Возвращение Ангела (глава 70)

Кажется, я окончательно и бесповоротно разучилась верить в сказки. Несколько дней назад я поняла окончательно – лягушка никогда не превратится в прекрасную принцессу, принцесса никогда не почувствует спиной горошину, а Иванушка-дурачок никогда не поумнеет.
Итак, глава 70-я, предпоследняя.
Прошу прощения, если кого-то разочаровала…


Глава 70
Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса

Где-то когда-то я слышала удивительное по своей простоте и неоспоримое по своей мудрости выражение: «Утро – это часть суток, когда завидуешь безработным». Моё утро вот уже месяца три начиналось одинакового – с традиционного пробуждения в пять часов утра, традиционного дурного настроения и не менее традиционного нежелания переться на работу…
Будь он проклят – тот день, когда я, по тупости своей, с лёгкостью ответила согласием на то, что Игорь обозвал «договором на взаимовыгодных условиях». Не знаю, насколько эти условия были «взаимовыгодны», но для меня выгодными они уж точно не были хотя бы потому, что обещанного мне спокойствия я так и не получила. Всякий раз, уныло сползая с постели и сталкиваясь в зеркале со своим бледным и злым отражением, я, как молитву, твердила одно и то же: «Кондратенко, чтоб ты сдох!» Однако небеса были к моим мольбам глухи и немы…

Поваляться в кровати подольше мне не удавалось никогда, и я всякий раз твердила себе не успокаивающее нисколько: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт». Мне Бог почему-то не «подавал» ничего хорошего, и весь день обычно проходил в жуткой «запарке», ругани, борьбе с непрошибаемым идиотизмом и желании вцепиться или хотя бы плюнуть в рожу своему «высокому начальству», а по совместительству – «пока всё ещё мужу». Если всё пойдёт в том же духе, и обещанного на, будь они прокляты, «взаимовыгодных условиях» спокойствия не будет, то, наверное, до развода он точно не доживёт и вновь превратится для меня в «покойного мужа», только на этот раз – уже без триумфального возвращения в мир живых…
Итак, уже набившее оскомину очередное: «Кондратенко, чтоб ты сдох», - и я в полусне тащу себя в ванную, заглядывая на несколько минут в комнату к дочери, которой даже в голову не придёт проснуться в такую рань, слыша краем уха клацанье собачьих ногтей по деревянным полам, бряканье посуды в кухне и тяжёлый топот ног домработницы Нинель Семёновны. Ничего, кроме раздражения, эти «утренние звуки» у меня не вызывают. Наоборот, появляется желание отправить щенка, который заметно подрос за это время, на живодёрню, рассчитать домработницу, отключить все телефоны, забить вход в квартиру, в которой всё никак не может закончиться ремонт, изнутри и просто завалиться спать…
Ненавижу утро! Ненавижу вставать рано! Ненавижу этот запах краски, клея, обоев и всякой дряни, от которого меня тошнит уже так давно, что я почти сроднилась с этим состоянием! Ненавижу свою поганую работу и дружный коллектив! Всех ненавижу, а больше всего – саму себя…

Думаете, это я такая злая? На самом деле, такой меня сделала моя скотская жизнь…
Просто… Да посудите сами…

Постояв под душем и наскоро вытершись махровым полотенцем, я, проклиная всё на свете, непременно топаю в спальню, которая служит мне ещё и гардеробной. Не понимаю, почему отец был настолько скуп, и не устроил этого полезного помещения вместо четырёх кладовок, оставшихся после расселения огромной коммуналки… Впрочем, он экономил на всём, и квартира, даже отделанная довольно прилично, всё равно производила впечатление коммуналки из-за длинного узкого коридора и ряда симметрично расположенных дверей. Нет, даже не коммуналки, а общежития… Ладно, мастера знают своё дело, и обязательно со всем справятся, тем более, что дизайнерский проект составлен. Главное – поскорее, пока я не сошла с ума от мельтешения работяг, удушливой вони и сопутствующих всему этому аду «строительных шумов».
Конечно, можно так не изводить ни себя, ни Лину и переселиться на какое-то время на дачу, но мотаться на работу за полторы сотни километров от дома – это уже перебор. Гостиница тоже не вариант – там не может чувствовать себя свободно моя дочь… Вот и приходится жить в таких кошмарных условиях…
Впрочем, я сама виновата. Не стоило, наверное, «рубить с плеча» и выезжать из квартиры, которую Игорь предлагал оставить мне. Нет же, мы гордые! «Чужой земли мы не хотим ни пяди»… Блин… Ну почему он не уговорил меня остаться? Ведь мог же, сволочь такая, мог! Ну, и разумеется, в качестве вывода: «Кондратенко, чтоб ты сдох»…

Натянув на себя первое, что подвернётся под руку – сегодня, например, этим «первым» оказался костюм цвета варёного гороха и чёрная блузка с коротким рукавом – я наскоро привожу себя в порядок перед зеркалом и спускаюсь в кухню (увы, столовая пока только в стадии «черновой отделки»), где вливаю в себя «зашибись какой полезный» зелёный чай, презентованный мне Надькой и, раздав указания немногочисленному персоналу, спускаюсь вниз, к машине, искренне завидуя дочери, которая спит в своей кроватке ангельским сном…
На самом деле, есть одно преимущество в моей новой жизни, которое существенно отличает меня от некогда бизнес-леди Ларисы Александровны Никитиной. Оно заключается в том, что теперь я могу смело выезжать без своры охраны и личного водителя. Кстати, довольно большой плюс…
Зачем мне охрана? Кто станет покушаться на скромного главу холдинга? Вот именно – никто. С тех пор, как Игорь соизволил «воскреснуть» и, после прохождения необходимых процедур (к счастью, не занявших так много времени, как предрекал в своё время Марко Лиманский) занял своё место в кругах бизнес-элиты страны, я из владелицы «заводов, пароходов» и чего-то там ещё превратилась в скромную труженицу. Точнее, делать мне приходилось абсолютно то же самое, что и раньше, только теперь – с «высокого соизволения» Игоря. Чтоб он… Ну, вы поняли…

Собственно говоря, его дурацкое «предложение на взаимовыгодных условиях», чтоб оно провалилось вместе с ним, в том и состояло – он из «бледного призрака» материализуется в живого себя, соглашается на развод и обещает не шокировать мою дочь своим появлением, а я, в свою очередь, по-прежнему возглавляю холдинг - к счастью, лишь до тех пор, пока он «не войдёт в курс дела». Был в этом нашем «соглашении» всего один минус – сам Игорь, который «в курс дела» входить не хотел категорически. Мне иногда казалось, что он так окончательно и не пришёл в себя после амнезии, и какая-то часть его мозга бессовестно дрыхла до сих пор. Интересно, сумею ли я когда-нибудь привести её в чувство? Подозреваю, что не смогу… С таким непробиваемым тупизмом мне редко приходилось сталкиваться! Одно из двух: то ли я слишком умная и за пять лет поднаторела в делах, то ли Игорь – беспросветный идиот. Мне было приятно и то, и другое, если бы не одно «но» - четырнадцать из двадцати четырёх содержавшихся в сутках часов нам приходилось бывать вместе.
Казалось бы, ничего страшного, тем более, что за это время я научилась скрывать свои чувства, пряча их под глухой маской равнодушия и раздражения. Я не краснела, бледнела и зеленела одновременно от его близкого присутствия, я приучила сердце биться ровно, когда он обращался ко мне с каким-нибудь пустяковым вопросом, я даже от звуков голоса его не вздрагивала и от случайных прикосновений не испытывала желания упасть в обморок… Но, увы, любить меньше я его от этого не стала. Мои чувства к нему, засунутые в сокровенные тайники души, продолжали жить своей жизнью. Тщательно замаскированные на время моего «ненормированного рабочего дня», они с яростью принимались атаковать меня, стоило только мне бросить взгляд на выезжающий в вечерних сумерках с территории служебной автостоянки Мерседес с двумя машинами сопровождения…
Я любила его. Любила, несмотря на то, что пыталась убедить себя в обратном.
И за эти дурацкие пустяковые его вопросы цеплялась как монах за святые мощи, и специально объясняла ему всё, что его интересовало, так запутанно и непонятно, что сама потом с трудом улавливала нить своих собственных рассуждений… И ревновала его к каждой представительнице женского пола, работающей в здании – ревновала до такой степени, что «под шумок», вызванный грандиозным появлением Игоря, умудрилась протолкнуть в жизнь приказ, согласно которому женщины на работе должны были ходить в брюках… Ей Богу, если бы я не боялась показаться смешной, заставила бы их ходить в водолазных костюмах…

Ох… Что-то я сегодня «не в духах».
Хотя, с какой стати мне пребывать в радужном настроении, когда именно сегодня, в это «чудное» субботнее утро, когда небо над головой затянуто тучами, а дождь хлещет как из ведра, мне предстоит «увлекательная» поездка в офис, потому что Игорю срочно понадобилось внести корректировки в один из контрактов, состоящие в том, что его, видите ли, не устраивает стандартная толщина линий в таблице… Разумеется, переделать её – секундное дело, и на это есть секретарь (эту женщину, наверное, живую свидетельницу событий Первой мировой войны я подобрала лично, после долгих-долгих поисков и согласований), но есть одно «но» - подпись на документах должна стоять моя…
Очередное пожелание моему «пока ещё мужу» сдохнуть сотрясает воздух, и я, мысленно посылая его ко всем чертям со всеми его корректировками, волокусь в офис, чтобы поставить свою кривую «закорюку», высказать вслух всё, что я думаю о методах работы «высшего руководства» и отправиться… Домой? Как бы не так! Покой нам только снится… Увы и ах…

Этот день, определённо, обрекает меня на адовы муки, потому что сегодня мне просто необходимо пройтись по магазинам в поисках вечернего платья, а также посетить салон красоты, потому что вечером я приглашена на празднование юбилея компании «ПТК», будь оно проклято! И мне не было никакого дела до того, что на этом дурацком празднике мне выпадет редкая честь лицезреть самого владельца этой конторки, господина Никольского… Мне туда вообще идти не хотелось, и я бы не пошла, если бы не Игорь, которому до зарезу потребовалось моё присутствие там… Надеюсь, у самого «моего пока ещё…» хватит ума там не показываться? Весьма сомнительно…
Боже, как же я его ненавидела… И любила…
Нет, ненавидела, всё же, сильнее…


Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Шедевр архитектуры конца ХІХ века, известный в Одессе как «Итальянский дворик» или «Дворик филармонии», является по совместительству и летней площадкой любимого многими одесситами заведения. Стены одной из красивейших достопримечательностей Одессы помнят времена заката династии Романовых, период интервенции и несколько революций. Построенный в стиле эпохи итальянского Возрождения внутренний двор одесской филармонии, а ныне летняя площадка ресторана «Бернардацци», находится в самом центре Южной столицы – на пересечении улиц Пушкинской и Бунина. Но при этом он удивительным образом скрыт от городской суеты и будто переносит вас в те времена, когда здесь давались балы, выступали с концертами Чайковский и Ференц Лист, декламировал свои стихи Владимир Маяковский…
Мне вот интересно, а стихи про свою «краснокожую паспортину», которую поэт вытаскивал из своих необъятных порток, он тоже здесь читал? И как? Неужели, не был освистан и выгнан вон? К сожалению, история хранит свою тайну, и ответ на этот вопрос я вряд ли когда-нибудь узнаю. А жаль!
Ну да ладно, Бог с ним, с Маяковским.
Сегодня мне выпала возможность погрузиться в атмосферу той эпохи, о которой можно судить лишь по страницам книг да мемуарам каких-нибудь замшелых князей и княгинь, мирно окончивших свой путь земной где-то в эмиграции и от которых, должно быть, уже костей не осталось…
«Никитина, ну с таким-то настроением – только на банкет идти и куда-то «погружаться», - сокрушался внутренний голос. – Ты хоть попытайся сделать вид, что тебе не безразлично то, что здесь происходит… Честное слово, от людей неудобно…» Ему, может, и неудобно, а мне вот – в самый раз. Не нравится – пусть не смотрят…

Я бросила мимолётный взгляд на часы, которые, вообще-то носила только в исключительных случаях – на такие вот мероприятия, где на людей, использующих мобильный телефон, чтобы определить время, смотрят косо. Моя кислая мина стала ещё кислее, после того, как я поняла, что кормить будут ещё нескоро…
Смутно припомнив, что кроме чашки зелёного чая и пары чашек кофе и булочки в моём желудке сегодня ничего не ночевало, я в очередной раз обругала себя за то, что ответила отказом на предложение Игоря вместе пообедать. Гордость, конечно, гордостью, но измываться над своим желудком всё же не следовало. Тем более, что была вполне в состоянии сама оплатить обед… Но нет! Мы же не ищем лёгких путей. Поэтому мы заявили, что нам нужно пройтись по магазинам и заглянуть в салон красоты. В итоге, потратив уйму времени на поиски подходящего платья и так ничего и не найдя по своей фигуре, я оголодала и вернулась домой, решив, что вообще никуда не пойду. Но не тут-то было – мне позвонил лично Януш Карлович, директор злополучной «ПТК» и напомнил о том, что «желает меня лицезреть». Пообещав, что непременно буду, я содрала с вешалки моё незаменимое чёрное маленькое платьице, влезла в чёрные туфли на высоком каблуке, расчесала волосы, зафиксировала их лаком и, окинув безразличным взглядом своё отражение в зеркале, направилась в сторону кухни. Но и там меня ждал жесточайший «облом» - ничего, что не пропахло бы краской и не вызывало бы у меня тошноты, там не было. Мне пришлось удовольствоваться купленной по пути в ресторан сухой булочкой, которая, естественно, «встала колом» поперёк горла, и я долго не решалась выйти из машины, ожидая, когда же, наконец, «проикаюсь». Попутно я красила ногти лаком и одновременно стряхивала крошки с бессмертного творения Коко Шанель…

Итак, вечер начинался «на ура» - у меня было отвратительное настроение, меня передёргивало от вида одного и того же «контингента лиц» - в большинстве своём старых и обрюзгших – который кочевал с одного торжества на другое в практически неизменном составе, и, наконец, я безумно хотела есть. Нет, скорее, даже жрать…
Ну что ж… Я привыкла справляться со своими проблемами. Если с дурным настроением и обществом коллег по бизнесу я ничего не могла сделать, то наскоро перекусить до банкета – запросто. Я глубоко вздохнула и, оглядевшись по сторонам, мысленно составила себе «маршрут отступления». План мой был необычайно просто – до начала «торжественной части» убраться отсюда подобру-поздорову, перекусить в ближайшем кафе и вернуться. Не думаю, что кто-нибудь заметил бы моё отсутствие. Да если даже и так – что с того?

Мой взгляд метнулся в сторону выхода и встретился с серо-голубыми глазами, пристально наблюдавшими за мной…



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, квартира Л. Никитиной

Гостиная тонула в ночных сумерках, и эхо шагов, рождаемое соприкосновением подошв его обуви с паркетом, зловеще отражалось от стен. Звук шагов и тяжёлое, прерывистое мужское дыхание были единственными звуками, которые нарушали царящую здесь гробовую тишину…
И эта тишина давит. Убивает. Грозит расплывчатыми уродливыми тенями, выползающими из всех углов…
Тихо. Слишком тихо… Заорать, что ли? Громко-громко, чтобы слышно было на краю света. И пусть думают, что он сошёл с ума, лишь бы не звенела в ушах эта гнетущая тишина, от которой в пору действительно лишиться рассудка…

Непроницаемый мрак окутывал гостиную, и единственным источником света оставалось незанавешенное окно, за которым, робко проглядывая из-за высоток, тускло розовел край небес… Игорь, на мгновение остановившись, царапнул по нему взглядом и, сделав несколько шагов вперёд, с силой распахнул окно.
Дышать стало легче…
Холодный ветер ворвался в гостиную, зашелестел плёнкой, которой была обёрнута мебель, разметал по полу какие-то бумаги… В бешеном порыве, беснуясь и неистовствуя, он хватал и швырял всё, на что хватало сил, переворачивал вверх дном, а потом отпускал, чтобы через секунду вновь возобновить свои страшные игры…
Нечто подобное происходило сейчас и в его душе – желание что-нибудь разбить, растоптать, изничтожить всё нарастало, и в этом ему виделся единственный способ хоть немного облегчить то сумасшедшее напряжение, которое не отпускало его на протяжении шести дней.

Шесть дней, каждый из которых казался ему длиннее самой длинной жизни.
Шесть дней, в течение которых его не покидало давящее чувство первобытного ужаса.
Шесть дней прошло с тех пор, как она пропала…

Подобное уже происходило в их жизни – она убегала, а он шёл по её следу, чтобы настичь её и заставить вернуться… Но так надолго…
«Где ты? – с ужасом твердил он, стискивая в пальцах мобильный телефон, вздрагивая от каждой его вибрации, оказывающейся лишь каким-нибудь деловым звонком. – Где ты, маленькая моя? Что с тобой? Что произошло?» Ответа на эти вопросы у него не было, и он с ужасом представлял себе самое страшное…

Зачем? Зачем только он заставил её идти на это проклятый приём? Почему не уговорил поехать вместе с ним?
Подробности того вечера, когда на него обрушилась весть о её исчезновении, до боли ярко восстали в памяти… Он должен… Нет, просто обязан был приехать в «Бернардацци» раньше её, чтобы каждый сделанный ею шаг был у него на виду. Кто мог предположить, что его проклятый автомобиль заглохнет по дороге? Почему он не пересел в джип охраны и не продолжил путь? Нет же, он терпеливо ждал, пока пришлют другую «поджопную» машину. Конечно, как это он – и вдруг не на седане представительского класса. Знал бы – пешком пошёл…
Что с того, что он успел вовремя – секунда в секунду? Что с того, если её нигде не было?

Что произошло?
Что, чёрт возьми, заставило её сбежать с этого проклятого корпоратива? И как могло получиться, что все видели её входящей в ресторан и никто не видел выходящей?
Что за чертовщина? Что за мистика? Что за б…дство такое?
Слишком много вопросов. Ни одного ответа. Тупик. Как всегда…
О чёрт! Да где она?

Телефон дрогнул в руке, и он невесело усмехнулся, прочитав на дисплее знакомое имя. Конечно… Вот только его не хватало…
- Да, - раздражённо буркнул он в трубку.
- По-прежнему никаких новостей? – голос Ильи выражал живую заинтересованность, от которой хотелось повеситься…
Новостей? Каких ему ещё надо новостей, кроме того, что она бесследно исчезла? Его, между прочим, «гениальная» идея была рассказать ей про Ленку в «неформальной обстановке», чтобы она уж наверняка поверила… И что из этого вышло? Да ничего. Она просто куда-то делась, растворилась, испарилась.
«Я её не видел… - растерянно пожимал плечами Илья. – Может, не приезжала ещё?» Но в том-то и дело, что приезжала. Её х…ева гора народу видела, и только мимо них с Ильёй она как-то умудрилась проскочить незамеченной!
Где теперь её искать?
Боже, ну почему он так долго тянул? Почему он тогда, в Закарпатье, не расставил всё по своим местам?
Нет же, ему, идиоту несчастному, нужно было, чтобы она своим умом до всего дошла…
Дошла…

- Нет, - сухо ответил Игорь. Его лаконичный ответ красноречивее любых слов говорил о том, что он не желает продолжения разговора…
- Мне кажется, она всё-таки в Одессе, - неуверенно произнёс Илья. – Она не покупала билет ни на поезд, ни на самолёт, значит…
- Это ещё ничего не значит, - раздражённо оборвал Игорь. – Она могла уехать на такси… Знать бы только, куда её понесло и, главное, почему? – он вынул из кармана почти пустую пачку сигарет и, придерживая телефон плечом, прикурил он меленькой женской зажигалки, лежавшей на подоконнике.
Эту зажигалку Игорь помнил хорошо. Она всегда мелькала в длинных пальцах Ларисы, когда та, сетуя на его… Как же она говорила… Ах, да… Сетуя на его «непрошибаемость», она часто в раздражении засовывала в рот сигарету и поджигала её кончик этой самой зажигалкой. И вот теперь изящная вещичка лежала в опустевшей квартире, брошенная своей хозяйкой…
Знать бы, какая сила гнала его жену, когда она торопливо собиралась куда-то.
Квартира, которая и так не была эталоном порядка из-за идущего в ней ремонта, напоминала поле боя. Вещи в спальне хаотично разбросаны, всё содержимое шкафов и ящиков вытряхнуто на пол, кровать разверстана. Даже постельное бельё из стиральной машинки не вынуто. Детская тоже выглядела так, словно и её коснулся тот смерч, что бушевал в спальне… И никого. Ни одной живой души…
Что же могло произойти?

- На такси? – переспросил Илья. – Вряд ли. Она же не одна ехала, а с дочерью…
Не одна. Вот именно.
«Никитина, тебе несдобровать, если я тебя найду», - думал он, делая глубокую затяжку. Умом он понимал, что ничего не станет делать. Нашлась бы…
Нет, станет. Станет. Под замок посадит, чтобы не убегала больше. Если куда-то выходит – то только с охраной. Человек сто – не меньше…
- Можно попробовать обратиться к оператору сотовой связи и попытаться выяснить её местоположение по SIM-карте. Или по персональному номеру телефона, - Илья так и сыпал идеями. Причём, такими, которые «одна другой бредовее»… Да она просто-напросто размозжить могла свой мобильник и купить себе другой. Всего-то делов…
Может, похищение? Кому? Зачем?
Старая месть ему? Чья? За что?

- Илья, мне сейчас не до разговоров, - мрачно произнёс он, чувствуя, что ещё пара таких «дельных советов», и он сядет на подоконник и, как заправская баба-истеричка примется жрать ногти…
- Извини, - ответил Илья. – Я просто помочь хотел…
«Помочь! – передразнил про себя Игорь. – С тебя помощи как с козла молока…»
- Спасибо, - тяжело выдавил он из себя. – Мне сейчас лучше побыть одному. Спокойной ночи, Илья. Сейчас ведь ночь?
- Ночь, - подтвердил тот. – Почти. Спокойной ночи… Станет что-нибудь известно – звони…

Он не собирался никому звонить. Всем, кому только мог, он уже позвонил. Всех, кого мог, поставил на уши.
Бесполезно. Она просто исчезла. Как в воду канула…
Нет, так не бывает. Должны же быть хоть какие-то следы. Должен же её хоть кто-то был видеть…
«Маленькая моя, - с невыразимой мукой подумал он. – Ну где же ты? Хорошая моя, где мне тебя искать? Лариса… Моя родная… Девочка моя… Что с тобой случилось? Чувствую же – случилось…»
Сердце в груди сжималось от боли. Эта боль была острой и непроходящей. Нестерпимой. Облегчить её могло только одно – её появление…

Глубоко вздохнув, Игорь бросил взгляд в открытое окно, над которым простиралось чёрное ночное небо…


Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесская область, г. Арциз

Бессарабия - край древних скифов, греков и молдаван, болгар и гагаузов, украинцев и русских, цыган и других народов. Тысячелетиями здесь насыпались курганы. Загадочные камни бывших завоевателей, разбросанные по полям - будто иллюстрации к древним словам: «Время разбрасывать камни, время собирать камни…»
Время разбрасывать. Время собирать… Здесь, в Арцизе, эти слова приобретают совершенно иное значение…

Что такое Арциз? – спросите вы. Это небольшой райцентр, расположенный всего в 160 километрах от Одессы. Казалось бы, совсем недалеко, но, стоит попасть туда, и кажется, что ты оказался в совершенно другом мире, в другом измерении, быть может, даже на другой планете… Здесь всё не так, как в большом городе. Трогательнее, наивнее и, наверное, лучше. И люди здесь совсем другие – более открытые, отзывчивые, более человечные. Именно люди. Не звери... Звери остались в Одессе, но туда я больше никогда не вернусь…
Если всё сложится удачно, я смогу затеряться здесь, у слияния рек Чага и Когильник – когда-то широких и полноводных, а теперь обмелевших и почти забытых, в низеньком одноэтажном домике, в котором некогда жила счастливая семья – отец, мать и дочка. Потом отец ушёл из семьи, дочка умерла, а мать… Мать прожила долгую и счастливую жизнь, став мамой для меня и бабушкой для моей Лины. Это – дом, в котором когда-то жила Полина, и который она оставила мне… Великодушная, мудрая женщина. Должно быть, она предчувствовала мою горькую судьбу…

Вот уже несколько дней, оставив дочь на попечение близких мне людей, я поднимаюсь до восхода солнца и пешком отправляюсь на запад, на берег Чаги, где меня встречают торжественной тишиной древние скифские курганы - молчаливые свидетели жизни и смерти многих десятков поколений.
Сюда молодежь после выпускного вечера приходит встречать первый рассвет взрослой жизни.
Сюда прихожу я, чтобы осмыслить то, что со мной произошло. Осмыслить. Помолчать. Попытаться не сойти с ума…
Это нелегко. Нелегко, потому что забыть не получается. Потому что не зажили ещё мерзкие ссадины, и отвратительные жёлто-зелёные синяки по-прежнему покрывают руки. Страшные свидетельства человеческого зверства. Нет… Не человеческого… Разве достойно то одержимое дьявольским безумием существо носить звание человека?
Боль накатывается волнами. Страх заставляет тело трепетать.
Раны на теле затянутся. А как быть с душой?
«Ненавижу… - шепчут губы. – Ненавижу…»
Шепчу и чувствую, как катятся по щекам солёные слёзы…
Жить не хочется…

День тихо клонится к закату. Шелестит пожухлая трава.
Нужно идти. Меня ждёт дочь.
Жить нужно. Ради неё… У неё, кроме меня, нет никого. Теперь уже точно нет. После того, как я узнала страшную правду, а потом… Потом…
О Боже, как больно! Как нечеловечески больно…
Плакать нельзя. Надо жить…

Осуждаете? А вы бы захотели жить? После такого – захотели бы?
Подумайте…



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Можно ли за секунду перечеркнуть несколько лет своей жизни? Одним махом, одним росчерком пера…
Можно…
Можно ли, за одно мгновение прозрев, понять, что долгое время ты жил не своей жизнью, чувствовал не своей душой, любил не своим сердцем?
Можно…
Можно ли, заглянув куда-то вглубь себя, ужаснуться тому, что мучительно долго обманывал себя, подменяя истинные чувства ложными?
Можно…

Она стояла всего в нескольких шагах от него. Ослепительно красивая, немного грустная, словно окутанная крещенским холодом. Недоступная Снежная Королева, достойная того, чтобы ей поклонялись, чтобы перед ней простирались ниц, чтобы целовали её ноги…
Лариса…

Прошло столько лет с момента их последней встречи. Он наивно полагал, что всё забыто, вырвано с корнем, задушено… Он женился, у него родился сын, он изменился сам и изменил жизнь вокруг себя, и вот теперь понял, как сильно заблуждался всё это время. Он построил «замок на песке» и рассчитывал на то, что будет жить в нём, пока не обратится в прах, не станет тленом. Но в прах обратился именно замок, каким была вся его жизнь… Теперь он ясно это понимал…
Немыслимо… Все эти годы страстное, безумное влечение к ней спало летаргическим сном в потаённых тайниках его души, и вот теперь, стоило только ей возникнуть перед ним, как он понял, что произошло непоправимое – весь привычный, выстроенный им уклад жизни рухнул в одночасье, погребя под своими осколками такие незыблемые, как ему казалось, понятия, как «семья», «любовь», «дружба»…

Любить? Кого?
Эту девку, навязавшуюся ему? Грубоватую, с деревенскими замашками, созданную лишь для того, чтобы стирать бельё, готовить еду и содержать дом в чистоте. Разве такое можно полюбить?
Нет. При помощи этого можно лишь удовлетворять свои физиологические потребности. Не более того…
Любовь… Любовь к ней он сам себе выдумал, чтобы жить спокойнее…

Семья? Разве у него когда-нибудь была настоящая семья?
Нет… За него всегда всё решали другие и называли это «мы делаем всё во благо тебе»… Во благо… Хм…
Горстка идиотов, которые только и знали, что требовать с него что-то, не давая взамен ничего…

Дружба? Какая дружба? К кому?
В его лексиконе этого понятия не существовало никогда. Он всегда был одинок, и растрачивать себя на дружескую привязанность было бы в высшей степени глупо.
Нет. У него не было друзей. Не было и не будет…
Ещё совсем недавно он сомневался в этом, но одного взгляда, брошенного в сторону женщины в маленьком чёрном платье, оказалось достаточно, чтобы развеять эти сомнения по ветру…

Мимо него промелькнул официант, и он машинально взял с подноса бокал.
Он не почувствовал вкуса искрящегося в бокале шампанского. Оно показалось ему пресным и вызвало во рту такое ощущение, будто он только что проглотил горсть песка…
Ничего не существовало сейчас для него. Ничто не могло оторвать его от созерцания самой прекрасной женщины на свете… Он смотрел на неё поверх бокала и поражался чувствам, которые стремительно воскресали в нём…

Его глаза скользнули по чёрным, как смоль волосам, подстриженным под каре. Они переливались в электрическим свечении загадочным блеском, струясь, подобно тонкому китайскому шёлку. Её стройную фигуру облегало чёрное платье, и он был почти на сто процентов уверен в том, что под ним у неё надето шёлковое бельё, тоже чёрное, отделанное тонкой полоской кружев. Чулки телесного цвета – его воображение даже успело набросать причудливый орнамент резинки, невидной под платьем – обвивали стройные ноги. Он почувствовал, как кровь с силой ударила ему в голову, когда представил себе её в рубище Евы, распростёртой на атласных простынях.
Голова слегка кружилась. Тело приятно и сладко заныло. К горлу подступила едва заметная тошнота, какая бывает, когда изо всех сил пытаешься справиться с сумасшедшим желанием, нахлынувшим некстати…
Он видел её со спины и мечтал, чтобы она повернулась к нему лицом. Мечтал и одновременно боялся этого, опасаясь, что лихорадочный блеск его глаз выдаст его сокровенные мысли…
Он наблюдал за ней и проклинал этот ресторан, это стадо выживших из ума маразматиков, притащившихся сюда с единственной целью – пожрать.
Если бы они были одни… Здесь… Только вдвоём…

Как же он мог столько времени обходиться без неё? Как мог запретить себе думать о ней, вспоминать, произносить её имя?
Ему вновь припомнился тот судьбоносный день, когда кто-то на небесах дал ему шанс…
Почему он им не воспользовался? Что за бес его тогда попутал? Откуда взялось то чёртово благородство, которого в нём никогда не ночевало?
Он смотрел на неё и понимал – окажись он вновь там, в Закарпатье, на той узкой дороге, его рука бы не дрогнула…

«Обернись… - мысленно произнёс он, залпом осушив второй бокал. – Обернись, Лариса…»

Словно услышав его мысли, она медленно повернулась, словно выискивая кого-то в толпе. «Кого-то»… Он даже знал, кого именно.
Сумасшедшая, съедающая всё на своём пути волна ненависти поднялась откуда-то из самых глубин его существа.
Довольно! Довольно быть тенью. Довольно довольствоваться жалкими крохами с чужого стола. Довольно бесплотных мечтаний… Хватит. Надоело.
У Игоря был шанс. Он его упустил.
Теперь – его время…

Он спокойно поставил третий пустой бокал на поднос и занял, что называется, «выжидательную» позицию, прекрасно зная, что она обернётся…
Прошла, казалось, целая вечность, пока зелёные, как бесценные изумруды, глаза, бегло осмотрев собравшихся, не остановились на нём… В них мелькнуло мимолётное удивление, сделавшее её красивое лицо ещё прекраснее. На щеках вспыхнул алый румянец, тонкие брови вопросительно изогнулись, и, наконец, на губах расплылась недоверчивая улыбка, словно говорившая: «Ты? Это ты? Не может быть…»
Он ответил ей спокойным взглядом, в котором ясно читалось: «Это я, Лариса. Я».



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Этот вечер, похоже, грозил стать вечером неожиданностей. Кого-кого, а Илью я меньше всего ожидала увидеть здесь, на этом дурацком банкете… Надо же…
Интересно, каким образом он здесь очутился? Ему, что, пригласительный билет дали как «передовику производства»? Нет… Не производства… Он же дальнобойщик, а у них, должно быть, передовиками становятся по каким-то другим показателям…
Так или иначе, я не могла сказать, что он похож на типичного работягу, наподобие тех, что я уже несколько месяцев наблюдала у себя в квартире. Хотелось бы, чтобы эти «орлы» успели сделать ремонт хотя бы до Нового года, ведь, как известно, как Новый год встретишь, так его и проведёшь. А прожить весь 2011 год в квартире, стилизованной под развалины Колизея, мне бы не хотелось…

Так, стоп. Какой ещё Колизей?
Илья…
Господи, ну надо же, как несвоевременно! Я, между прочим, поесть собиралась… Теперь точно придётся ждать начала банкета, а там старые тётки, которые «берегут фигуру» как раз для таких вот мероприятий, ломанутся к столам и мгновенно умнут всё подчистую. Знаем, проверяли. И придётся мне, как всегда, стоять в углу с тощей кисточкой винограда или какой-нибудь захудалой абрикосиной. Не жизнь, а издевательство какое-то… Может быть, стоит внять советам Надюшки, начать есть и расползтись до её размеров? Тогда и голодать не придётся – жировых запасов надолго хватит. Ну уж нет… Вот только груди шестого размера мне не хватало. У меня же позвоночник не выдержит – её на себе таскать…
Ну вот, куда-то я опять не в ту степь… Илья. Точно, Илья…

- Лариса, милая, ты не представляешь, как я рад тебя видеть, - произнёс он мягким, хорошо забытым мною голосом, касаясь моей щеки и обдавая меня неприятным для совершенно непьющего человека, чуть с кислинкой, запахом алкоголя.
Честно говоря, я с точностью не могла сказать, рада я его видеть или нет. В наших с ним пересечениях было столько… разного. Он и шефом моим успел побывать, и наплести мне про Игоря с три короба, и жизнь ему спасти, и со всеми его жёнами, кроме меня, «перекувыркаться»… А как я его тазом в своё время огрела! Да ладно – тазом… А мельхиоровый подносик? Эх, хорошее было время. Молодость…
Смех смехом, но своего отношения к этому человеку я так и не сумела определить. С одной стороны, он неоднократно доказывал, что ему можно доверять, но с другой – было в нём что-то, что заставляло меня держать дистанцию. Жизнь научила меня многому, и я слишком хорошо понимала – тот, кто предал единожды, может предать бессчётное количество раз. Не зря Пезо в своём «Крёстном отце» сказал: «Предательство нельзя прощать хотя бы потому, что сами предатели никогда себе не простят собственного предательства, а значит, будут всегда опасны – и предадут ещё»…

- Здравствуй, Илья, - я отстранилась и сделала шаг назад. – Какая неожиданная встреча…
«Безусловные рефлексы», заложенные во мне с того времени, как я была «всесильной госпожой Никитиной», сработали и на этот раз – я украдкой осмотрелась по сторонам, искренне надеясь, что никто из моих деловых партнёров не заметил, как меня «лобызает» дальнобойщик. Вроде, не заметили…
- Неожиданная? – переспросил он. – Почему? Разве ты не получала приглашения?
Кто «не получала»? Я не получала? Да меня сам Януш Карлович пригласил… Обещал даже лично познакомить с Никольским, которого я никогда не видела и, честно говоря, не горела желанием увидеть. Гораздо важнее для меня было то, что компания «ПТК» работала точно и без сбоев, а уж кому она принадлежит – дело десятое. Хоть бабе Нюре с Привоза…
Глупые вопросы он какие-то задаёт. Я – и без приглашения. Да я бы в жизни сюда не пошла, если бы не суровая необходимость. Меня, можно сказать, с двух сторон зажали: с одной Игорь, а с другой – Януш Карлович «подпёр». Куда уж тут денешься?

- Прости, я настолько удивлён тем, что вижу тебя, и начинаю говорить какую-то ерунду. Ты позволишь мне украсть тебя на минутку? Полагаю, что среди этого моря людей нам не удастся пообщаться… - простодушно произнёс он, деликатно взяв меня под руку и подталкивая к выходу.
Общаться с ним мне почему-то не хотелось. Я, между прочим, намеревалась удрать отсюда в поисках «лёгкого перекуса», а тут изволь вести с ним душещипательные беседы «за жизнь»…
Ладно, придётся признать, что ужин отменяется. Поговорю с ним, выслушаю торжественную речь и буду, как всегда, довольствоваться какой-нибудь апельсинкой…Судьба у меня такая – ничего не есть…
- Видимо, да… - обречённо кивнула я.
- В таком случае, я хотел бы пригласить тебя в VIP-комнату. Там мы можем поговорить в непринуждённой обстановке…
Час от часу не легче…
Люди, спасите! Чегой-то не хочется мне в эту комнату. Пятой точкой чую – он заговорит меня до смерти…
Кондратенко, урод, где ты шляешься? Забери, Бога ради, своего приятеля или сам с ним иди общаться «в непринуждённой обстановке», а я есть хочу…

На всякий случай, я огляделась по сторонам, но среди собравшихся фигуры своего «пока ещё мужа» не заметила.
Ну и ладно. Ну и чёрт с ним. Поговорю немножко. От меня не убудет…


Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Серо-голубые глаза Ильи смотрели на меня с оттенком затаённой грусти, и мне почему-то припомнилось, что именно так он смотрел на меня бесконечно давно, в ту Новогоднюю ночь, вслед за которой последовал мордобой, завершившийся тем, что я «засветила» ему по макушке подносом…
От этого его взгляда и тем более – своих воспоминаний, мне стало неуютно. Захотелось скукожится в кресле, обхватить колени руками и сделаться как можно незаметнее, чтобы избавить себя от этих полных вселенской тоски глаз…

- Я слышал, вы с Игорем подали на развод? – спросил он после пары ничего не значащих вопросов из серии «как дела», «как жизнь», «как бизнес».
- Подали, - прямо ответила я. – По-моему, это логично. Тем более – после стольких лет…
- Действительно, лет прошло немало… - задумчиво, растягивая слова, произнёс Илья. – Подумать только…
Мне неприятно было обсуждать подробности своих отношений с Игорем. Терпеть не могла, когда мне пытались заглянуть в душу.
Этим всё время норовила заняться Надька, считая, что я должна выговориться, высказать всё, что лежит у меня на сердце, чтобы потом мне стало легче. Легче не становилось. Наоборот, только хуже…
Мне иногда казалось, что единственным человеком, который умел по-настоящему меня успокаивать, был Игорь. Но, увы, теперь он выступал в роли «жилетки» для другой… Как ни странно, за всё это время я не увидела даже короткого намёка на Ленку, чем, честно говоря, была несколько обескуражена. Она не переехала к нему, он не держал в своём кабинете её фотографий, не упоминал её имени… У меня даже начинали зарождаться подозрения в том, что я слишком поторопилась «скрестить» его с бывшей секретаршей из еженедельного журнала и приписать ему «в нагрузку» сына. Может, я опять себе чего-нибудь нафантазировала? Но почему, в таком случае, Игорь не опроверг мои предположения? Загадка…

- Кто-то женится, кто-то, наоборот, разводится, - беспечно отозвалась я. – Я слышала, ты женился?
На самом деле, мне это было безразлично, но гораздо проще, по моему мнению, было «перекинуться» на подробности его личной жизни, нежели обсуждать свою…
Я даже устроилась в кресле поудобнее, приготовившись выслушать рассказ минут так на десять, после чего вежливо «откланяюсь». Если же «откланяться» не удастся, у меня есть запасной вариант – Игорь. Как только он приедет, непременно позвонит мне, чтобы уточнить, где я…
- Женился? – в глазах Ильи вспыхнуло неподдельное удивление. – Я? С чего ты взяла? Я не женат.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
А Игорь рассказывал… Или он имел в виду «гражданский брак»? Кто его знает… Может, я не так поняла? Да я, признаться, вообще мало что понимала из его рассказа, кроме того, что он потерял память и работал на стройке…

- Игорь сказал, - ответила я, несколько раз моргнув глазами от удивления. – А разве…
- Игорь? – переспросил Илья, сведя на переносице светлые брови. – Интересно… А что он ещё сказал?
- Да, в принципе, ничего, - я простодушно развела руками. – Что ты женился, что у тебя двое детей, что ты работаешь дальнобойщиком…
- Ке-ееем работаю? – протянул он и непонимающе покачал головой. – Нет, конечно, мою деятельность можно отнести к перевозкам, но… Нет, это уже ни в какие ворота не лезет… Неужели, так и сказал? Что я дальнобойщик? – уголки его губ задрожали, и он нервно рассмеялся.
- Ну да, - подтвердила я. – А что? Не дальнобойщик? Должно быть, экспедитор?
- О Боже, - простонал он, хватаясь за голову. Тонкие бледные пальцы его, потонули в русых, с проседью, волосах. – Такого даже я не ожидал… - и громко, почти истерически расхохотался…

Я не решилась прерывать его и терпеливо ждала, пока закончится этот неконтролируемый всплеск веселья.
- Лариса, милая, прости… - с трудом выговорил Илья, вынув из нагрудного кармана ослепительно белый платок и вытерев им набежавшие на глаза слёзы. – Ты, должно быть, примешь меня за сумасшедшего и будешь права… Я… Я не дальнобойщик. И не экспедитор. И даже не начальник гаража… Нет…
- Нет?
- Нет. Ну, возможно, в какой-то мере, конечно… Я… О Господи, до чего глупая ситуация… - смех всё ещё прорывался наружу, заставляя его делать значительные паузы между словами. – Дело в том, что ты сейчас находишься на мероприятии, посвящённом юбилею деятельности моей фирмы – «ПТК»…
- Что?
Я смотрела на него и почему-то понимала, что всё это – правда. А ещё – что я идиотка. Самая настоящая…
Тогда получается… Выходит, что Илья Никольский – это он?
Он сменил фамилию, купил себе фирму, посадил «директорствовать» Януша Карловича, а сам преспокойно жил всё это время… Вот это да!
Надо же… Стыд-то какой…

- Всё в порядке, - мягко произнёс Илья. – Бывает. Ничего страшного. Похоже, Индонезийское солнце размягчило его мозг, если Игорь такое придумал… Немудрено. Прожить в этой стране пять лет и не сойти с ума… Я бы, наверное, не смог…
Я не сразу поняла, о чём он толкует. Индонезийское солнце? Пять лет? Что он хочет сказать? Что Игорь всё это время жил в Индонезии? Чушь горбатая… Он же сам мне сказал, что потерял память, очнулся в монастыре, потом работал на стройке…
И вот теперь выходит… Выходит, он мне лгал?
А смысл?
Но, с другой стороны, какой смысл ему было врать про Илью и про то, что он работает дальнобойщиком? Тоже никакого… Но зачем-то же он это придумал…

- Что-то не так? – в голосе Ильи появились тревожные нотки. – Я что-то не то сказал? Должно быть, я не должен был, но мне казалось, что всё уже позади… Я понимаю, каково тебе, должно быть, было узнать, что твой муж, которого ты любила, бросил тебя с новорождённым ребёнком и уехал с любовницей в Джакарту, но…
- В Д-джакарту? – мой язык «споткнулся» на этом географическом названии, и я почувствовала, что не могу больше произнести ни слова…
Значит… Значит, всё ещё хуже?
Значит, не было никакой амнезии?
И ни на какой стройке он не работал…
И любовница у него есть…
И меня он бросил…
Нас с дочерью…

- Ты не знала? – удивлённо протянул Илья и, покинув своё кресло, подошёл ко мне, опустился на одно колено и до хруста стиснул мои запястья. – Прости… - он низко опустил голову, и я уже не могла видеть выражение его лица. – Я не думал, что у него не хватит смелости тебе во всём признаться. Как гнусно… - его губы осторожно коснулись моих ладоней, но я почти не почувствовала этих прикосновений, потрясённая тем, что он только что мне рассказал…
Какая же я дура! Как я могла поверить Игорю? Как?
Я ведь с самого начала подозревала, и всё равно мне хотелось верить и в эту придуманную им амнезию, и в то, что он ездил в Верону, чтобы образумить меня и отказаться от замужества с Роберто…
Я даже готова была простить ему и Ленку, и его ребёнка. Ну и что, что ребёнок? Будет платить ему алименты – ничего страшного. Будет видеться с ним… Будет… Будет…
Кретинка! Самовлюблённая, жалкая идиотка! Раскатала губу…
Простить я его собиралась… Так ведь ему не нужно было моё прощение!

«Но зачем тогда он столько времени проводит с тобой? – надрывался где-то внутренний голос. – Почему мучает тебя этими контрактами, таблицами, графиками прочей ерундой? Почему?»
Действительно, почему?
Впрочем, всё и так ясно. Я для него – машина для зарабатывания денег. Не больше…

Страшная щемящая боль сдавила грудь, и я почувствовала, что вот-вот лишусь сознания… Стало нечем дышать. Стены качнулись, и, казалось, ещё немного, и они завалятся на меня и придавят своей тяжестью… Впрочем, это было бы даже проще…
Мозг, отказывавшийся что-то соображать, окутанный какой-то зыбкой, туманной мутью, из последних сил пытался «зацепиться» за обрывки ускользающей действительности…
Больно… До чего же, Господи, больно…

- Илья… - прошептала я, чувствуя, как предательски слаб мой голос. – Илья…
- Да, милая? – он крепче прижался своими губами к моим рукам, и я даже не подумала их отнять.
Я вообще ни о чём не думала, кроме одного. Я должна спросить. Спросить прямо сейчас, пока ещё что-то понимаю…
Если… Если он сейчас ответит… Если… Если подтвердит…
Он нет… Если это окажется правдой, я умру. Прямо сейчас. Прямо здесь…
- Илья… - я нашла в себе силы взять себя в руки. – Кто она… Я… Я знаю её?
- Её? – задумчиво протянул он. – Зачем тебе это?
- Хочу знать…
- Как скажешь, милая… Как скажешь… Ты вряд ли её помнишь. Её зовут Лена. Она раньше в редакции работала секретарём. Вот… Она… Она сейчас где-то в Ницце, по-моему. У неё со здоровьем неважно… Она второго ждёт, и Игорь решил, что ни к чему ей пока здесь быть…

Откинувшись в кресле, я с силой зажмурила глаза – так крепко, что по щекам потекли слёзы – и прикусила нижнюю губу, мгновенно почувствовав во рту металлический вкус крови.
Мне даже больно не было. Иная боль разрывала в кровавые лоскуты моё сердце, которое, казалось, прекратило биться.
Действительность сузилась, сконцентрировалась для меня на одной единственной мысли: «Предал…»
Когда-то я приучила себя к этой мысли, и вот теперь она вновь ударила как обух по голове. Тогда было проще. Тогда я верила в то, что не люблю его. В то, что он мне безразличен…
А теперь… Теперь я любила его, и как будто снова пережила предательство. Ещё одно…
Он лгал мне. Явившись ко мне, лгал… А я-то, идиотка, открыла ему своё сердце, рассказала о том, что чувствовала все эти годы, как от дикой тоски готова была выскочить замуж за первого встречного, лишь бы его, сволочь такую, забыть…
А он… Он просто лгал.
Просто посмеялся…

Мне припомнилась жаркая закарпатская ночь, и тошнота подступила к горлу от отвращения. Я была отвратительно самой себе. Я себя ненавидела, презирала, причём, даже в гораздо большей степени, чем можно было предположить, потому что напоминание о ней всегда было со мной…
Я… Я его любила, а он меня использовал. Всегда…
Как страшно. Как жестоко. Как больно.
За что, Господи? Чем таким я перед тобой провинилась, что ты так меня наказал? Что такого страшного сотворила в этой жизни?
Десятки, сотни вопросов роились в голове, но ни на один я сама себе не могла ответить…

- Милая моя… - шептал Илья, с силой обхватив ми колени. – Родная… Ну не плачь… Не плачь… Не все такие, как он. Он ничтожество, да! Но что ж теперь… Ты сильная. Ты справишься. Не все такие… Лариса, да я за тебя… - шёпот перешёл в надсадный хрип, и я с трудом улавливала то, что он хочет мне сказать. – Уедем, а? Далеко-далеко… Хочешь, вообще из Украины уедем? В Мурманск, Лариса? Я там родился… Тебе там понравится! Ты полярную ночь видела когда-нибудь? Нет? Увидишь… Дочку твою с собой возьмём… Я её как родную любить буду… Уедем… Только скажи да…
О Боже! Да что же такое творится?
Что он говорит? Куда уедем? Какой Мурманск? Зачем мне он, Илья?
Лина… Он будет её любить как родную? Зачем? Зачем ему её любить?
Не понимаю… Ничего не понимаю…

Он неразборчиво бормотал, и от этого страх жгутом стягивал что-то внутри меня… Ещё чуть-чуть, и я не выдержу…
- Илья… - я дёрнула ногами и с ужасом почувствовала его подрагивающие пальцы на своих бёдрах, под лёгкой тканью платья… - Илья… Илья, не надо…
Он не слушал, неотрывно, исступленно целуя мои колени и продвигаясь всё выше…
Я, вдруг отчётливо осознала всю мерзость того, что может сейчас произойти, если я не остановлю его.
Холодный пот заструился по моей спине. Горло сдавил спазм, и я с силой вжалась в кресло, твердя себе, что всё происходящее со мной – лишь сон…
Так не может быть. Не может быть со мной…

Словно очнувшись, он порывисто поднялся с пола, и я, приподняв голову, встретилась взглядом с его пустыми глазами, затянутыми туманной поволокой. Илья смотрел на меня в упор, и в его глазах отражалось что-то животное, страшное. Это не могли быть глаза человека… Нормального человека, по крайней мере…
- Только попробуй… – прошептала я немеющими губами, силясь подняться, но ноги как будто парализовало от дикого, нечеловеческого страха.
- Не бойся, хорошая моя… - пробормотал он, по-дружески подмигнув мне. – Я не страшнее твоего Игоря…
- Он тебя убьёт, если узнает… - прошептала я. Как бы мне хотелось, чтобы это было так. Чтобы Игорь сейчас «с ноги» вышиб дверь, схватил этого ополоумевшего морального урода за шкирятник и вышвырнул вон…
Но чуда не происходило.
«Кричи! – надрывалось что-то внутри меня. – Кричи, Никитина…» Я бы закричала, но голос почему-то пропал, и из горла вырывался один лишь жалкий шёпот.
- Нужна ты ему, - усмехнулся Илья. – У него таких, как ты… И жена у него есть, из-за которой он тебя оставил. И дети. Ты и твоя дочь ему не нужны – у него свои есть…

От страха я потеряла возможность дышать. Молча сидела в кресле, обхватив себя руками, не сводила глаз с человека, расстёгивающего ширинку на брюках и поглядывающего на меня затуманенным взглядом.
Сердце, обмирая от страха, оглушительно билось в ушах… Я всё ещё пыталась сопротивляться неизбежному, хотя и понимала, что все мои попытки противостоять тому, что сейчас произойдёт, будут сломлены. «Господи, помоги, - отчаянно молила я. Где-то в недрах памяти всплыл обрывок молитвы, названия которой я не помнила. - Отче наш, сущий на небесах… Да святится имя Твое… Да приидет Царствие Твое… Да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» - дальше мне было не вспомнить.
Страх сжимал сердце стальными кольцами, и когда Илья, переступив через брошенный второпях пиджак, направился ко мне, отчаянно, дико закричала. Ответом мне была лишь плотоядная улыбка, появившаяся на его лице.
Пахнущий острым запахом мужичьего пота, он приближался ко мне, скаля зубы и снимая через голову майку. Я понимала, что пытаться встать и бежать куда-то бессмысленно - деваться некуда. Ещё хуже мне становилось от того, что я сама спровоцировала эту ситуацию. Зачем я пошла с ним? Знала же, что не должна! Знала, и всё равно пошла… А теперь… Теперь всё кончено… Ничего нельзя исправить…
Сердце разрывалось на части…
Он шагнул ко мне. Запах перегара обжёг слизистую, и я поморщилась от отвращения, с трудом сдерживая подступившую тошноту. С каким-то утробным он рычанием вытащил меня из кресла, легко подхватил меня на руки и швырнул на ковёр, покрывающий пол.

Я упала на живот и больно ударилась головой о ножку декоративного столика. Горло судорожно сжалось от ужаса. Он обрушился на меня всей массой и, подмяв под себя, начал шарить руками по моему телу, силясь развязать пояс на моём платье. В панике я забилась в его руках, неуклюже молотя ногами и тщетно пытаясь вырваться. Судорожно хватая ртом воздух, я задыхалась, плакала и стонала от боли и унижения.
- Не надо… - просила я, с трудом ворочая языком. – Пожалуйста, не надо… Не надо… - слёзы текли по щекам, но он не обращал на них никакого внимания. – Пожалуйста, нет… Нет…
Силы окончательно оставили меня. От страха и омерзения я потеряла способность что-то соображать, как и способность двигаться. Скорее чувствовала, как грубые пальцы срывают с меня одежду. Как, засопев, он справился-таки со своими брюками и приспустил их. Оцепенев, я лежала, не в силах пошевелиться…
- Расслабься и получай удовольствие, - он заржал мне в ухо издевательским смехом. На мгновение откатившись, он резким рывком поднялся и перевернул меня на спину…
Это был конец… Конец всего…
Я сделала последнюю попытку оттолкнуть насильника и выбраться из-под него. Почему-то до последнего момента не верилось в то, что это может произойти… Моё сопротивление не оказало на него никакого действия. Что может худенькая девчонка против здорового мужика? Ничего…
Одной рукой он стиснул мои запястья, прижав их к полу, другой развёл колени, которые я отчаянно сжала в напрасной попытке защититься, и вновь придавил меня всей своей тяжестью. Приподняв мне бёдра, он сделал резкое движение. Адская боль обожгла огнём всё тело, не желавшее принимать его, заставила конвульсивно дёрнуться и до крови прокусить нижнюю губу. Не обращая на это внимания, он продолжал двигаться внутри меня, с каждым толчком проникая всё глубже… Я не чувствовала ничего, кроме ослепляющей боли. По щекам градом текли слёзы… Я задыхалась под тяжестью ненавистного тела. Кровь с отчаянной силой билась в висках…

Мне казалось, это длилось целую вечность… А на самом деле – всего несколько минут.
Наконец, он резко выдохнул, обмяк и повалился на спину.

Так, наверное, насилуют проституток на трассах. А, может быть, всё с точностью до наоборот – проститутками становятся после такого вот… Как это? Полового акта? Это же так называется, да? Так официально… Акт… Почти как акт гражданского состояния… Животное совокупление – акт. Три буквы, опечатавшиеся в памяти.
Грязно, мерзко…

А мне было уже всё равно. Я точно знала, что жить после этого не стану… И эта мысль удивительно успокаивала. Никто не узнает об этом, потому что меня уже не будет в живых… И никто никогда не узнает… Не узнает…
Я не могла двигаться, не могла кричать, не могла дышать… Не могла и не хотела существовать… всё кончено. Моя жизнь кончена…
Последнее, что я услышала, прежде чем провалиться в сгущавшуюся темноту, был надрывающийся звук мобильного телефона… Чайковский. Адажио из балета «Щелкунчик»…
Поздно, Игорь. Поздно…



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Лариса была без сознания. Илья в отчаянии склонился над ней. Страшное наваждение, обрушившееся на него и усугубленное алкоголем, утихло, и он с ужасом понял, что только что сотворил…
Зачем? Разве он имел право? На неё – имел? Нет… Тогда зачем?
Зачем, зачем, зачем?
Видимо, он действительно псих. Видимо, восьми месяцев в лечебнице было маловато…
Видимо, видимо… Что теперь делать?

Мучаясь раскаянием, Илья растирал похолодевшие руки Ларисы, кричал, называл её по имени… Потом неловко обнял за плечи и несколько раз тряхнул.
Её реснички дрогнули. Лариса широко распахнула огромные ярко-зелёные глаза и остановила на нём полный дикой боли взгляд.
- Прости меня… - пробормотал Илья, прижимая к щеке холодную как лёд ручку. – Прости… Я не хотел…
Она испуганно отдёрнула руку и заплакала… Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным.
Это – конец. За всё в этой жизни нужно платить. За всё… И за то, что произошло – в том числе…

- Лариса, не молчи… - умоляюще произнёс он. – Ну скажи хоть что-нибудь…
Она лишь молча всхлипывала. Маленькая, беспомощная…
О Боже! Меньше всего на свете он хотел причинить боль именно ей, и тут… Да как только это вышло?
Сердце захлестнула волна страха. Как он мог? Он сам всё сделал для того, чтобы… Чтобы… Она не простит… Не простит, и будет тысячу, миллион раз права, если это сделает.
Лариса пошевелила губами.
- Что? – он дёрнулся, силясь понять, что она хочет сказать, и стиснул в руках её запястья. – Что, Лариса, что?...
Она судорожно вздохнула и, остановив на нём равнодушный взгляд, произнесла одно короткое слово. «Ненавижу… - выдохнула она и несколько раз повторила. – Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу…»



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесса, ресторан «Бернардацци»

Кое-как стянув на плечах остатки того, что раньше было платьем, скорчилась на полу и, уткнувшись лбом в колени, зарыдала.
За что? В чём теперь я виновата? Почему это произошло?

Всё тело отчаянно болело, наливаясь свинцовой тяжестью. Уродливые синяки – следы от грубых мужских пальцев начали проступать на теле…
Что мне теперь делать? Как жить после этого?
Зачем жить?

«Лина…» - выплыло откуда-то из подсознания.
Лина. Надо жить. Надо. «У неё, кроме меня – никого», - фраза из «Титаника». «Титаник». Он пошёл ко дну. И моя жизнь – она тоже пошла ко дну…
У неё кроме меня никого. И не только у неё… Уже три месяца, как не только…

А ведь он прав. Тысячи, миллионы раз прав – Илья.
Что толку плакать? Что толку, если я во всём виновата сама? Я всю жизнь вела себя как потаскуха – продажная девка, которая скакала из одной постели в другую – Игорь, Назар, Роберто. Теперь вот Илья… Он просто указал мне моё место. Моё истинное место…
Да. Так. Всё так. Мне самое место – в борделе.
О Боже… Как больно… Как унизительно… Как…

Мысли в голове путались. В сознание отчаянно врывалась мелодия. Чайковский, адажио из балета «Щелкунчик»…
Нет, это не в моём сознании. Это телефон. Игорь звонит…
Пусть…

Я заставила себя подняться с пола и, подождав, пока он перестанет звонить, подобрала валявшуюся на полу сумочку. Вынула из неё телефон. Двенадцать пропущенных вызовов…
Не могу. Не хочу отвечать…
Уехать. Я должна уехать.
Подальше отсюда – туда, где меня никто не знает. Туда, где меня не станут искать…
Туда…



Наши дни (сентябрь 2010 года)
Одесская область, г. Арциз

Время и плуг пахаря сравняли многие из курганов, особенно в степных местах, где они были незначительной высоты. Лишь кое-где одиноко возвышаются эти памятники времен минувших, свидетели былой жизни исчезнувших наррдов, татарского кочевья и, наконец, нового заселения…
Я любуюсь этими дошедшими до нас из глубины веков древними изваяниями, и отчего-то тихо и спокойно становится на душе.
Как в детстве…

Тихо шелестит трава, и в её шелесте я слышу чьи-то шаги, постепенно нарастающие, приближающиеся ко мне…
Холодок пробегает по спине, и я нервно сжимаю пальцы в кулаки, надеясь, в случае чего, на защиту каменных истуканов. Почему-то мне кажется, что они помогут. Они – не настолько каменные, как люди…

- Лариса… - негромкий голос за моей спиной заставляет меня удивлённо вскинуть брови и испуганно обхватить себя руками.
Так не бывает в реальной жизни.
Я сошла с ума.
Я не могу слышать этот голос, потому что человеку, которому он принадлежит, я глубоко безразлична…

Медленно-медленно, как показывают обычно в кинофильмах, я поворачиваю голову…
Так и есть… Не ошиблась…
Странно…

- Привет, - раздаётся негромко и немного виновато.
- Что ты здесь делаешь? – не отвечая на приветствие, произношу я.
Мне важно получить ответ на этот вопрос…
Почему-то важно…