Меня уничтожит память. Часть 2. Глава 6.

Глава 6. Начинается дождь.

У каждого человека есть те фразы, которые говорить он может лишь в тишине и с придыханием, самому себе, стараясь прочувствовать этот ритмичный вкус полностью. И боится признаться ими кому-либо вслух.

Я любила Кайда не на шутку. Но – вот ирония – никогда не признавалась ему в этом. Он тоже молчал, заменяя три слова движениями и взглядом.

Муж? Ему я не смогла бы признаться в чувствах даже под мучительной пыткой. Все мои слова и фразы лишь доказывает мою отвратительность, но по этому человеку я не горюю ничуть. И иногда только жалею, что мою душу очернил именно он. С другой стороны, его смерть послужила толчком к будущему. И за это я ему благодарна.

Противно звучит, не так ли? Мне ли распоряжаться чьей-то жизнью? Думаю, что его силуэт будет преследовать меня еще много лет темными ночами, истязая рассудок, пока же он мертв. И с этим ничего не поделать.

Родители? Да, я любила маму и папу и в детстве частенько говорила им о любви. Но чем становилась старше, тем больше мне запрещали проявлять эти чувства. На людях ли или в семейном кругу – личное должно оставаться лишь с тобой. Взрослая девушка должна уважать маму, называть ее почтительно и слушать каждое её слово. Но не прижиматься в надежде на ласку и ответное признание.

Многим ли людям я могла признаться в искренних чувствах? А признавалась?

Мир меняется.

Началось это ранним утром дождливого и очень солнечного дня воскресенья. Яркие капли дождя бились об непрочную крышу и издевательски отстукивали безмятежные ритмы разлук. Рыжие лучи солнца прорывались сквозь щелочку между дверью и полом и пробегали по моему дому теплым свечением.

На ногах я была с первой песней петухов. Вставать в такую рань – занятие трудное, но люди начинают подходить к дому на рассвете, и нужно быть готовым к каждому. И встретить достойно любого, в любое время, в любом состоянии.

Удивительно, но сегодня больных не было. Я аккуратно разложила инструменты, пересчитала травы и в сотый раз приказала себе: «Завтра же вырезаешь окно в стене». Жизнь без света не представлялась мне жизнью.

Наконец в дверь постучались. Я приоткрыла створку и увидела на пороге маленькую промокшую девочку во всё той же потрепанной рубашечке, что была одета на хрупком тельце и раньше. В карманчике рубашки все так же лежал увядший цветочек, а сам ребенок протянул какой-то кулек.

- Доброе утро, Санни. – Я пригласила малышку в дом и скоро нашла ей полотенце.

Девочка подала мне сверток. В нем оказалась небольшая горстка крупы, смешанной с грязью.

- Что это? – Удивленно смотрела я на смесь черных и желтых зернышек.
- У вас написано, что работаете за еду… А я так хотела вас увидеть, но без этого вы бы меня не приняли. Пришлось забрать немного из погреба, но там была лишь такая. И то… я её две недели выкрасть пыталась! – Она указала крошечным пальчиком в сторону кулька. – Так вас хотела увидеть!
- Милая девочка. Тебе я рада всегда и даже без крупы. – Я погладила ее по пушистой голове, а девочка мило улыбнулась.
- Правда?
- Да.
- А можно я с вами посижу?
- А почему ты не гуляешь с другими ребятами?

Я уже заваривала в чайничке ароматные травы с фруктами, раскладывала вчерашние булочки, принесенные беременной женщиной, по тарелочке и смотрела за дитем, умильно раскачивающимся на стуле.

- Они скучные… Только вы не скучная. С вами интересно. У вас такие штучки есть! – Пальчик малышки провел по пинцету.
- Спасибо, милая.

Девочка пила чай и с удовольствием рассказывала мне о своей жизни. Про маму, советы которой являются для нее единственно верными, об отце, строгом и властном, и поэтому не очень любимом. Она на листочке старательно рисовала какие-то закорючки и называла это цветочками. А потом дарила мне свои рисунки, а я обещала хранить их. И собиралась исполнить обещание.

Когда редкие люди заходили в мой дом, малышка робко сидела на стульчике и дрожала. Тогда я попросила её подавать мне инструменты и скляночки, тем самым заняв ребенка. Малышка считала себя важным элементом системы врачевания и, надувая щеки от удовольствия, бегала за очередной ваткой.

Ушла Санни в 11 утра и пообещала заходить почаще. Я была не против.

Эта девочка – тот человек, которому я бы могла открыто признаться в симпатии, не боясь своих этих проявлений и негативной реакции в ответ.

Свои дети у меня вряд ли появятся. Как и муж, впрочем. Раньше не хотелось, потом ждала какого-то чуда, теперь не от кого, да и возраст заходит за грани разумного.

Но женский инстинкт играет свои роли - мне хочется целовать кого-то в лоб перед сном, накрывать его легким одеяльцем, пускай малыш через минуту вновь скинет его с кроватки. Когда я замазываю малышне ранки, то даже сердце сжимается при виде этих маленьких личиков и тонких ладошек.

Материнство, вынашивание ребенка, первые слезы крошки, для которой ты – мир. Боги, это невозможно представить или описать. И невозможно не плакать. Понимая, что я лишена этой привилегии, я ощущаю себя гнилым фруктом. Который положит жизнь ради здоровья чужих детей, но не сможет защитить своего.

-***-

- Эшли, а ты не боишься ваших отношений с Кайдом?

Теплая лагерная ночь, стрекот цикад, ветер, заплетающийся в ресницах. Отдых, долгожданный отдых. Какая-то медсестра – никак не могу воспроизвести в памяти её лицо – укоризненно качает головой.

- Зачем бояться?
- А если ты забеременеешь, а он уйдет дальше воевать? И что ты с ребенком будешь делать?
- Неужели с ребенком здесь не выжить?
- Дорогая, знаешь, что делают девочки, когда рожают в невыгодный момент? Например, в военных условиях, когда и на себя минуты не хватает? – вопросом на вопрос отвечает она.

Я развожу руками и поглаживаю указательным пальцем какую-то травинку. Где-то в мечтах я уже вижу кареглазого малыша с неяркими веснушками, неуверенно идущего ко мне своими маленькими ножками.

- Эшли… Они топят их. Иначе ребенок умрет более мучительно. От голода, болезни, удара врага. Поэтому лучше обезопасься сейчас. За тебя его убивать никто не станет, а выжить с ним ты сама не сможешь. Да и Кайду ты перестанешь быть нужной. И дома встретят с укором.
- Глупости. Какие глупости…
- Топят. Как котят, зато не приносят существу дополнительных мук. Надо тебе это?

***

Дети – это счастье. И тот, кто душит ребенка собственными руками… Он просто не достоин жизни. Но поймет он это лишь тогда, когда осознает, что его доченька – или сын – уже не протянут к нему свои ручки, надеясь обнять родителя за шею.

Из раздумий меня вывело легкое покашливание. В трех шагах от меня стоял Дерек, как всегда лучистый и сияющий голубизной своих глаз.

- Эшли, о чем задумалась?
- Прошлое…
- Ясно. А не хочешь пройтись до речки?
- Там ведь дождь?
- Кончился. Хочешь пройтись?

Судя по всему, мужчина не спрашивал, а утверждал. Без приветствия и долгих расспросов о здоровье и делах. Как приказ – четко, ясно, лаконично и уверенно. В небольшую корзинку полетело одеяло, немного вяленого мяса и фруктов.

- Чего-нибудь дать еще? – Поинтересовалась я, рассматривая довольно пустое пространство корзины.
- Ага. Пинцет, скальпель, марлю. Спасибо, Эшли. Знаю я, чего у тебя дома навалом. Ничего. Мы не обедать идем.
- А зачем?
- Я хочу тебе кое-что сказать…

Я удивленно покосилась на молодого человека, а тот просто взял меня за ладонь и повел прочь от дома.

***

Песок просачивался сквозь пальцы острыми песчинками. Он грел ступни, отдыхающие от туфлей и разминал затекшие пальцы. Недавний дождь полностью стерся в памяти реки и песка, впитался в кожу земли. Вдалеке кричали птицы, женщины переговаривались в нескольких метрах от нас. Жизнь – как бы это не звучало смешно – жила.

- Эшли… - Начал мужчина, стараясь не смотреть на меня. – Мы с тобой знакомы так недавно, но я… И… Не знаю… Ты слышала о наших обрядах бракосочетания?
- Да. Всем руководит Совет.
- Хорошо… Эшли, знаешь, тебе не нужно чего-то делать… Или… Просто удобнее.

От Дерека я не могла ожидать этого замешательства и нечленораздельного мычания вместо слов. Но он продолжал ломать веточку и бубнить что-то бессмысленное.

- Дерек, успокойся. Что ты хочешь сказать?
- Эшли. Я понял, что, наверное, люблю тебя. И хотел бы предложить тебе стать моей женой. Ради совместного удобства, ну и – если ты захочешь – обоюдного счастья… Продолжения рода, детишки… Представляешь… Я думаю, что ты меня не любишь, но вдруг. И если... То я… Ты согласна? – На одном дыхании выпалил он.

Больше смысла в этих фразах не появилась, но в моем сердце больно екнуло что-то важное.

Я уже столько лет никому не признавалась в любви. Но если я собиралась менять себя на корню , то и ложные принципы необходимо было искоренять вместе с воспоминаниями.

- Да. – Прозвучал мой короткий ответ.

И то, что зовется душою, съежилось и заболело то ли от горя, то ли от безудержного счастья.

На нос упала первая капелька дождя, которая тоже не знала: страдает она или радуется. Небо хмуро затянуло тучами, и лишь один участок, освещенный солнцем, шептал:
"Ты поступаешь правильно".

И где-то, за рекой, за горами, за пределами разума, я услышала детский смех. И увидела озорные карие глаза. Но тотчас прогнала наваждение.

Иллюзия исчезла под стеной горячего ливня.
___

Ой, что-то я зачастила. Обещаю исправиться и вернуться в нужный ленивый ритм :)