* * *

Она ему руку помощи протянула и держит, держит, будто фалангами пальцев от ошибок его удержит, будто большая, всесильная, на полставки его психолог, а он чертыхается, рвется от колючих в словах иголок.

Он же большой ребенок, силы много, а толку нет, голос сдавлен, не скрыть издевок, не рубцуется в сердце след. Ее руки, как сто веревок, к себе тянут, влекут-влекут, ни одна из его уловок не уменьшить в судьбе разлук. Ни одна из его девчонок, не затронула столько струн, как вон та, что промчалась пулей по судьбе его, как тайфун.

Она молчит, глубоко вдыхает свежесть первой своей весны, сердце бьется, не замирает, значит в сердце её не ты. Значить образ остался в прошлом, там, где кремнем крепчали льды, а то, что раньше бывало тошно, так это все лишь эффект золы.

Он подавлен, сидит и курит, сизый дым обжигает бронхи, вот же хохма, кого он дурит в острый приступ грядущей ломки. Вдруг признался, сказал все честно, только смысл спустя года, говорить ей, о чем известно, если чувства как та вода, просочились сквозь холод пальцев и растаяли навсегда.

Ей известно, что он сломался, что попался в стальные сЕти, что как жертва в сетИ болтался, но во всем виноваты леди: спесь, гордыня и прочий хлам – это жертвы его трагедий, он поможет себе лишь сам, ведь другие же не в ответе. Ведь другие же не причем, если сделан неверный шаг, там, в тени за его плечом притаился двуликий враг, он останется бить бичом этот мерзкий, звериный страх.

Да, он в курсе, что так сгибаем, что она бы могла сломать, только знаете, не ломает, лишь старается понимать. Она сидит у экрана с чаем, а он просто ей шепчет - будь, и не важно, что он у края, ему очерчен Всевышним путь. В этом слове сокрыта суть, она садиться, берет перо, слишком поздно хотел вернуть, жаль истлело ее нутро…