Время летит, как Поттер на Нимбус-2000,
оставляя гусиные лапки у глаз как трофей.
Каждый тянется к снитчу на этом безумном квиддиче.
Наши речи грубей, наши лица тупей и мрачней.
Мне бы палочку в руки: "Время, остолбеней!"

И они лежат, океанская мгла расхолаживает тела.
У нее в голове билеты, дедлайны, хлопоты и дела.
Он три года как не был северней Чианграй,
стал черён и жилист, познал сабай

или хочет так думать. Но когда роково подступает мрак,
Снится, как он бежит от времени, как от своры больших собак.
Это в душные, липкие ночи. В ночи, что посвежей, -
как баюкает своих будущих малышей.

И он говорит: я не лгу - я согнусь в дугу, но смогу.
Повзрослею, врасту в пиджак и выну коралловую серьгу.
Она плачет неслышно, мокрый нос уткнула ему в плечо.
Идет до обратного рейса обратный счет.

И она говорит: как растить, ведь тебе самому расти.
И ничто не потеряно и не поздно, пока нет еще тридцати.
Мы с тобой существуем в слишком разных системах координат,
и я не знаю, в чьей - больший ад.

Он сворачивается в ногах беспородным худым щенком,
мелко вздрагивает. Тьма обгладывает его кругом.
Она думает про себя: я не мать тебе. Я тебе не мать.
А сама не может не обнимать.

Нежность руками на плечи падала, словно плаха, и голова катилась ко всем чертям.
Нежность сочилась сквозь хлопок белой рубахи, ею любимой - особенно, по утрам.
Нежность сжимала глотку в объятьях томных, делая бас чуть выше, чем баритон.
Нежность, казалось, весила больше тонны. Больше, чем сотни тысяч кирпичных тонн.
Тебе бы вещать с трибун, покорять подмостки, царапать в блокноте шариковым пером,
Но тот, кто был твердым и гордым, как Маяковский, стал походить на нелепейшего Пьеро

Слишком много не сказано – несказанно, чертовски много.
Все внутри опоясано ржавой колючей проволокой.
Слишком явно щемит под болезненно-бледной кожей.
Одному легче выжить. Жить - беспросветно сложно,
но – ему ли не знать?- можно.

Сколько бед и тревог вглубь вобрал потолок его кельи!
Лишь бы время текло вопреки всем смертям обратно,
он вдыхает, как бог, душу в каждое новое зелье,
ставит жизнь на зеро перед точкою невозврата,
даже если она станет платой.

Сколько ветру не выть…. Но ему все никак не смириться,
он не в силах забыть ёё, молит ему присниться,
чтоб хотя бы во сне этот тёмный бесстрашный рыцарь
на волшебном коне ей помог от беды укрыться.
___________
только
что-то опять
не спится

Собираю его - педантично и точно- по строчкам,
Словно пазл, примеряю кусочки его к себе,
А не сходится - я от себя отрываю клочья.
Мне нисколько не жалко, так будет плотнее и четче,
А остатки ему -
В виде сердца "а-ля фламбе"

Я целую тебя на прощанье – не в щеку. В губы.
Потому что прощаюсь не на день и не на год.
И в последний раз ветрами играют трубы.
И последний лист на желтой траве гниет.

Я целую тебя на прощание так же нежно,
Как ребенок целует игрушку, ложась в постель.
Я люблю тебя. Сейчас уже безмятежно.
Мой мятеж на исходе. Я закрываю дверь.

Я целую тебя на прощание – чувствуй это.
И, прошу, не пытайся понять, и молю – прости.
Не держи. Отпусти. Дай напиться ветром.
Дай уйти. Дай красиво, легко уйти.

Я целую тебя на прощанье. И быстрым шагом
Уношусь, шелестя листвой, и кричу: «люблю!»
Я запомню все то, что разрушу единым махом, -
Упакую в тончайшую рисовую бумагу, -
Не ищи меня, Осень, -
Я, увы, не в раю…

"Мне бы берег песчаный, Боже,
И мятеж вороного моря,
Старый свитер и гром прибоя,
Дикий ветер, что ум тревожит.

Рай на земле бы
мне бы.

Избавь от зимы -
Дай осень взаймы
Ненадолго - на вечность лишь.
Не молчи.
Ты, как всегда, молчишь.

За одиночество
одиночеством плати.
Крест сколоти
Мне - не тебе нести.

Дай захлебнуться раз,
да так, чтобы легкие пoлны.
Дай разбиться сейчас
О волны.

Я понимаю,
Всем не подаришь
рай.
Боже! но мне же
силу и нежность
дай.

Силы волны черного моря
нет сильней.
Нежности шума ночного прибоя
нет нежней.

Подари мне такое счастье,
Чтоб разбиться о скалы на части.
Чтобы мысли с песком уносились,
Стать словами не силясь.

Чтоб воцарилась тишь!
Аминь.
Боже, услышь!"

...

Он услышал все, пролистал документацию -
день был тяжелый, все о чем-то просили.
Осталось одно лишь чудо. Он стал пытаться
совместить в нем просьбу о нежности и о силе.

Долго думал. Выкурил пачку "Парламента".
Мог бы забить, но уж больно девчонку жалко.
Собирался выделить два, вопреки регламенту,
Но решил: "не Новый год - не до подарков".

А потом наконец осенило, и Бог захотел горячо
Дать ей нежность и силу – и дал ей мужское плечо



* экспериментальное

В ситном сарафане, чтоб до пят,
Полюбить малиновый шербет и лето.
И навеки бросить сигареты,
Виски променять на свежесть мят,

А вопрос: «так кто же виноват?»
До дождей оставить без ответа.

Город, утопающий в цветах,
Мне присмотрит юного парнишку
С удлиненной кучерявой стрижкой,
С тополиным пухом в волосах.

У него в глазах не виден страх,
И покуда не набиты шишки.

В запахах арбуза и травы
Пить коктейль из молока с бананом,
И нечаянно и очень-очень странно
Выпустить тебя из головы.

И как будто выйти из игры,
Где награда – смерть от рваной раны.

А потом, с приходом сентября,
Где кружатся в листопадах люди,
В свитере сидеть и ждать, что будет,
Накатив полтинник вискаря.

С сигаретой вновь любить тебя
И вдыхать, как прежде, полной грудью.

Идеальных людей не бывает. Особенно, мужчин. Но есть те, кто так же недосягаем и так же желаем.
Да, я, вашу мать, с ним не знакома. Точнее, это он не знаком со мной. Но я знаю его. Я знаю его ценности - это свобода, творчество, одиночество, самореализация. Его талант стал для меня и маяком, и стоп-сигналом. Его слова - любимыми цитатами. Я знаю его вкусы, они похожи с моими - он любит пиццу, орешки кешью и обожает сыр. Пьет виски, точнее, бурбон. Сочиняет, как и я, только, конечно, в сотни раз лучше, не кичится этим и не называет это поэзией. Еще он учится, постоянно. Я тоже пытаюсь. В этом я подражаю ему слепо - слушаю то, что слушает он, читаю его любимые книги, смотрю его любимые фильмы, стараюсь находить интересные факты и запоминать их.
И мне это нравится.
Иногда я думаю, что будь я с ним, я бы смогла полностью слиться с его миром, хладнокровно добив и так умирающий свой.
Но вероятность чрезвычайно мала. Примерно 1 к самому большому известному математикам числу. Иногда я верю, иногда - не верю вовсе. Этот маятник, наверное, однажды остановится на одной из сторон, завязнет в неоспоримом доказательстве. Хочется думать, что на том самом, единственно верном значении.
Но пока он качается, и есть вариант, что не остановится никогда. Что ж, Нобелевскую премию в студию!... или что там полагается за изобретение Перпетум Мобиле?

Моя деятельность - мечтать. Я мечтаю всегда, и очень злюсь, если меня отвлекают. Я мечтаю о своем красивом доме, мечтаю о нем, с которым я даже не знакома, о Питере, о собственной оранжерее. Я скорее даже не мечтаю, а просто придумываю. Я могу придумать все что угодно, продумать до мельчайших деталей. Я придумываю даже то, что мне неприятно. Могу заплакать от собственных фантазий, если очень уж живописными и реалистичными они получились. Самое страшное слово для меня - никогда. Я с каждым годом все отчетливее понимаю, что большинство моих мечтаний так ими и останутся. Но это "никогда" при всей своей фактологичности остается очень хрупкой субстанцией, которая разлетается в пух и прах, стоит мне увидеть вдохновляющий фильм, услышать песню, прочитать что-то, увидеть фотографии прекрасных мест и прекрасных людей. Мой мир внутри богат настолько, насколько беден мир снаружи. А человек по чьему-то глупому сценарию должен всегда балансировать между этими "внутри" и "снаружи".
Ирония заключена в том, что я отнюдь не являюсь типом "воздушной барышни". Не слушаю Элтона Джона, не плачу над "Спеши любить" и "Если только", не люблю сладкие тягучие ликеры, не курю тонких ароматизированных сигарет. Я сплю на надувном матрасе, а не на кровати с розовым балдахином. Если попросить моих настоящих друзей охарактеризовать меня одним словом, можно услышать несколько вариантов: циничная, умная, хладнокровная. Романтичная - ну нет. Мечтательная? - простите, мы об одном и том же человеке говорим?
Сложно представить, какая дисгармония таится во мне. Недалеко до раздвоения личности, которым я, судя по дурацким тестам, уже страдаю. У меня никак не получается жить изнутри наружу. Когда получится - а я знаю, обязательно получится, - я стану самой счастливой на земле. Даже если у меня так и не появится розового балдахина...)

Гороскопы - полный бред, но притом крайне правдивый. Не понимаю, как это получается у астрологов, или кто там этим делом занимается.. Конечно, я не имею в виду ежедневные гороскопы, какие пишут наименее востребованные журналисты на страницах газет и женских журналов, - я и сама туеву хучу таких написала в свое время. Я говорю о характеристике знаков. Вот читаешь и думаешь: ба! так это не я такая инфальтильная идиотка, - это просто звезды так совпали! Минутное облегчение от сваленной на неведомые силы ответственности за свою жизнь скоро переходит в состояние бессилия. Неужели мои тараканы обосновались в голове в момент, как только я родилась, и не собираются переезжать оттуда до последнего дня? Неужели это не возрастное? Это что, не пройдет!?
Если человек - типичные Рыбы, это не гороскоп, - это уже диагноз. Оттуда и стихи, и слезы по всему, что случилось или (что чаще всего) не случилось, мечты-жизнезаменители, непринятие физики человека.
Я - Рыбы. А Рыбы - такие утонченные, такие дисгармоничные, интеллектуальные, загадочные, интригующие, такие неформатные, бестелесные, духовно обогащенные ИДИОТКИ.

Мой идеальный путь к сублимации – ты.
В самый дешевый кофе с горкой кладу корицу,
Входит в привычку самой себе покупать цветы,
И чертыхаясь, черт подери, за тебя молиться.

Ты существуешь. Но где-то там. Далеко.
Так далеко, как мне до канадской границы.
А я тащу из себя о тебе строку за строкой,
Лишь бы было о ком перед сном в потолок молиться.

Я обычно не привыкаю. Не жую соплей про весну,
Вспоминаю с трудом вроде родные лица.
Но есть два условия, при которых я не усну, -
Не покурить и забыть за тебя помолиться.

Нам никогда не случиться вместе. Печальный факт.
Так продолжать – велика вероятность спиться,
Но сердце упорно бьется с твоим в такт,
Продолжая не по канонам, увы, молиться.

В комнате двое: твой голос и я. И еще моя тень.
И пусть для меня открыта дверь психбольницы,
Я знаю дату Конца света, - это будет день,
Когда я усну, забыв за тебя помолиться.

Нужно завязывать с этим безумием.
Хлебнув на 10 весен вперед,
Поняла: я лишь боготворю его,
А та девушка с ним живет.
И, наверное, в новолуния
В чашку с чаем кладет мед.

Хватит себя терроризировать.
Перестань, детка, уж недосуг.
Я могу лишь идеализировать,
А та девушка варит суп,
И ни разу не фантазируя,
Точно знает «его» стук.

Как бы я не пыталась отречь его,
Всё, как рыба об лед, бьюсь.
Пусть она целует в предплечия,
Лечит горло ему - пусть.

На любовном своем наречии
Я тайком за него молюсь.

Осень спрячет все, заметет под ковер осколки.
Дождь обнимет тихо, скажет: «Привет. Скучал».
В небо взгляд -не плакать!- да только опять без толку.
И поднимет дрожь ветерок по худым плечам.

- Может, виски?
- Нет, лучше горячий чай.

Мне сентябрь дается из года в год все труднее.
Обострение плюс прозрение плюс одна.
Как весной понимаю: любить я, увы, не умею,
Так мне осень диктует: любовь всем, увы, нужна.

- Ну и как там твой?
- У него теперь есть жена.

По каналам его Петербурга листва несется, -
Я курю на поребрике Мойки: «Привет Неве!
Он любил ее даже сильней, чем меня», - под солнцем
Не случалось любви долговечнее и нежней.

- Ты так быстро уходишь?
- Богу с небес видней.

Из окна наблюдать любовь под огромным зонтом,
В тишине замечать, как карябает дверь январь,
Проходить мимо тех, что с гвоздичками ждут кого-то,
Опуская глаза, чтоб не выдать свою печаль.
_____________________________________
- Осень, ты у меня последняя.
- Что ж,
прощай.

Неизбежность моей нежности –
Для тебя – расписка в безгрешности
Небесам.
Невозможность моей безмятежности –
Отражение безнадежности
Разорванной пополам.

И если вдруг Бог читает мой блог –
Он грустит иногда от моих строк
И твоих.
У каждой Марины есть свой Блок –
Это счастье и это тяжелый рок,
Хорошо, что не для двоих.

Выраженье моей благодарности
Граничит с пошлой бездарностью –
Ну и пусть.
У такой любви нет срока давности.
В абсолютной ее бесправности
Все равно за тебя молюсь.

Про черноебелое спой. Я чувствую, я же женщина.
А все остальные оставим на утро, на завтрак.
Мы жили так долго недолгими нашими встречами
И фигами богу давали понять, что мы вечные.
И вот он –the end- настало похмельное завтра.

Такой уж сюжет – он с сезонами не изменяется.
Я знала: плевать через левое нету смысла.
Сценарий – дерьмо. Впрочем, мне-то еще грех жаловаться.
Родной мой, давай перепишем? Пожалуйста.
Слажала в конце. Ты ведь знаешь, я не актриса.

Ногтями по стеклам так хочется, но не можется,
Не одна и не дома (и нет его – я же дворняга).
А по раме снаружи ветки скребут: «Все сложится»,
Чтоб трагичней и слёзней –«Титаник»- привет из прошлого,
Только это не айсберг. Мы просто встали на якорь.

Ты еще не ушел. И с балкона так тянет вишневыми.
Кто-то стрелки убил – и теперь уже не спешат.
Я вдыхаю твой запах, ловлю. в голове – знакомое
«Лиличка. Вместо письма», - почти невесомое.
_______
Кажется, что-то про нежность.
Или про шаг.

Выпью виски. Так просто, из горлышка,
и плевать на бармена протесты!
Мой родной, хочу стать твоей золушкой -
ненавижу слово «принцесса».

За таких вот принцесс – сразу виселица
Королю. И чтоб без аппеляции!
Или ссылка в Сибирь, где я выросла,
и немедленно – декоронация.

Да такие, как я, на паперти
лучше смотрятся, чем на ужине.
Прикрываясь рваными платьями,
с музыкантами пьют простуженными.

Вот такие принцессы без ценников
и без бирочек, клейм, да и пробы нет.
А художник отдаст им последнее
за один карандашный живой портрет.

Да таким вот принцессам оборванным
научиться играть на флейте бы!
Или голосом тихим, сорванным
воспевать городов поэтику.

Да таким принцессам что солнышко? –
Не милей дымовой завесы!
Мой родной, хочу быть твоей золушкой.
А попросишь - буду принцессой

Где-то лето, а у меня февраль
Мечет снежинки-дротики.
Я на антибиотиках
Пью из горла печаль.
Стать бы твоим наркотиком,
Чтобы приблизить май.

Где-то море, а у тебя Нева
Сырость льет по ступеням,
И одиноким гениям
Проще найти слова.
Но твоего терпения
Хватит едва-едва.

Скоро грозы соединят мосты,
Дадут на миг отдышаться.
_______________________
- Кстати, меня зовут Настя.
Живу? - на осколках мечты.
_______________________
Где-то, наверно, счастье,
А у меня - ты.

Забери меня отсюда. Здесь я сойду с ума.
А потом мне не хватит сил сделать вдох.
А потом чередой: больница-дурдом-тюрьма.
А потом я найду тебя и усну у ног.
Забери меня отсюда. Я на пределе сил.
И остался примерно год, чтоб дышать.
О чем хочешь сейчас меня попроси.
А лучше попроси просто - не умирать.
Забери меня отсюда. Я не вынесу, я сопьюсь.
И останется от меня только пыль стихов.
Я проснусь, я влюблюсь, я с тобой сживусь.
Буду ждать верной псиной твоих шагов.
Забери меня отсюда. Я ломаюсь под грузом фраз.
Оказалось, не сильная, черт возьми.
Значит, буду мурлыкать под нос джаз.
Значит, буду считать дни до весны.
Забери меня отсюда. Стану дышать в такт.
Буду слушать тебя и молчать. Но знай:
я не кошка. Я из другой породы - собак.
Как привыкну, прошу, милый, не выгоняй.

Упасть.
И, как назло, не расшибиться.
Разжать грудную клетку громким вдохом.
И в сотый убедиться, что не птица,
Стелиться по земле чертополохом.

Растечься по дивану жидким оловом,
Чтобы самой себе казаться больше...
Бежать от города бесстыже-голого
И становиться меньше/жальче/тоньше.

Долбиться головой о стены без толку
И как-то резко осознать - устала...
И, бросив мысль повеситься на вешалке,
Решиться на подачу sos-сигнала.
…………………………………..
…………………………………..

Врубить на всю катушку что-то странное,
И, растворяясь в звуках терменвокса,
Вдыхать такое ранено-сопранное,
Такое чистое. Вдыхать.
До передоза.

В маршрутке пахло мандаринами,
И, опоясанная городом,
Ты над изогнутыми спинами
Мостов летала черным вороном.

Холодной ночью грелась звездами
И вечно полными стаканами.
И вроде жить - но вот не поздно ли?
И умирать - но вот не рано ли?

Дышать одной нет смысла, кажется,
Но как всегда затяжки длинные.
___________________

На Новый год? - да кто ж отважится?
В маршрутке пахло мандаринами

Город плачет по нам, никогда и не знавшим друг друга.
Светофоры сходят с ума на развилках дорог,
Заставляя идти вновь и вновь, вновь и вновь, по кругу.
Осень курит и нервно, тревожно глядит в потолок.

Я живу на краю. На окраине. В край да из края.
Я сижу в тишине на обломках его стихов.
Умираю. И воскресая, опять умираю,
Воскрешая в себе километры красивых слов.

Он для ангела староват и, наверное, много курит.
Он войдет в мою жизнь и крылом подметет порог.
Он споет мне. Всплакнет, грустно брови мои нахмурив.

Светофоры сошли с ума на развилках дорог

Я бегу по песчаному белому зимнему берегу,
Я мечтаю - нет, не о Грэе, - о самоубийстве.
Я люблю так внезапный отлив, ненавижу истерику.
Я люблю свои мысли ссыпать в чью-то горсть, слово бисер.

Этот запах, прохладный и терпкий, к печали привязанный.
В волосах - нет, не жемчуг, а просто кристалики соли.
Я люблю резкий ветер, навечно скитаньем наказанный,
Я желаю сознанье терять, задыхаясь от боли.

И в сетях режа ноги и с тиной, забившей сандалии,
Я себя ощущаю, -ты веришь?- опять счастливою.
Я - Ассоль без мечты. Я дитя из другой пасторали
С сигаретой в руке и с мечтанием стать отливами

Заберите свою весну! -
Поцелуи, аллеи, платьица.
Лучше я в шерстяном плену
Буду в окна чужие пялиться.

Так мечтала. И дождалась,
Что теперь удавиться хочется.
Начерта она мне сдалась
С городским своим одиночеством?

Мне хотелось летать, как все.
Я мечтала плевать на правила,
Только вот на чужой полосе
Свои крылья, увы, оставила.

Мне на нежность не хватит сил,
Мне на жизнь не добыть дыхания.
Зимний ветер мне приносил
Хоть какой -то процент сознания.

Заберите свою весну! -
Не прошла испытаний сроками.
Мой корабль идет ко дну,
Как подбитый чужими окнами

Холодает.. Осень дышит в спину...
Надо поскорей бросать курить...
Если в эту осень я не сгину,
Буду жить.

Этот город, эти люди по проспектам,
Все серей и жестче с каждым днем.
Все равно. Ведь я питаюсь бредом:
Мы вдвоем.

Засыпать в трясущейся маршрутке,
(Ночью говорить с самой собой)...
Поскорей запахивая куртку,
Вновь домой.

Не бежать. Как все: "куда-то.., что-то..."-
Быть в толпе оранжевым пятном.
И работать - только по субботам
Перед сном.

С неба льет. И под зонтами люди, -
Будто дождь им может повредить! -
Если кто-то /вдруг / меня полюбит,
Буду жить.

Прячу нос в широченном вороте,
Грею чашкой с эспрессо руки ...
Слишком часто пишу о городе,
Слишком много курю от скуки...

В серой гамме -моей любимой-
Проживаю я свой апрель ...
За душой - ничего, помимо
Этих трех с половиной недель...

Впечатления - в фотографиях,
Все прошло, будто память смыло...
Впору чувству писать эпитафию, -
-------------------------------
Да не уверенна, что оно было...

Было/не было - поздно каяться,
Не отнять никому у меня....
-------------------------------
За спиной, кроме крыльев, мешаются
Эти двадцать четыре дня...

Город, дрожа, отпустил - не сдержал,
Поезд со счета часов сбился.
И вот - мечта: лиц и мнений пожар,
И голос в тысячи голосов влился.

Серые стены, старые площади,
Вывески, ярких плакатов слоганы,
На магистралях - машины и лошади,
О мостовые все бредни сломаны.

Люди желания сыплют мелочью,
Медью звенят по дорогам - обочинам.
Справа - все гжель да шапки беличьи,
Слева - затрещины да пощечины.

Ветер надежды в подземку врывается,
И из тоннелей свободой веет,
А в переходе кто-то старается
Петь, подражая солисту "Звери".

Запах бензина и сладкой помадки
Смешавшись, не даст дышать.
Вдруг второпях пробежит по брусчатке
Кто-то, кто мог бы стать...

Чья-то мечта под алеющим парусом,
Чья-то - в престижном духов флаконе.
Знаю: моя мечта всё катается
Без проездного в седьмом вагоне.

А в марте хочется жить,
А сегодня - лишь умереть.
Я буду весне служить
И петь.
А в марте придет любовь,
А сегодня - я пью одна.
Ничто не тревожит. Вновь
Тишина.
А в марте душа летит,
А сегодня - летит лишь крик.
Когда меня Бог простит
На миг?
А в марте надежда есть,
А сегодня - нет даже карт.
_______________________
Забыла - сегодня и есть
Март.

Не понимаю, зачем ему халва в сахаре.
Он, я помню, шоколад - и тот любит горький.
У меня уже волосы этим шоколадом пропахли,
Лишь бы он аромат их заметил только.

Не понимаю, зачем ломать не тобой построенное.
Да, непрочно, да, недавно, - но все же не рушится.
Тебе ли понять Маяковского слог намазоленный?
Зачем же враньем прожужжала ему все уши?

Не понимаю, зачем ему халва в сахаре.
Он, я помню, шоколад - и тот любит горький.
Достоевский и Маяковский - наши общие знахари,
Их цитировать буду, лишь бы он это понял только.

Она витает в облаках,
Она пытается уснуть,
И держит небо на руках,
И робко топчет Млечный путь.
Она бежит - не устает,
Она не чувствует, что спит,
Она в мечтах своих живет,
И жизнь ее во сне летит.
С утра продавленный диван
Она оставит, как всегда.
По крыше - дождик-барабан,
По трубам - грязная вода.
И с грустью будет думать вновь,
Что жизнь реальная пуста.
"Спаси меня, моя любовь", -
Проронят вслух ее уста.

Взойдет над крышами луна,
Она пытается уснуть.
И, сидя на луне одна,
Латает рваный Млечный путь.