Скрип петель...

- Ты в клоки рвешь мои надежды! – в очередной раз выкрикнешь ты, закрывая скрипучую дверь.

Накапливается негодование долго. Оно засыхает корочками где-то на душе: отдирать больно, жить – невозможно. Дверные петли не смазывались годами, впрочем, как и ваши чувства. Они давно заржавели, прогнили, истрепались. Петли, конечно, петли.

И обидно даже не то, что уходишь, а то, что уходишь в сотый раз. Каждый день ритуальное захлопывание двери, скрип петель, сдвинутые брови и качели во дворе, на которые с размаха садишься ты. Они тоже скрипят.

Безобразие какое-то: в вашей жизни скрипит всё. Пружины кровати ночами издеваются над вашими телами, сердца со скрежетом стучат, стараясь всё ещё звучать в унисон. Петли, качели, слова – ничего не происходит беззвучно.

И в эту ночь ты будешь сидеть, разрывая носками модных туфелек землю, долгими часами, обдумывая свой уход. Окончательный и самый последний уход. В сотый раз.

Петли вы, кстати, тоже обещаете ежедневно смазать, а кровать сменить на новую. Закономерности окружают вашу жизнь, вводя её в некую безвыходную окружность.

А в это время на пятом этаже, в квартире, где за болотными шторами чуть-чуть мерцает свет телевизора, сидит Он. Он вначале сжимает кулаки, слоняется из угла в угол, словно дикое животное по клетке, не найдя себе пристанища. И слышен металлический голос, монотонно шипящий, словно скрипучие петли: «Ну и пускай уходит. Ну и пускай уходит. Пускай уходит, черт бы её побрал!».

И это также происходит бесконечно долгое время. Ночь стонет холодным ветром, редкие зажженные окна вгоняют в тоску.

Наконец, Он не выдерживает и распахивает окно с такой силой, что звон стекла близок к адскому пению. Он высовывается в окно, собираясь кричать в ночь однообразным безликим голосом: «Ну и уходи. Уходи!».

Но луна печально освещает крохотную площадку, где давно не слышно детского смеха, ветер подвывает в так скрипу качелей, на которых одиноко восседает тоненькая фигурка, носком туфель пытающаяся выскрести всю землю из-под ног.

И Он понимает: тебе холодно, страшно, грустно. И что-то в Его душе ворочается, скрипит остывшее сердце, шумят ржавые шестеренки эмоций, сжимаются губы.

- Иди домой, - спокойным голосом говорит Он, забыв о неудержимом желании гнать вон.

И ты поднимаешь глаза наверх, улыбаешься и бредешь в сторону квартиры, точно-точно зная, что сейчас, именно сейчас, сегодня, ты уйдешь от него. Окончательно и бесповоротно. Потому что так нельзя, потому что заржавели эмоции, не хватает масла.

Но лифт открывается со скрипом, скрипя, едет вверх, дверь в квартиру приоткрыта. На пороге такой знакомый Он, привычный и родной, словно несмазанные петли и звук заунывного плача ветров.

И сразу забываются угрозы и обещания, и ты падаешь в Его объятия, и вас неласково встречает дряхлая кровать.

- Как я устала, - кутаясь в одеяло, шепчешь ты, плача в Его плечо.
- И я…
- Купим завтра масла? – уже засыпая, вырывается из твоих губ эта фраза.
- Какого масла? – искренне удивление в Его остывшем голосе.
- Забудь…

Но ведь масло необходимо. Иначе дверные петли когда-нибудь перестанут двигаться, качели развалятся на части, а лифт остановится, не имея возможности ехать дальше. Стоит ли говорить, что случится с несмазанными шестеренками вашей любви?

А впрочем, я верю в то, что лишь они никогда не остановятся, а редкие слезы послужат смазкой на долгие года.

Только вот… Ты-то сама в это веришь?