажешь, что я… - он на мгновение замялся, подыскивая причину, по которой не может присутствовать на свадьбе родной дочери. – Скажешь, что мне позвонили и сказали, что на стоянке пожар. Она поймёт… - он не был в этом уверен. Впрочем, дочка наивно полагает, что фура – это единственный его источник заработка, и Лена, убеждённая в том же, сумеет ей втолковать, что он просто не мог поступить иначе… Что-то ещё нужно сказать… Что-то важное… Ах, да, вспомнил. – И, кстати, где у нас дома аптечка? Так, на всякий случай?
- Илья, ты дурак совсем? – взвизгнула Лена.
- Лен, не волнуйся. Всё будет хорошо. Положи её на стол в кухне, хорошо? – и, стремительно нагнувшись к жене, поцеловал её в губы…
- Илья…
Он развернулся и, минуя толпу гостей, направился к калитке.
Там, напротив забора, стояла белая «девятка»…
* На фото - прототип Лены
Итак, долгожданные «погонные метры» счастья… Нет, скорее, километры!
Глава 54
Август 2009 года
Курахово – Т…ка
Стремителен и неумолим бег времени. Сменяют друг друга годы, как сменяют друг друга придорожные столбы, маячащие за окном фуры. Сколько же километров дорог намоталось на ось? Не сосчитать… И нужны ли подсчёты?
Крутые повороты, бездорожье, изнуряющая жара, леденящий холод – всё было в его жизни. И лишь одно уже несколько лет остаётся неизменным – шофёрская баранка да серое полотно дороги, убегающее куда-то вдаль…
Есть ли место, где все пути заканчиваются? Он хорошо знал ответ на этот вопрос. Дорога бесконечна, как бесконечна вечность…
Считается, что профессия дальнобойщика - сугубо мужская, если не сказать больше: одна из самых «крутых». А еще тянется за ней некий романтический флер - дорога, приключения, симпатичные попутчицы… При мысли о романтике он непроизвольно хохотнул, отчего его напарник по кличке Кардан, «в миру» – просто Андрюха, сонно затряс головой и уставился на него мутным после короткого тяжёлого сна глазами.
- Чё, Орехов уже? – пробормотал он, потирая почерневшими от грязи руками осоловевшие глаза.
- Спи. Курахово проехали, - отозвался он…
Так о чём это он? Ах да, о романтике… Ну да, романтика профессии…
Взять хотя бы этот рейс, который начался с того, что их экипаж, состоявший, собственно, из них с Андрюхой, двое суток давился холодными чебуреками на базе, куда съезжаются из окрестных городов и деревень на личных грузовиках охотники подзаработать. Клиенты всё не шли, и они с Андрюхой готовы были рвануть куда угодно и с чем угодно – хоть с лампочками, хоть с «Памперсами», хоть с полной фурой боеприпасов… Однако, подобная участь их миновала, и всего лишь на третьи сутки они отправились в Ростов с грузом пива…
Коммерсант, конечно, подложил им с Андрюхой хорошую «свинью». Возле обшарпанного магазина на окраине Ростова их с утра поджидал… однорукий грузчик. И хуже того - бывший гибэдэдэшник. Так что полсотни ящиков с пивом они таскали с Карданом сами, как гужевые лошади. А однорукий невозмутимо курил на крылечке и травил анекдоты из своего гаишного прошлого: «Спит постовой дома и кричит во сне: «Вася, фуры, фуры идут!» Жена наклоняется над ним и шепчет: «Спи, милый, спи. Порожняк это, порожняк!» Всю дорогу Андрюха тяжело кряхтел и крыл его последними словами: «Зачем ты, гад, отобрал у меня гаечный ключ? Зачем спрятал от меня грузчика в подсобке? Я - старый человек, меня женщины не любят. А я наглых грузчиков просто не-на-ви-жу!» Действительно, он их слегка недолюбливает… Кипятился, кипятился, а потом уснул крепким сном рабочего человека, оглашая кабину настоящим богатырским храпом. Умаялся, бедолага…
Вот такая она, «романтика»…
Блин, да чего только не бывало в этой его «дальнобойной» жизни. Если вспомнить – можно целую книгу мемуаров написать. Не верится даже, что когда-то у него была совершенно другая жизнь, да и сам он был совсем другим человеком, даже звали его совсем иначе. И, что самое невероятное, он доволен. Полностью доволен этой своей жизнью. Доволен работой водителя-международника, этой бесконечной дорогой и новенькой Вольво FH16, купленной на то, что осталось у него от «старой жизни». Нет, осталось, разумеется, гораздо больше, но это – «заначка» на чёрный день. В конце концов, с заработками сейчас туговато, а у него семья…
«А дорога серою лентой вьётся, залито дождём смотровое стекло…» - надрывался в магнитоле Агутин.
Нет, дождя, слава Богу, не предвидится. Обещают солнечный день. Ещё бы – этот день, и не солнечный! Он непременно должен быть именно таким. Просто по определению…
Ещё часов шесть, и он дома. Андрюху только забросит, и сразу поедет. Не опоздать бы…
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
Москва встретила нас хмуро. Ливнем с проталинами солнца, пятнами облаков на небе, традиционной толчеёй и ни с чем не сравнимым запахом стоялой воды и городской канализации… А ещё – такими заоблачными ценами даже на вокзале, что я, человек по своей натуре нежадный, вдруг осознала, что посидеть в привокзальном кафе с милым моему сердцу названием «Петергоф», заказав себе бутылку Колы 0.25 и что-нибудь из холодных закусок, стоит столько же, сколько в нормальном одесском ресторане, увенчанном четырьмя звёздами… К счастью, впереди маячил ужин на веранде в деревянном дачном домике, принадлежащем моему свёкру Алексею Дмитриевичу.
С тех пор, как я впервые в жизни, будучи ещё женой Игоря, переступила его порог, прошло немело времени – почти пять лет… Кажется, целая эпоха. Маленькая эпоха… В этом мире могло измениться что угодно, только не Алексей Дмитриевич. Пережив потерю жены и сына, он по-прежнему остался бодрым, жизнерадостным, уверенным в себе человеком. Оптимистом чистой воды, одним словом. И только сетка морщин вокруг его лучистых глаз стала всё яснее проступать, да в уголках губ наметились две горькие складки…
Потеряв сына, Алексей Дмитриевич привязался ко мне как к дочери и совершенно искренне полюбил Линочку. Мы иногда приезжали к нему в гости, но чаще он навещал нас сам, внеся в нашу с дочерью размеренную, искусственно распланированную жизнь толику ни с чем не сравнимого творческого безумия. Он вырывал меня из каждодневной рутины дел, появляясь с неизменной улыбкой на губах и кучей планов на время своего приезда. Я переносила совещания, встречи и в корне меняла ненадолго распорядок дня, чтобы не упустить ни одного мгновения, в продолжении которого Алексей Дмитриевич пробудет у нас в гостях. Он же лучше любой няньки, которых, после кончины Полины в доме сменилось уже восемь, мог совладать со своей внучкой, по-военному и как-то совершенно беззлобно её «построить» и заставить его слушаться… Это был талант, достойный уважения, ведь справиться со своей маленькой непоседой иногда не в силах была даже я сама…
А иногда мы приезжали сами. Чаще всего – по весне или в конце лета, когда нужно было помочь Алексею Дмитриевичу «по хозяйству», а именно – открыть или закрыть, как я его называла, «огородный сезон».
В последний раз мы приезжали сюда в мае, когда жива ещё была Полина... Господи, как же давно это было... Кажется, целая вечность... И пусть сейчас боль несколько притупилась, я всё равно не могла поверить в случившееся и отучиться звонить ей по любому поводу. Звонить абоненту, который теперь вне зоны доступа... Навечно...
- Приехали? – деловито спросила Лина, когда водитель заказанного на время моего пребывания в Москве Mercedes Pullman - когда-нибудь и я себе такой "заведу" - лихо затормозил перед знакомым мне деревянным зданием, обнесённым забором.
Дачный дом был сравнительно небольшим и выделялся своей простотой среди трёхэтажных каменных особняков московского генералитета, которые своими устрашающими размерами и непроницаемыми воротами навевали на меня, жительницу небольшого приморского городка, тоску. Даже мои коттеджи в разных закоулках страны казались мне жалкими лачугами по сравнению с особняками, построенными здесь… Может, и себе что-нибудь подобное выстроить? Замок, к примеру… Вот возьму и построю самый настоящий замок на вершине Карпат – всем на удивление…
И всё равно я понимала, что ни один замок не затмит очарование простого деревянного дачного дома, принадлежащего моему свёкру…
На протяжении десятилетий непременным атрибутом принадлежности к советской элите считалось, в том числе, наличие дачи. А индикатором статуса – её размеры и удалённость от Москвы. Поскольку Алексей Дмитриевич покинул ряды доблестного российского флота всё-таки в адмиральском звании, то и дача у него была соответствующей – один из «трофейных» загородных домов, демонтированных руками солдат в Германии и привезённых в СССР, расположенный в 50 километрах от Первопрестольной. Разумеется, дом неоднократно перестраивался, и мало что сохранилось от его первоначального облика, но Алексей Дмитриевич его любил и всегда именовал «немецким». После распада Союза предприимчивый адмирал приватизировал дом и примыкающий к нему солидный участок, а потом, задумавшись о немолодых уже своих годах, переписал его на единственную внучку. Так Алина стал собственницей недвижимости, как сейчас принято говорить в России, в элитном районе…
И хотя дом упорно ветшал, и из-за ремонта всё меньше в нём оставалось «немецкого», Алексей Дмитриевич рассказывал, что не собирается перестраивать дом.
- Игорь предлагал его перестроить, - он досадливо пожимал широкими плечами, - но он мне дорог таким, какой есть. Столько всего с ним связано – даже и не передать…
Вот и стоял дом с выражением какой-то решимости – деревянный, двухэтажный, с ажурным деревянным кружевом и старомодной верандой. «Домик-пряник» из детства, наподобие того, в котором жили мои бабушка и дедушка… Незыблемый, как скала, всем своим видом напоминающий об ушедшей в прошлое эпохе…
- Приехали, - подтвердила я.
Я крепко взяла дочь за руку и улыбнулась. Интересно, будут ли нам рады?
- Лариска, твою мать! – услышала я и подняла голову. Судя по всему, будут…
Не здороваться и сквернословить – это у семейства Кондратенко в крови. И главный «попиратель» норм приличия, он же – главный матерщинник в этой семье, неизменно приветствовал меня подобным образом. Хорошо, что просто не пустил «по матери».
Алексей Дмитриевич стоял на балконе, опираясь смуглой рукой на поручень и разглядывая, кого это нелёгкая принесла в его дом в аккурат к ужину. Всё такой же. Гренадерского роста, статный, седовласый, с завитыми белыми усами и серебряными бакенбардами, одновременно похожий и на просмоленного всеми морями боцмана, и на суворовского чудо-богатыря. Грозная внешность, внушающая невольное уважение, скрывала за собой честного и справедливого человека, который в душе всё ещё считает себя мальчишкой. Это выдают задорные, мальчишечьи огоньки, светящиеся в ясных голубых глазах. Незлое уже вечернее солнце играло в его всё ещё густых волосах, то озаряя их сумасшедшим светом и заставляя переливаться каждую нить, то вдруг скрывая начисто – так, что казалось, что свёкор мой совсем лыс… Во рту – изогнутая коричневая трубка, которую я привезла ему в прошлый свой приезд, почти силой заставив выбросить замызганный огрызок дерева, которым он пользовался уже лет двадцать… Алексей Дмитриевич был одет в простую белую рубашку с коротким рукавом и белые штаны, закатанные до колен… И кто, спрашивается, глядя на него, скажет, что перед тобой – целый адмирал? Даром, что на пенсии – бывших военных, по его мнению, не бывает…
Перебирая крепкими загорелыми ногами по мощёной дорожке, он проворно спустился к нам, озаряя всё вокруг лучезарной улыбкой.
– Хоть бы предупредила, что приедешь, - по-стариковски ворчливо произнёс он. – Я б этих дармоедов в магазин заставил сходить… Отираются тут без дела… Это я про тебя! – нарочно громко крикнул он молодому человеку, разглядывающему нас с видом следователя. Его надутая физиономия никак не вписывалась в окружающий пейзаж…
Ну да, это – камень в мой огород. «Принять в дар» охрану его заставила я ещё в те бесконечно далёкие времена, когда пропал Игорь. Алексей Дмитриевич кипятился и брызгал слюной, но его супруга, женщина более практичная, неожиданно встала на мою сторону. «А что? – со свойственной ей прямотой и непосредственностью спросила она. – Хорошие ребята. Крепкие… Если что, огород вскопать помогут, в магазин сходят. И вообще, в хозяйстве пригодятся. Решено, Лёша! Берём…» Моя свекровь – золотая женщина. Была. Царство ей небесное.
Ворчит… Как будто не знал, что мы с Линочкой к нему заявимся! Очень хорошо знал, но всё равно так искренне высказывает своё удивление… Притворяется, конечно… А вообще, он нам рад. Это по глазам видно!
Почему я так любила эти «сезонные» визиты к свёкру, даже я сама не знаю. Хотя, нет, знаю. Естественно, знаю! «В его доме я не чувствую себя чужой, даже бываю счастлива, насколько может быть счастлива девушка, у которой, как у меня, разбито сердце, искалечена жизнь…» - неизменно приходила мне на память очередная строчка из любимого произведения.
- Проходи, чего стоишь? – спросил он, с лёгкостью хватая наши с дочерью чемоданы и недовольно поглядывая в сторону охранника из-под густых бровей. – Да отцепи ты её от своей юбки – не маленькая, не упадёт! В её возрасте нормальные дети…
Рассказ о том, что делают в Алинином возрасте нормальные дети, занял минут двадцать, в течение которых нам с дочерью показали наши комнаты и предложили поужинать «чем Бог послал». Лина совсем освоилась в доме, и теперь развлекалась тем, что разглядывала альбомы с советскими марками, которые Игорь собирал ещё в школе, и которые зачем-то бережно, до конца своей жизни, хранила жена Алексея Дмитриевича, похороненная на Ваганьковском кладбище…
Наша беседа постепенно сходила на нет. Малинового варенья в банке виднелось меньше половины, а от ужина давным-давно остались одни грязные тарелки…
Алексей Дмитриевич всё раскачивался монотонно в плетёном кресле-качалке, держа на руках уснувшую внучку, и, прищурившись, смотрел куда-то вдаль, на загорающиеся на небосводе звёзды.
- …А как там Илья? – неожиданно спросил он, чуть-чуть пошевелив затекшею в неудобном положении рукою. Он постоянно задавал этот вопрос и неизменно получал один и тот же ответ.
- Не знаю, - я пожала плечами. – Наверное, нормально. На мой День рождения прислал мне открытку из Праги, а в День рождения Линочки – из Будапешта… Никак не могу понять, чем он занимается?
Действительно, чем? Илья, как и обещал, исчез из моей жизни, но четыре раза в год аккуратно напоминал о своём существовании поздравительной открыточкой. Адреса, с которых эти самые открытки отправлялись, были более чем странные – почтовые отделения крупных городов Восточной Европы, и я сделала вывод, что «обитал» он именно там. Но ни малейшего намёка на род его деятельности в этих открытках не было. Да и о том, как сложилась его дальнейшая судьба после того, как он покинул больничную палату ХХХ-го роддома, я тоже не знала.
- Странный человек, - подтвердил Алексей Дмитриевич. – Никогда не понимал, что связывало их с Игорем… Вроде бы, и дружбы как таковой не было, а держались всё равно вместе. Почему?
Действительно, почему?
Иногда мне очень хотелось узнать, что сейчас делает Илья, чем занимается, как живёт. Всё-таки, этот человек в день нашего прощания дал мне несколько дельных советов, благодаря которым я стала тем, что есть сейчас, а именно – всесильной госпожой Никитиной…
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
Белый утренний туман ровным мягким покрывалом расстилался над лугом. Ещё чуть-чуть, и вспыхнет над головой яркое южное солнце – оранжевое, как желток – а потом властно зажжёт своим светом бескрайнее небо…
Хорошо возвращаться домой утром, когда село ещё окутано ленивой дремотой. Пройдёшь по пустынным улицам, тишину которых нарушает разве что собачье взбрехевание да шёпот изумрудно-зелёной листвы над головой, и как-то тихо и спокойно делается на душе.
Сорвав травинку и сунув её в рот, он на мгновение остановился, глядя вперёд. Луг, пробуждаясь ото сна, сонно кивал ему крохотными бутончиками цветов, словно радуясь его возвращению домой.
Уже сквозь туман уже проступали очертания сельских домов, среди которых он привычно узнал и свой – крепкий, двухэтажный, построенный на века, утопающий в зелени абрикосовых деревьев. Такой сто лет простоит и не развалится – это уж точно! Ему припомнилась трухлявая лачуга, стоявшая раньше на его месте, более напоминающая своим видом дом с привидениями, нежели человеческое жилище, и от этого печальной дымкой подёрнулось сердце…
Ему припомнилось, как четыре года назад они с Леной, теперь уже по праву носящий статус его законной жены, появились здесь, в этом посёлке. Он с удовольствием поселился бы в приличной квартире где-нибудь в центре Севастополя, открыл бы какое-нибудь дело, но его «счастье», как он в шутку называл свою вторую половинку, неожиданно встало в позу. «На твои ср…ные деньги жить не буду! – гордо заявила она. – Я квартиру продала. На что хватит, то и купим…» Видимо, Лена сильно торопилась с продажей квартиры, и денег хватило только на ветхий «домик в деревне». Ладно, «на селе». Хрен редьки не слаще.
Он хорошо помнил, как переступил порог этого дома, неухоженного и запущенного, с углами, затянутыми мелкой сеткой паутины, разбитыми частично стёклами и провалившимся полом.
- И… И здесь мы будем жить? – неуверенно спросил он, разглядывая убогие стены с повисшими на них клоками некогда жёлтых обоев. Разумеется, здесь он жить не станет! Разумеется, он сбежит… Этой же ночью сбежит, как только она уснёт! Куда угодно… Домой вернётся, наплевав на то, что дал себе зарок начать новую жизнь…
- А кто дочери сказал, что дальнобойщиком работает? – ехидно спросила Лена, с силой потянув на себя оконную раму, которая, натужно скрипнув, кое-как распахнулась, обдав его запахом сырости и гнили… - Самое место для дальнобойщика… Что ты стоишь?
- А что мне делать? – он удивлённо развёл руками.
- Мне помогать, - уверенно произнесла она.
- Чем? – изумлённо спросил он. Желание сбежать укоренилось в нём окончательно.
- Чем? – она сделала несколько шагов по склизкому полу в сторону печки и, к немалому его удивлению, вытащила оттуда веник. – Будешь мусор на свалку носить. А я, пожалуй, начну с дальней комнаты. Надо же нам где-то спать…
Вот так и началась новая «веха» его жизни.
Он торопливо шагал в сторону дома, иногда вынимая из кармана джинсов затёртый мобильник и поглядывая на время…
«А ведь когда-то часы носил…» - подумалось ему. Часы разлетелись в куски во время какой-то драки на базе, а новых он себе не покупал. Да и зачем? Мобильник всегда при нём…
В доме не спали. Все окна были ярко освещены, и он уже приметил в них несвойственную для раннего часа суету… Ещё бы! День-то сегодня какой.
Его губы непроизвольно растянулись в улыбке, и он рассеянно поворошил рукой светлые, выгоревшие на солнце волосы, коротко остриженные в парикмахерской Ростова-на-Дону. Эх, успеть бы в ванную пробиться, пока девчонки её не заняли окончательно и бесповоротно…
Он прибавил шагу и, толкнув ярко-зелёную калитку, оказался в чистеньком дворике. Это – целиком и полностью заслуга жены и дочки. Поддерживать чистоту и порядок – это у них в крови… В доме ни соринки, ни пылинки, и приятно возвращаться ему, чумазому и уставшему после рейса, в этот спокойный, тихий уголок, где его ждут и за что-то даже любят…
Тихонько скрипнула дверь дома, и в образовавшуюся щёлочку просунулась любопытная мордочка с лучистыми серо-голубыми глазёнками, блестевшими из-под шапки русых волос, а потом на крылечко вывалился двухлетний мальчуган в чистенькой белой футболке и голубых шортах. Наклонив голову набок, он несколько секунд вглядывался в лицо раннего гостя, а потом по румяному детскому личику разлилась счастливая улыбка.
- Батька! – раздался звонкий, с переливом голос, и уже через секунду крепкие босые ножки дробно застучали о деревянное крыльцо…
- Куда босиком? – строго окликнул он, но остановить это маленькое стихийное бедствие, которое, неловко переваливаясь на высоких ступеньках, спешило к нему, раскинув загорелые ручонки, было уже невозможно…
Он успел подхватить сына под мышки, когда тот преодолевал последнюю ступеньку и поднял его высоко над головой. Мальчишка пронзительно взвизгнул, а потом разразился смехом, напоминающим ему звон хрустальных колокольчиков…
- Ну привет, - негромко произнёс мужчина, чувствуя, как под его ладонью бешено колотится детское сердечко. – Привет…
- Игорь! – нечётко раздался сердитый женский голос. – Марш домой! Простудишься…
Мальчишка мгновенно сквасил недовольную физиономию и отрицательно затряс головой, протягивая к отцу руки, надеясь на его защиту.
- Кому говорят? – голос приближался, и мужчина, посадив ребёнка на руку и прижав его русую голову к своему плечу, поднялся на две ступеньки вверх и предусмотрительно замер, зная, что дверь непременно распахнётся стремительно и резко – неровен час, по голове получишь!
Перевесить её, эту дверь, надо как-нибудь, чтобы в другую сторону открывалась…
- Вот я тебе… - женщина легко ступала по покрытому ковровой дорожкой полу и приблизилась, наконец, к двери, которая, дрогнув, раскрылась во всю ширину.
Его жена опять перекрасилась. Всякий раз, возвращаясь из рейса, он пытался предугадать, кто встретит его на пороге родного дома – невыразительная блондинка, жгучая брюнетка, ярко-рыжая кокетка… Пытался, но всякий раз «промахивался». Да, это – не советские времена, когда на женщины в «красильных» целях использовали хну или басму, в исключительных случаях – какой-нибудь «Блондон Ликвид»… На этот раз она решила предстать перед ним умеренно русой, с каскадом невообразимых завитушек.
Одетая в короткий домашний халат, из-под которого легкомысленно выглядывали чёрные, в крупную сеточку колготки, и обутая в домашние резиновые «шлёпки», она привалилась спиной к дверному косяку и, с робкой улыбкой на накрашенных тёмной помадой (или блеском – не разберёшь их, женщин) губах уставилась на него…
- Привет, - просто произнёс он, шагнув к ней.
Он никогда не умел сказать ей ничего красивого, и она всегда обижалась на это и говорила что он – «бревно бесчувственное». Где только откопала такое выражение? В каком-нибудь сериале, наверное. Или в детективе… Может, из очередного рейса привезти стоит ей полное собрание сочинений какого-нибудь классика, чтобы сравнение было более выразительным? Хм…
Впрочем, она права. Он действительно никогда не умел говорить красивых слов, которые нравятся женщинам. Зато он её любит. И её, и сына, и дочку – самых родных ему людей.
- Привет, - откликнулась она, бросив, наконец, бесполезное «стенкоподпирание». Затем, глядя на него, негромко спросила. – Есть хочешь?
Пожалуй, стоило пострадать большую часть жизни в одиночестве, чтобы оценить этот простой вопрос, произнесённый губами любимой женщины – его счастья, нежданно-негаданно обрушавшегося на его дурную голову. И как он только раньше не понял, что его счастье – это она? Скольких бы глупостей он тогда избежал… А ведь он сомневался, брать её с собой не хотел. Помнится, даже сбежать от неё хотел на вокзале, упорно не желая брать её в свою новую жизнь. И вот как всё обернулось… Дурак был…
- Не очень, - негромко произнёс он, тронув губами мягкую, отдающую французскими духами щёку жены. И, наклонившись к самому её уху, прошептал. – Я тебе из Ростова подарок привёз… К твоему бордовому платью…
- Ты сумасшедший, Илья, - откликнулась она, покачивая головой.
- Разве… - будничным голосом произнёс он. – А я наделся, что восемь месяцев в «психичке» это исправили…
- Илья… Ну… - виновато промямлила она. – Я не о том… Просто… У тебя дочка сегодня замуж выходит, а ты… Так и не сказал, что мы им с Серёжкой на свадьбу подарим…
- И правильно сделал, - усмехнулся он. – Ты же болтливая, как сорока… - чуть отстранившись, он с заговорщическим видом посмотрел на притихшего у него на руках сына и спросил. – Гарик, что мы Юле подарим на свадьбу, а?
Мальчишка сунул палец в рот, а потом, хитро улыбнувшись и, окинув родителей серьёзным взглядом, выдал: «Плюшу…»
- О Господи! – выдохнула женщина, отшатнувшись. – Вы… Вы придурки! Оба… Что ещё за «плюша»?
- Плюша, - с серьёзным видом повторил Гарик. – Чёрное и круглое, - и, хихикнув, уткнулся в отцовское плечо…
- Лена, да всё нормально, - серьёзно ответил Илья.
Лена… Кто бы мог подумать, что именно она, секретарша из редакции одесского журнала, его бывшая любовница, не только стремительно ворвётся в его жизнь с присущей ей кипучей энергией, но и сумеет вытравить из его души опасное наваждение, которое много лет не давало ему жить спокойно…
- Ле-на! – раздался из дома нетерпеливый девичий голосок. – Кто там? Папа приехал?
Она, бросив на него стремительный взгляд из-под накрашенных ресниц, наскоро пробормотала что-то про ванную и Юльку и скрылась в доме, оставив его наедине с сыном и нахлынувшими внезапно воспоминаниями…
Почему он, всё-таки, от неё не сбежал? Почему остался? Он и сам не понимал, как не мог до конца понять изменчивой женской натуры. Ленка, о которой он раньше знал только, что она довольно проворно и грамотно умеет набирать на компьютере тексты, вдруг открылась ему с совершенно неожиданной стороны.
Во-первых, она умела не только жрать в ресторанах, но и готовить. Причём, готовить довольно сносно, и в основном – из того, что было. А если учесть, что в сельском магазине выбор был «неахти», то он довольно скоро привык к нехитрой «деревенской» еде.
Во-вторых, её наманикюренные пальцы умели не только проворно шлёпать по клавиатуре, но и довольно ловко справляться с насущными домашними делами. Вообще, домашнее хозяйство она взвалила на себя, и справлялась с ним не хуже опытной домработницы.
В-третьих, она, невзирая на все его протесты, выпроводила его на работу. Дальнобойщиком… Чтобы «поддержать легенду». Сначала он возмущался, а потом как-то привык и даже полюбил свою профессию.
В-четвертых, она сдала его в «психушку» на принудительное лечение. Не сама, конечно. Вместе с Юлькой… Ну да, был в его жизни «чёрный» период со светлым названием «белая горячка», сопровождавшийся появлением двух «ангелов» в белых халатах и восьмью месяцами лежания в районной «дурке». Впрочем, за это он, как ни странно, двум самым близким женщинам в своей жизни должен быть благодарен – из больницы он вернулся совсем другим человеком…
Наконец, в-пятых, именно ей он рассказал о тайне, которую хранить одному было тяжело. Лена не только не осудила его, но и в какой-то мере даже признала его правоту… Но только отчасти…
И всё-таки, почему же он не сбежал? Наверное, потому, что любил эту «офисную сплетницу», которая неожиданно стала надёжной спутницей жизни. Его, между прочим, жизни…
Вот так…
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
В конце августа фруктовый сад, разбитый за дачным домом Алексея Дмитриевича лет двадцать назад, уже готовится закончить свой сезон. Ветви склоняются от тяжелых яблок, листва понемногу начинает желтеть и опадать. Кое-где, прямо в траве под деревьями, валяются опавшие плоды с «синяками» и трещинами на румяных «боках». Их время от времени подбирают охранники, а потом мучаются желудками…
Линочка, радуясь возможности порезвиться на свободе, отыскивает в траве опавшие яблоки и складывает их в большую плетёную корзину…
Робкое московское солнце пробивается сквозь ажурную листву, не согревая, но и не слепя.
Тишь и благодать…
Посмотрели бы деловые партнёры, как Лариса Александровна Никитина проводит свободное время. Наверное, им сложно будет представить себе её в потрёпанных джинсах и заляпанной пятнами от ягод футболке, туго обвязанную платком, стоящей на ступеньках колченогой стремянки и извивающейся в тщетной попытке ободрать с яблони яблочки – кислые, как вся моя жизнь…
Сбор яблок мой свёкор по причинам, мне неизвестным, решил почему-то доверить именно мне. Наверное, чтоб не съела чего лишнего… На охрану он, по его собственным словам, положится не мог, а самому собирать урожай, видимо, мешала его «адмиральская» гордость. Поэтому, стоя внизу и заботливо поддерживая облезлую шаткую стремянку, лишившуюся ещё в незапамятные времена двух ступеней, он давал мне дельные советы из серии: «На два градуса левее, на три градуса правее…» Ещё бы командовать начал: «Право руля – лево руля…» Или… Как это… А-ааа! «Дифферент на корму!» Кто-нибудь знает, что такое «дифферент», и на какую корму его кладут? А, главное – с какой целью?
Как оказалось, сбор яблок со стремянок хорош только на рисунках в книгах. На деле же с лестницы можно собрать лишь половину урожая. Ведь самые крупные и красивые яблоки висят на верхушках, а дотянуться до них даже с очень высокой стремянки проблематично - ветки мешают. Правда, Алексей Дмитриевич предложил мне вскарабкаться наверх, чуть ли не к небесам, и, привязав к поясу корзину, «пошуршать» там, но я как-то скептически отнеслась к этому совету. Тем более, что яблонь у него было тридцать пять корней (почему корней, когда мне достаются исключительно «вершки?»), а промышленный альпинизм в список моих занятий не входил никогда.
Справедливо решив, что висеть на вершине яблони с полной корзиной яблок – опасно для жизни, я совет свёрка отклонила и в свой первый «огородный сезон» под покровом ночи, когда Алексей Дмитриевич не видел, мобилизовала на штурм сада всю свою охрану. Ребята расстарались так, что вместе с яблоками ободрали половину листьев и обломала часть сучьев, которые в спешном порядке затем уволокли на ближайшую свалку… Замести следы окончательно нам, конечно, не удалось, и Алексей Дмитриевич, разглядывая пострадавшие яблони, долго удивлялся, как это он сумел проспать налетевший исключительно на его участок ураган, который предусмотрительно сложил яблоки под деревьями горкой… Пожалуй, за всю свою жизнь он не видел таких «проказ стихии». И не увидит больше, ибо его невестка оказалась до неприличия гениальной…
Как-то раз, отчаявшись достать несколько десятков необыкновенно крупных плодов с «макушки» яблони при помощи лестницы, вооружилась я... граблями. Взобралась на стремянку, поддела зубьями плодоножку и легонько дёрнула вниз. К моему изумлению, яблоко на землю не упало, а покатилось вдоль черенка граблей и угодило мне прямо в руки! Вот таким «Макаром» я и корячилась, пока Алексей Дмитриевич моё «приспособление» не усовершенствовал… Из стальной мягкой проволоки сделал кольцо с ушками для съёма плодов и прикрепил его к черенку с помощью обрезка лёгкой алюминиевой трубки. Рукав-приёмник «сляпал» из старого плаща-«болоньи», а сам черенок - из трех колен старой бамбуковой удочки…
Вот и сейчас, стоя всё на той же прошедшей «Крым и Рым» стремянке, я ловко орудовала «приспособлением». Алексей Дмитриевич развлекал меня очередной флотской басней из жизни…
- Это ещё до перестройки было, - вспоминал он, мысленно возвращаясь в те беспечные годы, когда было ему, наверное, лет сорок, может, сорок пять. Короче, когда был адмирал «в самом соку», и носил на плечах погоны капитана первого ранга… - Зима. Северодвинск. Прибыли мы на завод всего на пару месяцев и встали на ремонт. Семьями не обременены, поэтому расселены в одной офицерской гостинице, рядом с бригадой. По личному опыту зная, что моя молодая поросль каждый день после службы разбредается по всяким злачным местам в поисках удовольствий, в родном гарнизоне недоступных, а потом утром с большим трудом встает (а то и не пребывает на подъем флага), я каждое утро, с завидным постоянством производил следующую операцию. Ровно в шесть пятьдесят выходил из своего номера и шел по всем «номерам», где обитали мои подчиненные. Благо, жили почти все на одном этаже. Я стучал в каждую дверь, пока там хоть кто-то не отзывался, и командовал что-то вроде: «В 07.35. жду всех внизу! Кого не будет, матку выверну, пионеры!» Завершив обход, я удалялся в свой номер, и ровно в 07.35. стоял на крыльце гостиницы, уже выбритый, с подкрученными усами, в своей не очень уставной каракулевой шапке, и пыхтел сигаретой. Естественно, на меня ворчали и даже обзывали за глаза Будильником, но опозданий практически не случалось, и, собрав всю свою «банду», я возглавлял ее, и мы дружно прибывали на подъем флага. И вот в то вшивое, мать его, утро всё шло, как заведено. Мои охломоны поднимались только после моего стука в дверь и, поругиваясь друг на друга, на меня, любимого, вчерашний вечер, мороз, любвеобильных северодвинских женщин и командование, умывались и приводили себя в порядок, а потом, наконец, вывалились из гостиницы. Стою на крыльце. Жду, старый баклан… Курю, мать её так и тихонько насвистываю: «Штурмовать далёко море посылает нас страна…» И не могу понять, чего они так на меня пялятся. Знаешь, как твоя Алька, когда в первый раз мой кортик увидела. Прям как на неведому зверушку… И, с…ки, молчат! Ну, я, значит, сразу решил их взять в оборот. «Ну, что, бездельники примолкли? Все собрались? Тогда шагом марш!» - командую. И тут… Помнится, говорит мне один старлей. Как сейчас помню, фамилия Кипятков: «Алексей Дмитрич, а кальсоны-то… зачем?» Какие, думаю, кальсоны? Но, окидывая старлея взглядом, в котором читалась, мудрость всей трехсотлетней истории российского флота, отвечаю: «Эх, Кипятков… Уже старлей, а мозгов еще не хватает! В такой мороз без кальсон, яйца, как рында звенеть будут, дурень…» И тогда он, значит, улыбкой расцветает и подленько так говорит: «А брюки, что в таком случае одевать не надо?» И указывает куда-то вниз. Я уж собрался было разразиться еще какой-нибудь народной мудростью на вопрос о брюках, но непроизвольно взглянул на свои ноги. Мать моя! На мне вместо штанов кальсоны и нет брюк. Совсем нет… Ну, думаю, сейчас переоденусь и вернусь…
Я весело засмеялась над рассказом свёкра и, переместив ногу выше, вдруг почувствовала, что под ногами больше нет ступеньки. Стремянка зашаталась, и я резко взмахнув руками, извернулась в бесполезном порыве за что-нибудь ухватиться. Под рукой оказалась сухая яблоневая ветвь, которая, коротко хрустнув, обломилась, лишив меня последней опоры…
Взмахнув руками, я полетела вниз…
Ярко-зелёная, с жёлтыми всполохами, листва грозно зашелестела надо мной. Солнце полоснуло по глазам, а потом стремительно закатилось за тучи… Вселенная закачалась вокруг меня и потонула в грозном шелесте листвы…
Зелёный цвет сменился серым, словно кто-то вдруг испил до дна яркие краски окружающей природы, обесцветив летний пейзаж. И не трава была там, внизу, а бездонная, чёрная бездна с трепещущими краями…
На мгновение передо мною мелькнули голубые глаза Алексея Дмитриевича, в которых отразилось что-то близкое к испугу. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, из голубых они превратились в чёрные, прожигающие меня насквозь…
Реальность и иллюзия слились воедино, соединившись надо мною зияющей пропастью, и эта пропасть всё глубже затягивала, смыкая над моею головой свои чёрные дрожащие края.
«Вернусь…» - раскатилось по сердцу и набатом ударило куда-то в голову, взорвавшись миллиардом мелких, ничего не значащих ускользающих мыслей.
Сознание тускнело. Бездна затягивала…
«Вернусь…»
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
Как уникальна каждая свадьба, так по-своему красива каждая невеста.
Его дочь выглядела безупречно – от кончиков волос до острых каблучков. Особенно неподражаемо было её свадебное платье, за которым Илья ездил в Прагу. Если не эксклюзивное, то роскошное – это точно. И плевать ему было, что свадьба будет не в шикарном зале ресторана, а в самом заурядном севастопольском кафе, до которого ещё ехать и ехать. И что «в голове» свадебного кортежа пойдёт не какой-нибудь лимузин Excalibur, а всего-навсего белый Volkswagen Passat в кузове универсал, произведенный ещё в прошлом веке. И что с того? Платье его дочери должно было быть самым шикарным… Какая девушка не мечтает о том, чтобы в такой день почувствовать себя сказочной принцессой? Не его дочь – это точно…
Свадебный наряд Юли представлял собой образец утонченного шика и элегантности. Выполненный на изысканном кружеве, он не способен был оставить равнодушным ни одно сердце невесты. Тончайшие бретели выгодно подчеркивали декольте, а приталенная юбка, спускаясь к ножкам, образовывала актуальный силуэт «рыбка». Небольшой шлейф и тонкая, как паутинка, фата, завершали образ наряда.
Он невольно залюбовался хрупкой девичьей фигуркой, тонувшей в причудливом сплетении ажурного кружева.
Пусть кто угодно говорит что угодно, но она – идеальная невеста. Это он точно знает…
- Ну что, Юля, как настроение? – негромко спросил Илья, входя в комнату дочери и, встретившись с её грустными карими глазами, испуганно глядевшими на него из-под белого облака фаты, сам ответил на свой вопрос. – Хреново. Я понял…
Он понял гораздо больше. Понял, что стал свидетелем так называемого «свадебного мондража», который взял в оборот его дочь и упорно не хочет отпускать. Так иногда случается…
- Ну что такое? – аккуратно поддёрнув брюки, он присел перед Юлей на корточки и вопросительно заглянул ей в глаза. Там плескался безотчётный детский страх – совсем как в тот день, когда хоронили Марту, её мать.
Юля тогда стала похожа на тень – испуганная, маленькая, непостижимо жалкая и одинокая в своём горе. Она всё жалась к его плечу и бессознательно искала его руку своими прохладными, огрубевшими пальцами. Наверное, именно тогда он понял самое важное в своей жизни – он кому-то нужен…
Тогда он был ей единственной опорой в её горе. Сейчас должен показать, что она может опереться на него и в радости…
- Боишься? – спросил Илья, осторожно взяв её за руку.
- Боюсь… - со вздохом обронила она и прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
Похоже, дело совсем плохо. И зачем он только полез со своими дурацкими расспросами? Только хуже сделал. Сейчас она расплачется, и придётся ему выслушивать нотации жены по поводу «поплывшего» макияжа. Нет, уж лучше – размазанный макияж, чем испорченное настроение в такой день.
- Ну что такое? Что случилось?
- Пап, а… А если он меня бросит? – еле слышно произнесла она.
Илья прислушивался к звукам, доносившимся со двора. Там несчастный жених уже минут двадцать извращался в попытках поскорее пройти многочисленные конкурсы, заготовленные свидетельницей и подружками невесты. Нет, она не о том, что он может бросить её накануне свадьбы. О другом…
- С чего ты взяла, Юля? – улыбаясь, спросил он.
- Понимаешь… - замялась она. Яркий румянец опалил щёки девушки, а её пальцы с силой вцепились в его ладонь. – Понимаешь, он теперь – такой человек… Директор фитнесс-клуба… А я… А мы… А у него там столько, что…
Вот оно что. Вот чего она, дурочка, боится… Маленькая дурочка…
- И что? – уверенно произнёс Илья. – Если он тебя за всё это время не бросил, то и теперь вряд ли что-то изменится. Серёга – стоящий парень. И в этом отношении ему можно доверять.
- Правда? – в её голосе послышалась робкая надежда.
- Я тебя когда-нибудь обманывал? – строго спросил он.
- Нет…
- Ну вот. И если я говорю, что Серёга – парень верный, значит, так оно и есть.
- Но он же теперь такой… Деловой, занятой. У него карьера…
Ну да, карьера. Илья хорошо знал, как за три года Сергей прошёл путь от грузчика до директора. И сам жених знал, что владельцем клуба, в котором он работает, является его будущий тесть. Да что там говорить – теперь просто тесть… Только они вдвоём и знали, договорившись, что никому не выдадут этой «семейной» тайны.
Впрочем, Илья не грешил против истины. Сергей – действительно хороший парень. И Юльку он любит… И всё у них будет хорошо. Так что, здесь он дочери не солгал.
- Плюнь ты на его карьеру, - рассмеялся Илья. – У меня тоже «карьера». И что? Лена же её терпит как-то? Всё будет хорошо. Слышишь?
- Слышу, - негромко откликнулась она. – Пап…
Поверила. Слава Богу. И макияж переделывать не пришлось… Определённо, он обладает даром убеждения…
- Да?
- А что такое «плюша»? – спросила Юля, подняв на него полный детской наивности взгляд.
Ну вот… И кто, спрашивается, проболтался? Лена, конечно же, кто же ещё… «Плюша»! Все хотят знать, что такое «плюша»! Ну кто виноват, что его сынишка ещё не выговаривает букву «с»?
- «Плюша»? – озадаченно переспросил он. – Ну… - и, вспомнив определение, которое дал Гарик, с лёгкой усмешкой произнёс. – Это чёрное и круглое…
- Пап… - обиженно протянула девушка и резко дёрнулась от звука открывшейся двери.
Дверь распахнулась так резко, что всколыхнулись лёгкие занавески на окне, и по фате, покрывавшей светлую голову Юли, пробежала короткая плавная волна…
Илья вскинул голову и вопросительно уставился на жену, которая замерла на пороге и как будто не решалась войти в комнату. Странно… Она даже забыла сделать Илье замечание по поводу стрелок на брюках, над которыми она колдовала чёрт знает сколько, пытаясь их как следует загладить (не знает, бедная, что после неё он всегда их «переглаживает», промазывая изнутри сухим мылом, чтоб не расходились). Ни слова ни говоря, женщина поманила его к себе…
Что-то странное. В её глазах плескалось беспокойство, если не сказать – страх.
Бледная, она отступила в коридор и бросила на него полный недоумения взгляд.
Илья почувствовал, как внутри что-то сжалось и затрепетало.
Какая-то мысль – неясная, на уровне подсознания – остро застучала в голове. Нет…
Не может быть…
Или… Или всё-таки может?
Август 2009 года
Москва, п. Толстопальцево
В себя я пришла довольно скоро и, потирая ушибленный бок, громко охнула. Вот это был «полёт шмеля». Совсем как в «Старых клячах»… Хорошо ещё, что зубы целы и глаза не висят на ветках… И мозг не отшибло…
Вот тебе и собрала яблочек… Нет уж, пусть теперь мой свёкор сам скачет по ветвям, а с меня довольно. Я, в конце концов, не мартышка какая-нибудь, а бизнес-леди… Пока ещё…
- Ты как? – спросил Алексей Дмитриевич, помогая мне подняться.
Как… Как я могу быть? Не очень. Это – мягко говоря. Если сказать грубо, то… Нет, пусть уж лучше будет «не очень».
- Как-как, - передразнила я. Руки были расцарапаны в кровь, голова налилась чугунной тяжестью, бок болел и чесался одновременно. – Хреново… Как это я?
- Ступенька, видать, от старости, подломилась, - пояснил он. – Голова не кружится?
- Кружится, - я сделала попытку кивнуть, но моё подсознание вытворяло со мной какие-то странные шутки. Всё вокруг плыло и качалось, да так, что я шагу не могла ступить. Вдобавок ко всему, затылок ломило какой-то «непробиваемой» болью, как будто меня со всей силы огрели по голове колом.
Отлично. Сотрясения мне только не хватало для полноты картины! Вот это называется «отдохнула»…
Экзотика, мать её…
- Это ты, когда падала, об ступеньку лестницы головой ударилась, - невозмутимо пояснил свёкор. – Я сейчас одному знакомому позвоню. Он приедет, осмотрит тебя…
О нет, нет, нет! Помню я этого знакомого… В прошлый раз, когда гостила здесь, познакомились, когда я умудрилась подхватить простуду. Я не знала ни имени, ни отчества этого, с позволения сказать, «эскулапа», но про себя называла его «Луковая водичка». За что? А за то, что от всех существующих болезней, по его глубокому убеждению, существовало единственное лекарство – вода, настоянная на луковых шкурках… Нет уж. Больше хлебать эту гадость я не намерена!
- Может, не надо? – я попробовала отказаться. – Я, вроде, в порядке…
В порядке, как же! Второй раз за пару месяцев «шарахнулась» в обморок. Что же это за «падучая» на меня напала? Наверное, что-нибудь нервное.
И опять… Опять я Игоря себе представила.
Почему?
Нужно будет съездить к стеле и положить цветов. Давно не была…
Успокоенная этой мыслью, я, облокотившись о руку свёкра, заковыляла к дому.
Всё, больше никаких «битв за урожай»! А эту стремянку… Выбросить её нахрен, пока она кого-нибудь инвалидом не сделала!
Август 2009 года
Балаклавский р-он, с. Т…ка
- Вот так, Илья…- закончила свой рассказ Лена. – И… Господи, ну я же просила тебя! – её шёпот срывался, становясь прерывисто-хриплым. – Я же просила тебя не ездить в это чёртово Закарпатье…
Просила. И он бы с удовольствием внял её просьбе, если бы был прежним. Но что-то странное с ним произошло после выхода из лечебницы. И это «странное» вновь погнало его на встречу с прошлым. Он должен был убедиться в том, что довёл дело до конца…
Нет, кого он обманывает? Это случилось раньше, в ту ночь, когда он осознанно разделил свою жизнь на «до» и «после»…
Не мог он не съездить ещё раз в тот дом, который много лет был ему надёжным убежищем от окружающего мира. Не мог, и всё тут… Он не привык отступать, и обязан был завершить начатое…
- Я не мог по-другому, твёрдо выговорил он, прислонившись спиной к стене и бережно обняв жену за талию. – Не мог, понимаешь?
Вряд ли она что-то понимала. Где уж ей, когда он сам себя не понимал…
- А о нас ты подумал?
Подумал. Конечно, подумал…
Ну что ж. Если придётся отвечать за содеянное, ответит он один. Ни жена, ни дети к этому отношения не имеют.
Если суждено ещё раз ему встретиться лицом к лицу со своей судьбой, он готов это сделать. Но…
Один.
- Лена… Леночка… - успокаивающе произнёс он, касаясь кончиками пальцев побледневшей щеки жены.
Чёрт… Как же он мог это допустить? Как мог вот так безоглядно и, кажется, навсегда полюбить эту женщину?
Дурак… Думал, что его счастье – это навсегда. Как же, размечтался. За всё в этой жизни нужно платить.
Обидно, чёрт побери…
- Вот что, - он решительно засунул правую руку в карман брюк и извлёк из него ключ с брелком сигнализации. – «Плюша» - это машина. Volkswagen Golf Plus… Ну, жирный, разожравшийся Гольф… Гарик букву «с» не выговаривает, и вместо «плюс» говорит «плюш»… «Плюша»… Понимаешь?
- Илья… - в глазах Лены светился неприкрытый страх.
Идиот… Он, кажется, её напугал…
- Если я не вернусь к вручению подарков, подаришь от нас. Поняла? – как можно спокойнее спросил он, отчётливо понимая, что до вручения подарков вряд ли явится. Да и вообще…
- Илья… - прошептала она.
- Поняла, спрашиваю, - он , против воли, повысил голос, заставляя жену содрогнуться.
- Поняла… - пролепетала она.
- Подаришь. У кафе стоит. Вот… - выдохнул он, испытывая облегчение от того, что Лена, наконец, стала прислушиваться к его словам. – Юльке скажешь, что я… - он на мгновение замялся, подыскивая причину, по которой не может присутствовать на свадьбе родной дочери. – Скажешь, что мне позвонили и сказали, что на стоянке пожар. Она поймёт… - он не был в этом уверен. Впрочем, дочка наивно полагает, что фура – это единственный его источник заработка, и Лена, убеждённая в том же, сумеет ей втолковать, что он просто не мог поступить иначе… Что-то ещё нужно сказать… Что-то важное… Ах, да, вспомнил. – И, кстати, где у нас дома аптечка? Так, на всякий случай?
- Илья, ты дурак совсем? – взвизгнула Лена.
- Лен, не волнуйся. Всё будет хорошо. Положи её на стол в кухне, хорошо? – и, стремительно нагнувшись к жене, поцеловал её в губы…
- Илья…
Он развернулся и, минуя толпу гостей, направился к калитке.
Там, напротив забора, стояла белая «девятка»…
* На фото - прототип Лены
23 сентября 2011
мне нравится
оценили: 2 гостей.
Санкт-Петербург
Была 03 ноября 2015
Разделы:Всякого только что родившегося младенца следует старательно омыть и, давши ему отдохнуть от первых впечатлений, сильно высечь со словами: «Не пиши! Не пиши! Не будь писателем! »
Если же, несмотря на такую экзекуцию, оный младенец станет проявлять писательские наклонности, то следует попробовать ласку.
Если же и ласка не поможет, то махните на младенца рукой и пишите «пропало». Писательский зуд неизлечим.
/А. П. Чехов в воспоминаниях современников/
Наверное,не буду перечислять всех погловно,в данном случае тех лиц,что задействованы в этой главе, а отпишусь по одному-единственному персонажу.
Итак,Илья...
Спасибо тебе,дорогая,что все же изменила до неузнаваемости свою историю и подарила Илье новую жизнь!
Трое детей,жена-умница и красавица-что еще нужно человеку для счастья?!
Да,Илья сильно изменился,несомненно,о чем даже его профессия говорит. Дальнобойщик,надо же! Честно,даже я не подозревала о таком=)
Изменился в лучшую сторону-он стал мужественнее,увереннее в себе и...свободнее,что ли. Да,именно! Он наконец освободился от того разъедающего чувства зависти и всепоглощающего наваждения. И только тогда он стал ЖИТЬ!
Знаешь,я ведь тоже на протяжении всего рассказа не понимала,что связывает Игоря и Илью.Теперь понимаю - одна жизнь на двоих.
Ведь Илья все время жил жизнью Игоря-подражал ему,завидовал,мстил...И только когда Игоря не стало,а в жизнь Ильи стремительно ворвалось его Счастье-жена и дочь-он освободился от бремени пресмыкания.
И я рада этому очеловечиванию ПАРАЗИТА!
И все же есть одно - прошлое. Что-то недосказанное осталось там в Закарпатье. Что-то,чего Илья...нет,не боится,а скорее принимает как неизбежное. И это что-то может лишить его жизни?
Встреча лицом к лицу с прошлым-это интересно. Очень хочется побыстрее узнать,что же заставило Илью сорваться с насиженного места?
Ах да,самое главное чуть не забыла.
"- Игорь! – нечётко раздался сердитый женский голос. – Марш домой! Простудишься…
Мальчишка мгновенно сквасил недовольную физиономию и отрицательно затряс головой, протягивая к отцу руки, надеясь на его защиту."
Сына Игорем назвал,надо же как мило и трогательно. Я ревела,перечитывая эти строки.Единственные в этой главе,заставившие мое сердце сжаться в комок.Сама не знаю почему.
Спасибо тебе за столь легкую и замечательную главу.
Жду продолжения!!!
Твой верный единомышленник и преданный читатель=)
Лавитта 23 сентября 2011
Как ты? Где опять пропала-нет тебя ни в "аське", ни В Контакте.
У тебя все хорошо?
Отзовись где-нибудь,а то я уже волнуюсь=)
Лавитта 23 сентября 2011
Эх, даже не знаю, что и ответить. Начну, наверное, с главного - своего очередного "исчезновения". Сижу на даче у сослуживца мужа и наблюдаю за тем, как три дурака пытаются за пару дней возвести двухэтажную постройку, которая будет не то дачным домиком, не то баней... Интернета здесь, как такового, нет, и, чтобы что-то написать, нам с другом нетбуком приходится топать чёрт пойми куда. Заняться здесь нечем, и я в муках "рожаю" эпилог к... сама понимаешь. Рождается он в муках немыслимых и, кажется, не то 8-й, не то 9-й раз безжалостно удаляется с компа...
Спасибо тебе огромное за такой объёмный и содержательный комментарий!
Да, вот так неожиданно, в первую очередь для себя самой, я подарила этому персонажу "новую жизнь", хотя изначально планировала его "умножить на ноль". Но ничего - найдётся, кого умножать))
Наверное, каждый в этой жизни достоин второго шанса, и Илья - тому прямое доказательство. И пусть здесь не показана его "эволюция", главное не в этом. Просто он наконец-то, как ты сказала, обрёл свободу. Но...
Прошлое имеет свойство "наступать на пятки". А за спиной у Ильи прошлое не только жестокое, но ещё и кровавое. Судьба вновь испытывает его на прочность, и сумеет ли он сохранить "человеческое" лицо - зависит только от него самого.
Имя сыну Илья выбрал неслучайно. Скорее, намеренно.
Что-то должно было остаться у него от прошлой жизни - "одной на двоих". И этот парнишка, который в этой главе преспокойно сидит у отца на руках, ещё сыграет свою роль в этой истории. Пусть совсем небольшую и, скорее, случайную, но по-своему важную...
А тебе спасибо за замечательный отзыв!
P. S.: А следующая глава будет в какой-то мере посвящена тебе. Попробую намекнуть... Там с одним из второстепенных персонажей наконец-то случится то, чего ты так долго ждала :))
Догадываешься?
_А-Л-Ё-Н-К-А_ 23 сентября 2011
*к Прологу"
_А-Л-Ё-Н-К-А_ 23 сентября 2011
Как здорово, что Лена спасла жизнь герою!!!
Таким Илья мне нравится больше!
Дальнобойщик.. Мммм... Очень неожиданно и оригинально!!!
Я и предположить не могла, что Илья назовет ребенка Игорем... Хорошо его вылечили))) и жена с дочкой оказывают положительное влияние)))
Я безумно рада, что герой нашел свой " рулон" счастья!!!
Ему и нужна такая жена, как Лена)))
Юля - милашка!!!!!! Очень нравится героиня!!!
Все-таки повезло Илье, он все это заслужил несмотря ни на что!!!
Тесть у Лариски порадовал!!! Классный!!! Не заставит скучать героиню! Я думаю, это он любя))))
Лариска... Бедняжка... Я надеюсь, что с ней все в порядке и последствий падения не будет.
Глаза ее преследуют... Очень-очень интересно!!! У меня даже мурашки появились, когда я прочитала фразу " из голубых они превратились в черные"... Ух, опять мурашки...
Столько эмоций осталось, не передать! Спасибо!!!!
Обожаю эту историю!!!!!
Ален, ты - талант!!!!!
Жду с нетерпением)))
Olen`ka))) 23 сентября 2011
Как здорово, что Лена спасла жизнь герою!!!
Таким Илья мне нравится больше!
Дальнобойщик.. Мммм... Очень неожиданно и оригинально!!!
Я и предположить не могла, что Илья назовет ребенка Игорем... Хорошо его вылечили))) и жена с дочкой оказывают положительное влияние)))
Я безумно рада, что герой нашел свой " рулон" счастья!!!
Ему и нужна такая жена, как Лена)))
Юля - милашка!!!!!! Очень нравится героиня!!!
Все-таки повезло Илье, он все это заслужил несмотря ни на что!!!
Тесть у Лариски порадовал!!! Классный!!! Не заставит скучать героиню! Я думаю, это он любя))))
Лариска... Бедняжка... Я надеюсь, что с ней все в порядке и последствий падения не будет.
Глаза ее преследуют... Очень-очень интересно!!! У меня даже мурашки появились, когда я прочитала фразу " из голубых они превратились в черные"... Ух, опять мурашки...
Столько эмоций осталось, не передать! Спасибо!!!!
Обожаю эту историю!!!!!
Ален, ты - талант!!!!!
Жду с нетерпением)))
Olen`ka))) 23 сентября 2011
Неужели ты наконец укокошишь Никитина?
Ну Слава Богу-а то сколько ему еще можно топтать нашу бренную землю.
Хотя я предпочитаю,чтобы ты посвятила мне встречу Ильи с прошлым)))
Ох уж это прошлое-всем оно не дает покоя(Что за напасть такая на бедных героев?
Говоришь сынуля Ильи сыграет важную роль? Что-то мне кажется,что именно этот мальчуган спасет жизнь своему папе...
И знаешь,я почему-то уверена, что теперь Илья сумеет сохранить "человеческое" лицо,даже перед страхом смерти. И теперь я даже начинаю уважать его,что ли,ведь я то знаю,что он не законченный подонок,как Назар или Никитин.
Итак,жду-жду следующую главу!!!
Лавитта 24 сентября 2011
Глава действительно позитивная. Да и прошлое Ильи, на самом деле, не особо страшное... Не буду пока раскрывать её подробности - всему своё время )))
Илья действительно изменился. Наверное, наконец-то осознал, для чего он живёт на этом свете, и понял, что нельзя прожить свою жизнь за другого человека... Или всё-таки можно... Применительно к Илье?
Дальнобойщиком он стал неслучайно. Если помнишь, было время, когда он подрабатывал в такси. Его новая профессия как бы показывает "возвращение к истокам". Тогда, много лет назад, у него тоже был шанс начать нормальную жизнь, но он им не воспользовался. Воспользуется ли теперь?
"Рулон счастья" оказался длинным. Одно настораживает - не променяет ли он его на призрачную надежду стать тем, кем был раньше?
Семья у Ильи действительно хорошая. Обычная, дружная, нормальная "трудовая" семья. Думаю, именно такая она и должна быть у по-настоящему счастливого человека...
В этой Алексей Дмитриевич практически "списан" с одного близкого мне человека. Когда-то давно он был единственным, на кого я могла положиться в тоскливой "московской" жизни. Я до сих пор ему безумно благодарна за его поддержку.
Последствий после "полёта шмеля" не будет, за исключением, наверное, необходимости пить "луковую водичку".
А вот глаза... Они ещё долго будут её преследовать...
Спасибо тебе за твой отзыв и твоё отношение к моим героям))
В понедельник выложу продолжение!
_А-Л-Ё-Н-К-А_ 24 сентября 2011
Время Никитина пришло. Я честно надеялась на то, что мои читатели уговорят меня его оставить, но им он, видимо, внушает те же чувства, что и мне. Так что, придётся "множить на ноль".
Да, Никитин наконец-то перестанет топтать бренную землю, но, по старой примете, один покойник всегда "тянет за собой" другого. И Ларису ждёт ещё один жестокий удар.
Не беспокойся, встреча Ильи с "прошлым" будет посвящена тебе. Я обязательно разрисую её в красках, но... чуть позже))
Похоже, конкретно это "прошлое" вообще половину персонажей "взбаламутит"...
Про роль сынульки пока говорить не буду - боюсь проболтаться насчёт дальнейшего хода событий))
О да! Илья лицо сохранит. Немного помятое, но, в принципе... Ну да, сохранит))
Следующая глава - в процессе доработки))
_А-Л-Ё-Н-К-А_ 24 сентября 2011
С именем игоря как то все защемило в груди...прошлое наступает... что же там (теряюсь в догадках).
Умеешь ты тайны наводить... только начну к какому то одному решению подходить, как ты все переворачиваешь. И знаешь это безумно приятно, читать становится все интереснее и интереснее.
Больше всего интересует Владимир... ну кто же он?
Илья хоть и Паразит но у него все таки есть человеческие качества.
Спасибо... жду продолжения. =)))
solnyshko_88 24 сентября 2011
лунный ангел 24 сентября 2011
Дорогая моя, спасибо тебе за эту главу. Не зря я нагло вымаливала целых 50 глав о рулоне счастья для Ильи. Наглость - второе счастье. И, видимо, я тебе так с этим надоела, что ты решила написать эту главу))))
Мур! Ты, как всегда сделала ход конем и подарила ему счастье в виде Лены, что лично для меня неожиданно, но не менее приятно.
Илья действительно заслуживал счастья. Не важно какого. Главное, что своего. Личного. Не краденного у Игоря....
Прошу прощения за то, что не вовремя читаю твои новые главы. Я бессовестно потерялась где-то между своими работами и своими переживаниями. Даже писать забросила((((
Но за главу тебе отдельное МЯУ. Она великолепна. И Илья тоже. Спасибо за то, что умножила его на 3, а не на 0...Это высокий поступок достойный великого автора.
Ты - умничка. Не перестаю тобой восхищаться!
С теплом
Little monkey 26 сентября 2011