Меня уничтожит память. Часть 1. Пролог.

На улице дул горячий ветерок, иногда попадающий в дом и издевательски мажущий по моим щекам теплым касанием. Даже темная ночь не могла загородить мир от невыносимой душной жары. В нашем мире жалко всегда, а горячит землю неизменно всё: ветер, песок, камни, слова и поступки. Селия – страна, где я живу, не балует нас холодами. Бывает, жаркие месяца сменяются холодными неделями, предугадать которые практически невозможно. Но исключительно на «бывает» не выжить – поверьте уж мне.

Я являюсь средней и самой беспутной дочкой довольно знатного рода, а на данный момент – женой одного из рабовладельцев Юга нашей страны. О моем муже немного позднее, не стоит он длинного описания. Скажу лишь то, что человека, ставшего моим супругов, могли найти и богаче, но знаете, возраст невесты и непорочность её тела и духа играют определяющую роль. А я полностью прогнила и оказалась недостойна быть аристократкой. Почему? Это тяжело объяснить. Начну издалека.

Не стоит считать, будто богатая девочка ничего не умеет и ни к чему не стремится. В детстве я мечтала стать лекарем; родители махнули на мое желание рукой: дескать, пускай тешится, все равно потом забудет о прихоти и остепенится. Я училась в академии медицины на медсестру-врача (быть врачом имеют право лишь молодые люди), не зная ещё, как и когда мои знания мне пригодятся. Жизнь быстро нашла им применение.

Пять лет назад началась война. Соседнее государство нацелило на нас свой жадный взор, да и мы давно посматривали на их выход к морю - невиновных в этом столкновении не оказалось. Страны мобилизовали все слои общества, и мы проигрывали в этом. Соседняя страна, Энтирия, была многократно сильнее и обладала куда более мощным вооружением. У них были красивые блестящие ружья, быстрые и опасные пистолеты, а у нас – какое-то недоразумение, собранное полупрофессионалами и рабами. Но именно благодаря рабской силе именно Селия побеждала в количестве.

С первого дня объявления о войне я знала, что это моя судьба - пойти на фронт, помогая солдатам посильным трудом. Родители, которые благодаря своему дальнему родству с Короной, обладали правом находиться в защите на военное время, отреагировали на мои речи запретом. Но как пойти против той, кто просто сбегает ночью, словно продажная девчонка, спешащая в таверну, но путь её – на поле военных действий?

Такое время меняет всех без исключения. Исчезла грань между слоями, кровь и боль сплотила совершенно разных людей. Я работала в лазарете с абсолютно непохожими друг на друга женщинами, у которых стояла одна цель - облегчить муки раненых.

Хотя представителей богатых родов среди нас я не припоминаю: крестьянки, обученные впопыхах, девушки, отдавшие половину жизни врачеванию. Мужчин среди нас не было – их послали в более опасные зоны, наш же лагерь оказался довольно спокойным местом, спрятанным меж гор, скрытым от врагов и их лошадей. Но это не означало безмятежность службы. К нам привозили не самых тяжелораненых солдат, но в ужасающих количествах. Сотни, тысячи, возможно, даже больше. Огромное помещение, выложенное дощатыми досками, напоминало городскую площадь около Королевского дворца – и всё оно наполнено было умирающими; ходить приходилось с опаской, боясь повредить кому-то лишь сильнее.

Через мои руки прошло неисчислимое количество людей. Я ощущала их страдания, лечила раны и старалась заживить сердце. Я со слезами провожала умерших, в первые месяцы даже самостоятельно относила тела в очередную пещеру или копала им ямы вместе с другими девушками. Это время сломало мою душу: ночами я не могла закрыть глаза, потому как в темноте стояли образы искривленных от мук тел.

Но именно тогда – в эти страшные годы потерь и боли, в этом жутком месте смерти и надежды - я любила. Как и полагается, практически опустошающе.

Наша встреча, легкий взгляд глубоких глаз в мои, сдавленные улыбки, тихий шепот, быстрое смущение и полная самоотдача другому человеку. Все завертелось так быстро, как и полагается на войне. Те несколько месяцев своего восстановления он провел вместе со мной. Ночи встречали нас липкой жарой, которая не мешала телам сплетаться в неотделимую нить, недолгую связь, потому как в лагере всегда ждали раненые солдаты. Я даже не думала, что вернувшись домой, такое мое поведение, моя вольность и моё желание любить могут означать позор всей семьи. Я верила в то, что домой я вернусь именно с ним.

После выздоровления он слал редкие короткие весточки о положении дел. Сколько же было пролито слез на эти клочки бумаги! И вот, очередное губительное сражение, и он… пропал. Не писал, не писали и его сослуживцы – все молчали о судьбе родного мне человека. Как я после узнала, выживших в той битве с нашей стороны… просто не осталось. Но именно этот бой привел нас к победе. Война завершилась, через несколько лет страха люди выдохнули спокойно, а я пыталась выжить и не погибнуть от боли, поселившейся в сердце.

Правы люди, говорящие: «на войне нельзя любить». Я ослушалась этого правила и уничтожила саму себя, без остатка испепелила душу, ночами вспоминая лицо и губы, слыша его нотки в голосе каждого мужчины.

Я вернулась домой в объятия родителей, начались поиски кандидатуры мужа. Я не помню, сколько и какие мужчины предстали передо мной, поэтому выбор был сделан на основании пустого тычка пальцем. А дальше замужество за богатым рабовладельцем, некое осознание ситуации. Мое сердце, наконец, смогло признать потерю, чувства прошли, рыдать ночами уже не хотелось. И, к сожалению, это окончательно добило меня, потому как теперь мне сложно кого-то полюбить и кому-то поверить. Где-то в глубине души я еще защищаю людей, кричу о справедливости, но в глазах нет больше блеска.

Сегодняшняя ночь похожа на те, наши. Когда я точно знала, что свободного времени нет, каждая минутка – последняя капля, но она наша - для наших рук и глаз. Видимо, всё умирает: люди и чувства.

-***-

- Как думаешь, Кайд, почему мы нашли друг друга?
- На войне, - он печально приподнял уголки губ, - все стремятся к сближению. Нам хочется тепла чьего-то тела, веры в лучшее. В мирное время ты бы на меня и не посмотрела.
- Это невозможно. Ты бы нашел меня! Не вставай! Нашел и заставил полюбить!

Я с теплой улыбкой легонько дотрагиваюсь до груди больного, отчего тот спокойно возвращается прямо на дощатый пол, на пожелтевшую от ветхости тряпку, служащую простыней.

- Разумеется, нашел, - соглашается он. - Не знаю, каким образом, но нашел. Например, по звездам. Иди, тебе пора…

Минута кончается, Вечность гибнет под тяжестью ответственности, необходимо возвращаться к другим солдатам.

***

К сожалению, любовь – не астрография, по звездам её не отыскать.

Сегодняшняя ночь похожа на те, прежние, наши. Когда стирались различия в социальном статусе, когда забывались правила жизни благовоспитанной барышни, когда хотелось просто прижаться к чьей-то руке и слушать сказки о войне.

Сказки… Ведь в жизни такое невозможно. Невозможно умирать и гореть. Невозможно любить того, кто убивал, кого могут убить.