Вполголоса.

А вот эта женщина была очень красива, и её все любили. Особенно её любил один тихий и скромный мужчина, такой маленький, робкий, быстро краснеющий, с большими голубыми глазами, которые он постоянно прятал и не смотрел на собеседника.

А она была очень красивая, такая шикарная брюнетка с природным изгибом брови, с тонкими запястьями, с точёными ногами, с ироничным умом, со стильными татуировками в нужных местах, в общем, не женщина, а мечта. Не женщина, а мечта.

И за ней всегда ухаживали мужчины, громкие мужчины со стильной небритостью на щеках и стильной бритостью на висках, с белоснежными зубами, и были они на дорогих машинах и даже мотоциклах, и громко хохотали, закидывая головы правильной формы, и никогда не прятали взгляд. Никогда не прятали взгляд.

А женщина всю жизнь мечтала о большом. Она обожала тусовки, переходила из бара в бар, посещала актуальные выставки, ловила такси, глотала таблетки, курила, пила, шла в кино, и выходные подходили к концу, и она опять спасалась от себя. А когда ей было тоскливо, когда её расстраивал очередной красавец на мотоцикле, она шла к своему другу с голубыми глазами и отдыхала.

Между ними ничего не было, максимум – голова на плече во время фильма, максимум – поцелуй воздуха около лица при встрече, максимум – сжатая рука в такси, которую она тут же отпускала. А для него это был целый мир, и это был не только мир счастья, но и мир боли.

Отдохнув, она снова уходила в свою большую жизнь.
Но в один день, точнее в одну ночь, точнее в одно утро, её так накрыло собой на пути домой, и так это было – ни плохо, ни противно, ни хорошо, ни приятно – так это было непостижимо, что она поспешила к тихому мужчине через весь город, разбудила его и хотела всё рассказать, и про расплату, и про бегство от себя, и не находила слов, и смотрела в его большие глаза, которые он прятал, и они переспали.

Они переспали.
И она почувствовала себя на месте.
Она почувствовала себя здесь.
И она почувствовала себя сейчас.
Она лежала с ним в постели и она была с собой наедине и ей было нормально. Ей было хорошо. Она была на месте. И они лежали так весь день и ещё одну ночь. И они не сказали друг другу ни слова. Ни слова.

А потом ей надо было идти на свою актуальную работу, где она планировала велодорожки и плитку, чтобы людям в городе было проще сбежать от себя, а на улице начался ливень.

И она собиралась молча, и он прятал глаза, и она хотела уже выйти из дома, но он сказал ей шёпотом, тихо, вполголоса, два слова: «Возьми зонтик».

Он сказал ей: «Возьми зонтик».
Он сказал ей два слова: «Возьми зонтик».
И всё. И всё. И всё.
Это было так оглушительно и это было самое большое в её жизни. То, что она искала в небритых мужчинах, в барах, в актуальных перформансах, в татуировках в нужных местах. И по дороге на работу она не проверяла почту, не совершала звонки, не назначала встречи. Она писала.

" Я люблю говорящих вполголоса.
Ведь вполголоса говорящие,
все, как правило, настоящие,
да с дымящимся кубом совести.
Я люблю говорящих вполголоса.

О влюбленностях и о горестях,
и о счастьях, и о несчастиях
говорят без какой-либо гордости.
И не слышат в соседней комнате
непричастные - говорящего.

Я люблю говорящих без пафоса,
без строки, припасенной за пазухой.
Чем-то важным и нужным запомнены,
чем-то высшим и нежным заполнены
все заминки их, да все паузы.

Пусть не первые да неловкие,
некрасивые да не стройные,
только честные, только скромные:
неприкаянно-беспокойные
и отчаянно-беспилотные.

И не слышно в соседних комнатах,
что они говорят, притихшие,
что творится в подобных омутах,
что хранится в их горьких опытах –
не расслышать даже Всевышнему.

А когда говорящий вполголоса
вдруг нисходят до крайнего шепота,
будто тихой полоской шелковой
он скользит над открывшейся пропастью–
Вот тогда это слышно космосу.
Вот тогда это слышно Господу."

(с) КонстантинПотапов