Объясни мне
Объясни мне, пожалуйста, как расцепить объятия, когда пальцы сплелись за спиною в немой узор; когда тело впитало тепло твое. А под платьем кожа плавится и отпустить тебя - сущий вздор. Мне вобрать это чувство хочется всею сущностью, рассадить в себе по периметру всех пустот. Вот смотри, я взрастила нас. Нарастила новое на культю. Эта нашесть во мне беспокойным цветком цветет. Лепестками щекочет, стеблем по венам режется, оплетая корнями грубый сердечный сруб; и уходит в лопатки, взрываясь щемящей нежностью.
Объясни мне, как маленькой, как выиграть эту игру? Где ладони вокруг тебя спаяны тонким обручем. Стук в твоей грудной клетке сбивает мой личный ритм, и за спину цепляюсь, как цепляются люди в поручни, когда резко по тормозу ударили в две ступни.
Объясни мне, как взрослой, постигшей родство некровное, как суметь добровольно разжать ручную петлю, когда рыба в сети, а суденышко китобойное к этой рыбе прониклось трепетнейшим "люблю"?
Я стою в тебе по колено, как в Черном море, и одежда моя пропиталась влагой и солью.
Омывай меня.
Обнимай меня.
Гни опоры, становясь моим новым центром сердечной боли
Объясни мне, как маленькой, как выиграть эту игру? Где ладони вокруг тебя спаяны тонким обручем. Стук в твоей грудной клетке сбивает мой личный ритм, и за спину цепляюсь, как цепляются люди в поручни, когда резко по тормозу ударили в две ступни.
Объясни мне, как взрослой, постигшей родство некровное, как суметь добровольно разжать ручную петлю, когда рыба в сети, а суденышко китобойное к этой рыбе прониклось трепетнейшим "люблю"?
Я стою в тебе по колено, как в Черном море, и одежда моя пропиталась влагой и солью.
Омывай меня.
Обнимай меня.
Гни опоры, становясь моим новым центром сердечной боли
#лтживи
Лет 10 назад здесь началась моя "стихо-карьера". Тогда еще другой дизайн, "дуров, верни стену", борьба со спамерами и плагиаторами. И десятки потрясащих людей) я помню вас, я благодарю, что вы были со мной, что многие все еще со мной! Я училась на ваших стихах и это был незабываемый старт для многих из нас.
И как же я вас всех люблю!)
По закону жанра стишок прилагается.
И нет во мне слов, которые между строк могла бы сплетать, чтоб чьих-то сердец касаться. И весь пройден путь, и выучен весь урок, и лучше уйти, чем дальше играть паяца. И Бог приуныл, исторг из Своих чертог, и люди скупы на чувства - проходят мимо, - и шаг на порог никак не шаг за порог, и я так устала от собственной пантомимы. И хочется вдох, такой, чтобы в пух и прах разбил бы во мне занудное стихоплетство, но все дело в том, что я самый лучший враг самой же себе. Поэтому и потворствую, что буквам банальным, что личной тоске трехтонновой, что тем, за которых не стоило и держаться бы..
А эти стихи бъют лишь холостыми патронами и ваши сердца не нуждаются в эвакуации.
Пи.си. вдох таки произошел. Он отправил меня жить в жаркую страну и разучил буквить. Но зато и возместил мне эту потерю втрое)
И как же я вас всех люблю!)
По закону жанра стишок прилагается.
И нет во мне слов, которые между строк могла бы сплетать, чтоб чьих-то сердец касаться. И весь пройден путь, и выучен весь урок, и лучше уйти, чем дальше играть паяца. И Бог приуныл, исторг из Своих чертог, и люди скупы на чувства - проходят мимо, - и шаг на порог никак не шаг за порог, и я так устала от собственной пантомимы. И хочется вдох, такой, чтобы в пух и прах разбил бы во мне занудное стихоплетство, но все дело в том, что я самый лучший враг самой же себе. Поэтому и потворствую, что буквам банальным, что личной тоске трехтонновой, что тем, за которых не стоило и держаться бы..
А эти стихи бъют лишь холостыми патронами и ваши сердца не нуждаются в эвакуации.
Пи.си. вдох таки произошел. Он отправил меня жить в жаркую страну и разучил буквить. Но зато и возместил мне эту потерю втрое)
На раз-два-три
Вот почему-то такая ностальжи включилась по сайту.. и людям, которых практически здесь уже нет.
Одна Гата вечна) Анька, ты прекрасна, - это за все мои нечитания тебя как минимум последний год... Прекраснапрекрасна!
Ну и стишок, как полагается. Свежевыжатый.
А потом из далеких прошлых приходит какой-то он,
греет в варежках руки, прячет голову в капюшон;
говорит лишь по делу. Мир его мал и прост,
и, пожалуй, бы смог уместиться в весь его рост.
Он, пожалуй, бы мог стать цветным, как калейдоскоп,
улыбал бы детей и не морщил устало лоб
от скользящих внутри гладких пуль, что рисует сам.
На бигбордах страны снова светлая полоса, -
кто-то пишет о счастье, обретенном в ком-то другом.
Кто-то спит на Мальдивах, кто-то спит под грязным столом
и решает, что это вполне допустимый шаг...
Мое прошлое дышит в телефонных гудках в ушах.
Его прошлое дышит сонно и с хрипотцой,
и лишь чрез объектив может смело смотреть в лицо,
корчить рожи, слова выдувая, как пузыри.
Он приходит и сердце бьется в вальсе на раз-два-три.
Одна Гата вечна) Анька, ты прекрасна, - это за все мои нечитания тебя как минимум последний год... Прекраснапрекрасна!
Ну и стишок, как полагается. Свежевыжатый.
А потом из далеких прошлых приходит какой-то он,
греет в варежках руки, прячет голову в капюшон;
говорит лишь по делу. Мир его мал и прост,
и, пожалуй, бы смог уместиться в весь его рост.
Он, пожалуй, бы мог стать цветным, как калейдоскоп,
улыбал бы детей и не морщил устало лоб
от скользящих внутри гладких пуль, что рисует сам.
На бигбордах страны снова светлая полоса, -
кто-то пишет о счастье, обретенном в ком-то другом.
Кто-то спит на Мальдивах, кто-то спит под грязным столом
и решает, что это вполне допустимый шаг...
Мое прошлое дышит в телефонных гудках в ушах.
Его прошлое дышит сонно и с хрипотцой,
и лишь чрез объектив может смело смотреть в лицо,
корчить рожи, слова выдувая, как пузыри.
Он приходит и сердце бьется в вальсе на раз-два-три.
Слой за слоем
Мне не хочется знать, что он справился, и что дышит,
что карман его джинсов выпирает от сигарет;
что когда треплюсь с другом в телефонную трубку -
он слышит,
но когда предлагают разговор со мной -
головой махнет твердое "нет".
Мне не хочется знать, как он в эти доли секунд,
позволяет себя быть довольным от роли падших.
Жизнь идет, как всегда, а меня за собой волокут
ее сильные руки;
ну, а я вот, пишу репортажи
со всех мест и событий, что были предрешены,
о которых я знала, но не решалась всуе,
потому что за это на язык кладут типуны,
а на простыни белой
кровью и потом рисуют...
Мне не хочется знать, что он есть на этой планете,
что увидеть могу, накачав себя алкоголем.
Это больно, всех тех, за кого был когда-то в ответе,
отрывать от себя
каждый день
слой
за
слоем
© Copyright: Майка Андреева, 2012
приглашаю туда. Я там чаще)
вконтакте.ру/devochka_ptitsa
что карман его джинсов выпирает от сигарет;
что когда треплюсь с другом в телефонную трубку -
он слышит,
но когда предлагают разговор со мной -
головой махнет твердое "нет".
Мне не хочется знать, как он в эти доли секунд,
позволяет себя быть довольным от роли падших.
Жизнь идет, как всегда, а меня за собой волокут
ее сильные руки;
ну, а я вот, пишу репортажи
со всех мест и событий, что были предрешены,
о которых я знала, но не решалась всуе,
потому что за это на язык кладут типуны,
а на простыни белой
кровью и потом рисуют...
Мне не хочется знать, что он есть на этой планете,
что увидеть могу, накачав себя алкоголем.
Это больно, всех тех, за кого был когда-то в ответе,
отрывать от себя
каждый день
слой
за
слоем
© Copyright: Майка Андреева, 2012
приглашаю туда. Я там чаще)
вконтакте.ру/devochka_ptitsa
Спасибо, что могу быть благодарной
Спасибо, что закончилось все резко, и места больше нет на мне для фресок, что рисовал руками по утрам.. Спасибо, что оставил только память, ее достаточно, чтоб временами ранить невидимую глубину нутра; что целью нашей было выжить вместе, что не давал надежд мне стать невестой, и, что по правилам была эта игра.
Я, завсегдатай букв и глупых строчек, была способна не писать. Мой ровный почерк лишь выводил заглавными "ура!"...
Но мы бы ведь не справились, скажи же?! Ответь мне, потому что я не вижу тех мест, где никогда бы не срослось. Но даже так.. я говорю спасибо за каждый смысл сделанных ошибок, и что пустили чувства на авось. Спасибо, что могу быть благодарной, и, что смеясь, могу свернуть на карму, мол, "кто виновен в том, что не сбылось?"
Спасибо, что ты был, когда я болью давилась, как слезами. Слабоволье мое прощал, увидев всю насквозь; и что в тебе я находила прочность, когда сама о ней лишь да заочно. Что стержнем силы ты тогда мне стал..
Спасибо, что закончились, как паста, что исписались до конца; и за контрасты. За каждый день, в котором были мы. Спасибо, что идем отдельно дальше, что нет ни лжи, ни грубости, ни фальши, и, что мне дышится в преддверии зимы.
Я отпускаюсь в следующий левел, ты даже это как-то во мне сделал, - и мне не страшно (умирать одной). Со мной останутся поэзия и память,
и прошлое, в которое не кануть;
и целый мир, написанный тобой..
© Copyright: Майка Андреева, 2011
приглашаю туда. Я там чаще)
вконтакте.ру/devochka_ptitsa
Я, завсегдатай букв и глупых строчек, была способна не писать. Мой ровный почерк лишь выводил заглавными "ура!"...
Но мы бы ведь не справились, скажи же?! Ответь мне, потому что я не вижу тех мест, где никогда бы не срослось. Но даже так.. я говорю спасибо за каждый смысл сделанных ошибок, и что пустили чувства на авось. Спасибо, что могу быть благодарной, и, что смеясь, могу свернуть на карму, мол, "кто виновен в том, что не сбылось?"
Спасибо, что ты был, когда я болью давилась, как слезами. Слабоволье мое прощал, увидев всю насквозь; и что в тебе я находила прочность, когда сама о ней лишь да заочно. Что стержнем силы ты тогда мне стал..
Спасибо, что закончились, как паста, что исписались до конца; и за контрасты. За каждый день, в котором были мы. Спасибо, что идем отдельно дальше, что нет ни лжи, ни грубости, ни фальши, и, что мне дышится в преддверии зимы.
Я отпускаюсь в следующий левел, ты даже это как-то во мне сделал, - и мне не страшно (умирать одной). Со мной останутся поэзия и память,
и прошлое, в которое не кануть;
и целый мир, написанный тобой..
© Copyright: Майка Андреева, 2011
приглашаю туда. Я там чаще)
вконтакте.ру/devochka_ptitsa
Если ты правда есть
Если ты, правда, есть - для кого ты есть?
Для чего ты в ладонях держишь сухую горсть людских мнений о том, что никак не счесть, что не делает этим же людям честь, и внутри них, как в горле кость?
Для кого ты живешь? От кого ты уходишь прочь?
Почему ты молчишь со мной, словно ты рыба-меч? Пробиваешь мои борты и уходишь в ночь; по ногам моим вниз вытекает дочь. Нас обоих не смог сберечь...
Для кого ты отныне ставишь пустую сеть?
И в кого ты себя забиваешь, как в стену гвоздь?
Посмотри, как забавно во мне ужилась вся смерть, я могу с ней спать, и не спать, и есть, и ходить, не держась за стены, словно за трость; посмотри, во мне дышит та, кто могла бледнеть, кто от правды твоей могла бы давно блевать... А она, почему-то, еще продолжает петь, не сумев ни на йоту заледенеть; по тебе в пальцах крутит прядь. А она, почему-то, продолжает ужины греть, и постель на двоих застилать; в ее венах не кровь, а, пожалуй, медь - не иначе, поверь, не иначе, ведь она любит тебя.
Не тебе ли это не знать?
Не тебе ли о ней хоть иногда говорить? Не тебе ли ее хоть иногда вспоминать?
Если ты, правда, есть, но совсем не смел, для чего каждый день ты продолжаешь быть? Для чего ты ее, усадивши в своей горсти, не попросишь уйти? Навсегда уйти.
Ведь ладони разжать сумел..
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Для чего ты в ладонях держишь сухую горсть людских мнений о том, что никак не счесть, что не делает этим же людям честь, и внутри них, как в горле кость?
Для кого ты живешь? От кого ты уходишь прочь?
Почему ты молчишь со мной, словно ты рыба-меч? Пробиваешь мои борты и уходишь в ночь; по ногам моим вниз вытекает дочь. Нас обоих не смог сберечь...
Для кого ты отныне ставишь пустую сеть?
И в кого ты себя забиваешь, как в стену гвоздь?
Посмотри, как забавно во мне ужилась вся смерть, я могу с ней спать, и не спать, и есть, и ходить, не держась за стены, словно за трость; посмотри, во мне дышит та, кто могла бледнеть, кто от правды твоей могла бы давно блевать... А она, почему-то, еще продолжает петь, не сумев ни на йоту заледенеть; по тебе в пальцах крутит прядь. А она, почему-то, продолжает ужины греть, и постель на двоих застилать; в ее венах не кровь, а, пожалуй, медь - не иначе, поверь, не иначе, ведь она любит тебя.
Не тебе ли это не знать?
Не тебе ли о ней хоть иногда говорить? Не тебе ли ее хоть иногда вспоминать?
Если ты, правда, есть, но совсем не смел, для чего каждый день ты продолжаешь быть? Для чего ты ее, усадивши в своей горсти, не попросишь уйти? Навсегда уйти.
Ведь ладони разжать сумел..
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Девочка-птица
- Я, говорит, - болю в тебе по утрам?
тычется носом в худые ее ключицы...
Бог громко бьется в нагрудный ее карман, мир безнадежно качается и крошится.
- Я, говорит, - себя в тебе нахожу каждой нелепой шуткой о скором лете; я, говорит, - когда на тебя гляжу, все на места становится. Я на месте.
Ты же сопрано-девочка, ты струна самых моих недостижимых высот. Ты у меня одна. Ты моя одна.. (Бог, ухмыляясь, в карму его - стопиццот)
- Ты, говорит, - тепла и мягка на вкус.
- Я, говорит, - не ел ничего вкуснее.
Она смеется, и весь наплечный груз в ноги слетает, как страусиные перья. Она смеется так, что он хочет жить, так, словно солнце стало мгновенно жарче.
- Я, говорит, - устал не тебя любить, - и смотрит в сердце мудрейшим на свете старче.
- Я, говорит, - без тебя совсем не звучу, будто запавшая клавиша пианино. Я, говорит, - слева в тебе стучу...
Девочка-птица засела на героине.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
тычется носом в худые ее ключицы...
Бог громко бьется в нагрудный ее карман, мир безнадежно качается и крошится.
- Я, говорит, - себя в тебе нахожу каждой нелепой шуткой о скором лете; я, говорит, - когда на тебя гляжу, все на места становится. Я на месте.
Ты же сопрано-девочка, ты струна самых моих недостижимых высот. Ты у меня одна. Ты моя одна.. (Бог, ухмыляясь, в карму его - стопиццот)
- Ты, говорит, - тепла и мягка на вкус.
- Я, говорит, - не ел ничего вкуснее.
Она смеется, и весь наплечный груз в ноги слетает, как страусиные перья. Она смеется так, что он хочет жить, так, словно солнце стало мгновенно жарче.
- Я, говорит, - устал не тебя любить, - и смотрит в сердце мудрейшим на свете старче.
- Я, говорит, - без тебя совсем не звучу, будто запавшая клавиша пианино. Я, говорит, - слева в тебе стучу...
Девочка-птица засела на героине.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
И впадаю по капле в море..
Здесь такая тоска, о которой молчать и ночами, от которой греть руки малиновыми чаями выливая в ладошки, как в блюдца, красную жижу..
Я не вижу его. Я так долго его не вижу...
Здесь такую любовь не рождают - себе дороже; тянут мокрые крылья мои птицы по синей коже, поскользнувшись, слетают, ударяясь о дно печали, продолжая молчать, как другие до них молчали...
Мне бы сделать его образа и на них молиться..
Я ценю журавлей, но хоть раз бы попалась синица!
Эта осень - лишь травля холодом и тишиной, это сбитый маршрут не найтись за его спиной...
Здесь такая тоска, от которой пьют всё, не глядя. Заливают в себя литр за литром отборного яда, вычищая из душ то, что вечным считалось в народе.
Я же пью свою грусть и копаюсь в ней, как в огороде.
Ноябри мне вживляют отраву под самое сердце. Я вертелась бы, но - от нее мне не отвертеться. От нее мне лакать небеса из коричневой лужи; от нее мой мирок выужен и заужен. От нее у меня в голове разболелся мальчик, и зашкалило, и..подорвалось несколько датчиков.
Потому я молчу. Мои птицы и дальше бьются, разбиваются, падая. Мокрой печалью льются. Отрывают по перышку с каждым ударом в глотку...
Здесь такая тоска, от которой я, идиотка, распадаюсь по нотам в каком-нибудь ля-миноре; и теку,
и теку, и впадаю по капле в море...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Я не вижу его. Я так долго его не вижу...
Здесь такую любовь не рождают - себе дороже; тянут мокрые крылья мои птицы по синей коже, поскользнувшись, слетают, ударяясь о дно печали, продолжая молчать, как другие до них молчали...
Мне бы сделать его образа и на них молиться..
Я ценю журавлей, но хоть раз бы попалась синица!
Эта осень - лишь травля холодом и тишиной, это сбитый маршрут не найтись за его спиной...
Здесь такая тоска, от которой пьют всё, не глядя. Заливают в себя литр за литром отборного яда, вычищая из душ то, что вечным считалось в народе.
Я же пью свою грусть и копаюсь в ней, как в огороде.
Ноябри мне вживляют отраву под самое сердце. Я вертелась бы, но - от нее мне не отвертеться. От нее мне лакать небеса из коричневой лужи; от нее мой мирок выужен и заужен. От нее у меня в голове разболелся мальчик, и зашкалило, и..подорвалось несколько датчиков.
Потому я молчу. Мои птицы и дальше бьются, разбиваются, падая. Мокрой печалью льются. Отрывают по перышку с каждым ударом в глотку...
Здесь такая тоска, от которой я, идиотка, распадаюсь по нотам в каком-нибудь ля-миноре; и теку,
и теку, и впадаю по капле в море...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Оловянная чума
Сделай меня оловянной и стойкой.
Я буду солдат.
Буду служить в нужной точке координат;
Я уеду туда по первому же приказу,
по заложенному в меня чертежу.
не почувствую холода,
а почувствую - не скажу.
Не узнает никто, как не просто мне быть
цельным сплавом.
Буду жить для своей
сверхнепонятной державы.
Ноябрями лечиться от предстоящей зимы
и молчать обо всем;
солдаты всегда немы.
Не мы будем вместе детей сочинять
(а могли бы...)
.. и каждый, кто мил,
из каждой из судьб моих
выбыл.
Но мне ли жалеть? Я стойкое существо,
плевать, что мозг выжжен,
а сердце лет сто мертво.
Ты сделал меня солдатом
чужой страны;
ты сделал меня воякой
бессмысленной злой войны;
звеном, не связующим два берега двух миров.
И..
можешь забрать обратно свое ребро.
Я буду солдат.
На мне оловянная кожа.
Я буду стоять и стойкостью боль ничтожить.
Лишь в минус тринадцать по телу скользит холодок,
и кожа трещит,
и сыпется порошок... *
* При температуре ниже 13°C происходит увеличение удельного объёма чистого олова, и металл образует новую модификацию, обладающую полупроводниковыми свойствами , — серое олово, в кристаллической решётке которого атомы располагаются менее плотно. Одна модификация переходит в другую тем быстрее, чем ниже температура окружающей среды. И тогда олово трескается и превращается в порошок. Причём соприкосновение серого олова и белого приводит к «заражению» последнего. Совокупность этих явлений называется «оловянной чумой».
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Я буду солдат.
Буду служить в нужной точке координат;
Я уеду туда по первому же приказу,
по заложенному в меня чертежу.
не почувствую холода,
а почувствую - не скажу.
Не узнает никто, как не просто мне быть
цельным сплавом.
Буду жить для своей
сверхнепонятной державы.
Ноябрями лечиться от предстоящей зимы
и молчать обо всем;
солдаты всегда немы.
Не мы будем вместе детей сочинять
(а могли бы...)
.. и каждый, кто мил,
из каждой из судьб моих
выбыл.
Но мне ли жалеть? Я стойкое существо,
плевать, что мозг выжжен,
а сердце лет сто мертво.
Ты сделал меня солдатом
чужой страны;
ты сделал меня воякой
бессмысленной злой войны;
звеном, не связующим два берега двух миров.
И..
можешь забрать обратно свое ребро.
Я буду солдат.
На мне оловянная кожа.
Я буду стоять и стойкостью боль ничтожить.
Лишь в минус тринадцать по телу скользит холодок,
и кожа трещит,
и сыпется порошок... *
* При температуре ниже 13°C происходит увеличение удельного объёма чистого олова, и металл образует новую модификацию, обладающую полупроводниковыми свойствами , — серое олово, в кристаллической решётке которого атомы располагаются менее плотно. Одна модификация переходит в другую тем быстрее, чем ниже температура окружающей среды. И тогда олово трескается и превращается в порошок. Причём соприкосновение серого олова и белого приводит к «заражению» последнего. Совокупность этих явлений называется «оловянной чумой».
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Ни один из твоих портов
Моим кораблям не светят твои порты..
Пинается буря в избитые вдрызг борты, катается шаром и снова идет под воду.
А где-то внутри из стен вылетают болты; а где-то на дне сдыхают семьей киты, собой удобряя подводные огороды...
Мне кажется, мир разломался вне океана. Пустуют глаза, лишь мелочью в дырке кармана, шугаются души и прячутся в недрах пяток..
И морем твоим по сути была лишь ванна; и порт твой был лишь соринкой на дне стакана..
а я, дура, пела, что ты моя теплая Ялта...
Моим кораблям еще снятся обрывки суши.. и бури легко превращаются в брызги в душе. И память к штурвалу выходит совсем нагой.
Я стала бы лодкой, везущей пустые души, к тебе. Ты бы смог их сделать и чище, и лучше.. но море нигде не граничит с седой тайгой..
И морю совсем неважно, кто спит на дне и чья тишина ломается в тишине...
Я стала бы чем-то связующим, вроде мостов,
чтоб снова прижаться губами к твоей спине, чтоб снова спиною прижаться к хладной стене, но..
моим кораблям не светит
ни один из
твоих
портов
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Пинается буря в избитые вдрызг борты, катается шаром и снова идет под воду.
А где-то внутри из стен вылетают болты; а где-то на дне сдыхают семьей киты, собой удобряя подводные огороды...
Мне кажется, мир разломался вне океана. Пустуют глаза, лишь мелочью в дырке кармана, шугаются души и прячутся в недрах пяток..
И морем твоим по сути была лишь ванна; и порт твой был лишь соринкой на дне стакана..
а я, дура, пела, что ты моя теплая Ялта...
Моим кораблям еще снятся обрывки суши.. и бури легко превращаются в брызги в душе. И память к штурвалу выходит совсем нагой.
Я стала бы лодкой, везущей пустые души, к тебе. Ты бы смог их сделать и чище, и лучше.. но море нигде не граничит с седой тайгой..
И морю совсем неважно, кто спит на дне и чья тишина ломается в тишине...
Я стала бы чем-то связующим, вроде мостов,
чтоб снова прижаться губами к твоей спине, чтоб снова спиною прижаться к хладной стене, но..
моим кораблям не светит
ни один из
твоих
портов
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Поколенье Ассолей
Между тем, - паруса, все на солнце повыгорали. Берега затопило временем и приливом..
Поколенье Ассолей.
Почти каждая ждать устала, размышляя о том, на что она тратит силы.
Чайка белая с криком упала в гнездо воды, океан обнимал и укачивал, словно мама; океан заметал преступлений своих следы и под утро к земле льнул прозрачно-седым туманом...
Кто-то в небо смотрел и мечтал оказаться птицей, - покорять расстоянья взмахом простой руки; и стучало в висках, и билось в такт под ключицами, и тянулось сгущенной влагой от той тоски вдоль лица, оставляя дорожками океаны; превращая людей лишь в лужи морской воды...
Горизонты так часто алели самообманом, оставляя в сердцах болезненно борозды.
Потакая мечтам, ты рукою гладишь волну, ты касаешься пальцами трепетно, осторожно; и не видишь сама, что как чайка - идешь ко дну, не пройдя ни границ, ни межводных пустых таможен. Сколько страха в глазах - столько веры, что не напрасно ты ждала здесь Его, как ждут с войны героев; что настойчивый взгляд однажды увидит красный и сломается пульс; и отплюется море, и уляжется ровным слоем по вертикали, выпуская всех Греев на землю одним архивом..
между тем, паруса все на солнце повыгорали,
а брега затопило временем и приливом...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Поколенье Ассолей.
Почти каждая ждать устала, размышляя о том, на что она тратит силы.
Чайка белая с криком упала в гнездо воды, океан обнимал и укачивал, словно мама; океан заметал преступлений своих следы и под утро к земле льнул прозрачно-седым туманом...
Кто-то в небо смотрел и мечтал оказаться птицей, - покорять расстоянья взмахом простой руки; и стучало в висках, и билось в такт под ключицами, и тянулось сгущенной влагой от той тоски вдоль лица, оставляя дорожками океаны; превращая людей лишь в лужи морской воды...
Горизонты так часто алели самообманом, оставляя в сердцах болезненно борозды.
Потакая мечтам, ты рукою гладишь волну, ты касаешься пальцами трепетно, осторожно; и не видишь сама, что как чайка - идешь ко дну, не пройдя ни границ, ни межводных пустых таможен. Сколько страха в глазах - столько веры, что не напрасно ты ждала здесь Его, как ждут с войны героев; что настойчивый взгляд однажды увидит красный и сломается пульс; и отплюется море, и уляжется ровным слоем по вертикали, выпуская всех Греев на землю одним архивом..
между тем, паруса все на солнце повыгорали,
а брега затопило временем и приливом...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
шипящее.щемящее
Мальчик мой, на какие сутки ты сдашься? Через сколько определишься и кому отдашься? Да, кому отдашься? Кому ты потом приснишься?
Мальчик мой, я бы пересекла все пороги Ла-Манша, я всего бы перечитала Ницше, знать бы только, что ты вернешься. Что на меньшее не согласишься...
Мальчик мой, ну скажи мне, на что ты годишься? На кого просто возьмешь да и поведешься? Да, на кого поведешься? Ты неверным ведь быть не боишься?
Мальчик мой, я бы стала какой-нибудь Машей, беспардонной и даже тощей, я бы мясом тебя кормила с горячей кашей; ты доволен бы был своей тёщей... Только знать бы, что ты не общий, что ко мне ты совсем не остывший. Что согласен с такою ношей - ждать...
Я наслышана о твоей бывшей, она, в общем, была хорошей, но нисколечко не любившей. Оттого ты такой уставший? Оттого ты такой поникший?
Мальчик мой, почему ты мне не звонишься? Почему ты с другими улыбаешься и смеешься? И за что ты так злишься? Ты правда злишься? Ты поэтому так очень больно бьешься и словами в себе молчишься?
Мальчик мой, знать бы, что ты не напьешься. Не напьешься – значит, один ложишься. Значит, один проснешься. Проснувшись - собой погордишься, во мне тишиной отзовешься.
Я, бесхребетной мышью, надеюсь, что ты вернешься. Что третий в постели лишний - лишь двое, не нужно больше. И что ни воды Ла-Манша, ни книги Фридриха Ницше не нужны, чтоб стать нам старше, не нужны, чтоб стать нам ближе...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Мальчик мой, я бы пересекла все пороги Ла-Манша, я всего бы перечитала Ницше, знать бы только, что ты вернешься. Что на меньшее не согласишься...
Мальчик мой, ну скажи мне, на что ты годишься? На кого просто возьмешь да и поведешься? Да, на кого поведешься? Ты неверным ведь быть не боишься?
Мальчик мой, я бы стала какой-нибудь Машей, беспардонной и даже тощей, я бы мясом тебя кормила с горячей кашей; ты доволен бы был своей тёщей... Только знать бы, что ты не общий, что ко мне ты совсем не остывший. Что согласен с такою ношей - ждать...
Я наслышана о твоей бывшей, она, в общем, была хорошей, но нисколечко не любившей. Оттого ты такой уставший? Оттого ты такой поникший?
Мальчик мой, почему ты мне не звонишься? Почему ты с другими улыбаешься и смеешься? И за что ты так злишься? Ты правда злишься? Ты поэтому так очень больно бьешься и словами в себе молчишься?
Мальчик мой, знать бы, что ты не напьешься. Не напьешься – значит, один ложишься. Значит, один проснешься. Проснувшись - собой погордишься, во мне тишиной отзовешься.
Я, бесхребетной мышью, надеюсь, что ты вернешься. Что третий в постели лишний - лишь двое, не нужно больше. И что ни воды Ла-Манша, ни книги Фридриха Ницше не нужны, чтоб стать нам старше, не нужны, чтоб стать нам ближе...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Самоотвод
Мне не хочется от тебя ни звонков, ни тем более общих детей. Я устала тянуться березой к каким-то верхам. Не зови меня в дом, а тем паче милой своей, - я за наш общий быт ни минуты уже не дам. Ускользало тепло сквозь открытый дверной проем, на пороге стоял и в себя ты его не пускал.. Я уже не хочу этих версий, где мы втроем. Я устала смотреть на парус с высоких скал, все маячит вдали, дугою войдя в небеса... Это больше, чем то, что когда-то я так просила. Это самоотвод. Это рай мой, пусть на полчаса. Полчаса ведь немало? На больше не хватит силы...
Я глотаю минуты, как сигаретный дым. Я почти дышу. Для тебя достаю из карманов остатки нежности, - если любишь меня, то оставь в покое, прошу..
А ведь я никогда не отличалась прилежностью, - а теперь мелко рву, одинаково. С остервенением. И о прошлом подумав, и вспомнив о светлом будущем.
Знаешь, все б ничего, если бы не..сомнения,
и не чувство, что я ухожу, когда ты стал любящим.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Я глотаю минуты, как сигаретный дым. Я почти дышу. Для тебя достаю из карманов остатки нежности, - если любишь меня, то оставь в покое, прошу..
А ведь я никогда не отличалась прилежностью, - а теперь мелко рву, одинаково. С остервенением. И о прошлом подумав, и вспомнив о светлом будущем.
Знаешь, все б ничего, если бы не..сомнения,
и не чувство, что я ухожу, когда ты стал любящим.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Мне ли не знать?
Мне ли не знать из чего состоят мужчины с горячей кожей?
Они - хрупкий лед, припаркованный где-то за сотой ложью.
У них тишина просрочена и ночи не бывают пусты;
Они никогда не сжигают опосле себя мосты.
Они оставляют метки на теплых девичьих ладошках...
Мальчики-пианисты играют на женщиных-кошках
симфонии
звучные, горделивые.
А в моменты агонии уходят
и внутри тебя на энные сутки разрастается во все тело боль, -
ни выжечь ее, ни спрятать на антресоль...
Мне ли не знать каковы мужчины с проникающим насквозь взглядом?
Это никак не любовь. Это они пропитали тебя всю ядом;
это они прорезает дорогу своим мачете...
А ты будешь потом вспоминать об ушедшем лете
слишком долго, перебирая фотки,
перебирая смыслы, мысли и стопки водки;
продолжая любить (любить!!), восхищаясь ними и ненавидя...
Мне ли не знать тех мужчин, у которых либидо
превышает все нормы?
Мне ли не знать о том (на столе, за столом, под столом...) ?!
У них пожирающая самоуверенность вместо сердца внутри,
они своего добиваются по щелку
или на раз-два-три.
Они мальчики-вездеходы, они мальчики-паравозы,
ты прихода их ждешь, как наркоман под дозой.
И когда они под вечер вдруг возвращаются, и на тумбу небрежно куртку,
ты вздыхаешь, почти счастливая,
то ль любимая,
то ль проститутка.
____________________________ Мне ли не знать...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Они - хрупкий лед, припаркованный где-то за сотой ложью.
У них тишина просрочена и ночи не бывают пусты;
Они никогда не сжигают опосле себя мосты.
Они оставляют метки на теплых девичьих ладошках...
Мальчики-пианисты играют на женщиных-кошках
симфонии
звучные, горделивые.
А в моменты агонии уходят
и внутри тебя на энные сутки разрастается во все тело боль, -
ни выжечь ее, ни спрятать на антресоль...
Мне ли не знать каковы мужчины с проникающим насквозь взглядом?
Это никак не любовь. Это они пропитали тебя всю ядом;
это они прорезает дорогу своим мачете...
А ты будешь потом вспоминать об ушедшем лете
слишком долго, перебирая фотки,
перебирая смыслы, мысли и стопки водки;
продолжая любить (любить!!), восхищаясь ними и ненавидя...
Мне ли не знать тех мужчин, у которых либидо
превышает все нормы?
Мне ли не знать о том (на столе, за столом, под столом...) ?!
У них пожирающая самоуверенность вместо сердца внутри,
они своего добиваются по щелку
или на раз-два-три.
Они мальчики-вездеходы, они мальчики-паравозы,
ты прихода их ждешь, как наркоман под дозой.
И когда они под вечер вдруг возвращаются, и на тумбу небрежно куртку,
ты вздыхаешь, почти счастливая,
то ль любимая,
то ль проститутка.
____________________________ Мне ли не знать...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
От тебя до тебя
Я не помню, не помню, не помню, как ты улыбаешься.
Столько солнца сожглось за время этой разлуки,
столько листьев упало от холода.. и от скуки...
Я не помню.. и ты оттого мне сильней скучаешься...
Выметаюсь во двор ветром в спину я от ненужности
этой осенью быть кем-то важным внутри тебя...
А планета свой ход продолжает по мятой окружности,
тихо-тихо, чуть слышно, осью своей скрипя.
Облака растворяются в смелых желаньях встретиться
с полусонной землей, уходящей поглубже в спячку...
Я реву по тебе плаксой-Таней, утратившей мячик;
и не верится, что ты потерян мной. Вовсе не верится...
Диалоги с окном пахнут долей моих безумств
(а на самом то деле - монологи ведь... монологи...)
Я копаюсь в себе... на обломкам угасших чувств
дождь промокшей рукой пишет нам с тобой некрологи.
Время корчится так..
Может просто ты снился летом?
я спешила домой, август грустно меня провожал.
Здравствуй, город-тоска.
Здравствуй, мальчик-пустой вокзал,
От тебя до тебя жизнь проходит, как эстафета...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Столько солнца сожглось за время этой разлуки,
столько листьев упало от холода.. и от скуки...
Я не помню.. и ты оттого мне сильней скучаешься...
Выметаюсь во двор ветром в спину я от ненужности
этой осенью быть кем-то важным внутри тебя...
А планета свой ход продолжает по мятой окружности,
тихо-тихо, чуть слышно, осью своей скрипя.
Облака растворяются в смелых желаньях встретиться
с полусонной землей, уходящей поглубже в спячку...
Я реву по тебе плаксой-Таней, утратившей мячик;
и не верится, что ты потерян мной. Вовсе не верится...
Диалоги с окном пахнут долей моих безумств
(а на самом то деле - монологи ведь... монологи...)
Я копаюсь в себе... на обломкам угасших чувств
дождь промокшей рукой пишет нам с тобой некрологи.
Время корчится так..
Может просто ты снился летом?
я спешила домой, август грустно меня провожал.
Здравствуй, город-тоска.
Здравствуй, мальчик-пустой вокзал,
От тебя до тебя жизнь проходит, как эстафета...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Отождествляющее
Имена выбраны не просто так.
А вобще, та еще муть.
Здравствуй, Ноэль. Я по тебе тоскую. В каждой газете вижу твое лицо. Агнис с утра чемоданы мои пакует, даже карета ждет уже под крыльцом. Ноэль, я знаю, что приезжать не нужно, что это смерть нам обоим, но я мертва с той же минуты, как ты чужим стал мужем...
- Был ли ты счастлив в день своего торжества?
Ноэль, здесь море. Пахнет травой свежескошеной. Здесь я по-прежнему книги читаю вслух.. платье, что ты дарил, мною так долго ношено, но я лишь в нем ощущаю дух твоего присутствия, и теплей мне на минутку становится. До тех пор, когда вновь вспомню, что уж не быть твоей...
Ноэль, прости за весь словесный вздор.
Нынче мне так скучается, плачется и болится..и неоправданный риск не пугает больше. Ноэль, как же тебе там с нелюбимой спится? Ноэль, а с нею глубже? Быть может, дольше? Как она смотрит? Как выгибает тело? Как ты сумел ей показаться всем?!
Я словно персик мягкий и переспелый здесь без тебя.
Люблю.
Не твоя Аве....
***
Милая, Авелин. Деточка, как же так? Сколько еще новых писем сожжет камин? Я вам скажу - Ноэль ваш ведь слабак, он никогда не решиться один на один встретиться с вами и рассказать о том, как каждой ночью рушится его мир.
Мой вам совет, дочурка, хватит уже о нем.
Съешьте-ка лучше к завтраку свежий зефир.
***
Я каждой ночью думаю о тебе. Та, что женой, свыклась с моей привычкой быть отчужденным, быть слегка не в себе..
Аве, как просто гнутся все перемычки, что помогают сильными быть для прессы. Я улыбаюсь только тебе одной - девочка-птичка, девочка-поэтесса..
Авелин, детка, помню морской прибой. Как полоскали в волнах босые стопы, как ты смеялась, брызгаясь; как смогла мне заменить океан. И лошадей галопом скачущих с нами на спинах. Цвела весна. Солнце ложилось скомканной вереницей рыжих веснушек прямо в твое лицо.. помню губами тропку к твоим ключицам, как ты в объятьях билась слепым птенцом...
Я столько раз все порывался бросить, жизнь мне постыла. Но тормозит мой долг. Если ты спросишь, а ты однозначно сросишь, дочь зовут Мэрион, - маленький хрупкий бог, смотрит в меня глазёнками и дождит теплая морось на мои рукава.. а через две минуты сладко уже сопит.
Это мои мгновенья счастья. И волшебства...
... Аве, прости.
Ты не прочтешь моих писем..
***
Вышли все сроки. Выбыли адресаты. Лишь в глубине стола, словно за мрачной кулисой, стопкой хранятся листы и выцветают даты...
Авелин - небольшая птица
Ноэль - Бог дал (день рождение бога)
Мэрион - маленькая возлюбленная
Агнис - святая
© Copyright: Майка Андреева, 2011
А вобще, та еще муть.
Здравствуй, Ноэль. Я по тебе тоскую. В каждой газете вижу твое лицо. Агнис с утра чемоданы мои пакует, даже карета ждет уже под крыльцом. Ноэль, я знаю, что приезжать не нужно, что это смерть нам обоим, но я мертва с той же минуты, как ты чужим стал мужем...
- Был ли ты счастлив в день своего торжества?
Ноэль, здесь море. Пахнет травой свежескошеной. Здесь я по-прежнему книги читаю вслух.. платье, что ты дарил, мною так долго ношено, но я лишь в нем ощущаю дух твоего присутствия, и теплей мне на минутку становится. До тех пор, когда вновь вспомню, что уж не быть твоей...
Ноэль, прости за весь словесный вздор.
Нынче мне так скучается, плачется и болится..и неоправданный риск не пугает больше. Ноэль, как же тебе там с нелюбимой спится? Ноэль, а с нею глубже? Быть может, дольше? Как она смотрит? Как выгибает тело? Как ты сумел ей показаться всем?!
Я словно персик мягкий и переспелый здесь без тебя.
Люблю.
Не твоя Аве....
***
Милая, Авелин. Деточка, как же так? Сколько еще новых писем сожжет камин? Я вам скажу - Ноэль ваш ведь слабак, он никогда не решиться один на один встретиться с вами и рассказать о том, как каждой ночью рушится его мир.
Мой вам совет, дочурка, хватит уже о нем.
Съешьте-ка лучше к завтраку свежий зефир.
***
Я каждой ночью думаю о тебе. Та, что женой, свыклась с моей привычкой быть отчужденным, быть слегка не в себе..
Аве, как просто гнутся все перемычки, что помогают сильными быть для прессы. Я улыбаюсь только тебе одной - девочка-птичка, девочка-поэтесса..
Авелин, детка, помню морской прибой. Как полоскали в волнах босые стопы, как ты смеялась, брызгаясь; как смогла мне заменить океан. И лошадей галопом скачущих с нами на спинах. Цвела весна. Солнце ложилось скомканной вереницей рыжих веснушек прямо в твое лицо.. помню губами тропку к твоим ключицам, как ты в объятьях билась слепым птенцом...
Я столько раз все порывался бросить, жизнь мне постыла. Но тормозит мой долг. Если ты спросишь, а ты однозначно сросишь, дочь зовут Мэрион, - маленький хрупкий бог, смотрит в меня глазёнками и дождит теплая морось на мои рукава.. а через две минуты сладко уже сопит.
Это мои мгновенья счастья. И волшебства...
... Аве, прости.
Ты не прочтешь моих писем..
***
Вышли все сроки. Выбыли адресаты. Лишь в глубине стола, словно за мрачной кулисой, стопкой хранятся листы и выцветают даты...
Авелин - небольшая птица
Ноэль - Бог дал (день рождение бога)
Мэрион - маленькая возлюбленная
Агнис - святая
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Моим октябрям..
Моим октябрям суждено по тебе болеть.
Мне не высказать это,
не выплакать мне,
не спеть.
Мне без тебя пробовать, но не суметь, ведь...
Я в октябри становлюсь неживой водой.
Я пойманный кит. Октябрь мой китобой.
Мне отлежаться бы где-то на самом дне
в одиночестве,
тьме,
в леденеющей тишине.
Илом укрывшись, видеть тебя во сне..
Рваная рана навылет сквозь грудь
к спине
не заживает,
колется и болит.
Кто же в тебе вместо меня сидит?!
Моим октябрям суждено сомневаться, врать;
целиться в лоб - контрольными добивать
недозвонками.
Ложиться под нож и знать,
после таких, как ты, - встать не значит встать.
После таких, как ты, отмирает кожа,
бабочки дохнут острой игольной дрожью,
соль осыпается сахарной пудрой из глаз...
Моим октябрям суждено, и не в первый раз,
письма писать моими руками.
В ящик
кучей конверты.
Мне ж - притворятся спящей,
тихой, домашней.. ну же, возьми с собой!
Сделай меня вновь чувствительной и живой...
Чтобы когда снова станут дугой октябри,
я разломалась и.. оказалась внутри
целой.
Иначе, мне продолжать болеть
так, что не высказать,
не выплакать
и не спеть...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Мне не высказать это,
не выплакать мне,
не спеть.
Мне без тебя пробовать, но не суметь, ведь...
Я в октябри становлюсь неживой водой.
Я пойманный кит. Октябрь мой китобой.
Мне отлежаться бы где-то на самом дне
в одиночестве,
тьме,
в леденеющей тишине.
Илом укрывшись, видеть тебя во сне..
Рваная рана навылет сквозь грудь
к спине
не заживает,
колется и болит.
Кто же в тебе вместо меня сидит?!
Моим октябрям суждено сомневаться, врать;
целиться в лоб - контрольными добивать
недозвонками.
Ложиться под нож и знать,
после таких, как ты, - встать не значит встать.
После таких, как ты, отмирает кожа,
бабочки дохнут острой игольной дрожью,
соль осыпается сахарной пудрой из глаз...
Моим октябрям суждено, и не в первый раз,
письма писать моими руками.
В ящик
кучей конверты.
Мне ж - притворятся спящей,
тихой, домашней.. ну же, возьми с собой!
Сделай меня вновь чувствительной и живой...
Чтобы когда снова станут дугой октябри,
я разломалась и.. оказалась внутри
целой.
Иначе, мне продолжать болеть
так, что не высказать,
не выплакать
и не спеть...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Правда проста до боли.
Я буду честной. Жить без тебя - страшно, кажется невозможным вытеснить из головы все, что до сих было совместным нашим... Но мои чувства вместе с горой листвы стелятся в ноги высушеным бельем; ты бы, как мама, стопкой сложил в шкафу...
Что не смогу без тебя - это сплошное вранье, я без тебя неделями.. Тьфу, тьфу, тьфу.
Просто усталось от осознаний кто мы, кем бы могли... кем почему-то не стали. И лишь поэзия - способ избегнуть комы; долго.. чрезмерно.. души влюбленных играли. Эти спектакли, выдержки, постановки лишь доказали, как наш союз некрепок.
Я бы ждала, как троллейбус на остановке, я бы ждала тебя, - но это так нелепо. Я же честна, так, что ломает челюсть от многоликой правды в моем нутро. Я бы могла что-то про окоченелость.. нет, не запястий, а глубже; про суету и пугающий вечный быт, или о том, как мне с тобой неловко... Правда вся в том - мною ты не забыт, Богом на сердце выбит ты, как наколка. Ты всюду есть - в мыслях и под пером, в дисках, словах, в фотках на аватаре. Я же твоим воспользовалась ребром, чтобы меня такою, как есть, создали...
Правда проста. Правда проста до боли. Я без тебя умею и хоть куда! Но не хочу... "Вышла бы ты за Колю..", - треплет подруга. Та еще ерунда, ты же согласен? К черту всех бывших. К Богу. Мне все равно, кем будет вычерчен путь. Просто уж коль здесь подводить итоги, я бы хотела то, чем мы были, вернуть. То, кем мы были. И изменить дороги. Пусть говорят лишь глупцы сожалеют о прошлом..чтобы ты мне не становился богом. Чтобы тебе не становилась я пошлой..
Я слишком честной. Может быть и не вправе. И "не люблю" - значит, что я солгу.
Чувства то есть, но в слишком тесной оправе; и без тебя неделями.. я могу.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Что не смогу без тебя - это сплошное вранье, я без тебя неделями.. Тьфу, тьфу, тьфу.
Просто усталось от осознаний кто мы, кем бы могли... кем почему-то не стали. И лишь поэзия - способ избегнуть комы; долго.. чрезмерно.. души влюбленных играли. Эти спектакли, выдержки, постановки лишь доказали, как наш союз некрепок.
Я бы ждала, как троллейбус на остановке, я бы ждала тебя, - но это так нелепо. Я же честна, так, что ломает челюсть от многоликой правды в моем нутро. Я бы могла что-то про окоченелость.. нет, не запястий, а глубже; про суету и пугающий вечный быт, или о том, как мне с тобой неловко... Правда вся в том - мною ты не забыт, Богом на сердце выбит ты, как наколка. Ты всюду есть - в мыслях и под пером, в дисках, словах, в фотках на аватаре. Я же твоим воспользовалась ребром, чтобы меня такою, как есть, создали...
Правда проста. Правда проста до боли. Я без тебя умею и хоть куда! Но не хочу... "Вышла бы ты за Колю..", - треплет подруга. Та еще ерунда, ты же согласен? К черту всех бывших. К Богу. Мне все равно, кем будет вычерчен путь. Просто уж коль здесь подводить итоги, я бы хотела то, чем мы были, вернуть. То, кем мы были. И изменить дороги. Пусть говорят лишь глупцы сожалеют о прошлом..чтобы ты мне не становился богом. Чтобы тебе не становилась я пошлой..
Я слишком честной. Может быть и не вправе. И "не люблю" - значит, что я солгу.
Чувства то есть, но в слишком тесной оправе; и без тебя неделями.. я могу.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Маша чувствует - ей тепло.. (по просьбам трудящихся..))
Маша не спит. На часах ровно три тридцать три. Маша читает о Лизе с морем огромным внутри; Маша думает, что такие сказки впору рассказывать ночью.. но если быть честной с собой - Маша хотела б увидеть Лизу воочию. Маша хотела бы вслушаться в плеск глубинной воды, солнцем осесть в волосах.. у Маши такие мечты, что сам Бог от тоски изнывает в ней; чешет ей сердце и думает, кого бы найти посильней, кто бы смог справится с Машиной пустотой, кто был бы не настолько, как Он, занятой...
Маша не спит. Маша празднует свои именины и снова читает о Лизе.. и о Кристине. Маша вдруг понимает, что они воплощенье чьей-то умелой фантазии. Маша ведь тоже не раз просила об эвтаназии. И не сбывалось. Маша слегка благодарна, что не сбылось. Маша почти довольна тем, как все в ней странно срослось. Ей скоро, как Лизе, исполнится двадцать пять. Бог разрешил с нуля ее жизнь начать...
Маша не спит. Маша боится сомкнуть хоть на миг глаза. Маша не верит, что она сейчас здесь из-за того, кто лежит рядом с ней тридцатую ночь подряд. Маша дышит, как стая разгоряченных тигрят. Маша в упор смотрит Богу в лицо, говорит "Бог, не болит. Совершенно нигде не болит". Он смеется в ответ, Маша чувствует - ей тепло. Маша знает, что вот ей второе дали крыло. И от этого в ней поют птицы на все лады, море выплескивается тонким ручьем воды. А тот, кто рядом - обнимает ее сильной своей рукой, в затылок целует "спи, Машка. Я с тобой..."
Маша спит. На часах снова три тридцать три;
в ней щекочется нежно новая жизнь внутри...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Маша не спит. Маша празднует свои именины и снова читает о Лизе.. и о Кристине. Маша вдруг понимает, что они воплощенье чьей-то умелой фантазии. Маша ведь тоже не раз просила об эвтаназии. И не сбывалось. Маша слегка благодарна, что не сбылось. Маша почти довольна тем, как все в ней странно срослось. Ей скоро, как Лизе, исполнится двадцать пять. Бог разрешил с нуля ее жизнь начать...
Маша не спит. Маша боится сомкнуть хоть на миг глаза. Маша не верит, что она сейчас здесь из-за того, кто лежит рядом с ней тридцатую ночь подряд. Маша дышит, как стая разгоряченных тигрят. Маша в упор смотрит Богу в лицо, говорит "Бог, не болит. Совершенно нигде не болит". Он смеется в ответ, Маша чувствует - ей тепло. Маша знает, что вот ей второе дали крыло. И от этого в ней поют птицы на все лады, море выплескивается тонким ручьем воды. А тот, кто рядом - обнимает ее сильной своей рукой, в затылок целует "спи, Машка. Я с тобой..."
Маша спит. На часах снова три тридцать три;
в ней щекочется нежно новая жизнь внутри...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
"эф шийсяттри точка девять"
Мне непросто катиться в эту глухую пропасть, пусть и вниз всегда легче. Но я будто вверх ползу. Кто-бы дырку на сердце, хоть вскользь, да взял и заштопал. Кем бы ты ни случился, дождись меня там внизу...
Снова я в никуда эти "стопийсятвосемь" букв, разложив их в слова без порядка да и без смысла. И как глупая девочка, быстро живот втянув, убиваю всех бабочек, пока до конца не простыла грядущей любовишкой "эф шийсяттри точка девять".
Телефон спит в стакане с прозрачной сладкой водой. Интернет отключён. И мне так легко сейчас верить, что в меня ты одну, как мальчишка глупый, влюблен. И не думать. Не знать. Цифровать память в жалких рифмах. Опускаться и ждать, что я все же достигну дна.
Пульс строки оседает на голых корявых рифах.
Я на дне.
Дно во мне.
оДНОдне`вна. ОДНАдневна`.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Снова я в никуда эти "стопийсятвосемь" букв, разложив их в слова без порядка да и без смысла. И как глупая девочка, быстро живот втянув, убиваю всех бабочек, пока до конца не простыла грядущей любовишкой "эф шийсяттри точка девять".
Телефон спит в стакане с прозрачной сладкой водой. Интернет отключён. И мне так легко сейчас верить, что в меня ты одну, как мальчишка глупый, влюблен. И не думать. Не знать. Цифровать память в жалких рифмах. Опускаться и ждать, что я все же достигну дна.
Пульс строки оседает на голых корявых рифах.
Я на дне.
Дно во мне.
оДНОдне`вна. ОДНАдневна`.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Дождь ребром бьется в две груди...
Ты сегодня устала, и платье небрежно на пол. Словно кошка тиха, на носочках - на мягких лапах - ты идешь осторожно на этот дурманящий запах проливного дождя за окном. Шторы плавно летят нараспашку и лижут стены. Ритм воды по карнизу сердцу в такт, и в венах кровь вскипает, и алой пеной оседает на дне твоих ног родильным пятном.. Эта музыка льет, и в тебе просыпаются птицы, черным вороном в небо смотрят твои ресницы..
А ты бьешься в руках неприметной слепой синицей, ты в надежных сильных руках..
Он сегодня не спал, оттого он злее вдвойне. Он не любит дожди. На его горячей спине, как на чистом сухом полотне, татуажем струится ртуть. Он почти понимает о чем ты всегда молчишь, ты его тишина, его вечный мальчиш-кибальчиш. И когда ты с ним рядом спишь - ему трудно взять и уснуть.. Только днем он гранит, - и грубей, и строже. Даже холодом веет от его слишком теплой кожи...
Ты же, быстро надев галоши, выбегаешь в ночную тьму.
Дождь целует твое лицо и трется в колени, ты становишься целью, азартом, его мишенью. В каждой капле его твое личное умалишенье и попытки покинуть тюрьму.
Где предел твоим мыслям? Твоим постоянным побегам? Дома ждет тебя тот, кто и солнцем тебе, и снегом. Он тобой дорожит, как евреи когда-то ковчегом, лишь влюби, как в себя, в дожди...
Ты сегодня устала, уткнулась в родные плечи:
- Дождь, как ты. Понимаешь? Он так же бережно лечит...
И когда вновь приходит вечер
дождь ребром бьется в две груди...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
А ты бьешься в руках неприметной слепой синицей, ты в надежных сильных руках..
Он сегодня не спал, оттого он злее вдвойне. Он не любит дожди. На его горячей спине, как на чистом сухом полотне, татуажем струится ртуть. Он почти понимает о чем ты всегда молчишь, ты его тишина, его вечный мальчиш-кибальчиш. И когда ты с ним рядом спишь - ему трудно взять и уснуть.. Только днем он гранит, - и грубей, и строже. Даже холодом веет от его слишком теплой кожи...
Ты же, быстро надев галоши, выбегаешь в ночную тьму.
Дождь целует твое лицо и трется в колени, ты становишься целью, азартом, его мишенью. В каждой капле его твое личное умалишенье и попытки покинуть тюрьму.
Где предел твоим мыслям? Твоим постоянным побегам? Дома ждет тебя тот, кто и солнцем тебе, и снегом. Он тобой дорожит, как евреи когда-то ковчегом, лишь влюби, как в себя, в дожди...
Ты сегодня устала, уткнулась в родные плечи:
- Дождь, как ты. Понимаешь? Он так же бережно лечит...
И когда вновь приходит вечер
дождь ребром бьется в две груди...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Я уезжаю..
Я уезжаю в утренний туман,
к голодным птицам,
в город одиночеств,
где лучший друг - наполненный стакан
текилы, водки и пустых пророчеств.
Я уезжаю.
Молится вокзал в который раз,
чтоб я не возвращалась...
Кидает листья, как обрывки фраз,
подруга рыжая, со мною здесь прощаясь,
и открывает сказочный сезам,
проткнув иголкой насквозь свод небесный,
и катится по воздуху слеза...
Я уезжаю,
затыкая песней,
остатки шепота тоскливого в ушах.
Я уезжаю в гордую столицу...
А за окном последний легкий взмах
руки того, кто долго будет сниться...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
к голодным птицам,
в город одиночеств,
где лучший друг - наполненный стакан
текилы, водки и пустых пророчеств.
Я уезжаю.
Молится вокзал в который раз,
чтоб я не возвращалась...
Кидает листья, как обрывки фраз,
подруга рыжая, со мною здесь прощаясь,
и открывает сказочный сезам,
проткнув иголкой насквозь свод небесный,
и катится по воздуху слеза...
Я уезжаю,
затыкая песней,
остатки шепота тоскливого в ушах.
Я уезжаю в гордую столицу...
А за окном последний легкий взмах
руки того, кто долго будет сниться...
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Маша мерзнет по вечерам сильнее обычного...
Маша мерзнет по вечерам сильнее обычного, кутается в столетний плед. У нее пальцы белые, длинные, ровные, но холодные, словно лед. Маша уже и не помнит, что может быть по-другому, хотя ей всего двадцать лет. Маша ищет ногою тапочки, обувает, и неспешно с кресла встает. Ей до двери шагов двенадцать отсилы, но Маша тратит на них более двух минут. Эта осень давит в нее и насилует. Маша уже не верит, что ее от себя же спасут.
Маша прячет под свитером большую синюю грелку; Маша шаркает по полу в своей деревянной ходьбе. На коврике, возле самой двери, разноцветное выбито "велком", - мамин старый подарок. Но Маша одна всегда и везде.
На ее татуированных плечах сплин всех ею прожитых лет. Маша давно ни на что не жалуется. Маша готовит обед. Если бы не этот яркий солнечный свет - Маша не знала бы бед. А так ведь сочится прямо через ее окно, оседает на стенах, полочках, на полу. Маша консервируется в изодранный плед и садится к столу.
Холодок пробирается по ключицам и сжимает шею. Маша давится, кашляет. Пальцы слегка немеют. Маша вытирает салфеткой свой аккуратный рот, осторожно тарелку в раковину кладет. Говорит себе ровным голосом, позабыв, что дрожит, - "успокойся, девочка.."
Через час Маша крепко спит.
В ее снах мир тепл и чья-то рука гладит плоский Машин живот. Маша смеется. Маша от солнца щурится, словно крот. Маша думает, вот -
я достигла всего.
Маша просыпается.
Маше холодно и вокруг по-прежнему никого.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Маша прячет под свитером большую синюю грелку; Маша шаркает по полу в своей деревянной ходьбе. На коврике, возле самой двери, разноцветное выбито "велком", - мамин старый подарок. Но Маша одна всегда и везде.
На ее татуированных плечах сплин всех ею прожитых лет. Маша давно ни на что не жалуется. Маша готовит обед. Если бы не этот яркий солнечный свет - Маша не знала бы бед. А так ведь сочится прямо через ее окно, оседает на стенах, полочках, на полу. Маша консервируется в изодранный плед и садится к столу.
Холодок пробирается по ключицам и сжимает шею. Маша давится, кашляет. Пальцы слегка немеют. Маша вытирает салфеткой свой аккуратный рот, осторожно тарелку в раковину кладет. Говорит себе ровным голосом, позабыв, что дрожит, - "успокойся, девочка.."
Через час Маша крепко спит.
В ее снах мир тепл и чья-то рука гладит плоский Машин живот. Маша смеется. Маша от солнца щурится, словно крот. Маша думает, вот -
я достигла всего.
Маша просыпается.
Маше холодно и вокруг по-прежнему никого.
© Copyright: Майка Андреева, 2011
Планктон
я умру до того, как ты мне позвонишь. так нужно. целоваться взасос с этой осенью мне не впервой. моя грязь из меня вытекает мусором в лужи и в канавы стекает. я становлюсь немой. выключаю все звуки и, замотавшись в вечность, будто в мамину шаль, - я обрету тишину. я умру до того, как почувствую твои плечи и уже неживой обопрусь о твою спинУ.
небо будет смотреть и жалеть, что нет перспективы, что исход лишь один. ляжет наземь седым туманом. я умру до того, как тебя назову любимым.. хоть не верю в любовь, что само по себе уже странно.
мне легко уходить, но больней, чем могло бы, знаешь. береги себя, слышишь? за окном такой листопад. я продрогшей осиной последнюю жизнь теряю,
и умру до того, как пойму, -
ты этому рад.
© Майка Андреева
небо будет смотреть и жалеть, что нет перспективы, что исход лишь один. ляжет наземь седым туманом. я умру до того, как тебя назову любимым.. хоть не верю в любовь, что само по себе уже странно.
мне легко уходить, но больней, чем могло бы, знаешь. береги себя, слышишь? за окном такой листопад. я продрогшей осиной последнюю жизнь теряю,
и умру до того, как пойму, -
ты этому рад.
© Майка Андреева
Цветом в осень.
Не корицей, не мятой, - хлебом пахнут руки твои и волосы. Я спасибо которое Небу за возможность слышать твой голос и за свет из опасных глаз, отражающей солнце и листья… осень мокрой дорожкой страз на твои загрубевшие кисти рук уложила себя, вопрошая – «как пройти на Арбат незаметно?» .. и ушла, не дождавшись ответа, звонко цокая косой стаей…
Не корицей, не мятой, - дождем пахнут губы твои и волосы. Я вдыхаю тебя взахлеб. По щекам холодная морось и твоя родная ладонь согревает, покой даруя. Осень, в небо, всадив патрон, говорит, что тебя люблю я. И раскатно смеется ввысь, допуская, чтоб Бог услышал.
Бог сидит, свесив ноги с крыши,
И с улыбкою смотрит вниз.
М.И.Б. Майка
Не корицей, не мятой, - дождем пахнут губы твои и волосы. Я вдыхаю тебя взахлеб. По щекам холодная морось и твоя родная ладонь согревает, покой даруя. Осень, в небо, всадив патрон, говорит, что тебя люблю я. И раскатно смеется ввысь, допуская, чтоб Бог услышал.
Бог сидит, свесив ноги с крыши,
И с улыбкою смотрит вниз.
М.И.Б. Майка
Я устала, Господи, я устала.
Я устала, Господи, я устала.
Мне так много его и так мало…
Заверни меня, как куклу, в одеяло
И качай на согнутых руках……
Я затихну и послушной стану,
Буду небом лишь лечить сквозную рану
Из которой, будто бы по плану,
Каждый день дождит сильнейший страх.
Обними меня; со мной останься, Боже,
Мне так одиноко… Тебе тоже?
Фактом остается, что на коже
Нету места, где б он не бывал………
Это помню. Это как наркотик –
Ломка и нехватка. Я невротик.
Нам бы на двоих антибиотик,
Чтоб забыла. Чтоб не вспоминал…………
Потому что он, Господь, как вирус,
Обживает сердце, как квартиру…
Я прошу, Создатель, абортируй
Всю мою привязанность к нему.
Чтобы стала чистой и молочной,
Чтобы сильной; чтобы вечно-прочной.
Эта связь с ним будто бы пупочная, -
Превратилась в жалкую тюрьму…
Мне бы, мой Господь, хоть горсть той воли
От которой сердце счастьем воет…
Мне же санитары лишь вкололи
Пару кубиков, чтоб я спокойно спала………
Я не сплю. И Ты, Господь, свидетель;
всю меня срывает, будто с петель.
Прикрути любовный этот вентиль,
Я безбожно и вконец устала................
М.И.Б. Майка
Мне так много его и так мало…
Заверни меня, как куклу, в одеяло
И качай на согнутых руках……
Я затихну и послушной стану,
Буду небом лишь лечить сквозную рану
Из которой, будто бы по плану,
Каждый день дождит сильнейший страх.
Обними меня; со мной останься, Боже,
Мне так одиноко… Тебе тоже?
Фактом остается, что на коже
Нету места, где б он не бывал………
Это помню. Это как наркотик –
Ломка и нехватка. Я невротик.
Нам бы на двоих антибиотик,
Чтоб забыла. Чтоб не вспоминал…………
Потому что он, Господь, как вирус,
Обживает сердце, как квартиру…
Я прошу, Создатель, абортируй
Всю мою привязанность к нему.
Чтобы стала чистой и молочной,
Чтобы сильной; чтобы вечно-прочной.
Эта связь с ним будто бы пупочная, -
Превратилась в жалкую тюрьму…
Мне бы, мой Господь, хоть горсть той воли
От которой сердце счастьем воет…
Мне же санитары лишь вкололи
Пару кубиков, чтоб я спокойно спала………
Я не сплю. И Ты, Господь, свидетель;
всю меня срывает, будто с петель.
Прикрути любовный этот вентиль,
Я безбожно и вконец устала................
М.И.Б. Майка
Без названия
И мы вобщем-то выживем. Нам друг без друга зя, - это почти как нельзя, да только наоборот.
Мама сегодня весь день мне смотрела в рот, мол, "дорогая дочка, а где же зять?".. как ей, родимой, все объяснить? Вот полка выдержит в целом максимум двадцать книг; а остальные ставить туда без толку... Мама не верит и поднимает крик. Мама стучит по полу в обе ноги и расставляет книги в другом порядке. Прозу подальше, а в первый ряд стихи. Я не у дел. Я тонкая в клетку тетрадка.
***
Это не просто так вот с тоской смирятся, что даже небо корчится в стороне. Мне ведь уже слишком давно не семнадцать и я привыкла, солнце, к твоей спине. К шраму на пояснице, к чертям и ласке, попеременно живущим в твоих глазах. Я же лет сто не таскаю с собой запаску... Солнце, мне страшно (вполне адекватный страх), что мы сумеем снова начать друг без друга; что нам покажется проще, когда одни. Это тупик и новый фальстарт..по кругу.
Солнце, прошу, сможешь - меня верни.
М.И.Б. Майка
Мама сегодня весь день мне смотрела в рот, мол, "дорогая дочка, а где же зять?".. как ей, родимой, все объяснить? Вот полка выдержит в целом максимум двадцать книг; а остальные ставить туда без толку... Мама не верит и поднимает крик. Мама стучит по полу в обе ноги и расставляет книги в другом порядке. Прозу подальше, а в первый ряд стихи. Я не у дел. Я тонкая в клетку тетрадка.
***
Это не просто так вот с тоской смирятся, что даже небо корчится в стороне. Мне ведь уже слишком давно не семнадцать и я привыкла, солнце, к твоей спине. К шраму на пояснице, к чертям и ласке, попеременно живущим в твоих глазах. Я же лет сто не таскаю с собой запаску... Солнце, мне страшно (вполне адекватный страх), что мы сумеем снова начать друг без друга; что нам покажется проще, когда одни. Это тупик и новый фальстарт..по кругу.
Солнце, прошу, сможешь - меня верни.
М.И.Б. Майка
Когда мы не вместе
В ладонях сдыхает время, когда мы не вместе… Смотри, как я глупо смотрюсь без тебя на фотке, - как руки вздымаю, глаза прикрывая кистью; друзья ставят лайки и пишут, что я красотка. А я без тебя водой разбавленный яд, калечусь слегка. Но в целом пригодна для жизни… Когда мы не вместе которую ночь подряд все сводится к сплину и легкому алкоголизму.
Смотри на меня из своих ниоткуд, любимый… Когда мы не вместе – мир блёкл и приторно сир. Я плаваю мелко, но ниже всех ватерлиний, когда тебя нет – никому меня не спасти…
Поэтому слушай, как рвутся к ногам стихи, как лижут твои одетые в осень стопы.. когда мы не вместе – напрасно поют петухи,
Лишь бабочки бьются за жизнь, поднимаясь в нёбо.
М.И.Б. Майка
Смотри на меня из своих ниоткуд, любимый… Когда мы не вместе – мир блёкл и приторно сир. Я плаваю мелко, но ниже всех ватерлиний, когда тебя нет – никому меня не спасти…
Поэтому слушай, как рвутся к ногам стихи, как лижут твои одетые в осень стопы.. когда мы не вместе – напрасно поют петухи,
Лишь бабочки бьются за жизнь, поднимаясь в нёбо.
М.И.Б. Майка
Я ношу твое имя с собой
Я катаю во рту твое имя, как косточку из-под вишни;
траектория слишком мала и тебе никуда не деться.
мысли карабкались в небо, но сейчас они неподвижны.
...
твое имя так сладко для говорительного процесса.
моя мама сказала бы, что я ищу сложное там, где просто;
что и зубы я чищу под углом, где больше напрягаются руки.
Я большая селедка, недостойная моря. (здесь подошло бы фото
меня в глупом костюме трансвестита или проститутки)
Я ношу твое имя под языком,
как фанатик там же носит свои молитвы.
мне тепло и нежно от возможности произносить тебя вслух.
И пока на нас смотрят поднебесные все арбитры:
-
Я ношу твое имя с собой. И по буквам его живу.
М.И.Б. Майка
траектория слишком мала и тебе никуда не деться.
мысли карабкались в небо, но сейчас они неподвижны.
...
твое имя так сладко для говорительного процесса.
моя мама сказала бы, что я ищу сложное там, где просто;
что и зубы я чищу под углом, где больше напрягаются руки.
Я большая селедка, недостойная моря. (здесь подошло бы фото
меня в глупом костюме трансвестита или проститутки)
Я ношу твое имя под языком,
как фанатик там же носит свои молитвы.
мне тепло и нежно от возможности произносить тебя вслух.
И пока на нас смотрят поднебесные все арбитры:
-
Я ношу твое имя с собой. И по буквам его живу.
М.И.Б. Майка
Осмелюсь предположить..
У меня деревянное сердце. И голова.
Он не знает об этом. Но знает, что я не права;
говорить будет долго пока все же не убедит.
Я его личный ГОСТ. Его ТЭС. Его аудит.
Он мной верит и мной же бъется в новый тупик,
Он не любит сдаваться. Он к этому не привык.
У меня от него серьезный провал внутри,
я его за рукав, мол: любимый мой, посмотри,
я же сыплюсь, как порох,
я же скоро возьму и взорвусь;
я же тонкий барьер, я не выдержу это, клянусь!
Он потреплет слегка мне за ухом: тише, уймись!
Никогда не клянись. Ни о чем никогда не клянись!
Вот тогда накаляюсь и вверх взмываю, как ртуть,
он за руки хватает, пытаясь меня вернуть.
Обнимает как будто мы вместе в последний раз,
я в такие минуты свято верю, что он меня спас.
Я в такие минуты за него держусь, как за сваи.
А потом все сначала.. и он меня отпускает...
А потом все сначала и я ухожу на свет,
игнорирую боль, смс-ки с банальным "привет".
Я не чувствую счастья. Я не чувствую ничего.
Только ночью в кровати выгибается тело дугой
и ломатеся голос, и по стенам пружинится взгляд;
я по кнопкам стучу, еле слышно прошусь назад...
(а о гордости здесь никогда и не говорили,
стану гордой, пожалуй, только лежа в могиле)
Он не мой милый Мио. Не мой потерявшийся Кай.
Он не Пэн, но он так же толкает меня - летай.
Ему ближе по роли обдолбанный тощий Сид
и он любит меня, как умеет.. и где болит.
М.И.Б. Майка
Он не знает об этом. Но знает, что я не права;
говорить будет долго пока все же не убедит.
Я его личный ГОСТ. Его ТЭС. Его аудит.
Он мной верит и мной же бъется в новый тупик,
Он не любит сдаваться. Он к этому не привык.
У меня от него серьезный провал внутри,
я его за рукав, мол: любимый мой, посмотри,
я же сыплюсь, как порох,
я же скоро возьму и взорвусь;
я же тонкий барьер, я не выдержу это, клянусь!
Он потреплет слегка мне за ухом: тише, уймись!
Никогда не клянись. Ни о чем никогда не клянись!
Вот тогда накаляюсь и вверх взмываю, как ртуть,
он за руки хватает, пытаясь меня вернуть.
Обнимает как будто мы вместе в последний раз,
я в такие минуты свято верю, что он меня спас.
Я в такие минуты за него держусь, как за сваи.
А потом все сначала.. и он меня отпускает...
А потом все сначала и я ухожу на свет,
игнорирую боль, смс-ки с банальным "привет".
Я не чувствую счастья. Я не чувствую ничего.
Только ночью в кровати выгибается тело дугой
и ломатеся голос, и по стенам пружинится взгляд;
я по кнопкам стучу, еле слышно прошусь назад...
(а о гордости здесь никогда и не говорили,
стану гордой, пожалуй, только лежа в могиле)
Он не мой милый Мио. Не мой потерявшийся Кай.
Он не Пэн, но он так же толкает меня - летай.
Ему ближе по роли обдолбанный тощий Сид
и он любит меня, как умеет.. и где болит.
М.И.Б. Майка
Была 06 декабря 2021
Пишу, потому что живу. Живу, потому что пишу. (с)
Паблик
http://vkontakte.ru/devochka_ptitsa
