Перелетные птицы летят на юг, мон амур. Ну и мне пора. По последней не чокаясь выпьем, и кончен путь. Не вернуть ничего - вот такая вот не-игра. Я сдалась и открыла карты, чтоб как-нибудь ты запомнил меня такой - беззащитной бэмби, распластавшейся по паркету у батареи. Подпевай же мне - в своем любимом темпе. Я не смею, пойми же, дурак, я совсем не смею вырасти из тебя, как из старых джинс, потомучто все, что теперь умею - двигаться в темноте на твой голос.

А воздух чист, дышится так легко и непринужденно, что не хочется никуда отсюда. Всегда с тобой. Чувство льда у меня, уж поверь, врожденно - там для меня гитара в руки и под прибой я буду танцевать для чужих с чужими, чтобы на утро имя мое - табу. Ну а у нас - электричество носится синее, напряженье такое, что я прокушу губу, даже и не замечу, но вкусом крови ты заиграешь ярко на языке. Ну куда же деваться теперь с нелепой такой любовью и непреходящей дурью в моей башке?..

Вылечи эту дрожь, знаю, ты умеешь, ты до меня лечил ее сотни раз.

Жаль, что меня ты уже не согреешь,
Потомучто давно угас.

Слишком цепкие ноты рингтона взорвутся отчаянно, я не глядя " ответить" /такой отработанный жест/. Если скажешь "скучал" /так...на выдохе, будто нечаянно/, я смогу и сотру с нас невидимый крест, я достану нас с полки, пыль сотру, аккуратно открою, триста десять страница, девятый абзац, не задумавшись выведу "дубль второй. И нас - двое. Я, надеюсь, что станем константой на этот раз".

Если ты вдруг решишься нажать на невидимый "стоп", набери мне - я тоже хочу замереть с тобой рядом. И пускай там торнадо/ураганы/потоп - мне и правда все это надо.

А пока я тут слушаю ветер и чту твой апрель, как последнего выжившего после крушенья /корабли заблудились и сели на мель, им оттуда, наверное, нет спасенья/, ты живи и блажи, хохочи невпопад, собирай за собой по осколку на память.

Ты, наверное, сам теперь и не рад, что уже ничего не исправить.

Здравствуй! Как там погода?

нет.

Здравствуй. Я, как видишь, все же жива. А слова все копились, грозя разорвать гортань и излиться чернилами на первый попавшийся лист. Но пока он чист, и пока еще я чиста, я прошу тебя - вместо пряника и кнута разреши мне сегодня высказать и забыть. Исповедь. План таков - я изливаю полупустую душу, а ты просто сиди и слушай, мотай на длинных фортепьянных пальцах связку ключей от чужого дома (да, кто там кому знакомый и насколько старый - меня уже не ебет).

Я вступаю, можешь начать отсчет.

Ну так - здравствуйте. Я привыкла на Вы к незнакомым людям, я тебя - не знаю. Тот, о ком я еще вспоминаю, тебе чужой. У него были ценности и даже зачатки совести /что, в общем-то, для данной повести не имеет значения, но.../. И все равно, что его - давно нет, что последний раз он видел свет в день, когда расстрелял меня в спину. А мне иногда до жути хочется позвонить и шепотом "привет, любимый", но я бью себя по рукам. Я уже ничего не смыслю в людях, потеряла нюх, поэтому можешь выдавать всех случайных залетных шлюх за сестер или соседок по даче. Нет, ну а как иначе везде успеть? Тебе нужно как минимум две, а иначе смерть.

Я не злюсь, не подумай, я просто молчала долго. И такие иголки засели под кожей - не продохнуть. До сих пор я не верю, что наша суть - ложь и выдумки, и не проси. Если можешь, то воскреси того, прежнего - мне было с ним здорово. В нем хотя бы злого и доброго было поровну, а не как в тебе - сто к одному. Но даже к незабываемому, отборнейшему дерьму он примешивал невесомую нежность так, что я забывала моргать. Наверное, я это зря. Не нужно тебе всего этого знать...

Береги себя. Нет. Берегись. Потомучто тебя однажды накроет, и не заметишь. И тогда хоть спейся, сколись, скурись - но кто-то другой за твою жизнь будет в ответе, от чьего-то другого ресничного трепета будет зависеть смысл всего. Но пока тебе до этого далеко, просто помни - я не желаю зла. /Но я верю в карму - и на тебя, козла, найдется управа/.

Отомри, я почти закончила. Чайник кипит - налить?

Нет, сейчас уходи, хороший.
Пока мне еще хочется жить.

а там бессовестный рассвет обнажает улицы - и тот, кто целуется в темноте, внезапно становится зрячим. Таким горячим дыханием бьет меня по яремной вене. Да, детка, я в теме, я понимаю, что через час и пятнадцать минут вставать. И у меня - нерасправленная ни разу за неделю кровать, а у тебя - опять дед-лайн и семнадцать непринятых. Ну все, привет!

каблуки становятся неустойчивыми, когда ты отпускаешь меня и садишься в такси. "Я не могу остаться, и не проси". Я даю тебе воображаемый подзатыльник, но улыбаюсь вслух. "Набери мне сегодня около двух, а то я закручусь, забуду. Давай, take care". Ты не знаешь мер, когда улыбаешься мне вот так - разрывающей лед улыбкой. Я уже не мечтаю стать твоей первой скрипкой, незаменимой и безысходно нужной.

до ближайшей кафешки на негнущихся ногах. На губах еще сверкают отпечатки невысказанных "люблю". И пока я еще могу - пишу смс на твой номер "я еще не пришла. Не злись". Появись ниоткуда, я как всегда жду твоих нот из кармана, чтоб ты обещал /на этот раз без обмана/ подарить мне сутки без посторонних и неотложных дел, чтобы все-таки ты сумел кивнуть на мое стотысячное "не торопись".
но пока - мы по разные стороны.
детка, ложусь.
приснись.

в кармане куртки последняя сигарета, и я опять по мосту домой сквозь слепые окна. Ты только - тшшшш! - никому про это, иначе они найдут нас и непременно кокнут. В парке на лавке кто-то дышит предельно часто - видимо, концентрация звезд в крови. Но мы с тобой жизнерадостные идиоты - где-то совсем внутри нас не страшат ни лезвие и не чужие руки. А еще глубже - пропасть и темнота. Выдержим ли мы затянувшуюся разлуку, не спалим ли ненавистные города?..

разный рассвет нас настигнет поодиночке. Я буду прятать нос в слишком длинные рукава. Ждать и помнить - мы сойдемся в финальной точке, это же очевидно как дважды два.

у тебя там шумно и рок-н-ролл, так накурено, что и не продохнешь. Я не знаю, что ты во мне нашел... И под ребрами острый, как жало, нож - разрывает плоть на куски и письма, и не вылечится даже тобой, родной. На ветвях появились почки, там будут листья, ну а я опять претворюсь глухой, чтоб не слышать нотный надрывный плач и забыть про ветер, про дождь - про звук. Если так, если ты - палач, я готова погибнуть от твоих рук.

и в витринах новые неживые каждый день в новых шмотках и на чуть-чуть я завидую им, что они такие, что им пластиком в мозге и не смекнуть, как бывает тошно от счастья, как оно накрывает, чтоб утопить.
выбирай - или нас разорвет на части.
или прямо сейчас забыть.

Чуть быстрее планета крутится, чем три вторника и год назад. Это просто - сиюминутности, когда я вспоминаю взгляд, когда я не могу проснуться, потомучто /увы/ не сплю, когда среднее из эмоций неизменно равно нулю.

Мне давно бы пора усвоить, вызубрить навсегда - как девятью восемь равняется семьдесят два, - что это точно добром не кончится, что каждый вздох по тебе - табу. Что я когда-нибудь доиграюсь. Что жить нельзя, закусив губу, в слепой надежде случайно встретить и не узнать /или сделать вид/. Я бы нашла, что тебе ответить и даже после таких обид. Я безоружна тебе тобою, я не смогу опустить глаза, когда ты спросишь "я дверь закрою", я улыбнусь и кивну. Я за.

У нас с тобой совершенно разные на все ответы и время дня. Весна поселится в нашем городе, своими запахами вхлам пьяня. Давай поделим все его улицы, все переходы и номера.
Чур, мои линии - четные. Мои - рассветы и вечера.

Ты снишься мне. В старой мятой рубашке, на берегу и совсем босой.
А я все так же не помню прошлого.
И я все так же в груди с дырой.

Кажется, это такси сигналит под окнами. Может, я и вернусь..Не провожай, глазами бездонными не умедляй мне пульс. У меня там аврал - звонками давится незаряженный телефон. Сердце сгорело, а мне как справиться, если все твердит - "это он"?

Рейс почти в полночь, мятый билет только в один конец. Я бы хотела на "любишь" честно ответить "нет!". Я бы хотела мигом проснуться и рассмеяться вслух. Это неправильно, даже нечестно, когда после смерти двух кто-то один восстает из пепла и продолжает жить. Я не хочу, слышишь? Не буду тебя любить.

Шашечки "Волги" /вечная классика/, желтый покатый бок. Мне бы тебя еще на полчасика, чтоб отпустить не смог. Мне бы еще отложить ненадолго, выбросить чемодан. Но ты кладешь его в багажник и закрываешь. Сам.

Я обреченно сяду на заднее и опушу стекло. И замолчу, чтоб не высказать случаем все, что язык жгло.
Будь очень счастлив, мальчик из Солнца, только не забывай... Будь осторожен. Кажется все. Прощай.

И я уехала, не оборачиваясь, чтобы не зарыдать.
Я не умею готовить и петь, прощаться и отпускать.

-Девушка, рейс у вас, кажется, в двадцать три сорок пять?.
-Да, это верно.
Но знаете... я не против и опоздать.

Будто случайно касаюсь горячей шеи, когда поправляю тебе расстегнутый воротник. Я, конечно, собраться с духом сейчас сумею, уничтожить во взгляде весь арсенал улик. И невыносимый огонь в пальцах разливается, хоть рыдай. Я боюсь одного. И молюсь об одном - узнай как-нибудь, пожалуйста. Ну узнай. Ну пойми, ну как-нибудь прочитай по невыспавшимся глазам, все, что я не могу сказать. Догадайся сам.

Это было бы проще, наверное, - чтобы раз и наверняка. Я не хотела, я правда...я не намеренно.
-До завтра.
-Давай, пока.

И это "до завтра" длиться для меня пять миллиардов лет. Я просыпаюсь, когда еле брежжет свет. Босыми ногами на пол, чай до семи утра. Я скоро тебя увижу где-нибудь в коридоре. Кивок незначительный, мимоходом полуулыбка. Так зыбко делается у меня под ногами - еще пара секунд, и просто не удержусь.
Ну разве не видишь, как я на тебя молюсь?..

Разгадай меня сам. И что-нибудь мне скажи.
В этом здании бесконечные этажи. Бесконечные звонки мобильных. Боже, сделай мне всесильной. Сделай так, чтобы он не молчал. Чтобы он знал, Господи. Чтобы он все знал.

Моя вселенная распадается на щемящую нежность и страх
Когда-нибудь не найти ответа в твоих глазах.

Я твоя паранойя. Я знаю, как это страшно. Я однажды так тоже сходила с ума. Ты другой. Ты добрее. И ты отважный, раз сказал мне все то, о чем я молчала сама. Ну же... слышишь, как сердце сдается, не попадает в такт? Замедляется ритм и сила. Я тебя о любви не просила, но я вся состою из цитат, из слезливых книжек и из стихов, недописанных в переменках на задней парте. Ты же был совсем не готов выбывать из гонки еще на старте.

Ты хороший. В твоих ладонях умещаются две мои - такие сильные руки должны водить корабли, должны обнимать какую-нибудь хрупкую, с ломким голосом и тоненькими руками. А не вылавливать вечерами меня по барам и по дворам.
И я до сих пор не знаю, как ты причалил к моим берегам, чем я тебе - другая, особенная, не как они. Как я пробралась мимо твоей брани?..

Я бы рассыпалась в миллионах "прости, но так получилось", я бы написала об этом книгу /имена, конечно, бы изменились, я же должна сохранить интригу, но всенепременно на титуле была бы пара слов о тебе, - мол, спасибо вдохновителю за то, что он есть в моей судьбе./. Я бы сделала, как ты хочешь и где ты хочешь. Вместо этого я на кухне сижу дымлю.
Извиняться, конечно, глупо.
Просто я тебя - не люблю.

Губы сухие. Смеяться больно - и я молчу. Видишь, какая я рассудительная и большая... мне бы пора давно показаться врачу, только какому именно, я не знаю. Кто из них лечит бессонницу и хандру, ранне-весенний приступ шизофрении? Я точно знаю, что все это не к добру, все эти справки, печати и иже с ними. Спрячь, разорви, сожги, раздари случайным, пусть никто не узнает, что я больна. Им же неведомо, как мы в друг друге прочно, они же не знают, какая тут глубина...

Я до тебя жадна, мне все время мало. Хочется на подольше. Нет. Насовсем. Нас куда только вместе уже не бросало, но мы лишь становимся крепче от всех проблем. Этакие Чук и Гек, Том и Финн, Слон и Моська. Короче, ты понял - мне без тебя никак. Погоди, дай мне отдышаться еще немножко. У меня по-моему снова уехал крышняк.

Я для тебя все сумею - ты только свистни, я соберу отряды, я все добуду. Всякий, кто не так смотрит - уже завистник. Всякий, что отвернулся - не верит в чудо. Только мы с тобой понимаем, как будет классно в вечной нирване у бога под правым крылом. Ты же киваешь в ответ, мол, конечно-ясно. Мы здесь-сейчас с тобой. И плевать на потом.

Меня так лихорадит, что руки слегка трясутся. Кожа пылает, ломит кости, глаза горят.
Мне иногда приснится - как все смеются, а ты запускаешь мне в вену чистейший яд. Я просыпаюсь в ужасе и смятенье. Нет, я не верю в такое. Дурные сны.

Просто сегодня мне слишком много виски.
Памяти.
И весны.

Мне нужно выбрать другой маршрут, где тебя не встречу. Чтобы не разорваться внезапно в клочья. Я ненавижу каждый проклятый вечер только за то, что он обернется ночью. Вены порвутся - я разольюсь восторгом, алым и терпким морем у твоих ног. Можешь опять уйти. Даже любопытно - где у меня теперь болевой порог?.. Высечем и оставим - и мы здесь были, юные и смешные до пиздеца. Лучше забудем, слышишь? Ведь все забыли нам пожелать счастливейшего конца...

Лучше ты мне обещай, что не возвратишься. Я исстрадаюсь быстро - я так умею. Или опять распадусь вся в прощальных письмах, буду писать романтичную ахинею. Но ты не слушай - жги их, не открывая. Прошлое не уместиться на листочке. Помнишь, как я по земле босая... помнишь, как я ненавижу точки?..

Только есть время стирать запятым хвосты, подтирать многоточиям окончания. Время есть ставить на всем кресты. Время ловить последнее наше дыхание.

Мне нужно выбрать другую жизнь. За других героев. Место, где нет ни капли от нас с тобой.
Жизнь, где мы априори с тобой - не двое. Где ты не первый мой, не второй. Жизнь, где ты просто призрак ночных кошмаров, мальчик-чужой-мужчина. Где я - сама.

Господи, дай мне силы все это сделать.
И не сойти с ума.

У меня остался только один патрон. Кинем жребий, устроим конкурс - жюри решит, кто из нас не настолько еще силен, чтоб оставить другому в подарок жизнь. Раздевайся - снимай вместе с кожей спесь и сомненья рассовывай по углам. Согласись, нам уже не слезть. Я настолько привыкла к твоим шагам, что узнаю тебя по ним через сотни миль.
Расстояние не преграда.
Пали фитиль.

Я не верю в сопливые "навсегда", я не верю, что время излечит все. Тут повсюду стаявшая вода, значит, скоро точно мне повезет. Воздух пахнет тленом и бергамотом, - отсылает в прошлое на мгновенье. Почему же я так мучительно жду кого-то, будто в прошлой жизни мы были звенья на одной цепи или два листа из одной белоснежной бумажной пачки?
Между нами невидимая черта.
И еще чуть-чуть до смертельной стачки.

И все ясно - ты огнедышащий Кай, недописанный Дориан, жадина Робин-Гуд. И уже неважно, но просто знай, что когда меня у тебя отберут, я закончусь сразу, я перестану дышать.
Мой патрон у тебя. Значит, тебе решать.

Ветер упрямится, забирается в рукава, греется у ложбинки под самой шеей. Я расплетаю свои кружева, чтоб показаться тебе - шизокрылой феей, девочкой-самоучкой, плохой актрисой, древней и самой мудрой, чужой мечтой. Хватит стоять и ждать меня за кулисой. Сцена - моя, значит, я поделюсь с тобой. Выйди вперед, прочитай все, что знаешь на память, я подскажу, буду рядом. Не подведу. Я обещаю тебя не смертельно ранить, чтобы потом не гореть нам в двухместном аду.

Горло сжимается, видишь, как цепки пальцы? Не отпускай, еще рано, я не смогу. Видишь, как кто-то одел нас с тобой на пяльцы, чтобы расшить цветом крови нашу канву? Без остановок, нити переплетая, как по написанному - выжигай слова. Я все прощаю, слышишь? Тебе - прощаю. Раз так болит в груди, значит, я не мертва.

Все исцеляется временем - слышал, да? Уложи меня спать, заведи будильник на май. Ты -у меня. Остальное, поверь, ерунда.
Засыпай со мной.
Засыпай.
Засыпай.

расскажи, как ты там без меня одинок. Как шарахаешься от дам, курящих ментоловый Вог, как не смог выбелить душу, как ты наших групп не слушал сто тысяч лет. Как у тебя вчера на обед - традиционный воскресный пирог, что раньше готовили ты и я. Как твоя многочисленная семья шлет мне нескончаемые приветы. Как ты тщетно мечтаешь дожить до лета.

расскажи мне теперь, за что ты продал нас. За чей-то божественный профиль, аристократический анфас? За весь галактический газ, за вселенские запасы угля? Хорошо, что не я теперь приношу тебе кофе в постель, что моя прозрачнейшая акварель тратится на портреты достойных ее людей.

но я почему-то жду от тебя новостей.

расскажи, как ты помнишь меня наизусть. Я боюсь, я, слышишь, до одури боюсь проснуться однажды и забыть. Поэтому мне и нужно с тобой говорить, перебирать ничего не значащие детали, вроде кошки соседки Гали, вроде водопроводчика из ЖЭКа, случайного вроде бы человека... Мне нужно помнить, ради чего я смогла обо всех забыть. И как сильно когда-то я умела, могла любить...

давай поиграем с тобой в игру -
я сейчас попрощаюсь.
и больше никогда тебе
не наберу.

Моя первая самая нежная весна. Март издевается, щеки целует мне до красна. Март берет под руку, как вышколенный кавалер. Мы с ним гуляем по облаку, а под нами пять тысяч лье. Не расцепляй же пальцев, не отпускай. Хрестоматийных таких страдальцев нужно еще поискать, - ты где-то скитаешься, кутаешься в пальто. Я тебя не ищу. Я сажусь в авто, прячу нос в воротник, задвигаю речь. Ну чего ты поник? Не сумел сберечь?..

Там апрель занимал за тобой очередь в небеса. Отойди, не видишь - стынет взлетная полоса?.. Я взлечу без тебя, не касаясь крыш. Отговори меня, ну же... ну что ты молчишь?..

Март целует в ладони, закатывает рукава. Тихо-тихо стонет, холодеет едва. Он под утро снова превратиться в февраль.. Март, останься, слышишь? Мне совсем не жаль всех патронов и меток, всех невысказанных обид. Почему же в груди до сих пор болит?.. Я ждала тебя слишком долго, чтобы дать уйти.
Я с тобой, обещаю.
Не грусти.

и когда он рядом, я живая. Гравитация кланится, отступая, уступая ему права. Он целует меня едва, задевает ресницами бледную щеку. И с какого бока не посмотри, у меня все дергается внутри, умирает в конвульсиях и воздает хвалу. "Не создавай кумира" - а я поклоняюсь злу, чистому и порочному, как в рекламе. И я некстати вспоминаю о маме, как она предрекала... она права, оказалось все просто как дважды два, - вот он был, вот его уже нет. И вот я - боюсь посмотреть на свет, берегу зареванные глаза. Он приходит изредка, издеваясь, из рукава достает туза. Я понимаю - бито, карты летят на пол. "Я тут как раз скучаю. Ты проходи, раз пришел".

он, по-моему, планирует жить во мне. Прописался в мыслях, в сердце построил дом. Он наверное садик посадит там по весне... а чуть позже - чиркнет спичкой и гори оно все огнем!

тут такая нехватка воздуха и воды, что, пожалуйста, позвони в ноль-три. Дверь открой им, тапочки предложи...

и лежи, не вставай, я сейчас принесу рассвет.
почему, скажи, тебя у меня - нет?..

я по старой телесной памяти обхожу углы, не включая свет. Одеваюсь на ощупь, путая рукава... Не была в этом доме три тыщи лет. И сейчас не знаю - зачем пришла. Это просто такой дефицит нутряных сетей. Не хватает смелости быть одной. От меня до нас - одно "забери меня из гостей", и я уже еду в гости к тебе с тобой.

это просто такой авитаминоз, не хватает солнца и новостей. У тебя как всегда - самый верный пес, и жена родит тебе пять детей... У меня бесконечность перед ногами, только я никак не решусь шагнуть. Эта девочка с осенними волосами вечно обещала - выплывем как-нибудь. Суть не в том, чтоб оставаться непревзойденной и не в том, чтобы знать - стоит мне позвать, как ты будешь рядом... кем угодно - братом, верным слушателем, утешителем и врачом. Я уйду сейчас. Ты прости, так надо. Ты прости, что опять не проснемся вдвоем.

и я больше не позвоню. Больше не приеду. Мы с тобой развязались, рассохлись, рассыпались в прах. Нас не будет, слышишь? Нас точно больше не будет. Это все пройдет - и тоска, и страх.
я сама закроюсь, не вставай, не нужно. Не ищи меня. Не зови меня.
я хотела всего лишь немного согреться
у твоего огня.

вчитывайся в самую суть, ищи между строк, подставляй синонимы и кури.
я не могла уснуть. Сделай же что-нибудь, чтобы перестало гореть внутри... чтобы больше не раздирало в британский флаг, чтобы крик не срывался в визг, чтобы все окей... Сделай так, чтобы я не металась в поисказ запчастей своему поломавшемуся уму, тронувшемуся разуму и душе.
в этих древних клише для меня и спокойствие, и уют.
я возвожу тебя в абсолют, ставлю режим на вибро и жду письма. Но ты не пишешь пятые сутки. Давай как-нибудь сама...

и я сама справляюсь. Готовлю суп, перебираю фильмы, хожу на спорт.
...если бы кто-нибудь вырезал мне тебя, - я бы пошла на такой аборт. Я бы позволила им выдирать слова, сделать укол от боли, стереть мне память. Все равно мне не будет хуже.
а ты талант. Мало кому дано так искусно ранить.

кстати, я тут дышу. Космос в глазах, дурь в башке и дыра в груди. Шью ее каждый день у чужих портных, так что в ближайших двести меня не жди! Мне нужно время, чтоб снова встать в строй живых, чтоб ощутить объем, полноту и вкус.
я не жалею, что мы умираем так.
я обещала. Помнишь?
я не вернусь.

Мне уже все равно, сколько раз ты был на краю. В нашем раю фейсконтроль - очень строгий, ты же знаешь, малыш. И мне откровенно плевать, чьи на палец ты пряди мотаешь.
Ну что ты молчишь?
Мне хватило полвзгляда, чтоб понять - ты не стоишь и пенса. Ни капли слез моих, ни цепочки нервов...
...тогда почему держаться вдали от тебя так трудно. И я не знаю, на сколько хватит моих резервов...
Мне уже все равно, где мы будем завтра. Меток не напасешься и пуль на всех. Не подходи так близко, итак всем ясно, что на моих частотах много твоих помех. Что в моем взгляде тебе слишком много яда, хватит убить пятерых как ты и на чай.
Больше ничего интересного тут не покажут. Спать пора. Выключай.

И не прощайся со мной, не нужно. Я буду верить, что ты просто вышел, что это не навсегда.
я правда тебя ненавижу, ну честно, слышишь... даже теперь, когда разные города. Даже теперь, когда разные часовые нас охраняют от беса и от невзгод...
Я так мучительно, страстно тебя презираю... за то, что который год ты не меняешь свои привычки - звонишь в субботу примерно в три...
Я так любила тебя, ты видел?
Так посмотри.

Выдыхай. Отпускай мою руку. Так легко проплывать вдоль высоток серыми облаками. Я не знаю, как это случилось с нами... я не знаю, как мы незаметно исчезли с радаров, превратились в пыль. После всех обжигающе ледяных пожаров лучше сам меня обескрыль, пока это не сделал кто-нибудь равнодушный, с неподкупным взглядом и пустотой. Лучше сам мне втолкуй, как же получилось, что ты - не мой.
Отойди. Я попробую взлететь напоследок, чтоб запомнить в крыльях пружинящий ветер.
Чтоб почувствовать самой дальней их миллиона клеток - нас больше не будет на этой планете.

Посидим, помолчим на небе. Видишь, грозовые тучи продолжают расти?
Выдыхай, мой хороший. Прощай меня и отпусти.

и вечер размазал тонким слоем чернильный дешевый лак. Когда нас с тобой оставалось двое в игре без выигрыша, ты, дурак, все просто так мне отдал и выбыл, ушел, закинув на плечи сумку.
"Не бойся, в море есть много рыбы - большой и вкусной, под сок и рюмку." И в общем-то был таков. А вечер стирал все грани, все округлял, все ставил в рамки чужих придумок. Хотелось следом, хватать за руки, в глаза заглядывать. Не готов. Ну ты пойми, это слишком, глупый. И даже в лучшем из всех миров, из всех вселенных и всех галактик ты был бы слишком чужим. Что ж мне сделать с тобой таким?..

другим расскажешь свою историю, запутанную, словно рыбачья леска. Не баламуть эту воду мутную. Так ведь ни капли не интересней. Чудесней только - мне слишком кажется, что я уже проходила здесь. Останься рядом. Со мной. Пожалуйста. Ты нужен мне. Без остатка. Весь.

прощаться глупо, здесь все исписано словами "вечность" и "навсегда". Ты все поймешь, мне добавить нечего. А остальное, увы, вода. Печально вроде бы и сомнительно, хотя на деле - светло и точно. Ты уходи, я еще не забыла. Я закрываюсь. Теперь бессрочно.

и вроде все обрубается титрами, имеет свой логичный конец. Но сердцу не скажешь, что ты не прописан в нем - ты для него постоянный жилец. И без попыток, без права сделать все лучше, чище, все "точно так", ты все отдал мне и просто выбыл. А я любила тебя, дурак.

после первых пяти шагов навстречу реальности дальше идти становится много легче.
кто-то рядом с тобой отгоняет сырую тьму, душит волков, жжет путеводные свечи.
и уже не так страшно, не так устало, не так смертельно, не так "как надо".
но ты готова поклясться, что преследует тебя кто-то с жестоким и колким взглядом.

после первых шагов как-то резко осядешь на земь и себя по карманам - в поисках сигарет.
а они отсырели, рассыпались... в общем, их больше нет.
после первых шагов тебе кажется, что ноги-спички точно не выдержат этот скалистый путь.
ты сжимаешь в руках бесполезные папиросы, и ноет грудь.
в ней борьба, в ней цунами, в ней просто хаос, непонятные тени, чужие мысли и пять шагов.
после самого трудного старта ты понимаешь, что в общем-то был готов.

после серых высоток, трех телефонов, пяти морей
понимаешь всю ценность тихих, скупых ночей.
после склеивания кусками чужих сердец
дико хочется выложить из своего "конец".

давай поставим на этом точку, без выводов, без морали, без поисков смысла в том, где его и подавно нет. Я уже стерла все твои строчки за столько мимо летевших лет.
а за окном - сентябрит апрель, сворачивает горы ненужных, отбирает последнее, готовит лето. А я окончательно села на мель, опустила руки.. и пусть, что где-то
ты пишешь новым родные строки про шелк волос и про лисий мех. И пусть, что были так одиноки, так единичны, так против всех.

и пусть, что мы в одиночку помним всю географию наших мест.
давай поставим на этом точку.
_______________________________Давай поставим на этом крест.

а они все такие живые, такие настоящие, радостные донельзя, спящие в простынях, что я кажусь себе обглоданным скелетом, тронь - и я осыплюсь в серый ненужный прах. И у них все так четко, все так отлаженно, мысли спутаны, пальцы сжаты, что хочется выть на прохожих, стать невидимой, выйти из дома и без разбору идти куда-то. А эти ребята зовут к себе, освобождают мне место рядом, просто пытают щенячим взглядом... я боюсь заразиться этой беспричинной радостью, чтобы потом, когда-нибудь в глубокой седой старости, не проснуться среди ночи и не рвать волосы на голове...


и все дороги ведут к тебе. Вот такой вот он - мой великий Рим, моя вечная и единственная печаль. Я не знаю, откуда у меня в голосе берется такая сталь, когда ты так болезненно близко, так глубоко... Я устала. Скажи, а когда уже будет легко?


а они все такие живые. Я не завидую. Просто пусто в груди и тревожно. Покрыто инеем все, что было, когда я была одной из них. И в чужих лабиринтах квартир от окна до порога, я считала, мечтала - может, скосят хоть полсрока, отпустят раньше, перестанут купать меня в явной фальши. Я мечтала добраться до своего Рима, чтобы тихо сказать - видишь, я сильная. Я все же смогла, любимый.


я не значусь в реестрах выживших после взрыва.
меня нет среди списков погибших, наверно, тоже.
я застряла между этим и вышнем миром,
чтобы ночью прижаться прохладой к горячей коже.

симптоматика необъяснима, ее заболевание не подходит ни под один описанный ранее случай. У нее то капитально крышу срывает, то озноб на полдня, то беспричинный сплин ее мучает, то тревога. Она обошла уже всех врачей, выпила гору успокоительных, перечитала все медицинские справочники, составила подробное описание бесонных ночей. Но нигде нет ответа, никто не поможет ей справиться. А она улыбается хитро, когда говорит ему - знаешь, а мне это даже нравится.

он боится уснуть, не спросив, все ли в порядке. И когда она исчезает, играет в прятки, выключает на сутки телефон, не появляется в старых местах, он ненавидит ее за то, что не может сейчас сжать лицо в руках, осторожно поправить выбившуюся прядь ее осенних волос, и всерьез ему все это портит нервы. Нервы рвутся гитарными струнами, лопаются в груди. Он убеждает себя - ты для нее не первый. Ну хватит уже. Уйди.

и вот вроде ее отпускает, ставит на место, переплетает пальцы с чужими... и она понимает, что стало легче, она забывает. Все возвращается в норму, мир возвращает резкость, четкость, гладкую плавность линий. Она не уснет у него в машине, чтобы дольше вглядываться в его профиль, оттискивать в повлажневших зрачках каждый миллиметр родного тела. Она так не хочет, чтоб он уехал, она выдумывает срочное дело, разводит задушевные разговоры, провоцирует его на скандалы, споры... а сама сидит и почти не слушает ответы. Ей нужно надышаться его воздухом, запомнить его вкус... И когда они все же прощаются, у нее случается рецидив... Она бессильно опускает руки... Хватит уже. Сдаюсь.

симптоматика необъяснима. Это пожизненное. Это неизлечимо. Когда сердце вот так обрывается, падает в лед... она поднимает его, протягивает ему... -У меня есть кое-то для тебя.. возьми.. вот...

это как выключить свет и идти спотыкаться, биться коленями, собирать все углы, и до чертиков, до полоумья бояться серых монстров из темноты.

это как на цыпочках выходить из спальни, почти не касаясь пола, чтобы не скрипнула старая половица, и, глядя на него спящего, прослезиться, и молиться, креститься, божиться - я буду самая верная, Господи, я перестираю все разбросанные им носки... прислушиваться к звукам в комнате, неосознанно гладить истеричными пальцами разболевшиеся виски.

это как прятать в асфальте взгляд, когда ты случайно встречаешь кого-то из прошлого. Смеяться, рассказывать, как все по нотам, улыбаться. Но все - невпопад. Потомучто хочется "я все помню, ты мой хороший...".

это как прочитать в его старом ЖЖ запись, сделанную ровно год назад, - мы сегодня впервые занимались любовью. И вот - почти на зажившую рану капает самый смертельный яд, раздирает ее пополам, посыпает солью...

это как расставание на вокзале.
хрестоматийные обещания, слишком пылкие поцелуи, слишком сухие глаза.
"я не забуду тебя, ты только возвращайся, ты слышишь?"
"прости... ты что-то сказал?"

это то, как я тут схожу с ума, предаю всех святых.
переписываю черновики, ставлю точки вместо запятых.
это то, как я разделила людей на своих-чужих.
только ты один в моем первом списке.
потомучто только ты смог подобраться ко мне так близко.

больше некому спасать меня и хранить, обкладывать ватками со всех сторон и прятать на антресоли. Он, последний, с кем ели на брудершафт пятнадцатый пуд соли, сказал мне вчера - прости, не могу больше быть. И вроде бы все так естественно - круговорот близких людей в природе, кому-то нужно уйти, чтобы выжить. И мне надо бы радоваться погоде, покупать себе шмотки, согласно моде, искать ошибки в html-коде. Но я продолжаю слышать спустя сутки - Даш, мне больно, прости... попытайся понять... услышать.

и все. Больше некому рассказать, почему я боюсь летать, почему мне определенно нужно знать, через сколько минут рассвет. И все. У меня его - нет...

черт с ними, со всеми случайными, из каких я пыталась сложить его по частям. И я так истерично-очаянно никого еще не берегла.

он вчера растворился, безудержно в трубку мне объясняя, как ему тут херово и сложно. Я бы рада его отпустить, подарить свои крылья, молчать, но отчего-то ответила - слушай, а мне с тобой... как-нибудь... можно?

И когда он смотрит на меня вот так - я замолкаю резко, давлюсь несказанными словами, впадаю в анабиоз. Я бы рада сбежать, укрыться в проулках, курить наотмашь, прятать в ладони нос...Я бы рада так равнодушно пожать плечами, ответить на молчаливый его вопрос, но я стекаю дождем по пальцам, когда он медленно протягивает руку и грубо касается моих волос. Сигналы SOS не проходят в космос, как в сотни прошлых попыток выжить. Я раздеваюсь сама до нервов, я опускаю глаза и плечи...

Он не хотел бы меня услышать. А я б ему рассказала о вечном - о всяких глупостях, о погоде /циклоны-ветры-дожди-цунами/. О том, что мне постоянно больно. И я не знаю, что происходит...

Но я стою под его взглядом, не в силах даже пошевелиться. Он одевается и уходит, ломает меня на частицы. А мне бы молиться, плакать, сменить замки, бояться звонка телефона. Но я курю и сбиваю пепел, жду сообщенья - все в норме, малыш. Я дома.

Ева была несчастна. К черту Адама с раем, ангелов и бескрылых, Бога с его дарами. Ева любила Змея. Жаль, что она не знала и ни про Герду с Каем, и ни про Сида с Ненси. Еве хотелось плакать, сыпать проклятья в Бога и, головы не жалея, жрать The_Zапретный_Plod. Жаль, что тогда не знали ни про табачный плацебо, ни про слезливых boys_band, что можно скинуть в iPod. Ева ходила кругами, как та собака у кости, что так удачно упала из-под хозяйской руки.

Змей был коварный малый, он говорил несчастной - Ева, о, моя Ева... твои шаги легки, губы твои прекрасны, волосы цвета ржи. Ева, все это схавав /и закусив Запретным/, даже и отдаленно не уловила лжи.

Ева была не жадной, она поделилась с Адамом, тот был вообще не умный. Взял-откусил-прожевал. Бог был тогда не в духе, он попросил очистить площадь Святого Рая от тех, кто в ней проживал.

Змей улыбался мерзко, ставил на листик галки. И не ходи к гадалке - тут виновата любовь.
Ева все так же несчастна и проклянает Адама - чо ж ему со всеми ребрами так херово жилось?..
Морали у сказки нету. Только мне жаль, однако, что у безмозглой Евы с чешуйчатым не срослось.