А помнишь, Вилли, ты ведь тоже умел заботиться. Наша собака грызла диван и тапочки – и на балкон просилась. И все же «лапочкой» ты называл ее. Что иногда ни вспомнится…
Помнишь, дрожали руки, хоть и добилась. Помнишь кровать в гостинице, что за задница – ты всё чихал тогда, была пятница, я просрала тогда всё, о чём долго молилась.
А помнишь, Вилли, боулинг, что за пророчество, я же твердила еще накануне, что проиграю. Ты всё смеялся, как клоун: «Пустяк, что, не ладится, это затишье пред штормом». А старый негр Билл Джонс покрывал твою бабу позором.
А помнишь, Вилли, наша собака в поля убежала и сдохла? Ты мне сказал: «черт возьми, что уж плакать, тут Север нам машет флагом – и надо мыслить глобально». Я подумала – и сдалась – ведь реально, к черту чувства, когда борьба за власть.
И сдалась.
А помнишь, Вилли, ты джем пролил мне на скатерть – я заменяла и, мать твою, было чертовски не в тему. Ты рассуждал о системах, о "непрепятствии" здешних политиков, знать тебе, кем будешь выть в этих стенах, был толерантнее бы.
Что за пурга, Вилли, милый, я тут все протерла стаканы, миску намыла собаке – а вас нет, ни слуху. Вилли, а я все решила, да к черту все планы, может, возьмешь как-то в Вегас свою старуху? Я бы поставила всё на красное, к черту слухи, я бы катала шары – я могу еще, хватит духу,
Прежде чем умереть.
Вилли, мне можно допеть гимн нам всем – пред разрухой?
Дому, тебе и собаке? Смогу ли успеть?
Вся наша ферма без рук твоих – просто вот стухла. Мери вчера заходила. Хорошая девушка. Часто меняет мне памперсы, только не смотрит в глаза. Главно – меняет. Да что с меня взять – я старуха. Вилли, вчера заходил Томас Скотт, егоза с ним так вертелась на нашем диване, что охнуть…тихо вздохнуть, Вилли, сдохнуть. А помнишь… а все ж наглецы. Он ей сказал: «Да скорей бы старуха сдохла».Вилли, заметь, вот такие они... юнцы.
Вилли, я помню тебя перед тем, как отпеть. Чистый, ровный. Даже кулак зажимал, словно знамя. Так бы и прыгнул под Брауна, ровно в сеть…
Мне всё равно. Я всё джем вытираю… и помню.
Спи, Вилли Винки, позволь мне тебя допеть.
© Copyright: Аня Gata Кравченко

Голуби с ладоней тополей улетали вверх, как серый прах.
Этот город называл меня своей, выбирая на вокзальных площадях.
Город жег меня и сдерживал меня жесткостью холодных кирпичей:
«Не твоя вина, броня не есть твоя – ты ничья – и он, увы, ничей».
________Голубь с тополиных нежных рук упорхнул, намеком выдав то,
________Что мороз стремящихся на юг, холод тех, кто кутался в пальто,
________ Есть лишь данность замерзающим камням, эпилог оставшихся ни с чем,
________Панихида прикрывающих свой срам серых обозленных кирпичей.
Голуби с ладоней тополей сюром выдали романтики подтекст,
Мол, закончен бал, расходятся все те, кто в твоем сознании все здесь.
Листья падали, и падал первый снег. Голуби дрожат и в небе бьются.
А дроздам, наверно, проще всех –
Они знают – отдохнут и вновь вернутся.
_________Голуби с ладоней тополей отлетели ненадолго – вышло время.
_________Как сорняк в урбанистической траве, как ненужное прижившееся семя,
_________Пять минут – они вернутся в эти ветки. Я с тобой… и голос так простужен.
_________Это клетка, ты был прав, такая клетка… Ты был нужен, как кормушка.
_________Ты БЫЛ нужен.

© Copyright: Аня gata Кравченко

Она очень хорошая девочка – может, не к чему даже придраться.
Губки, глазки, помыты тарелочки, и запудрена прошлого суть.
Она редко ревет, больше слушает. Ей привычно кивать, улыбаться,
Про себя иногда горько думая: «Черт возьми, ну какая муть».

Он плохой – никогда не слушает и торопится врать, что слышал,
Он торопится ставить штампы, а затем паспорта менять,
Он торопится жить и чувствовать, быть собой, что довольно лишнее,
Врать, что он непременно будет тем, кем он в жизни не сможет стать.

Они вместе – сварливые гончие, по отдельности даже призеры,
Ему к черту б – ее театр, ей – его растоманский фарс,
Она снова уходит в сторону, он плюет – неплохие актеры,
А потом молча курят на кухне – мол, все фильмы почти о нас.

И родители были бы против – у нее, ведь его не пришли,
Мол, накурено очень в комнате, много дисков, а нет основы.
Она снова вздохнет, как-то пафосно: «Мама, папа, ведь все для души»,
А потом разыграет трагедию: в лучшем – водки стакан, в худшем – скорая.

У него что ни клуб, то знакомая; у нее что ни автор, то нравится.
У нее в шесть утра начинается «он едва ли ловил с ней рассвет».
А потом он ушел с той блондинкой. «Она дура, хоть и красавица», -
И встречалась с балетным танцором, там, мол, стоящий менуэт.

Он твердил о ее привычках: вилка-нож и прелюдия с Бахом,
Она помнила, как он вечно забывал собирать носки.
Ее парень со скуки вешался, его девушка даже со страхом
Начинала гадать о будущем и задумчиво терла виски.

Он орал: «Да она ненормальная! Так давила, что даже расклеился,
Так давила, что горло сжимало, (но) левкоем пропахла рука»…
Она плакала: «Жалкое зрелище! Каждый знает, что он не изменится,
Он всю жизнь нашу мерил сексом, (но) ведь жизнь без того коротка».

А потом как-то вечером с пивом он мечтал в своем вечном chill out –
И поймал себя как бы случайно на словах: «Мы хотели с ней в Краков»…
И пришла, как назло, смс-ка: «Классицизм проиграл андеграунду.

Я хочу твое робкое «Спишь?»
Как обычно, без мягкого знака»…
© Copyright: Аня Gata Кравченко

Когда ты встретишь меня на улице,
Не оборачивайся мне вслед.
Там небо злится, там небо хмурится,
Там небо кутает в теплый плед –

И жестким швом прошивает изнанку.
Иди вперед, - говорит. – Смысла нет
Ножами глаз прорезать осанку
И всплывший в памяти силуэт.

Там в серых масках несутся люди,
Курсором взгляд и teamspeakом слух.
Так что никто не прочтет, не осудит,
Не станет зрителем драмы двух.

Театр есть – одного актера.
Одних кулис. Одного ухода.
В лучах заката, в гуденье скорой,
В капризах портящейся погоды.

Когда ты встретишь меня на улице,
Попробуй вспомнить, зачем и я,
Сжимая губы, не обернулась бы
В закатах мокрого октября.

Когда ты встретишь меня на улице,
Мы завершимся на дежа вю.
А небо злится, а небо хмурится,
«А как же это, прости, «люблю»?» -

Дождем ругает, полоской узится –
И лезет мокрым на щеки мне.

Ты, если встретишь меня на улице,
Не смей, пожалуйста, только не…


© Copyright: Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №111111410006

В его квартире дверь в осень, окно на север.
Вчерашний чай, монитор и кудрявый лен
Пшеничной челки под пальцами. Юный Есенин,
Мой самый искренний плач и не сдержанный стон.

В его аллеях меня искали, пока я тлела,
Пока я сыпалась прахом на чьи-то скамейки.
Я так хотела согреть. И, сгорая, согрела –
Получше всех коньяков да любой телогрейки.

Меня пытались спасти, убирала я руки –
Мне с ним не больно, мне надо, мне надо его,
Его, с усталой улыбкой, пшеничною челкой,
А если нет, то отбой. Не беру никого.

В его глазах свет и дерзость, тепло и сила.
Вольюсь в плечо, втатуируюсь на запястье,
Чтобы неслышно шептать: «Я ждала тебя, милый» -
И вот ты здесь. И подушка твоя есть счастье.

В его квартире дверь в осень, окно на север.
Его ресниц бахрома и горелые гренки.
А после мокрый асфальт. Осень, греясь под дверью,
Сказала просто – садись.
Так теплей.
На коленках.


© Аня gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11111120399

У меня давно заложило уши
От звенящей, как нерв, тишины.
Мне осталось просто сидеть и слушать,
Как она все живое во мне задушит,
Как вольется она в мои сны.

Мне осталось просто смотреть украдкой,
Как она покупает билет
В мою будущность, как проседает осадком
На вещах моих, в пыли под шкафом, как гладко
Она сделает смыслу м_и_нет –

И они отдохнут и свернутся калачиком –
Тишина и подтекст. И они оба значимы.
И они так близки, равноценны, за пальчики
Так держались, что выхода нет.

Да и не было. Просто и емко. Устало
Тишина собрала свои вещи.
Смысл долго орал ей: «Да пошла ты! Достала!
Мне с тобою делить было нечего!»
Ничего.
Я смотрю. Тишина отмахнулась –
И ушла. Смысл грянул в запой.
Изменял ей он с целью, с запоздалою юностью,
После даже купился на боль,

Побежал за ней зайцем, сторожил ее рысью,
Сочинял про детей ей и брак.
Она долго курила. Посмотрела. И прыснула:
«Черт возьми, Боже мой. Что за fuck».

Он рыдал, бесновался, не нашел себя в виски
И в работе себя не нашел.
Посылал эсэмэски в небеса, словно выстрел:
«Нахрен я? И зачем я пришел?»

И вернулась она. Обняла и задумалась:
«Ну, малыш, не грусти… Не грусти».
«Гимн песцам, снова ты! Все равно не одумалась!
Ну хотя… если честно… прости».
………………………………………………………
У меня давно заложило уши.
Но куда тут уйти. Не уйти.
Так что просто сиди. Улыбайся. И слушай.
Они пара как ни крути.
© Аня gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11111048663

Если ты мне откроешь секрет,
Как упасть и не сбить колени,
Я на старте себе дам обет –
И сдержать его, право, сумею.

Тут за окнами жгут фонари,
Словно свечи у лика Мадонны.
Трубкой мира снует «Говори»
По рукам, под клеймом белладонны.

Тут вся жизнь – черно-белый фильм –
Гимн рулетке, столу и плану,
Где ты можешь быть даже любим,
Пока крутятся барабаны.

Тут живет неземная тишь
Теплой мышью под весом пальцев.
Она дышит, пока ты спишь,
Умоляет тебя остаться.

Но, подчеркнуто, скулы сжимая,
Ты стремишься вперед фатально,
Словно первый, кто, умирая,
Изучил этот мир досконально.

Если ты мне откроешь секрет,
Есть ли смысл вообще в этих стартах,
Я опять завернусь в этот плед
И останусь лежать тут до марта.

Нет запретов и смысла нет,
Нет фон триеров и кустуриц.
Только слабый, дрожащий свет
Канонады распятых улиц.
© Аня gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110318525

Мои друзья, бросая горсть на крышку гроба,
Меня судить, увы, не станут строго.
И скажут нежно: а она была забавной -
До депрессивных ноток, как ни странно...
И между строк: А лучше б так не говорила,
И были ль поводы считаться центром мира?
Да и вообще – подчеркнуто язвить
Едва ли может явным плюсом быть.

Мои друзья мне купят розы и заплачут:
«Она так много дня нас значила, так значила».
Но, если честно, когда водка возьмет верх,
Они решат, что я была слабее всех.
И с нежностью слезу смахнут салфеткой:
«Братан, ты помнишь, как она любила «деткой»
Всех называть в определенные моменты»…
«А ты откуда знаешь?» Всё, отпета.

Мои друзья вдруг вспомнят лучшие моменты,
Когда не в свадебное я была одета,
Когда их на х… посылала я с любовью,
И как они меня в ответ… Всё нежно вспомнят.
И скажут: Как же без нее теперь?
Она была связующим звеном.
А вот теперь.. закрыта дверь, молчит апрель,
А что потом… да может, к черту, что потом…

И помолчат. Ударятся в депрессию,
Ругая Бога и меня: «Ну чем ты думала?».
И с пафосом всю отстоят процессию -
Нельзя вот так же истерить за палоумную).

Мои друзья потом по пьяни будут внукам
Твердить, на протяженье долгих зим,
Каким была я ох*тельнийшимдругом.

Ну а сейчас мы не звоним друг другу.
Мы понимаем, что к чему. И не звоним.

© Copyright: Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110298653

Мужчина - большой эксцентричный ребенок,
Он мальчик и девочка, Чакки и пупс.
Войдя с ним в период слюней и пеленок,
Жди нежности после «боюсь».
И пусть «самосвалик» сменился RangeRover-ом,
А соска - начальником, тот же контекст.
В себе космонавт он еще, хоть и повар,
В душе – покоритель небес.

Все женщины – кошки. Ленивы иль шумны,
Зависит всегда от вальера.
Охотясь, в прыжке, грациозные пумы,
Ну, или деталь интерьера,
Они все же кошки. Послушны и гладки,
А может, опасны и злы,
Их пунктик – вылизывать шерстку украдкой
И мнить себя центром земли.

И дети любили всегда играть с кошками,
А кошки боялись как раз.
На холке шерсть дыбом, слегка настороженно
Она пресекает палас,
Застыла и смотрит. Легка и пуглива,
Она его видит впервые.
Зачем же ты, мальчик, свои тратишь силы
И ручкой – вперед, шаловливо?..

Зачем это, вголос, протяжное «Киииса»?
Нет-нет… против шерсти… О Боже,
Вот так вот не надо, - а то на карниз я,
Ты тоже. Но сразу убьешься.
Вот так не дави, я могу - поцарапаю,
Глаза тебе выдеру/вытру… да мать твою,
Пусти. Неужели злых «пффф» тебе мало?
Еще искупай, блин. Достало.

А он прижимает к себе. Она мягкая.
Он больше, сильнее – и он не поймет,
Что запросто осами лапок булавки
Порвут его радостный рот.
Ну, что-то я зло. Это выглядит мило.
И ловкость ее проиграла.
Домашняя кошка. И он правда сильный:
Догонит, куда б не бежала.

Залезет под кресло, потянет за ухо,
Нарядит принцессою-пчелкой.
И мальчик смеется: какая непруха –
Он куклу слепил, как девчонка.
Она ведь не львица, ведь та бы решала –
Как сына воспитывать или сожрать.
А тут бы сбежать… Но пространства так мало,
Не знаешь, куда и бежать.

И руки в царапинах - слезы и сопли.
И мокрая кошка залижет позор.
И сложно понять, чьи сильней были вопли
И дельным ли был разговор.
В обломе есть оба. Пока не научат,
Она не привыкнет к такому,
А он, что животных нельзя «нежно» мучить.
Он – к маме. Она – на балконы.

Но дети любили и будут же! кошек.
А кошки, когда их по-взрослому гладят.
А львицы – шмат мяса, свой прайд и дорожки.
И лишь хомяки – жрать и гадить.
Не знаю, зачем я об этом. Тут личное
(вот так люди портят стихи).
Мораль? Меньше детям бы их эксцентричности,
А кошкам к себе любви?
………………………………………..
Да нет, это были не мы бы. Вопрос.
Пусть дети и кошки осудят,
Когда он целует вот так меня в нос,
Я чувствую – он меня любит.
© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110258676

Я предвижу расклад – ты меня удалишь из контакта.
Будешь долго молчать и считать себя жертвой. Да брось.
Я поверю – я, может быть, и виновата,
Что скостила наш срок до «увы, без возврата»,
Но, мой мальчик, отлично же, что сбылось.

Я, мой милый, тебе ни фига не пара –
Я курю, я смотрю ЭТИ фильмы, цинично-дерзка.
Мы, увы, две калоши. Унылая будет пара.
Дай мне шанс рыть свой путь в поисках сапога…

Дай мне шанс приползти, когда все же
Устану.

Приползла – обогрей. Ты же это умеешь, детка.
Четкий вспых зажигалки – и мы уже ближе на шаг.
Ну скажи, у тебя есть всегда та конфетка,
Что лежит в сердцевине прозрачной клетки?..
Сколько можно пускать сквозь себя, как дуршлаг?!...

Я предвижу расклад. Мы с тобой, и у нас будут дети.
Куча мокрых пеленок, куча жалоб, сбивание рук - пессимизм
Твой и мой. Мои бывшие парни, твои планы на жизнь в новом свете,
Мое: «Я ухожу», твое: «Да? Ну давай», -

Лучше это –
Я пока.
Стол.
Бумага.
Карниз.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110247997

А у этой любви нет названия – сразу пролог.
Просто сутки как вечность, но миг завершается годом.
Просто жизнь в четких рамках рисуется как монолог.
Да и ты, вся как есть, в нужном фильме сквозишь эпизодом.

Время этой любви распадается на послесловия,
На дыхание в трубку, на прозрачный и жесткий контекст.
И ты мнишь королевой себя, отвергая злословия,
Потому что он здесь. Он тупик твой и твой Эверест.

Потому что достигла – родное плечо и кушетка.
И нет смысла играть и нет смысла не верить в любовь.
Это все будет завтра. Ты теперь просто «умка» и «детка»,
Он же есть просто шанс испытать бурю страхов
Вновь.

В завершенье любви этой на кон поставлен весь праздник –
Как на свадьбе: «Ну ляг, успокойся, да тут же все гости».
И ты метишься жалким матизом в огромный уазик:
«Ну зачем? Ну зачем… Переброшу давай… К черту кости,

Пережди, отдохнем. Не везет мне сегодня. Непруха.
Может, завтра»… А гости давно разошлись.
А ты льнешь к нему шлюхой, опираешься, как старуха,
На костыль его сил, потому что он есть твоя жизнь.

В завершенье любви прилетает окурок в бутылку,
Пара сот смс и в изгибы затылка взгляд.
И тогда, очертело тогда, понимаешь с ухмылкой:
Это было ничто. Но в тот миг было всё. Виноват

Не был Бог, не был он, даже ты не была, как ни странно -
После этой любви нет в груди досаждающей массы.
Как спасительный в вену укол, но, назло, в центр раны.

После этой любви есть лишь точка – в конце завершающей
фразы.
© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110238402

Мама, папа, похороните меня за плинтусом.
Я такой милый гномик, мне там будет тепло и уютно.
Я улягусь на пол – робким и комфортабельным синусом,
Я ужмусь легкой ленточкой, я мягка, мне всё это не трудно.

Мама, папа, постелите на мне линолеум.
Мне удобно, я взвесила тело свое и пыль.
Я себя ела каплями. На какой-то там доле ум
Тоже съелся. Лишил меня рук.Память, как костыль,

Помогает держаться. Не верьте. Хороните меня за плинтусом.
Там темно и спокойно. Там – укутаться и молчать.
Там нет места для пустоты. Там я буду царапаться стилусом
В жесткий ровный паркет. Там я стимул увижу в «дышать».

Там темно и спокойно. Там есть время подумать про счастье.
Там есть время лежать, в дань инстинктам сцарапывать «дверь».
А когда отдерете, эксгумацией, взгляните… «Здрасьте.

Я жива. Я.. спасибо… я здесь».. Я в слепом есть «теперь».

Мама, папочка, милые, вы до того замечательны,
Что мой плюс только в том, что под плинтус ужаться смогла.
И я есть сейчас здесь. Так смешно и, увы, окончательно.

Я дышу в узкой планке. Я, пока еще, не умерла.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110130226

Как же хочется, чтоб по отчеству–
И глаза у тебя ледяные.
Как же хочется, чтоб всё кончилось,
Чтоб срывалось другое имя,
Чтоб мы стали совсем чужими,
Не питая друг к другу творчества.

Как же верится, что всё изменится,
Если долго пытаться, правда.
Что со временем всё перемелется,
Перелепится в злое «не надо».
И что автор напьется яду
Наконец, раз так долго надеется.

Как же странно, я больше не стану
Целовать тебя в щеку небритую,
И по каплям, стекающим с крана,
Мерить время, вдвоем убитое.
А попозже, когда-то, устану
И улягусь на дно мелким «бито».

Как же хочется, чтоб без боли,
Словно пластырь с мозоли зажившей.
И привет твоей Кате, Оле –
Как-то искренне и остывши.
Если в ране есть горстка соли,

Я приму как патрон убивший.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110048288

Мы расстались второго августа.
Ветер шторой играл в бадминтон,
Ветер спорил с дождем: «да запросто
Я шагну через весь балкон».

Город слабо зевал на бордюрах,
Редкий разве что видел прохожий,
Как луна разгоняла дюны
Облаков: «Там вода…. Боже, боже…» -

Задохнулась, погибнув от жажды.
Небо сжалось – и выдало дрожь.
Из прохожих тогда видел каждый
Как прошел слабым нищим дождь,

Прохромал босиком по аллеям,
Как звенела листва жемчугами,
Как тяжелым, моментовым, клеем,
Дождь приклеился к ней ногами.

Как дышала осенней серостью
Бирюза еще летних улиц,
Как зеленый листок осмелился
Влиться в холод окна, целуясь,

Как карнизы дрожали, робкие,
Экстазируя в ритмах Штрауса,
Рикошетили эхом в пробках…

Мы расстались второго августа.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11110038239

И злоба-то какая-то – без фильтра.
Так крепко курится, что не хватает слов.
Здесь Том и Джерри застывают на пюпитре,
Там Кама ложь выводит на санскрите:
«Ты есть свой грех. Держись в себе и будь готов».

Здесь застывает мое смутное «прощаю»
В четких сомнениях «а стоит ли прощать».
Я обняла почти друзей. Не обещаю,
Что так же я врагов смогу обнять,
Тогда зачем их, улыбаясь, защищаю?

Во всём есть суть. Даже во мне.И, как ни странно,
Отсеяв цель, я подсознательно жду цель.
Как корабли, не заходя в пустую гавань,
Стараются не проседать на мель,
А выбрать порт – так правильно.
По плану.

Давясь тоской, осознаю, что все стихи
Должны чему-то научить, иначе…нахер?
А вот и нахер. А вот нахер тогда жить,
Когда бессмысленно? Подтексты, мысли, страхи
Тогда к чертям. И не к чему винить
Себя и мир. Как ты планировал – всё крахом.

И злоба-то какая-то – без фильтра.
Гхм… Ну, что хорошего сказать?
Ну, там учитесь большему, живите,
Прощайте ближних и всерьез любите,
И верьте в рай, и никого там не корите,
И путь с горы מעמד הר סיני (на иврите))
Вам обеспечен.

Я надеюсь, бл…
© К.А.М. Gata

Она застыла и сглотнула. Горький ветер
Слегка пошевелил края туники.
Бриз серебрил лицо, сжигая веки
Фольклорным предисловием баллад.
Она сдержала дрожь в руках и пафос.
Она, назло богам, была лишь человеком.
Всего лишь смертным и, увы, не знала,
Что есть то Что-то, что всецело любит в лад.

Она приемлет вечный долг и роскошь званий,
Сама себе казалась сильной – Геркулес.
Остался холод комнат. В оправдание -
Его судьба. Бесценная не здесь.
А после там, на стол, салфеткой, ляжет пыль
И испугает, призраком, по грани.
И в глубине родится понимание,
Подточенное до дешевых дыр.

Ей не увидеть, как погибнет Карфаген,
И, слава Богу, что она не станет зрителем.
Ей, женщине, дороже был тот плен
Просторных спален, его пальцев - той обители,
Где застывает пылью у окна
дешевая салфетка, стынет кофе.
Где мир зажеван и испит до дна,
И где нелепо от меча шатнуться, охнув –

Здесь всё нормально. Умирать, так постепенно.
Смеяться. Виски-лед. Мужчины-спесь.
Она его осудит непременно,
Но а пока он в ее мыслях жив и здесь.

В обычной комнате. Сидит на том диване.
И незачем быть сильной. Нет причин.
Ах, если б знала все-таки, заранее,
Как отплывет последний из мужчин,
Еще при нем открыла бы все краны –
И свечи б ставила за свой почин.

Обнял и улыбнулся понимающе:
«Ну хочешь, всех пошлю сейчас богов –
И будем вместе?»
Посмотрела знающе:
«Так было бы неправдой.
Не готов».

Она застыла и сглотнула. Птицы - клином.
Легко продумать, как нырнешь за ним – и вплавь.
Так уплывали лучшие мужчины,
А после оставался над обрывом
Лишь ветер (спорил с встречным:«Обезглавь?»)
Открытой двери. Не ждала.
Хлестал ей в спину.
Не чувствовала ветра, хоть убей.
«Нет, ну заметь, - мечу, - а он был милым».

Так лучшие прощались из мужей.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11109280033

Ты знаешь, я несу такую чушь,
Что мне пора бы перекраситься в блондинку.
А ты, увы, не мальчик и не муж.
А я, увы, так не умею слушать Глинку,
Как не умела досмотреть ни Мулен Руж,
Ни прокрутить в уме нашу пластинку.

Есть то, что изначально по нулям.
И так и будет по х/нулям, ну хоть убейся.
А если чувства пробиваются – всё спам.
Как в фильмах умирают. Ну засмейся–
И все подтексты ниспошли сейчас к бесам.

Нажми на «удалить», не обессудь,
Я извинюсь потом сто раз,
быть может, в личке.
Я тут такая ложь, что даже суть.
Я тут такая явь, что даже муть.
Но не тебе во мне искать меня.Обычно.

Я так туплю, что даже неприлично.
Ты извинишь меня попозже. Как-нибудь.

Мой мальчик, ну зачем твой горький стеб?
Я мысленно сто раз вскрывала вены–
Увы, не по твоей вине. Господь
Мне обломал все планы адом. И, наверное,
Я всё же верю, если…

Ну же, коть,
Ну что ты бесишься, струишься ванной пенной,
Я не готова еще к этому. Погодь.

Мой мальчик, я несу пургу такую,
Что до сих пор я удивляюсь, что ты здесь.
А если будешь и не здесь – я не ревную.
Я благодарна Богу, что ты есть.

О Боже, я несу такую чушь,
Во мне собрались в абсолюте все блондинки,
Грузин-абхазская война, и Бузова, и Буш,
Куда мне там до Байрона и Глинки.

И сто ножей. Тоже тупых. И боль – как уж.
Ее все давят, а она не виновата.

Ахах, я пошутила, мой немуж,
Какая боль? Да нету боли.
Лишь расплата.

И если, в общем-то, на угли ляжет пыль,
Она сгорит – она не в праве большего.
И я тебя запомнила - хорошего.

Спасибо, что терпел. И долго Был.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11109259282

1. У современной Годивы на всю квартиру –
Две шоколадки и душ.
Править бы миром, но прОклятым пиром
Властвует строгий муж.

У современной Годивы не те пунктиры,
Карта размечена четко.
Томная ночь расстрелялась, как в тире,
Слава глазам и походке.
У современной Годивы признанье дивы –
Что вы, уймитесь, боги,
Что там лошадка, её перспективы
Больше, чем чьи-то налоги.

Четкая поступь, злой взгляд и, заначкой,
Выдох на всё, что спорно.
Это хорошая цель, как иначе.
К цели, вперед – обнаженной.

2. У вечно юной Годивы три Джа правят миром,
Хоть бы весь город – галопом.
Спорны пороки, и всё те же боги
Прочат ей путь автостопом
К звёздам. И пиво у юной Годивы
Стынет в руках, её ноги
Кто-то целует, кто станет кумиром,
Может, на ночь, но в сроки.

Это романтика, фразы и мысли.
Дым на губах стынет жженым.
И если в этом дрожать над немыслимым,
Можно дрожать обнаженной.

3. У постепенной Годивы в руках суть мира, Стоит чиркнуть зажигалкой и выключить свет. И кожей чувствовать – ровным потоком хлынет
Странной поземкой вдоль стен близкий уж силуэт.

Ради кого-то
на эшафоты,
как обнаженный суккуб.
Или опавший дуб.
Лечь, как на стол в морге труп,
Лишь бы кто-то
Так же остался, как и хотел быть,
Крут.

Ну а в итоге всё пусто. Мир грешен и скуп.

© К.А.М. Gata

- А как это пьётся без сока?
-Жестоко.
- Ну ладно, оставим, давайте послушаем рока
И ляжем пораньше спать.
- Отлично, миледи, а я тут намедни припас
Заодно и кровать.
- Ах, сударь, я против. Ну как вы живете,
Экспрессии ноль, контр-бланш ...
читать целиком »

Он хочет покоя, когда я схожу с ума.
Моя тишина – это только моя тишина.

Здесь так много книг, что не знаешь, в какой из них я.
Я вижу итоги, но воля, увы, не моя.
...........................................
Его больше нет – и остались равнина и шест.
И выбор возник: крест ли, знамя - и всё - манифест.

Унылое пекло. Гореть – так с размахом, мон шер.
А чувствам – да век ли? И боль – это то же клише.

А в зеркале – узник. Смотреть и давиться тоской:
Так сходит с ума, что пора бы давно на покой.

Просторны покои, но грудь так свободой полна,

…Что мне – тишины. Это только моя тишина.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11109069034

Я реву на кухне. Он не видит больше.
Я слегка строптива. Он всегда хороший.
Месяц плыл по небу. Грел в кармане ножик.
Отпустил бы лучше. Отпустил бы, Боже…

Стол размазан тряпкой. Скулы сжаты силой.
Надо быть послушной. Надо быть красивой.
Что там не хотелось? «А, ты здесь? Да, милый?»
Надо быть слабее - и скрывать, что крыло.

Душ в давленье секса. Пыль сметая щеткой,
Понимаешь: Надо. Быть и прямой и четкой.
Как квадрат, как линия. Понимать – и кроткой.
Где твой бог, Мария? Я б пошла за водкой.

Стало страшно страшно. Посмеяться проще.
Барышней-крестьянкой пробежать сквозь рощи,
Пиковою Дамой быть немного строже…
Боже, мне бы силы… Быть добрее, Боже…

А пока здесь плитка, подоконник, стол.
Глупая попытка. И не тот престол.


© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11108298991

А она не моя. Не могу я читать её фразы.
Словно после заразы
Отнекиваюсь, крестясь.
Та же девочка, та же.
Те же волосы, те же стразы
Она метит к душе, так куда же мы обе,
так мчась…

Но она не моя. Извини, но, малыш, не одобрю.
Я же лучше была,
я же слишком была в тот момент,
Когда…Господи, что я несу,
Я прекрасно ей поле сдобрила
Мягким трупом, залившимся ровно в цемент.
А хорошее поле. Только дай ему сотню лет.

Нет, она не моя. Так что лучше уйти. Травы сжаты.
Слишком мягко. Здесь сено, здесь ворс.
Здесь пробел.
Нажимаю. Ни ты, ни она, в общем, не виноваты.
Так вязка
Моя мнимая топь
С тем простым: Значит, и не хотел.

Оправдание слабых. Я есть лидер. И даже они
Иногда ведь сдаются, побеждением брызжут из рта –
И орут… (слишком пьяные… блещут огни..
Рядом бар)… -
Я с балкона смотрю – пустота.
Слишком сравнивая.
Как всегда.

Да хорошая. Господи,
Слишком хорошая.
Я желаю вам счастья от всей своей мелкой души.
И вот так вот сейчас, по чуть-чуть, отдыхая от прошлого…
Она славная девочка.
Ну же.
Бросать не спеши.
...........................................
Ты прости и забудь. Мне лишь сравнивать,
Что ведь я просто я.
Просто я. Не она.
И не мне тебя злить. Не тебе даже, в общем, улавливать.
И, когда все истерики сжаты, допиты до дна,
Есть лишь факт. Слабый факт.
То, что я –
Не
Она.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11108260690

Если меня помните) Объясняю сразу. Все эти пафосные речи перед уходом были по безумно глупой причине: когда-то очень давно, когда я только начинала выкладываться на лт, я себе пообещала: если будет хотя бы одно стихотворение без комментариев, я уйду с этого сайта. Вот такая дура. Оно случилось спустя три года - и я ушла). А потом жизненные обстоятельства сменились, взяла себя в руки, переоценила и подумала: ахах)))
Вот так и подумала. И в общем, глупо. Очень.

А просто так лето давило дождем,
Что легкие выжало в фарш.
И он ей сказал: а давай подождем, -
Но ей так хотелось реванш,

Что, глупо, по-девичьи, с болью в висках,
Нажала на то «не могу», что есть во всех мальчиках.
И на песках
Его, на всем волнам подвластных песках
Чертила «Люблюнимагу».

И был слаб он телом.
Поддался и сдох.
Как устрица, словно креветка.
Она добивала, давила на грудь:
«Когда есть я рядом, ты сможешь уснуть?»
Шептала: «Ну что же ты, детка…».

А после ничто не менялась, ничто.
И в ней было мелкое море.
И там, на крючке, довисало пальто,
Сказала: «Ну, если уйдешь, всё не то,
Зима… Ну кому будет в пору?».

Его щетки ворох, шампунь, простыня,
Такое нелепое счастье, -
Она придержала. Горела броня:
«Неужто ты правда оставишь меня?
Неужто вот так сможешь сдаться?

Поборемся вместе». Смешно ведь самой.
Сама ни во что и не веря,
В сто тысячный раз ощущала спиной,
Как хлопают старые двери.
…………………………………..
В стотысячный раз отпускай осетров,
Прочны были сети, - но, вынув…
А замки песочные – просто нет слов,
Красивы.
Он то, что, казалось, прибой жрать готов,
Отхлынув…

Ты мелкое море. Любуйся собой.
Ты теплая, так улыбайся.
Он, в принципе, не был морским. Он речной.
Хреновый рыбак. Он всегда был такой.
Зато ты курорт. Наслаждайся.
………………………………………
А просто так лето давило дождем,
Что, в чем был подтекст, не поймешь.

И он ей сказал: «А давай подождём».
«Давай…
а давай».
Чертов дождь.
© К.А.М. Gata

Какая прелесть. Прощай, лавтайм.
Ребят, спасибо за то, что были.
Что среди горстки такой же пыли
Я сострадала, как Оптимус Прайм.

Вы так же чувствуйте, так же живите.
Я почитаю. И, может, тоже
По Ариадниной тонкой нити
Приду когда-нибудь – за собой же.

А вот теперь посидим и покурим?
Немного вредного - на дорожку.
О Боже, здесь остаются пули...
Мои карнизы считать будут кошки,
Другие кошки, другие ножки.

Ну sorry, я не могу без пафоса.
И не могу уходить по-английски.
Да ладно, что там юлить и париться,
Вы были близкими. Очень близкими.

Ло, Ден и Майя, Aurum, NAtus,
Sirena, Катя, Дашуля, Кактус,
Аленчик, Whisper, Wenom, Musseles…
Итог не важен, главней процесс).

Ребят, вам кофе - и вдохновения).
Всем-всем. И счастья, чтоб без расплаты.
С глубокой нежностью. Без сожалений.

P.S. С вами) С любовью. Gata.

Как жаль, что я ненавижу стихи.
А то писала б, наверно, пачками –
Про серый дождь, про свои грехи,
Про обладателя сердца – собачку,
Про виски, лёд и крутые тачки.
Но я, увы, НЕНАВИЖУ СТИХИ.

Как жаль, что я разучилась хотеть,
Чтоб не на публику, а в наказанье,
Чтобы суметь отогреть всё, что спеть,
Чтоб, долго тычась в ключицу, прозреть:
В «прощай» нет смысла, зато в «до свидания»…
/да столько ж пафоса, ху..и пи…ть/.

Как жаль, что я говорю мысли вслух,
А то б молчала, считаясь загадкой,
Казалась сладкой, почти шоколадкой,
Шагала б гордо гнедой лошадкой,
Сминая клевер твоих непрух,
В уме считая всего до двух.

Как жаль, что я отгорела, как мусор.
Увы, всё кончено, всё свершилось.
И, если всё наперед решилось,
Всё с болью вырвалось – переварилось –
Грибов не надо. И к чёрту кузов.

Как жаль, что я не любитель стихов,
Я б графоманила, как и прежде,
Давилась водочной псевдо-надеждой,
Годивой мчалась бы без одежды,
Чтоб доказать нереальность оков.
Но gata сдохла. Не нужно слов.
© К.А.М. Gata

Вот и отлично, мой дорогой.
Курить не надо – и дело к ночи.
И если ты меня тоже хочешь,
То можно просто побыть собой.

Дышать спокойно, притормозить.
Я милый ослик с воздушным шаром.
Если тебе меня тоже мало,
То я не стану тебя винить.

Любить не больно, больней терять.
И «Аллилуйя» уже не катит.
И нам на разных концах кровати
Решать, кому же потом застилать.

Любовной лодки известен срок,
И постоянство ценою в счастье,
И незакрученный тюбик пасты
Понять, что всё решено, помог.

Ты тоже слаб, та же боль, что у всех.
Курить не надо – целее будешь.
И, если ты меня тоже любишь,
Не хлопай дверью, стремясь наверх.
© К.А.М. gata

А после отгорело, как рассвет,
Забытый мною, чтоб искать другие звёзды.
Ты мне: " Быть может, лучше тебя нет?",
На что я: Слишком поздно,
слишком поздно..".
____________Дырявым ситом небо вылило в нас дождь -
____________И расцветали в нас осколки понимания.
____________Ты вдруг поверил, что былого не вернёшь.
____________Я соглашалась: "Значит, мальчик, до свидания".
Летело время, защищая свои гнёзда
Пугливой ласточкой - и страх кружился соколом.
Ты повторял, мол, возвращаться слишком поздно -
И, между строк: "Ну защити...", - вокруг да около.
____________Дрожали стёкла. Выпивался кофе литрами.
____________Я, цаплей, приползла к тебе на выдохе.
____________Я образ твой в себя впечатала палитрами,
____________Но ты сказал: "Не нарисуешь - высохли".
Журавль с цаплей нервно курят в стороне.
Теперь всё сказано. В палитре моей - осень.
И если вдруг ты вспомнишь обо мне,
То заодно и фразу "Слишком
поздно".

Так и остались догорать: иван-да-марья.
_________Ненужным пустоцветом у обочин.
____________Не тем составом. И, увы, не пара.

____________А так хотелось. так хотелось. Очень.
© К.А.М. Gata

Ах, если бы ты знал, как я болю…
Ты бы бинтом обвился вокруг сердца,
Ты бы помог прижаться и согреться,
Ты все бы страхи свел тогда к нулю…
…но ты не знал, насколько я болю.

Ах, если бы ты видел, как нужнею,
Мы бы проснулись, как тогда, в одной постели,
Мы перепели б соловьев всех звонкой трелью,
Капелью бы предвидели апрели,
Ты стал бы ближе и, конечно же, нежнее.
Но ты не чувствовал, насколько я нужнею.

Ах, если бы ты понял, как скучаюсь,
Я б в ребрах отдавалась жестким роком,
Я бы могла, но, нет, не стала бы жестокой,
Я б получалась, получалась, получалась….
Терялась, подучалась, исправлялась.
И вновь стучалась. Я до хрипов бы скучалась.

Ах, если бы ты знал, как я болю,
Ты стал бы моим самым первым летом.
Всё было б просто, как «приди-скажи».
Но а пока, мой странник, просто миражи
Все наши пальмы. И, над пропастью во ржи,
Я так люблю.
Счастливо. Поздно. Без ответа.
© К.А.М. Gata

А потом он становится почти прозрачным, белезненно расплывчатым, как океан.
И ты, дешевым кенгуру в бою кулачном, ты, надоедливым кротом в поселке дачном,
Неловко теребишь пустой карман - и достаешь распятье, как стакан..
Считаешь дни до того самого момента, когда случится «бум», ты станешь королевой –
И поползешь не в адеквате, зато смело,
К престолу царскому – проверить свои нервы.

А потом он становится почти слезным, вымогаемым у Бога каждой ноткой памяти,
Чтоб псом у ног: Вы покормите, коль ударите, коль сапогом – за двери и оставите,
Я так же буду ждать Вас на морозе…
...Мой добрый ангел, ну зачем мне Ваши розы, когда мне даже некуда их ставить?...

А потом ты взываешь к Богу: Ты МНЕ его выписал! Он меня согревал, он, шутя, пропускал мои выстрелы,
Он помог мне сдержаться у края, он помог мне познать образ рая,
Он же Твой во мне перст! Так нельзя ли его оставить?...
………………………………………………………………………
Он настолько прозрачен, что кулак бы прошелся навылет.
Я хочу его, Господи… Так, что кровь, как вода, в венах стынет.

А потом ты живешь от мигрени и до мигрени, натираешь запястья оливковым маслом и чем-то табачным.
И считаешь себя простывшей, от этого как-то невзрачной,
И сдвигаешь колени, фригидность отвысказав ленью.
...Добрый ангел, а там, в небесах, отцвели ли сирени?...
А то я так скучаю по ним, что стирает наждачной
все слова, все аккорды…

… он молчит. Он такой же прозрачный.

Ты однажды проснешься. Чтоб, на фото взглянув, спросить: «Кто ты?» -

С пустотой нерожденной любви. Словно после аборта.

Я не спала всю ночь, листая тишину,
Часов страницы пропуская через пальцы.
Я разрывалась между трепетным «остаться» -
И тем, чего сама и не пойму.

Я не спала, я слушала рассвет –
Он крался вором в плотно сдвинутые шторы.
Я все вопросы расписала, словно шпоры,
Зная, что пользоваться ими – это бред.

И что-то мягкое засело в левом легком,
И что-то липкое дрожало в голове.
Мне б босиком – отсюда – по траве,
Туда, где не бывает слова «плохо»,

Где добрый клоун выдаст мне украдкой
Три ярких шарика – обертки от конфет.
Где нет тебя, где боли тоже нет.
Где даже кровь падет на землю шоколадкой,

Где радостные пестрые лошадки
Бесплатной каруселью дарят смех,
Где детским праздником считается тот грех,
Что ступни мне засасывает гадко,

Пока я так вот жду тебя украдкой
И мну, дрожа, фольгу от сигарет.
К.А.М. gata