* * *
Я постарела за две недели.
А город мчался, скрипя зубами.
Звенели пробки, трамваи рдели
Над перетянутыми мостами.
И горожане в защитных робах,
Раскрыв антенны своих зонтов,
Ловили письма земле от Бога
Косыми строчками проводов.
Светили фары, бросали искры.
Ночь обрывалась полоской света.
И я не то чтоб была слишком чистою,
Но грязь на белом была заметна.
Кулак сжимала, распятье мяла –
И, может, этим была грешна.
Дождь лил. И в кончиках его жала
Был яд острее слов и ножа.
Дрожали листья, скамейки мялись,
Сил не хватало на покаяние.
Я так запуталась. Так сломалась.
Кулак сжимая в своём кармане.
А оставалась такая малость.
Но вышли карты – и нечем крыть.
Ты был так близко, что мне казалось,
Мы даже можем поговорить.
А город мчался, скрипя зубами.
Звенели пробки, трамваи рдели
Над перетянутыми мостами.
И горожане в защитных робах,
Раскрыв антенны своих зонтов,
Ловили письма земле от Бога
Косыми строчками проводов.
Светили фары, бросали искры.
Ночь обрывалась полоской света.
И я не то чтоб была слишком чистою,
Но грязь на белом была заметна.
Кулак сжимала, распятье мяла –
И, может, этим была грешна.
Дождь лил. И в кончиках его жала
Был яд острее слов и ножа.
Дрожали листья, скамейки мялись,
Сил не хватало на покаяние.
Я так запуталась. Так сломалась.
Кулак сжимая в своём кармане.
А оставалась такая малость.
Но вышли карты – и нечем крыть.
Ты был так близко, что мне казалось,
Мы даже можем поговорить.