Неравные... Г3.

Девочки, спасибо за ваши добрые отзывы в мой адрес!! Очень приятно зайти вечером на сайт и увидеть, что история понравилась!


- Ты мог бы найти кого-нибудь получше.
- А ты - заткнуться.

***
- Как бы ты оделась на встречу с родителями учеников? – сосредоточенно рассматривая в зеркале наметившийся прыщик, спрашивала я у Ирки.

Та зевнула и, откинувшись на стуле, сказала:

- В твоем случае – в сутану. Идеальный вариант: наглухо закрытая, длинная, нигде не топорщится. Ладно-ладно, не прожги меня взглядом, прыщавая ведьма. Напяливай любое платье и вали, опаздываешь уже.

Но только я отправилась в сторону гардеробной, как со спины раздалось возмущенное:

- Стоять! Ты придумала текст?

Я кивнула на лежащий у зеркала клочок бумаги. Ира, лениво поднявшись и забрав его, впилась в бумагу голодным взглядом. Если бы брови могли летать, то у Иры бы они непременно взмахнули бы со лба к лучшей жизни.

- И это все? Три строчки со скобочками?
- Пока, - туманно известила я.
- «Здравствуйте, родители (ни в коем случае не уточняй, что их дети - дауны) . Я – учительница ваших детей (не забудь назваться) Надеюсь, мы подружимся (не забудь уточнить, что с детьми)». Это ВСЕ, на что хватило твоих мозгов?
- Не нравится - не читай!

Я отобрала сокровенную бумагу и запихнула ее в карман джинсов. Ира хлопнула себя по лбу ладонью.

- Тебя нахрен уволят за такое приветствие. И мы подохнем от голода. По-моему, мне придется сменить работу с «три через один» на «в постоянном рабстве у завода». Или сразу пойти на панель.

Меня ее нытье не волновало. Нашлась проблема поважнее, а именно – выбор подходящего под случай одеяния. Платья были или слишком открытые (для консервативных мамочек, разумеется, их мужьям бы они показались «в самый раз»), или совсем убитые жизнью (попробуйте прожить на копеечную зарплату учительницы, имея страсть к покупке новых вещей), или ирины, но в третьих я бы напоминала тощее пугало, на котором вещь держалась исключительно за счет большой груди. Внушительный бюст вместе с тонкой талией – скажите, кого мне благодарить, и я займусь этим! – были моими главными достоинствами.

Но всем мучениям приходит конец. И я даже не померла в шкафу от старости. Одежда нашлась: она оказалась выглаженной, не порванной и не старой. Но и на солнце бывают пятна, поэтому белую кляксу на темной ткани классического платья пришлось спешно закрасить маркером. Ирка, с трудом дождавшись, когда я надену сапоги, выпроводила меня наружу, напоследок ласково шепнув «Не шали, дура, я не хочу пахать из-за тебя грузчиком».

Наручные часы показывали «18:12». Надеюсь, собрание не должно было начаться с моего знакомства. Очень надеюсь.

В школе было неприлично тихо. Такие звуки мне нравились – цоканье каблуков на фоне абсолютного молчания. Никакого ора, визга, мата и истерящих учительниц. Ан нет, без последнего не обошлось тогда, когда я бесцеремонно ввалилась в класс (право слово, я стучала, но уже после того, как открыла дверь).

- Ты смотрела на часы?!! – бухтела «историчка», пальцем указывая на сиротливое место с краю широкого стола. Остальные три были заняты почтенными курицами – извиняюсь, учителями, директрисой и завучем.

- Смотрела, - подтвердила я, отвешивая полупоклон родителям: - Я не хотела опоздать.

Стул оказался слишком жестким, и я долго пыталась умоститься на нем без проблем для костлявой филейной части. Ножки (не мои, тьфу-тьфу) скрипели, а на лице директрисы расплывался ужасающий оскал.

- Итак, продолжим! – прокашлялась «историчка», нарезая круги вокруг доски. – Что я могу сказать насчет успеваемости детей за данный семестр?..

Голос ее был визглив и тошнотворен. Удивительно, как никто до сих пор не застрелился. Я, во избежание проблем с психикой, переключилась на рассматривание собственных пальцев. Ногти слоились, и следующие полчаса я размышляла над причинами данного недоразумения. Творога, что ли, покушать? Или купить специальный лак. Может, просто отковырять лишние слои? С характерным звуком я поддела один ноготь другим.

Меня постучали по плечу. Я – не дурак, намек понят! – прекратила облагораживать внешность. Но во второй раз меня постучали уже сильнее.

- Повторюсь, Анна Валерьевна очень хочет поговорить с родителями… - на ухо прошипела директриса.
- Нисколько, – опровергла я, но после опомнилась: - О, да. Погодите, сейчас.

Из сумочки был выужен многострадальный текст речи. Директриса при виде его схватилась за сердце. В ее вздохе словно читалось «Ты этим уже подтиралась?»

- Здравствуйте, - я окинула парты взглядом уставшей пятидесятилетней женщины, имеющей пятеро детей, семеро внуков, радикулит и алкоголика-мужа. - Я – Жестокая Анна Валерьевна, и моя фамилия не имеет ничего общего со взглядами на жизнь.

Тонкий юмор оценен не был. Родители смотрели все так же осоловевши и в одну точку, предположительно, находящуюся у меня на лбу. Спорим, если каждому из них налить по пятьдесят грамм, то на щеках появится румянец, а в глазах – блеск? Почему такое не практикуют в школе? Накатил – мир прекрасен – шлепать тупое чадо уже не хочется.

- Я рада увидеть здесь так много озабоченных успехами подрастающего поколения людей… Нет, не людей подрастающего поколения, а тех, кто этим поколением обеспокоен. В хорошем смысле… - речь получалась не особо внятной. - И надеюсь, мы подружимся. Надеюсь, что с детьми. Нет, с вами тоже можно, но лучше с детьми… Или…

Я оглядела класс в надежде на понимание или подсказку. Если таковой не являлась таблица умножения, нарисованная, кажется, еще прапрадедами директрисы (характерный желтый цвет бумаги и облупленная краска намекали как раз на это), то помощи ждать было неоткуда.

- А вы где-нибудь работали до этого? – влезла пухлая мамочка в не по погоде пушистой белоснежной шубе.
- В другой школе, - кратко согласилась я.
- И почему ушли? – вклинилась другая дамочка, на сей раз – в дутом дешевом пуховике.
Срез общества, мать его: от бедных и сирых работяг до зажравшихся буржуев.
- Не сошлась интересами с директором.
Вообще-то сошлась и не только в интересах, но и выборе мужчин, но мы не об этом.
- У вас имеется план работы с учениками? – поправив очочки, озаботился мужичек с последнего ряда.
Угу. Не бить их, не материть и не слушать – таковы постулаты моей теории обращения с детьми.
- Остался от предыдущей учительницы.

Родители вновь заскучали. Ошибаться я перестала, запинаться тоже, посему вскоре стала неинтересной серой фигурой на общем фоне жизненной безысходности.

Прошло еще около получаса. Я зевала в кулак, хотя могла бы и в полный рот – родители тем и занимались. Наконец, географичка, уставшая вещать о трудностях профессии учителя (дословно: дайте денег), махнула рукой.

- Если вопросов больше не имеется, то можете быть свободными.

Я взметнулась со стула первой, но была вынуждена притормозить, потому как мамочки оказались у выхода буквально сразу. Следом за ними, расталкивая всех вокруг, убежали учителя. Я осталась наедине с директрисой и только хотела попрощаться, как в дверь постучались.

В класс робко заглянул моложавый темноволосый мужчина.

- Простите, я опоздал, - произнес он.

Не то слово. На полтора часа. Чтоб ты так на похороны свои опоздал.

- Станислав Валерьевич! – Директриса взвилась ужом, разве что не начала отплясывать. – Присаживайтесь. Не беспокойтесь, наша новая учительница расскажет вам об успехах вашего сына. Заодно познакомитесь.

Я не успела даже возмутиться.

- Анночка, не в службу, а в дружбу, - обратилась она ко мне, передавая классный журнал. – Уж больно домой хочется.

Не только тебе, но мне важнее продержаться на новом месте службе. Пришлось глупо закивать и плюхнуться на стул. Который едва не развалился подо мною – я худая, честное пионерское!

Кто бы ты ни был, я тебя ненавижу, мужик. Честное слово. Плакал мой страстный вечер. Горючими слезами. Прям-таки обрыдался многострадальный.