"РОЯЛЬ"
Как старый, но расстроенный рояль
Играть хочу, но фальши не терплю,
И жить хочу играя, только жаль,
Что больше никого не полюблю.
Сонату б мне сыграть, иль вальс, но вот
Уже нет больше резвости в руках,
И ноты всё не те душа берёт –
Надежду заменил потери страх.
И жизнь, как клавиш разных череда,
Кому-то белые все чаще, а кому-то нет,
И если б черные встречались, не беда,
Коль вперемешку с белыми звучали, как ответ.
Но струны порваны и колют остриём,
Их долго рвали и тянули до бела,
Педали искорёжены и не звучат огнём,
Истоптаны они. Внутри - уже зима.
От клавиш белых поотстала вся эмаль,
А черные – подстать холодному углю,
На крышке вместо нот лежит вуаль,
И неуместные, гвоздём, слова: «Люблю…»
Забыл бемоли и диезы, лишь бекар
Мне отменяет все мелодии души,
Я в «форме», но внутри меня пожар.
Пожар прошедших дней ты не туши.
Еще бы вспыхнуть раз - совсем сгореть до тла,
Но не мелодией сгореть, сгореть огнем,
Что б от последнего прощального тепла,
Вдруг стало жарко, как горячим летним днем.
Играть хочу, но фальши не терплю,
И жить хочу играя, только жаль,
Что больше никого не полюблю.
Сонату б мне сыграть, иль вальс, но вот
Уже нет больше резвости в руках,
И ноты всё не те душа берёт –
Надежду заменил потери страх.
И жизнь, как клавиш разных череда,
Кому-то белые все чаще, а кому-то нет,
И если б черные встречались, не беда,
Коль вперемешку с белыми звучали, как ответ.
Но струны порваны и колют остриём,
Их долго рвали и тянули до бела,
Педали искорёжены и не звучат огнём,
Истоптаны они. Внутри - уже зима.
От клавиш белых поотстала вся эмаль,
А черные – подстать холодному углю,
На крышке вместо нот лежит вуаль,
И неуместные, гвоздём, слова: «Люблю…»
Забыл бемоли и диезы, лишь бекар
Мне отменяет все мелодии души,
Я в «форме», но внутри меня пожар.
Пожар прошедших дней ты не туши.
Еще бы вспыхнуть раз - совсем сгореть до тла,
Но не мелодией сгореть, сгореть огнем,
Что б от последнего прощального тепла,
Вдруг стало жарко, как горячим летним днем.
Рояль
Очень нуждаюсь в ваших комментариях. Написал 3 минуты назад - и сразу к вам на суд.
Как старый, но расстроенный рояль
Играть хочу, но фальши не терплю,
И жить хочу играя, только жаль,
Что больше никого не полюблю.
Сонату б мне сыграть, иль вальс, но вот
Уже нет больше резвости в руках,
И ноты всё не те душа берёт –
Надежду заменил потери страх.
И жизнь, как клавиш разных череда,
Кому-то белые все чаще, а кому-то нет,
И если б черные встречались, не беда,
Коль вперемешку с белыми звучали, как ответ.
Но струны порваны и колют остриём,
Их долго рвали и тянули до бела,
Педали искорёжены и не звучат огнём,
Истоптаны они. Внутри - уже зима.
От клавиш белых поотстала вся эмаль,
А черные – подстать холодному углю,
На крышке вместо нот лежит вуаль,
И неуместные, гвоздём, слова: «Люблю…»
Забыл бемоли и диезы, лишь бекар
Мне отменяет все мелодии души,
Я в «форме», но внутри меня пожар.
Пожар прошедших дней ты не туши.
Еще бы вспыхнуть раз - совсем сгореть до тла,
Но не мелодией сгореть, сгореть огнем,
Что б от последнего прощального тепла,
Вдруг стало жарко, как горячим летним днем.
Как старый, но расстроенный рояль
Играть хочу, но фальши не терплю,
И жить хочу играя, только жаль,
Что больше никого не полюблю.
Сонату б мне сыграть, иль вальс, но вот
Уже нет больше резвости в руках,
И ноты всё не те душа берёт –
Надежду заменил потери страх.
И жизнь, как клавиш разных череда,
Кому-то белые все чаще, а кому-то нет,
И если б черные встречались, не беда,
Коль вперемешку с белыми звучали, как ответ.
Но струны порваны и колют остриём,
Их долго рвали и тянули до бела,
Педали искорёжены и не звучат огнём,
Истоптаны они. Внутри - уже зима.
От клавиш белых поотстала вся эмаль,
А черные – подстать холодному углю,
На крышке вместо нот лежит вуаль,
И неуместные, гвоздём, слова: «Люблю…»
Забыл бемоли и диезы, лишь бекар
Мне отменяет все мелодии души,
Я в «форме», но внутри меня пожар.
Пожар прошедших дней ты не туши.
Еще бы вспыхнуть раз - совсем сгореть до тла,
Но не мелодией сгореть, сгореть огнем,
Что б от последнего прощального тепла,
Вдруг стало жарко, как горячим летним днем.
"ВОПРОС"
Очень хотелось бы услышать ваши коментарии.. ...
читать целиком »
читать целиком »
"ВОПРОС"
Еще стоит вопрос твой в голове
Вопрос, казалось бы, наивный и простой,
Вопрос последний, что задал, отец, ты мне:
Считаешь ли, что ты богат, сыночек мой?
Мне показалось, что меня ты упрекнул,
Не понял, отчего ты так спросил,
И лишь теперь дошло, на что ты намекнул,
И до сих пор ответить нету сил
На тот вопрос, который за три дня
До своего успенья ты задал,
И вот уже, который год, как я
Ищу ответ ...
читать целиком »
Вопрос, казалось бы, наивный и простой,
Вопрос последний, что задал, отец, ты мне:
Считаешь ли, что ты богат, сыночек мой?
Мне показалось, что меня ты упрекнул,
Не понял, отчего ты так спросил,
И лишь теперь дошло, на что ты намекнул,
И до сих пор ответить нету сил
На тот вопрос, который за три дня
До своего успенья ты задал,
И вот уже, который год, как я
Ищу ответ ...
читать целиком »
"Ода кошельку"
Ты любишь кошелек? А как же не любить,
Когда он полон, щедр и пустотою не пугает.
Его в любой момент свободен ты открыть,
Ведь он богатство своих недр ни капли не скрывает.
Его ты можешь выбросить, другой купить –
Он оболочка для бабла, не боле,
В него любое содержимое вложить,
Ведь вытащить с него никто не волен,
За исключением тебя – ведь ты его хозяин,
Ты - власть ему, ты - собственник, ты – бог,
Когда внутри его сокрыта пайка:
Купюры, мелочь и ключи – всему итог.
Итог всей жизни, смысл и радость ощущений,
И власть, и похоть, адвокаты и судья,
И безнаказанность твоя, вне всяческих сомнений,
Друзья, подруги, и, конечно, я.
Все можешь ты купить, и как тебе приятно,
Все, даже дружбу, ревность и любовь.
А можешь все продать и затолкать обратно,
В нутро его измятые купюры вновь.
И вывернуть его ты волен наизнанку,
И вытащить с него последний грош,
Потребовать наполнить ночью ль, спозаранку,
От пустоты его тебя бросает в дрожь.
Тебе плевать, откуда там возьмется
Очередная сумма, так потребная тебе,
И влезть в него по-локоть так неймётся,
И выгрести из-под подкладочки «лаве».
По локоть влезть, а лучше бы с ногами,
Покопошиться в нем, а лучше б утонуть,
И искупаться, и костер разжечь деньгами,
На них ужраться, и на них уснуть.
Твой кошелек – твоя душа и совесть,
Он твой талант, твой ум и твой успех,
С ним можешь ты создать роман, иль повесть,
В глаза сказать, и даже вызвать смех,
Смех над другими (у кого он тоньше),
Над правдой смех (тобою превращенной в ложь),
И смех над нищим, над убогим (их все больше) –
Таких, как ты слезою не проймешь.
«Москва слезам не верит», - можешь ты сказать,
Работай, мол, как я, и расцветет твой сад,
Сам волен ты решить кому подать,
Кому - побольше, а кому - пинка под зад,
Не хочешь видеть ты, кого ты унижаешь,
Нет на земле твоей людей, за исключением тебя,
Кого вчера ты кинул и кого сегодня обуваешь,
Тебе неважно: лохи – не родня.
Но вот, что интересно: ты не понимаешь
Сума твоя когда-нибудь иссякнет навсегда,
К кому пойдешь тогда, когда узнаешь,
Что про запас остались лишь твои года?
Когда поймешь, что одинок, несчастлив, беден,
И что душа твоя давно на жор сдана червям,
И черви в голове, и потому ты бледен,
И как волчара воешь по ночам.
Но это – все потом, сейчас тебе не страшно,
Ты любишь кошелек, а как же не любить,
С лукавым рядом ты и что потом - неважно,
Сейчас продать ты можешь душу, а потом купить.
Когда он полон, щедр и пустотою не пугает.
Его в любой момент свободен ты открыть,
Ведь он богатство своих недр ни капли не скрывает.
Его ты можешь выбросить, другой купить –
Он оболочка для бабла, не боле,
В него любое содержимое вложить,
Ведь вытащить с него никто не волен,
За исключением тебя – ведь ты его хозяин,
Ты - власть ему, ты - собственник, ты – бог,
Когда внутри его сокрыта пайка:
Купюры, мелочь и ключи – всему итог.
Итог всей жизни, смысл и радость ощущений,
И власть, и похоть, адвокаты и судья,
И безнаказанность твоя, вне всяческих сомнений,
Друзья, подруги, и, конечно, я.
Все можешь ты купить, и как тебе приятно,
Все, даже дружбу, ревность и любовь.
А можешь все продать и затолкать обратно,
В нутро его измятые купюры вновь.
И вывернуть его ты волен наизнанку,
И вытащить с него последний грош,
Потребовать наполнить ночью ль, спозаранку,
От пустоты его тебя бросает в дрожь.
Тебе плевать, откуда там возьмется
Очередная сумма, так потребная тебе,
И влезть в него по-локоть так неймётся,
И выгрести из-под подкладочки «лаве».
По локоть влезть, а лучше бы с ногами,
Покопошиться в нем, а лучше б утонуть,
И искупаться, и костер разжечь деньгами,
На них ужраться, и на них уснуть.
Твой кошелек – твоя душа и совесть,
Он твой талант, твой ум и твой успех,
С ним можешь ты создать роман, иль повесть,
В глаза сказать, и даже вызвать смех,
Смех над другими (у кого он тоньше),
Над правдой смех (тобою превращенной в ложь),
И смех над нищим, над убогим (их все больше) –
Таких, как ты слезою не проймешь.
«Москва слезам не верит», - можешь ты сказать,
Работай, мол, как я, и расцветет твой сад,
Сам волен ты решить кому подать,
Кому - побольше, а кому - пинка под зад,
Не хочешь видеть ты, кого ты унижаешь,
Нет на земле твоей людей, за исключением тебя,
Кого вчера ты кинул и кого сегодня обуваешь,
Тебе неважно: лохи – не родня.
Но вот, что интересно: ты не понимаешь
Сума твоя когда-нибудь иссякнет навсегда,
К кому пойдешь тогда, когда узнаешь,
Что про запас остались лишь твои года?
Когда поймешь, что одинок, несчастлив, беден,
И что душа твоя давно на жор сдана червям,
И черви в голове, и потому ты бледен,
И как волчара воешь по ночам.
Но это – все потом, сейчас тебе не страшно,
Ты любишь кошелек, а как же не любить,
С лукавым рядом ты и что потом - неважно,
Сейчас продать ты можешь душу, а потом купить.
"Жестокость" (блюз)
1. Я постепенно привыкаю быть один,
в кругу друзей своих теперь я серый одиночка,
Я становлюсь душою нелюдим
и на судьбе своей уже поставил точку.
Меня все осудили каждый, кто как мог,
и вам мерещится, что вы правы (особенно по-пьяни),
А судьи кто - тот, кто и черт, и бог?
Еще чуть-чуть и адвокаты станут палачами.
2. Я очень много думал по ночам,
уж вы поверьте, времени хватало,
Я выл порою и как зверь рычал,
и водки на столе казалось мало.
Я оправданий в этой жизни не ищу
и не хочу просить прощенья у виновных,
А сам всех вас я обязательно прощу,
ведь не дала судьба других знакомых.
Припев:
Уже почти привык я к одиночеству,
А прав ли я – судите по моим словам,
А не по сплетням, переполненным жестокостью –
Я сам себе судья, себя казню я сам.
3. Я не ругаю вас и не сужу, зачем
уподобляться вам же, - ради Бога…
Имеет право на ошибку каждый, с кем
пришлось преодолеть свою дорогу.
У вас я не прошу прощенья, - умоляю…
и в жалости я вашей не нуждаюсь.
Я просто очень тихо умираю
от подлости, предательства и каюсь.
Припев:
Я привыкаю к одиночеству,
А прав ли я – совсем не ваше дело.
Когда душа взлетит к Его Высочеству
Я вас прошу - не растерзайте тело.
4. Хотите песен от меня, конечно, я спою,
ведь вы давно привыкли к песням старым,
Вот только музыку я к новым сочиню,
они жестокие – жаль, нет с собой гитары.
Я сам жестоким стал, а струны стали злыми,
но было так, конечно, не всегда:
Когда любил - я песни пел другие.
Но не вернуть назад любви, наверно, никогда.
Припев:
Я ненавижу это одиночество,
И ненавижу тех, кто мне помог убить любовь.
Себя убил я сам – пора к Его Высочеству,
Ну а пока я с вами выпью водки вновь.
в кругу друзей своих теперь я серый одиночка,
Я становлюсь душою нелюдим
и на судьбе своей уже поставил точку.
Меня все осудили каждый, кто как мог,
и вам мерещится, что вы правы (особенно по-пьяни),
А судьи кто - тот, кто и черт, и бог?
Еще чуть-чуть и адвокаты станут палачами.
2. Я очень много думал по ночам,
уж вы поверьте, времени хватало,
Я выл порою и как зверь рычал,
и водки на столе казалось мало.
Я оправданий в этой жизни не ищу
и не хочу просить прощенья у виновных,
А сам всех вас я обязательно прощу,
ведь не дала судьба других знакомых.
Припев:
Уже почти привык я к одиночеству,
А прав ли я – судите по моим словам,
А не по сплетням, переполненным жестокостью –
Я сам себе судья, себя казню я сам.
3. Я не ругаю вас и не сужу, зачем
уподобляться вам же, - ради Бога…
Имеет право на ошибку каждый, с кем
пришлось преодолеть свою дорогу.
У вас я не прошу прощенья, - умоляю…
и в жалости я вашей не нуждаюсь.
Я просто очень тихо умираю
от подлости, предательства и каюсь.
Припев:
Я привыкаю к одиночеству,
А прав ли я – совсем не ваше дело.
Когда душа взлетит к Его Высочеству
Я вас прошу - не растерзайте тело.
4. Хотите песен от меня, конечно, я спою,
ведь вы давно привыкли к песням старым,
Вот только музыку я к новым сочиню,
они жестокие – жаль, нет с собой гитары.
Я сам жестоким стал, а струны стали злыми,
но было так, конечно, не всегда:
Когда любил - я песни пел другие.
Но не вернуть назад любви, наверно, никогда.
Припев:
Я ненавижу это одиночество,
И ненавижу тех, кто мне помог убить любовь.
Себя убил я сам – пора к Его Высочеству,
Ну а пока я с вами выпью водки вновь.
"Забыл сказать"
Забыл совсем тебе сказать,
Что ты вчера была красива,
Хотелось так тебя обнять,
Но обуздал свой пыл спесивый.
Забыл сказать, что у тебя
Глаза добры и глубоки,
Они порой, как два огня,
Порой, как в поле васильки.
И не сказал, что так знаком
Их блеск с прищуром чуть заметным,
И что не спал всю ночь потом,
Пытаясь вспомнить взгляд приметный.
Но так и не сумел понять
Где видел их и почему
Они приснились мне опять.
Быть может только одному
Лишь мне знакомы так казались,
Лишь я их видел раньше в снах:
Они чудесно так смеялись –
Бывает это лишь в мечтах.
Мечты исчезнут, сон растает,
Так быстро тает первый снег,
Но взгляд твой снова вырастает
И я опять рвану в побег
Туда, где память потеряла
На фотографиях своих
Твои глаза, как два опала,
Как два брильянта голубых.
Рвану, как по гитарным струнам
По лабиринтам снов и дней,
И долго-долго буду мучить
Осколки памяти своей.
Но не смогу найти, конечно,
Нельзя их в прошлом отыскать,
Уж лучше я скажу под вечер
То, что не смог вчера сказать.
Скажу тебе, что ты чудесна,
Хоть ты не здесь и не со мной.
Теперь ты знаешь – эту песню
Я написал тебе одной.
Что ты вчера была красива,
Хотелось так тебя обнять,
Но обуздал свой пыл спесивый.
Забыл сказать, что у тебя
Глаза добры и глубоки,
Они порой, как два огня,
Порой, как в поле васильки.
И не сказал, что так знаком
Их блеск с прищуром чуть заметным,
И что не спал всю ночь потом,
Пытаясь вспомнить взгляд приметный.
Но так и не сумел понять
Где видел их и почему
Они приснились мне опять.
Быть может только одному
Лишь мне знакомы так казались,
Лишь я их видел раньше в снах:
Они чудесно так смеялись –
Бывает это лишь в мечтах.
Мечты исчезнут, сон растает,
Так быстро тает первый снег,
Но взгляд твой снова вырастает
И я опять рвану в побег
Туда, где память потеряла
На фотографиях своих
Твои глаза, как два опала,
Как два брильянта голубых.
Рвану, как по гитарным струнам
По лабиринтам снов и дней,
И долго-долго буду мучить
Осколки памяти своей.
Но не смогу найти, конечно,
Нельзя их в прошлом отыскать,
Уж лучше я скажу под вечер
То, что не смог вчера сказать.
Скажу тебе, что ты чудесна,
Хоть ты не здесь и не со мной.
Теперь ты знаешь – эту песню
Я написал тебе одной.
"Скажи, приятель"
Скажи, дружище, кто мой враг?
Одет во что и как его зовут,
И где мне ждать его атак:
На фронте или где-то тут?
Молчишь?! Ну что ж, отвечу я:
Не бойся, уважай своих врагов –
Намерен враг твой лишь убить тебя,
Не делай от него назад шагов.
Поведай мне, подруга, про любовь,
Не ту любовь, что за «бабло»,
А ту, которой посвящают вновь
Стихи, романы, песни и кино.
Молчишь?! Все просто – продана она
На Невском, на Казачьей, на Тверской,
Иль смотрит скупо, жадности полна,
Со дна «лопатника» с зеленою тоской.
Скажи, приятель, кто мой друг,
Тот, что разделит радость и печаль,
Друг, что подскочит ночью вдруг,
И для которого тебе себя не жаль?
Молчишь?! Той дружбы нет давно,
Лишь пьяные базары за столом -
О сплетни, клевету и зависти дерьмо
Она разбилась рухнувшим стеклом.
Когда останешься один,
Поймешь - как хрупко все вокруг.
Лишь враг остался нелюдим,
Продались и любовь и друг.
Налей стакан мне полный до краев –
Я выпью с вами, но слезу сглотну один –
Нет – не за друга, нет – не за любовь,
А за врага - пусть будет он непобедим!
Я не хочу любви, не надо мне дружков,
Готовых за купюру честь забыть,
Пошли, Господь, достойных мне врагов,
Готовых не продать, а лишь убить.
Считаешь, что сорвало «крышу» у меня –
Ты прав, дружище. Но понять вам не досуг:
Враг лучше друга на излете дня,
А, впрочем, это - только мысли вслух.
Одет во что и как его зовут,
И где мне ждать его атак:
На фронте или где-то тут?
Молчишь?! Ну что ж, отвечу я:
Не бойся, уважай своих врагов –
Намерен враг твой лишь убить тебя,
Не делай от него назад шагов.
Поведай мне, подруга, про любовь,
Не ту любовь, что за «бабло»,
А ту, которой посвящают вновь
Стихи, романы, песни и кино.
Молчишь?! Все просто – продана она
На Невском, на Казачьей, на Тверской,
Иль смотрит скупо, жадности полна,
Со дна «лопатника» с зеленою тоской.
Скажи, приятель, кто мой друг,
Тот, что разделит радость и печаль,
Друг, что подскочит ночью вдруг,
И для которого тебе себя не жаль?
Молчишь?! Той дружбы нет давно,
Лишь пьяные базары за столом -
О сплетни, клевету и зависти дерьмо
Она разбилась рухнувшим стеклом.
Когда останешься один,
Поймешь - как хрупко все вокруг.
Лишь враг остался нелюдим,
Продались и любовь и друг.
Налей стакан мне полный до краев –
Я выпью с вами, но слезу сглотну один –
Нет – не за друга, нет – не за любовь,
А за врага - пусть будет он непобедим!
Я не хочу любви, не надо мне дружков,
Готовых за купюру честь забыть,
Пошли, Господь, достойных мне врагов,
Готовых не продать, а лишь убить.
Считаешь, что сорвало «крышу» у меня –
Ты прав, дружище. Но понять вам не досуг:
Враг лучше друга на излете дня,
А, впрочем, это - только мысли вслух.
1 2
