Возвращение Ангела (глава 60)

… Да простят меня мои любимые читательницы, которым я обещала романтику!
Я честно старалась, но потом решила отойти от этой идеи и посвятить главу, которому многие из вас за что-то симпатизируют, несмотря на то, что он очень далёк от идеала.
И ещё – за помощь её написании огромное спасибо моей давней знакомой, сотруднику Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского, чудесной девушке по имени Марина. Также в своей работе я обращалась к книге «Жди меня», откуда частично взята история, лёгшая в основу одного из отрывков этой главы, и своим воспоминаниям о посещении Соловецкого монастыря в 2008 году.



Глава 60
Декабрь 2009 года
Одесса, отель «Континенталь»

Всё закончилось. Наконец-то закончилось…
Я лежала, боясь пошевелиться. Боялась, что Роберто поймёт, что я не сплю… Повернувшись к нему спиной, притворялась спящей, а сама перебирала в памяти подробности минувшей ночи, силясь понять, что же такое со мной произошло…
«С нами, - обречённо добавил внутренний голос. – С тобой и с ним…» Со мной и с ним. С Роберто…
Так странно… Я думала, он мне близок. Думала, что испытываю к нему какое-то влечение. Влечение во всех смыслах этого слова, включая чёртову физиологию, которая по какой-то немыслимой причине взяла надо мною верх прошлым вечером… А он… Он оказался совсем чужим мне.
Почему так вышло?

Роберто был опытным любовником. Слишком опытным. Слишком идеальным для меня.
Кому-нибудь доводилось в своей жизни заниматься абсолютно правильным, идеальным сексом? Нет? Ваше счастье. Охарактеризовать этот процесс можно одним словом: тоска зелёная... После него мне почему-то отчаянно хотелось сдохнуть, хотя, чисто гипотетически, всё должно было быть наоборот…
Шквала чувств не получилось. Лавины тоже. Как и землетрясения, урагана, цунами…
Может, и не был, в таком случае, этот чёртов секс идеальным?
Забраться бы сейчас на подоконник и курить, курить, курить, пока не зайдёшься в удушливом кашле, пока тошнота не стиснет горло своими стальными пальцами, пока не начнёшь задыхаться отравленным воздухом… Но для того, чтобы это сделать, нужно, как минимум, подняться с кровати. А это значит, что Роберто непременно проснётся и, не дай Бог, попытается, как когда-то Назар, обсудить, «как здорово это было»…
Здорово? Хм…

Его руки бережно прикасались ко мне, и я чувствовала, что он боится причинить мне боль. Но эта нежность не умиляла. И раствориться в его руках мне не хотелось… Я вообще ничего не испытывала, кроме чувства вины за то, что не могу дать ему того, чего он от меня хочет. Точнее, могла бы, если бы не адская боль в глазах призрака, привидевшегося мне в тот самый момент, когда я готова уже была нырнуть с головой в омут страстей…
В омут я не нырнула. Страсти тоже было маловато… Я старалась её изобразить. Очень старалась. Флегматично царапала его плечи, стонала в «нужные» моменты и с трудом сдерживалась от того, чтобы не оттолкнуть его. А оттолкнуть очень хотелось. Взгляд призрака преследовал меня, хотя я и знала, что никакого призрака на самом деле нет. Их вообще в природе не бывает… И всё равно, ощущение чего-то неправильного, нечистого прочно поселилось в моей душе. Было такое впечатление, что я мужу изменила прямо у него на глазах… Мне мучительно хотелось оттолкнуть Роберто, заметаться по комнате, схватить в охапку своё барахло, накинуть на голое тело шубу и бежать домой. Босиком, по снегу, лишь бы подальше от него.
Я сдержалась. Не оттолкнула и не сбежала. Стойко выдержала «экзекуцию»…
Я молодец. Я сильная. Я привыкла скрывать свои чувства. Сначала с Назаром, теперь вот с Роберто…
Сдержалась, а потом долго лежала на его руке с улыбкой каменного идола, которого нерадивый скульптор пытался заставить улыбаться…

Роберто ни в чём не виноват. Это всё я… Я…
Он меня любит – это очевидно. А я… Я искренне надеялась, что смогу заставить себя испытывать к нему хоть что-то. Увы… Наши чувства не подчинены нашему разуму. Искра, вспыхнувшая в самом начале, не сумела разжечь пламя…

Чтобы забыться, я закрывала глаза, и картины из прошлого вставали в моей памяти… Как бы мне хотелось вернуться на пять лет назад, когда всё было ясно и хорошо, когда всё было «по любви».
Ничего не выходило. Взгляд призрака, полный нечеловеческой тоски, леденил кровь…
Игорь… Он снова влез в мои мысли. Снова всё испортил… Даже там, где он сейчас находится, он всё не может успокоиться, считая меня своей собственностью. Не хочу, чтобы так было! Не хочу вспоминать! Ничего не хочу…
Не хочу и понимаю, что я и есть его собственность. Несмотря ни на что…
А я ведь почти поверила в то, что всё может быть хорошо…
«Такой большой, а в сказки веришь…» - вспомнилась мне концовка из дурацкого анекдота про таксиста, «разведённого» бабкой.

За окном брезжило утро. Самое обыкновенное серое, никчёмное утро… Наверное, Роберто считает его утром нашей с ним новой жизни… Ужасно…
И что теперь? Он, наверное, решит, что после того, что произошло между нами, я с радостью приму его предложение. Стану его женой…Не хочу! Не могу…
Господи, я дура, правда? Ты даёшь мне такой шанс – мужчину, у которого, кроме его излишней говорливости и плохого знания языка, нет никаких недостатков. А я… Я не могу его принять. Глупо…
Роберто был бы идеальным мужем. Наверное, со временем он мог бы стать идеальным отцом для Линочки. Таким, каким не смог стать Игорь…
«Кондратенко, когда же я смогу тебя окончательно похоронить?» - почти с отчаянием подумала я, осторожно открывая глаза и встретившись с полным безоблачного счастья взглядом Роберто.

Засада… И как я теперь смогу ему отказать?
«Buongiorno, Nikitina!» - поприветствовала я саму себя в это самое поганое утро своей жизни.
Нет, самым поганым было другое – то, когда я проснулась в квартире Игоря…
Игорь… Надеюсь, там, где ты сейчас, тебе лучше, чем мне…



Декабрь 2009 года
Одесса, бар ресторана «Вояж»

Бесконечная ночь таяла, окутанная белесой вуалью сигаретного дыма. Растворялась в устало льющейся из колонок тягучей музыке. Мелодичные звуки волновали и раздражали одновременно, пробуждая в душе симфонию тягостных чувств. Горечь мешалась с болью и отчаянием, озлобление – с безысходностью и унынием, переходящим в остервенение от непоправимости. Беспросветный мрак рождался в душе от союза агонизирующей любви и неукротимой ярости. Кромешная тьма окутывала истерзанную, кровоточащую душу…
Где-то, скрытая от его глаз толщей стен, медленно отступала в небытие ночь, волоча за собой расшитый тусклыми звёздами шлейф неопределённости и невысказанности, чтобы в дрожащем тумане появилось на свет ещё одно робкое утро, ещё расплывчатое, не имеющее пока имеющее чётких контуров и очертаний…
Утро нового, чёрт бы его подрал, дня…

Это утро он встретил в баре ресторана «Вояж». Посетители давно разошлись, и если бы не копошащийся за стойкой бармен да проклятая музыка, которая всё никак не могла заткнуться, можно было подумать, что он здесь один…
Один… Да. Так, по сути, и есть. Один во всём свете. Сегодня он окончательно в этом убедился.
Он потерял всё, что осталось у него от прошлой жизни, медленно, по кадрам, восстановившейся в его памяти. Надо же… Он четыре с лишним года прожил в неведении и прожил бы дальше, если бы не это дурацкое фото в Интернете. Зачем он только туда полез? Жил бы и жил как раньше…
«Что, плохо тебе было? – мысленно обратился он к самому себе. – Плохо? Хотел узнать, кто ты? И как, узнал?»
Узнал…
Сейчас он отдал бы всё, что имел, лишь бы воспоминания ещё раз стёрлись из его памяти. Но… Как можно что-то отдавать, когда у тебя нет ничего? Когда ты в одночасье потерял всё, включая себя самого…
Загадка природы…



Май 2005 года
Западная Украина, ХХХ область

Сухой треск автомата сливается с глухим рокотом надвигающейся грозы. Тяжёлые пули, визжа, вонзаются в изуродованные бока и капот машины, вязнут в раскисшей от дождя земле, тонут в мокрой ярко-зелёной траве, густым ковром покрывающей обочину дороги. Огромное серое небо распростёрлось над головой, угрожая ненастьем… Вдалеке сверкает молния, и, многократно усиленный пустотой, раскатываются по объятой предчувствием неизбежности душе гром… Невозможно сделать шаг вперёд. Невозможно отступить назад. Воздух наэлектризован. В нём витает смерть. Она повсюду, и нет от неё спасения.
На глаза наползает пелена. Не жёлтая, но кроваво-красная… Туманное марево колышется над головой, расцветая чёрными пятнами. И сквозь этот туман прорывается полный отчаяния голос: «Не подыхай, слышишь! Даже не думай…» Слова, мешаясь с матом, становятся неразборчивыми, и твёрдая, шуршащая в ушах вата мешает их расслышать… Он и не пытается… В голове что-то взрывается, и тягучий гул, всё нарастая, вибрирует в барабанных перепонках. Чернота стремительно разрастается…
Ледяное дыхание холода пронизывает потерявшее чувствительность и форму тело. Душа зябко ёжится от страха…
«Это конец… - приходит в голову до боли простая мысль, не вызывающая ни удивления, ни протеста. - Конец…» Всё предельно ясно…

Действительность ускользает, и перед ним на короткий миг появляется из сумрака улыбающееся девичье лицо, в котором ему знакома и любима каждая чёрточка. Пронзительная тоска сжимает грудь, когда, стоя на пороге вечности, он понимает, что прощается с ней навсегда.
Там, за этой чертой, не будет уже ничего – одна только стерильная пустота.
Там не будет ни боли, ни страха, ни любви…
Там не будет её…

Сознание покидает его, и он, борясь с подступающей липучей темнотой, пытается унести с собой то немногое, что представляет для него ценность – её образ…
«О Лариске подумай!» - этот крик взрывает действительность. Тьма, прорезанная тонкими изломанными линиями, крошится, обрушиваясь на него звенящими осколками…
«Маленькая моя… - думает он с невыразимой мукой, прежде чем расстаться с ней навеки. – Люблю тебя… Люблю…»



Декабрь 2009 года
Одесса, бар ресторана «Вояж»

Он курил, сильно затягиваясь, щуря глаза и держа сигарету большим и указательным пальцем. «Бикфордов шнур, на одном конце которого огонек, на другом – дурак…» - злорадно усмехнулся он и сфокусировал взгляд на растерзанной пачке «Marlboro», лежавшей на барной стойке.
Пепел мелкими грязными хлопьями летел вниз, на рукав некогда белой рубашки, казавшейся в приглушённом освещении грязно-серой. Он не замечал. Усталость и безразличие, вкупе с нахлынувшей на него апатией, поглотили его целиком.
Очередная сигарета, выкуренная до тонкой полоски, окольцовывающей фильтр, небрежно отлетела в пепельницу. Он не почувствовал ни её крепости, ни вкуса.
В голове, шаг за шагом, восстанавливалась цепь роковых для него событий, берущая своё начало в далёком 2005 году…



Май 2005 года
Закарпатская область, ХХХ мужской монастырь

«Люблю…» - бормочет он непослушными губами и, с трудом приподняв налитые свинцом веки, встречается взглядом с синими, как небесная лазурь, глазами, на дне которых плещутся золотые искры.
Пытается шевельнуться, но тело, словно разбитое параличом, не слушается. Голова разламывается на куски от нестерпимой боли. Он закусывает губу и с трудом сдерживает готовый вырваться стон.
«Что это? – вяло текут мысли. – Где я?»
Он бегло оглядывает обстановку, но не находит в ней ничего знакомого. Окна скрывают плотные тёмные занавески, сквозь которые не проникает ни один солнечный луч, из-за чего в крохотной комнатушке, в которой он находится, царит полумрак. У окна стоит низенький деревянный стол-книжка, по обе стороны которого расположились два стула с вытертыми от старости сидениями и облезлым тёмным лаком на ножках. Напротив, притираясь боками друг к другу – два шкафа с перекошенными не то от влажности, не то от старости дверцами. Кажется, они подпирают друг друга, чтобы не рухнуть на пол… Ближе к двери, у самого выхода, разместилось небольшое кресло-кровать, обитое плюшем цвета осеннего мха…
Ни один из этих предметов ему не знаком.
Взгляд медленно ощупывает стены с жёлтыми обоями, украшенными рисунком из красноватых кленовых листьев, затем перемещается на застеленный красным, с проплешинами, паласом пол, и стремительно взлетает к белёному потолку, в правом углу которого рваным лоскутом свисает кусок штукатурки…
Где это он? И…

Острое, как вспышка, чувство страха пронзает его насквозь. Он чувствует, как медленно холодеет спина, и липкий, противный пот начинает проступать на лбу.
Зажмурьтесь, а потом резко откройте глаза. Представьте, что помните только ту картинку, которую видите перед собой. И ни прошлого, ни будущего – как будто, у вас и нет вовсе. Подобное произошло с ним.

На смену первобытному ужасу приходит осознание того, что его память абсолютно пуста. Нет воспоминаний. Никаких. Они стёрлись начисто, как будто не было детства, школы, дома, родителей, любви… Вообще ничего…
Пустота и мучительное чувство одиночества…

Синие глаза на бородатом мужском лице смотрят на него с сочувствием и отеческим пониманием. Есть в них что-то такое, от чего раскалённый клубок, ворочавшийся в стеснённой груди, перемещается в горло…
Какая-то вселенская мудрость и доброта прописаны в каждой морщинке его смуглого, напоминающего печёное яблоко, лица…
Человека этого зовут отец Георгий. Архимандрит. Наместник «ХХХ» мужского монастыря. Это он потом узнал…

Отец Георгий рассказал ему о том, что его подобрал на дороге и привёз в монастырь пожилой мужчина, направлявшийся с женой поклониться святым мощам - вытащил из перевернувшийся машины, лежавшей в кювете. Он был ранен – на спине зияло пулевое отверстие, голова пробита. В больницу его брать отказались, ссылаясь на отсутствие документов, и старичок привёз его сюда, надеясь на то, что в монастыре найдутся люди, способные оказать ему медицинскую помощь…
Он часто задумывался о том, перед кем и в чём так провинился, что Бог наказал его самой страшной карой, которую только можно было измыслить – потерей себя самого. Было ли это просто нападение на дороге с целью ограбления или что-то другое? Окутанная непроницаемым чёрным полотном память отказывалась давать ответы на эти вопросы…



Декабрь 2009 года
Одесса, бар ресторана «Вояж»

Янтарное кольцо коньяка поблёскивало на дне фужера, счёт которым он потерял давно и безнадёжно…
Он плавно покачал фужер из стороны в сторону и, запрокинув голову, чётким, механическим движением отправил содержимое в рот. Коньяк привычно обжёг горло. Отвратительный. Он моментально возненавидел его за резкий, отдающий сухими фруктами запах и тошнотворный привкус винограда и ванили, обволакивающий язык. Но сейчас ему было всё равно, что пить – он глотал жидкость, словно это была вода, не зная меры, не пьянея, не чувствуя ни вкуса, ни запаха.
Алкоголь никогда на него не действовал в той мере, в которой бы ему этого хотелось. Напиться до бесчувствия никогда не удавалось. Обычно всё заканчивалось адской головной болью при абсолютной ясности мысли…

А ему сейчас просто хотелось забыться, потеряться. Пускай всего на несколько часов. Пускай даже на несколько минут, лишь бы избавиться от давящий боли, разрывающей сердце в кровавые лоскуты. Ещё лучше – вообще не вернуться из чёрного омута, в который он так отчаянно желал окунуться…
Он уже побывал там, на границе жизни и смерти. Там нет ничего страшного. Теперь не будет и ничего нового…

- Повтори, - с нажимом выговорил он, обращаясь к бармену.
Тот, окинув его равнодушным взглядом, привычно плеснул в фужер новую порцию коньяка. Ему не впервой, должно быть, видеть мужика, который поставил перед собой цель надраться в стельку…
И так – до отключки. Пока не упадёт. Чтобы ничего не чувствовать…
Но чувства оставались, и забвение всё не приходило. Первая бутылка закончилась, вторая была на три четверти пуста, а изгнать из памяти то единственное, ради чего он притащился в бар, не получалось.
Слишком тяжело.
Слишком «незабываемо»…



2005 - 2009 годы
Закарпатская область

Как досадно, когда не помнишь, куда пристроил записку с нужным номером телефона. Но есть люди, потерявшие гораздо больше, чем контакты – память. Когда-то у человека была семья, ради которой он жил, которую любил, куда возвращался, связанный с близкими ему людьми тесными узами. Были друзья и знакомые. Была работа. И он куда-то шёл… Шёл, шёл, и вдруг забыл своё имя. Такое ощущение, что память просто стёрли. Как ластиком… Это называется «феномен полной потери памяти»… Такие случаи не единичны, их насчитываются десятки в год. Единицами можно считать лишь тех, кто благодаря счастливому стечению обстоятельств возвращается домой. Но есть те, кому идти некуда.
Он – один из таких людей.

Он не знал о себе ничего, кроме своего имени. Вова… Оно не было ему близко или знакомо, но так его окрестил отец Георгий, утверждавший, что во сне он часто произносил это имя. Вова так Вова… Какая разница! Впрочем, Владимир ему нравилось значительно больше.
Так началась новая в его жизни веха, в которой он звался Владимиром.
Господи, как его только в этой жизни не называли! Кем он только не был за сорок два года своей жизни…

Вспомнилось, как, сидя в кровати и неокрепшей рукой держа зеркало, он разглядывал своё лицо.
Он почему-то представлял себя иначе: светловолосым, с серо-голубыми глазами, лет тридцати на вид. Но из-за тонкой полоски стекла на него смотрел усталыми чёрными глазами незнакомый мужик, которому было не то под сорок, не то за сорок… Полная противоположность тому портрету, что рисовало его воображение.
Кто был человек, образ которого часто вставал перед его глазами, и которую роль он сыграл в его судьбе, Владимир узнал потом, когда прошлое обрушилось на него стремительным потоком…
Это случилось позже. А пока… Пока он мучался от неизвестности и отчаянно порываться встать с кровати, к которой его приковала страшная слабость…

Владимир хорошо помнил свою первую в этой новой жизни исповедь. Она была странной: старых своих грехов он не помнил, а новых ещё не успел совершить. Грешных мыслей у него тоже не было. Один только страх, тягучей волной поднимающийся из глубины его души…
Страх перед неизвестностью.
Как жить дальше, он не знал.
Отец Георгий предложил Владимиру остаться при церкви.

Первое время мужчина жил в сторожке, помогал в хозяйственных работах. Потом «прибился» к строительной бригаде, занимавшейся реконструкцией надворных построек. К слову сказать, в монастыре постоянно что-то реставрировали и переделывали. Какой-то загадочный меценат, пожелавший остаться неизвестным, видимо, изрядно нагрешивший в своей жизни, активно спонсировал строительные работы. Уже позже он узнал имя этого спонсора – Лариса Никитина…
Работал Владимир как проклятый. Нельзя сказать, что работа была ему в тягость, но он не находил в ней и удовлетворения. Одним словом, «не его»…
Раньше он был уверен в том, что в прошлой своей жизни, окутанной чёрным полотном неизвестности, имел какое-то отношение к строительству. В его памяти иногда яркой искрой вспыхивало слово «бригада», и он уверил себя в том, что был когда-то бригадиром на стройке. Правда, после первого своего рабочего дня пришло разочарование. «Ударник производства» из него получился, мягко говоря, «никакой». Лёжа на «шконке» и устремив взгляд в потолок, не в силах даже раздеться от нечеловеческой усталости, он начал подозревать, что бригадиром он, вероятнее всего, был где-нибудь в порту, у грузчиков… С тех пор слова «порт» и «бригада» прочно связались в его голове.
Он быстро «вошёл в колею». Работал наравне со всеми, но всё равно ему часто казалось, что он занимает в этой жизни не своё место. Ничего, кроме усталости и вечной неудовлетворенности работа ему не приносила. И даже то, что со временем он всё-таки стал бригадиром одной из бригад строителей, мало его радовало.
Череда серых дней тянулась уныло. Один день неизменно похож был на другой…
Может быть, поэтому он с таким нетерпением ждал ночи? Ведь ночью он видел во сне Её…



Декабрь 2009 года
Одесса, бар ресторана «Вояж»

Он осушил фужер одним глотком и, поморщившись, тяжело выдохнул.
Чуда не произошло. В памяти по-прежнему жила убийственная сцена, увиденная им несколько часов тому назад: два тела, сплетающиеся воедино на светлом покрывале гостиничного номера… Ничего. Он забудет. Ещё несколько рюмок, и забудет…
Небольшая передышка – это всё, чего он добивался. Хотя бы на краткий миг забыть о случившемся, а потом он снова взвалит на себя груз никчёмной, дурацкой жизни… Не его… Потому что его собственная осталась там, в Закарпатье, на изрытой автоматными очередями дороге…

Зачем он вернулся? Думал, что кому-то в этой жизни нужен?
«Кому-то», - передразнил он самого себя. Ему не нужен был «кто-то». Ему нужна была только она. А он ей – нет.
Нет. Глупо. Глупо надеяться на то, чего уже никогда не будет.
Он всё видел собственными глазами. Что толку мечтать о несбыточном? Какой прок от пустых фантазий?

Прикрыв глаза, он упёрся локтями в барную стойку и с силой прижал ладони к пылающему лицу.
Острая боль тысячами отравленных ядом игл впивалась в мозг, разливаясь по всему телу. Эта боль не была физической. Так могла болеть только душа, о наличии которой у себя он раньше догадывался смутно…
Увиденное им сегодня взбаламутило его сознание, перевернуло все чувства с ног на голову, вывернуло душу наизнанку…

Забыть… Он не смог её забыть даже тогда, когда все другие воспоминания безжалостно изгладились из памяти. Она одна заполняла зияющую бесконечность, которая иногда вспыхивала в сознании неяркими туманными образами и вновь темнела, обрекая его на адовы муки…




2005 - 2009 годы
Закарпатская область

Она снилась ему. Часто. Почти каждый день. Он стал ловить себя на мысли о том, что, как ребёнок Новогодней ночи, нетерпеливо ждёт этого сна, ждёт её появления. Она стала ему необходима, как необходим человеку воздух… Она и была в какой-то мере его воздухом…
В этом сне не было ничего примечательного: хрупкая темноволосая девушка, бегущая по осеннему лесу. Он отчётливо видел её лицо, но, проснувшись, не мог восстановить в памяти его фрагменты, за исключением, пожалуй, того, что у неё чёрные волосы и светлые глаза… Наверное, встретившись с ней в реальной жизни, он бы ни за что на свете её не узнал, но там, в плену ночных фантазий, терпеливо ждал её появления, сидя напротив камина в одиноком доме, по которому гулял ветер. Ждал, сходя с ума от переполнявшей его нежности.
Он не знал её имени, но несомненным было одно: незнакомка идёт к нему. И почему-то его боится…
Кто была эта девушка? Какую роль играла в той его жизни, которую он не мог вспомнить? И кем он приходился ей, королеве его снов?
Может быть, её давным-давно нет на свете? Может быть, она – призрак, давно покинувший этот мир? Покойная сестра, например? Или невеста? Или ещё кто-нибудь…
Он не знал, и только мучительно боялся, что в прошлом совершил что-то страшное, чем-то её обидел…

Возвращаться из этих снов на бренную землю было мучительно. Он просыпался, лёжа на животе и обхватив обеими руками подушку. Открыв глаза, переворачивался на спину и видел привычный, изученный до малейшей трещинки, потолок. Вглядывался в окутывавший спальню полумрак. Прислушивался к спокойному дыханию сожительницы Наташки, с которой он сошёлся как-то удивительно быстро и просто, и в рекордные сроки перетащил своё нехитрое барахло в её трухлявый покосившийся домишко…
В такие минуты он отодвигал в сторону мирно сопящую под боком женщину и, одевшись, выходил во двор, где, сидя на скрипучих ступеньках крыльца, смотрел в черневшее над головою небо, пытаясь разгадать загадку своей жизни.
Кто он? Откуда?
Сумеет ли когда-нибудь вспомнить? Сможет ли вернуться?
Вопросов на эти ответы у него не было, и Владимир качал головой, теребя неизвестно откуда взявшийся у него кулон в виде ангела, болтавшийся у него на шее на одной цепочке с нательным крестом. Происхождение креста размером в четверть его ладони и массивной золотой цепочки ещё как-то можно было бы себе объяснить. А вот кулон… Откуда он взялся? Отец Георгий рассказывал, что он лежал в кармане его рубашки… Зачем лежал? Для чего? Чей он? Не его же…

Слишком много вопросов и ни одного ответа…
В ночном закарпатском небе подрагивали холодные звёзды, которые становились ближе, да тонкий серп луны безразлично склонялся над ним…



Декабрь 2009 года
Одесса, бар ресторана «Вояж»

Последняя сигарета догорала в пепельнице. Точно так же за окном, должно быть, догорали остатки ночи…
Надежды исчезали, как исчезал коньяк в фужере…
Сколько же он уже здесь? Мотнув головой, сфокусировал взгляд на стрелках наручных часов…
Коротко усмехнувшись, он засунул руку во внутренний карман пиджака и, не считая, швырнул на стойку несколько купюр. Бармен вытянулся перед ним как на параде. Ему даже показалось на миг, что музыка в колонках заиграло «Прощание Славянки»…
- Мне нужна ещё одна бутылка этой дряни, - произнёс он заплетающимся языком, поднимаясь со стула. Стены качнулись, и он ухватился одной рукой за стойку. Другой старательно запихивал бумажник в карман брюк. – Сдачу возьмёшь себе… В качестве чаевых…
Он не отдавал себе отчёт в том, что на эту «сдачу» можно было купить половину этого бара. Может, больше… Всё равно…

Держа бутылку за горлышко, он нетвёрдым шагом направился прочь, не желая попадаться на глаза обслуге и ранним посетителям, в числе которых может быть и она…
Она всегда просыпалась в непонятное время: то её невозможно было добудиться до самого обеда, а то, наоборот, вскакивала спозаранку, заявляя: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт…»
Даже это он помнит…

Вот и лестница… Какой там этаж? Второй?
Крепко взявшись за перила, он медленно преодолевал ступеньки, шаг за шагом становясь ближе к ней. Их номера находились рядом, и он с трудом сдержал желание ногой распахнуть дверь номера, за которым, должно быть, она мирно спала, обняв за шею того мужика, с которым кувыркалась сегодня, наверное, до самого утра. Вломиться бы в номер, вытащить её из его постели, вскинуть на плечо как мешок с картошкой. А потом, невзирая на её визги и вопли, которые – он не сомневался – разбудят половину отеля, затащить её в свой номер, швырнуть на кровать и… «Получить удар по голове тяжёлым тупым предметом от её нынешнего т…харя, потому что поторопился и не закрыл за собою дверь», - мрачно подсказал он саму себе.
Н-да, далеко его завела фантазия. Самое парадоксальное, он бы поступил именно так, но… не хотел её будить.
Идиот…

Ладно. Что там дальше с ним происходило?



Июнь 2009 года
Закарпатская область

Спокойная, размеренная жизнь его продолжалась до одного-единственного дня. Тогда в монастырь приехала она…
По всем законам «сериального жанра», к которому «неровно дышала» Наташка, должно было произойти следующее: он видит её, к нему в одночасье возвращается память, он летит к ней на всех парах, она плачет, падает в обморок, потом снова плачет. Далее, разумеется, счастливый конец – все счастливы, всё хорошо…
Что за придурки пишут сценарии к сериалам? Почему в реальной жизни всё не так? На деле всё превратилось в какой-то фарс: он полил её кефиром, она пустила его по матери, а потом всё-таки грохнулась в обморок. Не от счастья, правда, а от страха, но… И, что самое паршивое, он её не узнал… Вот и верь после этого мыльным операм!

Дёрнул же его чёрт воспользоваться тогда Наташкиным «дельным» советом – заглянуть в Интернет. Жил бы в своём селе, забот не зная. Работал. Со временем, может быть, до прораба бы дорос…
До прораба, твою ж б…дь! Это он-то, а?
Как же он мог о таком мечтать? Ладно – мечтать! Как он мог жить в этом доме с «удобствами» на улице, таскаться чёрт пойми куда на работу (причём, на какую работу), жрать разогретые макароны и зловонные шпикачки, которых даже в лейтенантские годы в рот не брал… Как он, идиот, радовался, когда обои в комнате клеил – криво, косо, коряво, но зато сам… И летний душ смастерил, потому что никак не мог привыкнуть к бане… Конечно, не мог. Чему тут удивляться? Не ходил он в баню в той благополучной своей жизни, которую давным-давно забыл…
Прорабом…
Такую мать!

Кто его просил смотреть те фотографии? Захотел узнать, на кого он вылил злосчастный кефир?
Интересно ему было… Уж больно запах волос её показался знакомым – запах полынной горечи… Он даже ненароком решил, что работал когда-то на Лариску…
Ужас какой-то! Это ещё большой вопрос, если разобраться: кто на кого…

Ещё и извиняться к ней попёрся …
Вот придурок! Шикарно, должно быть, он смотрелся в грязной спецовке и с букетом герани, упёртой у попадьи… Удивительно, что ещё не опустился до того, чтобы заправить джинсы в сапоги. Наверное, просто потому, что сапог не было. Но время, возможно, исправило бы это, и появились у него «треники» с начесом, майка «алкоголичка» и дедовские сапоги из серии «прощай, молодость». О Боже! Что же он такого страшного сделал в своей жизни, чтобы так низко пасть? Для полноты картины не хватает только самокрутки в зубах… Хотя, «народные» сигареты «Ватра» Феодосийской табачной фабрики мало чем отличаются от цигарки…
Обо что бы такое удариться головой, чтобы стереть из памяти срамные воспоминания о четырёх годах, которые он прожил как заправский деревенский мужик?

Воспоминания о другой его жизни – не лучше.
Он так мечтал о том, что когда-нибудь всё вспомнит, и вот теперь, когда фрагменты памяти восстановились в его голове, ему мучительно хотелось снова всё забыть…

Он хорошо помнил, как это было…
Холодный пот катился по похолодевшему лбу… Пальцы, держащие ноутбук, задрожали мелкой «алкоголической» дрожью… В висках кололо… «Х…ня какая-то», - сказал Владимир самому себе, вглядываясь в фото со свадьбы рядовой сотрудницы журнала «ХХХ» Ларисы Никитиной и бизнесмена Игоря Кондратенко, сгинувшего в Закарпатье в то время, когда он, Владимир, очухался в монастыре и понял, что ничего о себе не помнит…
Они смотрели друг на друга одинаковыми чёрными глазами. Один, респектабельный, уверенный в себе и, судя по всему, полностью довольный своей жизнью. Второй – типичный «замудоханный» жизнью «работяга», не знающий о себе ничего, кроме имени и каких-то неясных «огрызков» воспоминаний…
Испугавшись магнетической силы, исходившей от взгляда бизнесмена, он перевёл глаза на ночное карпатское небо. Там, в окружении звёзд, величаво сияла серебряно-белая луна…

Мир перевернулся в тот самый миг, когда Наташка, вышедшая во двор, обмотавшись цветастой шалью, начала громко звать его по имени… И в эту самую секунду он понял, что имя – не его. А его, получается… Получается, он – это…
Взгляд устало переместился с тёмного небосвода, утыканного светлячками звёзд, на фотографию бизнесмена…
«Ну неужели допёрло? – говорил его взгляд. – И года не прошло… Правда, не прошло..Прошло четыре…»

В голове что-то сухо щёлкнуло, словно кто-то невидимый переключил рычажок молчавшего долго радио, и оно заработало на полную мощь.
- Я так тебя люблю… - словно наяву, услышал он вздрагивающий от волнения женский голос.
- Я тоже, маленькая моя… - мужской голос звучит уверенно, но всё равно в нём можно угадать нотки тревоги.
- Ты вернёшься?
- Конечно, маленькая моя. Конечно, вернусь… Бумеранг всегда возвращается. Ты помнишь?
- Я люблю тебя, Игорь… - затихающий шёпот и шум закрывающейся двери…

Две части головоломки сложились в единую фигуру. Две жизни слились в одну. В голове грянул небольшой ядерный взрыв…
Ничего не изменилось. Он по-прежнему ничего о себе не знал. Разве что имя… Настоящее. И то, что, оказывается, у него есть жена…
И вдруг – всё-таки, люди, пишущие сценарии к сериалам не просто так получают свои деньги – как по мановению волшебной палочки, в воображении воскресло лицо девушки из его снов. Каким же идиотом нужно быть, чтобы её не узнать? А он и есть идиот. Самый настоящий… Держать её в руках, прижимать к себе, вдыхать исходящий от её волос запах, вызывающий у него в душе чувства, о которых он даже не догадывался, потому что когда он был «Вовой», они не были ему нужны, и не понимать, что это и есть Она…

Наташкин голос эхом разносился по пустому двору. Он не реагировал, потрясённый тем, что только что произошло.
Он ещё ничего не знал. Не знал о том, почему случилось так, что оказался выдвинутым за рамки привычной своей жизни. Не помнил самой этой жизни. Вглядывался в монитор и никак не мог понять, неужели что-то может его объединять с человеком, запечатлённым на фото, и понимал, что может, ведь человек с фотографии – это и есть он…

Прошлая жизнь по-прежнему была покрыта чёрной пеленой, но он знал – он сумеет прорваться через неё. Теперь у него появился смысл это сделать…



Декабрь 2009 года
Одесса, отель «Континенталь»

Он вспомнил. По частицам собрал осколки своего прошлого.
Для чего? Чтобы вернуться туда, где он никому не нужен?
О нём забыли. Все забыли. И сейчас он был бы счастлив, если бы сам смог всё забыть. Вновь. Только надёжно и навсегда, чтобы не было больше желания вернуться в тот мир, в котором он оказался лишним. Мир, который он сам создал, и который теперь рухнул на него…
Всё кончено…

Постояв немного под дверью номера, из-за которой не доносилось ни звука, и приведя по ней ладонью, он развернулся и, пошатываясь, молча поплёлся к себе, крепко обхватив пальцами стеклянное горлышко бутылки. В голове шумело…
Всё верно. Он ничего не станет делать. Просто уйдёт. Навсегда. Так проще. Так будет лучше для неё.

Пустое… Он так не думает… Кого он обманывает? Себя? Глупо. Нет, он не настолько положительный герой на сцене театра, именуемого жизнью. Он просто придумывает сейчас самому себе оправдания. Уйти – проще всего. Уйти и не узнать, как было бы, если бы он всё-таки решился на разговор, легче, чем увидеть лёд безразличия в любимых глазах.

Лучше бы он вообще ничего не помнил. Пускай бы она так и осталась для него мечтой, незнакомкой из снов…
Он умер для неё. Даже не исчез – просто умер и похоронен, как похоронена память о нём…
Память… А как быть с его памятью?

Парадокс. У него не было ненависти. Одна дикая боль, которую не удалось заглушить алкоголем.
Лариска-то чем виновата? Только тем, что не стала понапрасну гробить свою жизнь в напрасном ожидании его чудного возвращения с того света… А если бы он не вернулся? Он ведь не должен был возвращаться оттуда, как не должен был ехать сюда, к ней… Нужно же было понимать, что жизнь не стоит на месте.
Идиот… На что он надеялся? На то, что она его ждала? На то, что все глаза по нему выплакала? На то, что продолжала что-то к нему испытывать?
Надеялся… Дважды идиот…
«Такой большой, а в сказки веришь», - припомнилась ему концовка старого пошловатого анекдота про таксиста и бабку. Он горько усмехнулся.

Лариска… Никогда больше её руки не опустятся на его плечи. Никогда больше он не сможет почувствовать тепло её губ на своих губах. Никогда его пальцы не сожмут её ледяные ладошки в тщетной попытке их согреть.
Он опоздал. Теперь другой будет греть её ладони, обнимать её, прижимая к себе близко-близко, чувствовать, как бьётся её сердечко… И полынно-горький запах её волос, который до сих пор жив в его памяти, тоже будет вдыхать тот, другой.
Господи, за что? Да, он – не традиционный положительный герой. Да, он далёк от идеала… И всё же… Почему, чёрт побери всё на свете, кому-то нужно было наказать его именно так – этой страшной, безнадёжной любовью?

«Моя девочка… - произнёс он про себя, пытаясь попасть ключом в ускользающую замочную скважину. – Ты так изменилась. Выросла. Уже не та ветреная взбалмошная девчонка, которую я знал. Взрослая женщина, способная свести с ума любого мужчину одним взглядом… Жизнь моя! Что мне теперь делать? Отпустить тебя, верно? Отпустить к нему – к тому, с кем ты сейчас… - зажмурившись, он замотал головой, силясь отогнать от себя сцену, ожившую перед глазами. – Моя любимая. Ты будешь с ним счастлива? Будешь? Моя маленькая… А он? Ты уверена в том, что он тебя любит? Ненаглядная моя… Тьфу, б…дь, слово-то какое… Какое? Действительно, ненаглядная. Я наглядеться на тебя не мог, а ты… С ним… Господи, почему я не положил всему этому конец? Схватить его за шиворот, и… - горькая усмешка мелькнула на его губах. – И что? И ничего… Ничего бы это не решило. Это у мужиков – физиология, а у женщин – чувства… Чувства… Радость моя, чем же он лучше меня? Ну чем, родная? Что в нём такого, чего нет во мне? Знаешь, а ведь я мог бы всё это прекратить. Просто прийти и заявить свои права на тебя. Вот только… Какие у меня теперь права, счастье моё? Никаких… Остаётся только тебя забыть и вернуться… Только, куда мне теперь возвращаться? Некуда. И забыть тебя я не могу…»
Мысль – ясная, яснее некуда, мелькнула в его голове.
Всё просто. Он для всех покойник. Что ж… Пусть так и будет. Пусть всё так и остаётся.
Он навсегда уйдёт из этой жизни – ненужной и никчёмной. Доедет до дома в Карпатах, вернёт Илье, который, должно быть, кроет его на чём свет стоит, его машину, а когда тот уйдёт… Когда тот уйдёт, уйдёт и он. На этот раз – по-настоящему.
Решение было принято и, как говорят в суде, обжалованию не подлежало…

Он захлопнул за собой дверь номера и, не раздеваясь, повалился на кровать.
Этой ночью ему приснится она. Снова. Он знает. Чувствует. И в этом последнем в его жизни сне они снова будут вместе… В последний раз…

Стены и потолок качались, грозя обрушиться на него. Размывались контуры окружающих его предметов…
И только сон всё не приходил. Последний в его нелепой жизни.
Он лежал, раскинув руки и уставившись невидящим взглядом в потолок. Он уже знал, как всё будет. Он уже умирал однажды. Это не страшно. Совсем не страшно, особенно когда ты и так уже для всех умер…
Дальше падать некуда. Ниже бездны не существует…



Декабрь 2009 года
Одесса, отель «Континенталь»

- С добрым утром, - негромко произнёс Роберто, касаясь своими горячими губами моей щеки. – Как спалось?
Я не могла ему сказать, что мне не спалось. Что всю эту ночь я провела в разрывающих душу и сердце сомнениях, терзаясь от той неопределённости, в которую, волею судьбы, сама себя вовлекла… Вечно я усложняю себе жизнь…
- Привет, - прошептала я, натягивая на себя лёгкое одеяло.

Он молча смотрел на меня с выражением невыразимой тоски в глазах.
«Он понимает… - почти с ужасом подумала я. – Понимает, что вчерашний вечер был лишь притворством… Фарсом… Понимает, что мы никогда не сможем быть вместе. Понимает и… И всё равно надеется? Как странно. Противоестественно. Нереально…»
Мне стало жаль его. Настолько жаль, что я готова была на что угодно пойти, лишь бы вернуть его лицу прежнее выражение, зажечь улыбку на его губах… Он не виноват в том, что я никогда не смогу его полюбить. В моём сердце есть только одна любовь – к дочери. Делить её с кем-либо… Нет!
Конечно, он ни в чём не виноват. Он хороший. Просто замечательный. Наверное, идеальный… Вот только он – не мой герой. Не мой идеал…

Обидно… А ведь он так старался…
За него обидно. За себя… За нас…

Я всегда была импульсивной. Всегда стремительно принимала решения, в части которых сама же потом раскаивалась. Это никогда не касалось бизнеса, но всегда затрагивало мою личную жизнь…
Что ж. Возможно, я хотя бы кого-то в этой своей жизни смогу сделать счастливым, если уж сама не могу справиться со своим счастьем…

- Знаешь, - я приподнялась на локте и провела пальцем по его груди, ощутив, с какой силой ударилось его сердце о грудную клетку. Бедный. Должно быть, он действительно меня любит. – Я умираю от голода. А ещё я ужасно хочу спать. Это моя вечная проблема – не могу привыкнуть к новому месту. И вот ещё что… - я опустила глаза и сглотнула. Нужно идти до конца, если всё равно всё уже решено. К чему откладывать дела в долгий ящик? Я так решила, и так будет. – Я не стану носить твоё кольцо на шее, - я улыбнулась, чувствуя, как он вздрогнул всем телом. – Я буду носить его на пальце. Я согласна стать твоей женой, Роберто…»
Вот так. Вот так просто я сжигала все мосты, связывающие меня с прошлым.
Пусть будет так. Я смогу сделать его счастливым. Наверное, смогу…
"Прощай, Игорь... - грустно подумала я, навеки расставаясь с образом человека, который когда-то сделал меня самой счастливой женщиной на свете и самой несчастный одновременно. - И прости... Знаю, ты меня поймёшь. Я не могу больше жить прошлым. Я не люблю его, и ты это знаешь... Он станет хорошим отцом нашей дочери. Обещаю..."