...ОБРЕЧЕНА УЛЫБАТЬСЯ... (by Little monkey)

Да-да, это я. Та самая маленькая бибизяна. Little monkey. К такому нику привыкли мои постоянне читатели и некоторые обитатели этого сайта.

И вот, спустя почти четыре года, я решилась на его смену. Как бы глупо это не звучало, но причин этому много. Одна из них, что я уже давно перешагнула и перевернула ту страницу своей жизни, которая называлась "Маленькой любимой бибизяной".

Эллен - имя с которым тоже очень много связано. Имя, которое связано со мной и с моим внутренним миром.
Нелепые строчки ниже, которые сложились в небольшую миниатюру могут показаться многим странными. Да что говорить, я и сама до конца не понимаю, что именно изменилось. Но точно знаю одно: Что-то во мне поменялось. И миниатюра только подтверждает это.

На ваш суд.
Итак...


Отрывок тихой, но нереально таинственной мелодии ворвался в ее сознание. Последние аккорды утихающей музыки заставили ее открыть глаза и прислушаться к тишине. Всего через пару секунд зал взорвался аплодисментами и восхищающимися возгласами.
Она улыбнулась. Пора.

Воздушные гимнасты окончили свой номер. А это значит, что ей нужно спешить. Через десять минут ее выход.

Под звонкий шум аплодисментов она медленно захлопала глазами и развернулась на широком неудобном стуле. Зеленые глаза встретились один на один с такими же огоньками в зеркале напротив. Тонкие губы боязливо растянулись в улыбке, от чего отражение в зеркале стало совсем нелепым.

Что-то не так. Что-то пошло не так.
Причем давно. А она даже не заметила.

Маленькие лампочки приветственно замигали, освещая большое квадратное зеркало по периметру. Зеленые глаза все еще придирчиво изучали сами себя, словно пытаясь разгадать великую тайну, которую хранило холодное стекло.

Не так. Все должно быть иначе.
Впрочем, а кто знает, как все должно быть на самом деле?

Коричневая дверь с шумом отворила, недовольно скрипя своими завесами. В гримерку ворвался поток холодного ветра, который все время гуляет длинными коридорами цирка. Вместе с ветром в комнату пушинкой влетела юная гимнастка и небрежно бросила букет алых роз на ближайший столик.

- А ты чего тут сидишь? Скоро твой выход. – Отдышавшись, воскликнула девчонка.
- Уже иду. – Девушка натянуто прошептала. – Я скоро.
- Поторопись. А то детей сегодня много.

Коричневая дверь опять пронзительно заскрипела и закрылась за гимнасткой. В гримерке снова воцарилась тишина.

Пора.

Девушка достала с верхнего ящика стола свой заветный сундучок и трепетно открыла его крышку. Тонкие пальцы бережно прошлись по множеству различных баночек и остановились на одной из них.
Белый.
Она всегда начинала гримироваться белой краской. Традиция, которой сегодня исполнилось ровно семь лет. Маленький юбилей.
Тоненькая кисточка аккуратно, но без тени сомнения сделала первый мазок. Потом еще один, еще и еще. Белая краска почти полностью покрыла круглые щеки и подбородок. Она никогда не любил белый цвет. Считала его слишком холодным. Но каждый раз себя сдерживала, чувствуя, как холод на кончике кисточки медленно путешествовал по каждой складочке ее лица.
Следом за белой, последовала черная краска и другая кисточка. Выученные до автоматизма движения в несколько секунд нарисовали высокие удивленные брови. Впрочем, бровки домиком уже давно не удивляли ее саму.
Короткими движениями кисти тут же было поставлено десяток рыжихх веснушек и подведены глаза, которые теперь казались еще глубже в зеркальном отражении.

Зал снова взорвался аплодисментами. Где-то совсем рядом послышался недовольный собачий лай. По всей видимости, местный любимец Барсик поленился отработать весь номер, за что и схлопотал.

Нужно спешить.

Алая краска была умело, нанесена на губы, вырисовывая душевную и теплую улыбку клоуна. Каждый раз нарисованная улыбка получалась другой, но никогда искренней.
Кто в этом виноват?
Кто виноват в том, что улыбаться у нее не было причин?

Пора. Кажется, в зале уже объявили о скором приходе веселого клоуна.
Несколько мазков – и ее щеки пылали нереально алой краской.
Последний взмах кисточки уже с оранжевой краской, и образ веселого человечка готов.
До выхода осталось несколько минут. Как раз для того, чтобы собраться с мыслями и, наконец, перестать глупо улыбаться своему нелепому отражению в зеркале. Теперь у нее есть нарисованная улыбка, которая все сделает сама.

На коленях уже давно покоился рыжий парик. Пару движений, и ее темные густые локоны ловко спрятались под яркие огненные пряди.
Готово.
Глубокий вдох и закрытые глаза.
Ей нужно улыбаться.
Ее ждут дети. Дети….
Ее вера оказалась бессильной. Ее слезы напрасны. Врачи оказались правы.
Она никогда не сможет иметь детей.

Девушка поправила кудрявую огненную прядь и покинула гримерку.
Там, за кулисами, она превращалась в того, кого несколько сотен детишек ожидали вот уже больше часа. Хорошим, добрым и смелым весельчаком. Клоуном, Петрушкой, да как угодно….ведь главное в том, что ее ждали.

Ждали…ЕЕ…

У нее еще есть чуть меньше минуты. Уже через несколько секунд она радостно выпорхнет на сцену и заставит улыбаться своих самых любимых и самых близких ее сердцу зрителей.
Детишки будут смеяться, и тыкать в неуклюжего клоуна пальцами. Они будут радостно визжать, и подсказывать ей, где ее помощник спрятал сокровища. Они будут крепко сжимать в руках попкорн и сладкую вату, пристально всматриваясь в ее улыбку.

Это ее путь. Ее судьба.
Передвижной цирк – не то, о чем она когда-то мечтала. Старые костюмы, холод, кочевая жизнь, минимальные деньги – все это безумно отличалось от той жизни, в которой она непременно должна была быть счастливой.
Но увы.

Не сложилось.

И никто не виноват в том, что под толстым слоем грима скрывается израненная душа, которая давно кровоточит.
Никто из ее постоянных зрителей не знал, что именно в компании своих друзей – циркачей она нашла свое пристанище, которое когда-то превратится во что-то большое.
Клоун, она призвана веселить людей, пряча свои слезы под слоем белой краски.

Передвижной цирк оказался намного реальнее счастливой семьи, о которой она всю жизнь мечтала.
Что же, в конце концов, это лучше, чем каждый вечер возвращаться в свою пустую квартиру и тои дело натыкаться на вещи, память о которых до сих пор живет в ее сердце.

Тут ее ждут.
Здесь требуют ее появления настойчивыми аплодисментами.
Именно здесь она кому-то нужна.

И все уже становится неважным.
Что же, занавесь поднята. Пора выходить на сцену.
Нужно забыть обо всем и улыбаться.
Улыбаться так, словно в последний раз.
Ведь она – обречена улыбаться.

И никому в зале нет дела до того, что она давно не улыбалась по-настоящему. Всем абсолютно все равно. Они не знают, как ей надоел рыжий парик и широкий яркий костюм.

Они не могут знать, что на грим у нее уже давно аллергия.
Им абсолютно все равно.

Ведь на сцене пляшет клоун.
Разве может его душа плакать?


с теплом