Такие мужчины тоже смертные.

С какой-то цикличностью все повторяется, с жаждой «вот пьешь ты и не напиваешься».
Хотя казалось, что хватит. Что забывается. Но снова он твой становится. И ты полушепотом каешься.

Повторяешь себе – это не повторится. Это лишь на сегодня. Дала слабинку. У всех бывает.
И вроде к утру ним становишься бесплодна. Да только к вечеру снова рождается, снова к тебе подступает.

И невольно под горло комом, и живет. И воздухом дышит твоим, нагло в глаза улыбается.
Стихами - тупым скальпелем – себе аборт. И всю ночь потом кровоточит, заживает, соскребается.

И в этом вот полусне, мало-мальском выживании, на потолке вырисовывается его лицо
Твоими страдальческими полустараниями. Брови густые, губы в усмешке,
Шрам на виске рубцом.

Крохотная родинка возле левого глаза, ресницы пшеничного цвета. Волосы светло-русые.
На щеках румянец… таких вот рисуют впоследствии на буклетах, и просят за них голосовать, если не струсите.

Такие просто так не уходят. Они прячутся за шторами. А ты думаешь – его нет. И напиваешься.
Твой желудок после штормит. На щеках борозды соленые появляются.

И ты хочешь кричать. А оно никуда ведь не выкричится. Все в тебе остается, переваривается.
Такие через месяцы возвращаются. Когда вот секунда еще – и ты вылечился бы. Но все с цикличностью повторяется…

Таких с трудом отпускаешь. Понимаешь, что при себе держа – станет только лишь хуже.
За надежду «все проходит» цепляешься. И талдычишь - не нужен, не нужен, не нужен.

Такие, гробя себя, и тебя за собой потянут. А тебе будет казаться, что ты сама, что поддержка ему ты.
Такие церемониться не станут. Сделают виноватой. И ты не можешь понять, кто из вас долбанутая.

Но это переживное. Стихи на салфетке. Слезы ручьями. Плюшевые игрушки. Ночи бессонные.
Это переживное. Пусть и цепкое, едкое...

Такие мужчины тоже смертные. Так что, милая, спи спокойно.


М.И.Б. одинокая душа