Перерождение. Шестнадцатая глава.

Глава 16. Последние штрихи.

Милена бездумно ехала куда-то вдаль, устремляясь следом за ветрами, силясь успеть за непогодой. Суетливая Москва не вызывала более никаких чувств: смывались в одно пятно очертания дорог, зданий, людей, предметов. Каждая новая развилка все сильнее заводила Милу в лабиринт собственных раздумий. Машины то тянулись медленно и нерешительно, то рвались вперед, бешено ревя от напряжения.

Наконец, пробка докатилась до небольшой набережной, сияющей огнями, словно в предновогоднюю ночь. Казалось, что люди забыли о морозе и просто погрузились в сказочный мир иллюзий под музыку уличных музыкантов. Пластмассовые фонарики над крохотными кафе раскачивались в такт ветру.

Лена выбралась наружу, подошла к перилам, отделяющим оживленную улицу от беснующейся реки, и склонила лицо в сторону темной воды. Та не замерзла под давлением холода — она бурлила, кипела, извивалась единым потоком. Она была прекрасна. Сильна. Властна. Идеальна.

Трехсотлетняя вампирша облокотилась на перила и задумчиво посмотрела вниз. Разом исчезли звуки, мелодии, детские крики и родительский смех. Осталась только вода. Искусственно согретая и направляемая дальше по городу, чтобы ею могли восхититься все горожане.

На набережной, полной гуляк, одинокой оставалась только Милена. Терпеть отчуждение стало невыносимо, поэтому пальцы спешно набирали номер Леры. До этого телефон был выключен, поэтому многочисленные звонки Валерии попросту не доходили до подруги.

Лера отозвалась донельзя напуганным голосом, но, услышав печальное приветствие подруги, вздохнула от облегчения.

— Куда ты пропала? Я приехала в гостиницу, а мне заявляют: ты уехала. Куда?! — возмутилась Валерия, но замолкла под тяжелым молчанием Ми. — Где ты?
— В большой яме, выкопанной собственными силами, — хмыкнула Лена, потирая пальцем злополучное серебряное кольцо.
— Тебя поймали?! — воскликнула напуганная девушка.
— Пока нет. Но уже завтра… Не важно.

Лера безрезультатно пыталась понять ситуацию. Она о чем-то кричала, спрашивала о событиях, об исчезновении Милены, но та лишь молчала. Ледяной воздух проникал в легкие, заполняя их до предела. Сердце билось — если могло бы — учащенно и ожесточенно. И только зажатый в пальцах ободок да журчащий голос имели для Милены хоть какое-то значение.

— Не беспокойся, подруга, — оборвала тираду Ми, — мне ни к чему жалость. Я, возможно, даже счастлива… Не стремись помочь — гиблое дело. Просто удели минутку времени.
— Зачем? — хрипло спросила всхлипывающая девушка.
— Мне захотелось попрощаться, - с грустной искренностью призналась Мила. - Поблагодарить тебя за… дружбу. Лер, ты столько всего со мной пережила, всегда помогала, поддерживала. Я безмерно благодарна тебе и счастлива, что -то судьба подсунула мне свинью в лице такого замечательного «человека».

Лера истерично хихикнула, но плакать не перестала.

— Милочка… Мы бы могли спастись… Скажи, где ты…
— Подожди. Знаешь, без твоей помощи я была бы мертва уже давно.
— Глупости, — отозвалась Валерия. – Скажи…
— Нет, не спорь. Ты бесценный помощник. В общем, оставим сопливые признания, — Мила призадумалась. — Я не вернулась и не пойду в очередные бега. Давай поговорим о другом? Мне кажется, с моей смертью ты сможешь не прятаться. Переселяйся в любую из купленных мною квартир и живи в свое удовольствие. Уж документы на собственность, думаю, подделывать тебе не впервой.
— Я бы осталась в нашей... — смущенно призналась девушка. — Она очень хорошая.

Наша. Под нею Лера подразумевала как раз ту злополучную квартиру в центре Санкт-Петербурга, в которую четырнадцать лет назад зашел Арсений, а совсем недавно – Вадим.

Пальцы беспокойно крутили кольцо, а то едва не срывалось, чтобы навсегда скрыться в бесконечном водном потоке. Но Лена не допускала оплошности, издевательски позволяла колечку начать падать и хватила его в последний момент.

— Тогда замечательно. Я надеюсь, у тебя все получится.
— А с тобой что? — вновь перекинулась на пугающую тему подруга. — Почему ты считаешь себя счастливой? Как ты вообще попалась?
— Знаешь, Вадим жив, — мечтательно протянула Мила.
— Жив?! – на высокой ноте переспросила Лера.
— Именно. Я помогла ему выползти из передряги, организованной драгоценным Сенечкой. А тот занялся самодеятельностью благодаря Марии. Запутанная, скажу я тебе, история.

И долгие воспоминания полились из Лены, разбавляясь почему-то описанием погоды или темнеющего парка с проплешиной в самом его центре. Все пересказывалось красочно, живописно, в чуждой манере. Ми бессильно закрыла глаза, в лицо летел вихрь снежных колючек.

Валерия слушала, впитывала каждое слово и молчала. Она прерывисто дышала, изредка шмыгая носом, но так тихо и не привлекая внимания, что казалось, будто Милена пересказывает произошедшее самой себе.

— Арсений — тварь, — после выдавила девушка.
— Пешка в руках Старейшины. Не ругай слабых.
— Из-за него страдаешь ты… Что теперь будет с вами?
— Умрем. Жаль, что мы..
— Мила! — не выдержала Лера. — Почему?! Почему ты так привязалась к этому парню? Я не видела тебя такой… никогда. У тебя никогда не было такого голоса…

Змеиная, но чертовски теплая улыбка озарила тонкие губы. Почему? Слишком короткий вопрос, на который наберется множество ответов. Это невозможно проанализировать или осознать — только чувствовать, наслаждаясь каждой секундой и впитывая ее в собственную кровь.

Зря думают, будто можно любить за что-то определенное. Нет, любят не за светлые волосы или детскую наивность, не за подростковую глупость, не за чудный, хорошо поставленный голос, не за восхищение во взоре. Любят за что-то такое, чего не увидеть невооруженным глазом. Пропадаешь и растворяешься в ком-то не из-за желания. Из-за нужды. Дерзкой и засасывающей черной дыры чей-то чужой обоюдности. Любят просто потому, что любят.

— Почему? — переспросила выплывшая из размышлений Мила. — Просто он… мальчик.

Воцарилась тишина. В трех словах оказалось больше смысла, чем в сказанном до этого тексте. Валерия обескуражено молчала, а Милена не желала разжевывать и без того ясную с первой секунды информацию. Наконец, молчание прервал громкий выкрик:

— Ты знала?! Милена, ты помнила про того ребенка?! Которым не смогла питаться когда-то давно? Ты знала, что это Вадим?
— Разумеется. И не «когда-то», а четырнадцать лет назад.

Шутница-судьба любит нетщательно перетасовывать карты. Оттого валет, прочно прилипший давным-давно к даме, вновь оказался рядом, но в новом обличии. Возможно, в королевских одеяниях и возмужавший за годы, да только тот же самый валет. Смешной, удивленный. Мальчик.

— И молчала?
— Разве сам факт того, что я не убила его при первой же встрече, - это не подсказка? — В голосе опять появилось ехидство.
— Но как ты узнала?
— Родинка. На подбородке.
— Точно…— Лера всхлипнула. — Прости меня… Я ведь знала с самого начала, но молчала... Не думала, что это имеет смысл…
— Не оправдывайся. Лера, знаешь, мне нужно идти. — Ми тяжело вздохнула.
— Куда? Что ты будешь делать с кольцом? Отдашь Марии?

Множество вопросов, но Ми сочла необходимым ответить лишь на последний – остальные можно было считать риторическими.

— Никогда.

Женщина на секунду призадумалась, чуть сильнее прикусив губу клыком. После она все-таки решилась задать волнующий вопрос:

— Лер, можно я пришлю к тебе кое-что?
— Что?
— Не имеет никакого значения. Одну дорогую для меня вещь. Никому больше я не могу довериться, но ты…
— Я буду ждать, — спокойно перебила Лену подруга.
— Спасибо. Прощай.

На сброс первой нажала Милена, не позволив Лере вставить последнее слово и завершить беседу на очередной трагической нотке. Побеждает всегда тот, кто умеет прервать цепочку первым.

Уличная музыка настойчиво била по ушам. Экран дорогого телефона через десять секунд погас. В последний раз взглянув на него, Милена безо всякого сожаления выбросила трубку в бушующую реку. Раздался громкий для вампирского слуха удар по воде. Стоящий невдалеке человек перевесился за перила и возмущенно охнул от такого расточительства.

Но не только телефону суждено было принять гибель на речном дне. Мила резко швырнула ненавистное кольцо в неутихающий поток следом за мобильным. Ободок в последний раз сверкнул, падая в реку, а Лена довольно улыбнулась, провожая его взглядом.

Больше с этой жизнью ее не связывало ничего. Не было шансов, что зазвонит надоедающий телефон, что кто-то потребует простенькое серебряное колечко с крохотным камешком, что какой-то гость нагрянет в просторную квартиру с глупыми требованиями. Не осталось нитей для сцепления. Ни одной. Кроме маленького мальчика, повзрослевшего, но оставшегося все той же… ошибкой. Вероятно, второй (после Арсения) во всей долгой жизни вампирши.

Именно к мальчику Милена и направлялась, в очередной раз пробираясь сквозь скопление автомобилей. Она запуталась в себе, но одна четкая мысль все же осталась: Вадим не должен был умереть тем способом, что предоставят ему сородичи. Столь жестокой гибели она желала только врагам, не ему. Впрочем, одно решение у Милены имелось.

Смерть.

Мертвеца не будут страшить пытки. Его не напугать острым оружием или сломанными костями. Им не воспользоваться для воздействия на упрямую вампиршу. Он бесполезен.

Он должен умереть. Обязан. У его судьбы не осталось развилок. Он обязательно умрет.

С каждым новым метром, приближающим Лену к дому, неприятный план, возникший в голове так давно, шлифовался, оттачиваясь до предела. Даже смерть необходимо обставить красиво, загадочно и естественно, иначе можно проиграть.

Не следовало торопиться, но и медлить было нельзя. Главное — успеть до прихода людей Марии. Главное — не опоздать. Главное — суметь исполнить задуманное. Главное — не сдаваться.

Можно было лишить жизни и себя, но, признаться, Ми оказалась труслива. Или просто не желала так легко сдаваться, показывать слабость.

Безусловно, смерть была бы отличным выходом из любого положения. Особенно теперь, когда все ниточки оборваны, кольцо затерялось в водах, мальчик обязательно умрет, и ничего волнующего более не осталось. Всего одно движение ножом или огонь — вариантов крайне мало, но необходимо ли смерти изящество?

Да необходима ли гибель на деле? Быстрые решения для трусов. Самоубийство для слабаков.

Милена пока еще не испытывала никакого страха — только апатию, прорезающую душу насквозь.

Двойное самоубийство — история о давно исчезнувших романтиках. Миле не нужен был счастливый конец да последующее воспевание в легендах. Она просто хотела плюнуть на прощание Сене в лицо.

И верить в то, что, возможно, чудесам есть место на маленькой планете, на которую то безжалостно опускаются солнечные лучи, то нападают снежные бури.

***

В гостинице стояла такая тишина, словно мир вокруг сгорел дотла. Вадим вновь спал. В номере поселилась невыносимая духота и запах йода.

Женщина разделась и пустыми глазами принялась разглядывать купленные лекарственные средства.

Весь оставшийся вечер она, мечась в припадке неожиданно нахлынувшего отчаяния, раз за разом обрабатывала раны. Разматывала марлю и бинтовала ею опять. Ми прекрасно осознавала, насколько глупы старания, но руки непроизвольно тянулись к мазям. И вновь. И вновь.

В одиннадцать часов вечера последние силы покинули тело. Милена трудом добрела до окна и прислонила лоб к стеклу, чтобы новым взглядом рассмотреть доселе привычные очертания вещей. Небоскребы больше не казались такими величественными, а старенькие дома — пережитком прошлого.

Целых триста лет она моталась по свету. Видела разные страны, строения, людей. Ее раздражали людские повадки, радовала честность. Она имела глупость влюбляться и ненавидеть. Пыталась казаться черствой. Триста лет безысходности. Мила не совершила ничего выдающегося, важного. Она могла не погибнуть сейчас, но и через очередные три столетия ничего бы не изменилось. Все та же гонка за престижем, за деньгами, мнимая важность и попытка подняться на недосягаемые вершины.

Она осталась все той же девчонкой, обращенной каким-то серым днем и чудом выжившей к суматохе нового мира. Сменился стиль одежды, мышление. Появилось ожесточение в голосе, прочно засело презрение в глазах. На счетах хватало денежных средств. Но не изменилось ровным счетом ничего.

Первая слеза скатилась по щеке. Умирать всегда страшно, только вот осознание данного факта приходит не вовремя.

Милена плакала тихо. Она беззвучно захлебывалась в рыданиях, так и не осознав, что именно вселяет в неё наибольший страх: неизвестность или короткий миг перед пустотой.

За спиной послышалось копошение. Глупый мальчишка предпочел сну болезненную явь.

Молодой человек с трудом приподнялся на лопатках и взволнованно позвал Лену. Та повернулась, на ходу стирая со щек последнее напоминание о слабости.

— Почему ты не поел? — вместо приветствия строго спросила она, указывая на почти нетронутую пищу.
— Я не хотел, — опешил Вадим, а после добавил: — Все кости ломит.
— Скоро пройдет.
— Куда ты ходила? — Юноша оперся спиной на изголовье постели и устало потер глаза пальцами. — А это нормально, что я не чувствую лица?
— Совершенно, — кивнула женщина, присаживаясь рядом. — И не имеет никакого значения, где я была.
— Может, прекратишь секретничать? Мы завтра умрем — можно уж и раскрыть напоследок тайны.
— В том-то и дело, — нахмурилась Лена, — что не умрем. А под пытками из тебя легче выбить сведения, чем из меня.
— Почему это?
— Вековая выдержка.

Она легонько ударила юношу по ладони, когда тот попытался сколупнуть с лица повязку. Вадим притворно застонал, сползая обратно на подушку. Обмякшая вампирша заботливо укрыла его одеялом и прилегла рядом, сохраняя между собою и спутником дистанцию в метр.

А гостиница замерла. И огромная комната номера стала тем местом, где было суждено провести последнюю вечность.

Вадим с трудом перевернулся на бок и печально взглянул на женщину всей своей жизни. Он хотел прижать ее к себе, даже протянул руку, но Ми сморщилась от недовольства и отодвинулась.

В полумраке женское лицо отбрасывало зловещие тени. Теперь черты выглядели поистине острыми и резкими. Щеки словно впали, губы искажала зловещая гримаса. Грудь не вздымалась, замерло дыхание, ресницы не вздрагивали — женщина могла бы быть мертвой. Она и была мертвецом. Целых триста лет.

— Я не могу понять, что ты испытываешь ко мне? — Тихий голос до краев был полон обиды. — Вроде заботишься, но держишь на правах куклы.
— Ты еще расплачься.
— Я как раз об этом. — Вадим покачал головой. — Прекрати недоговаривать. Просто расскажи мне… все.
— Мальчик, и не проси.
— А если я потребую?

И от этих слов струна лопнула. Лена резко поднялась с кровати. Внутри кипела лава. Злость рвалась наружу.

— Что ты хочешь услышать?! — в припадке отчаяния закричала она. — Правду?! Так вот тебе правда. Держи! Ты мечтаешь о спасении?! Не надейся. Ты просто сгниешь, и хорошо, если погребенным в земле, а не разлагаясь в подвале. Ты надеешься, будто моя «демоническая» сила поможет против Старейшины? Глупец! Мы вляпались в такие помои, что не отмоемся и за столетие. Когда ты заинтересовался какой-то воровкой из музея, ты ждал этого исхода? Жизни, положенной на алтарь любви, и картинной совместной смерти? Все будет гораздо прозаичнее. Прекрасной кончины ты не дождешься.

Она по слогам выплюнула последнее слово несвязной речи и смахнула со стола на пол разномастные склянки, бутылочки, упаковки.

Вадим привык к милениной вспыльчивости, но такой боли в словах он не ждал.

Милу всю колотило, разрывало на куски от полнейшей беспомощности. Ее начинал раздражать равнодушно падающий на землю снег и неожиданно начавшаяся зима.

Летом было лучше. Тем сплошным трехсотлетним летом.

— Куда я ходила? — продолжил метаться по комнате Милена, не замечая того, как давит босыми ногами осколки. — Я выбросила кольцо… Я попрощалась с Лерой… И я готова принять любую участь.
— Мила…
— Да замолчи ты! Зачем я вообще оставила тебя в живых?! — Шепот вновь сорвался на глухой крик. — Что за прихоть — спасти мальчишку, открыться ради его спасения? А тебе плевать! Я, черт побери, впервые решилась пожертвовать собой ради кого-то, и зачем?!

Она начала задыхаться. Каждый новый шаг оставлял крошечный алый след от ран на ногах. Лицо исказилось.

— Почему ты поступил именно так?! Уехал бы домой, жил обыкновенной жизнью. Сходил к Лере — она бы подправила твою память! Но ты поступил словно безмозглое животное. Ты затеял весь этот «героизм», потому что решил, будто нужен мне?!
— Нет, просто мне нужна ты. — Последовал короткий ответ, мгновенно прервавший весь разъяренный монолог.

В зеленых глазах блеснуло серебро. Не ледяное, как у чарующего Арсения. Нет, отблеск был теплым и светлым. Не жгущем пальцы или душу. Он был искренним и настоящим, как бьющееся сердце мальчишки, как текущая по его венам кровь. Как он сам.

Мила обессилено упала обратно на кровать. Она не сопротивлялась, когда холодные пальцы притянули ее за локоть к человеческому телу, и даже прильнула к груди юноши. Тот дышал ровно, сердце билось спокойно, ритм отличался особой мерностью. Вадим ничего не сказал (а может, не почувствовал), когда женщина, уткнувшаяся носом в его грудь, зарыдала.