Папе

Он выходит в свой сад – и поливает дерево.
Оно пустит к весне свои почки, и, может быть,
его дочь или сын соберут эти вишни и, верно,
Добрым словом помянут того, кто успел полить.

Его внуки придут на качели, повешенные на ветке,
Раскачают до неба, а, может быть, даже выше.
Его внуки сумеют разбить эту затхлую клетку
сплетен, ссор и долгов – и почувствовать, даже услышать

звук воды, пробивающейся по венам
слабой почки, случайно себя возомнившей деревом.
И тогда постепенно, конечно же, постепенно,
смогут люди любить… даже тех, кто не любит, наверное,

Даже тех, на кого мы не смотрим возле подъезда.
Даже тех, кого с дрожью обходим мы в переходах.
Даже тех, кто устал и ответил нам слишком резко.
Даже тех, кого вовсе любить не пристало, вроде.

Даже тех, кто стремлением к этой любви раздражает,
Даже тех, кто подобной любви никогда не видел,
Даже тех, кто скучает, - увы, не по нам скучает,
Даже тех, кто обидел, до боли, увы, обидел.

Даже тех, кто забыл. Даже тех, кто запомнить старался.
Даже тех, кто пытался, но на полупути сломался.
Даже тех, кто кричал, что в любви не нуждается вовсе.
А особенно тех, кому наша любовь как воздух.

Не пройти мимо тех, кто отчаянно вжался в угол,
Стать опорой моста. Стержнем стать. Стать холстом. Подать руку.

Это бредни и блеф. Так природой, увы, не отмерено.
Он мечтает о лучшем. И поливает дерево.