Пальцы бездумно терзали спички.
Спички ломались. Срывался голос.
Не уходить, не закрыв кавычки, -
Это такая мужская гордость?

Мне монотонно стучались в уши
Доводы, сложные, как оригами.
Я ничего не хотела слушать,
Я закрывала лицо руками.

Я вспоминала промокший Питер,
Где захотела в тебя влюбиться.
Я бы не стала, но подлый свитер
Так замечательно пах корицей.

Да, целовал, целовал с избытком,
Было заметно: вот-вот устанешь.
Каждый не наш поцелуй как пытка –
Что ты об этом, мой милый, знаешь?

И расплывались слова без смысла
В чашке с остывшим ненужным чаем.
Ты понимал, оттого и злился.
Звякала ложечка. Ночь кончалась.

Палец по скатерти мазал слякоть,
Кашу из горьких ночных открытий.
Мне так банально хотелось плакать
И целовать твой дурацкий свитер.

Это слишком - искать в тебе килобайты своей любви,
ты опять обнуляешь счет, мой загадочный визави,
ты опять говоришь не в масть - невпопад или сгоряча,
и опять замолчишь когда я коснусь твоего плеча.
Этот странный туманный плен в глубине твоих серых глаз
поднимает любовь с колен... Даже странно - на этот раз
нет ни боли, ни страха нет - словно вычеркнут из души
терпкий давний полночный бред, где ты мне прошептал: "Дыши!".
Это слишком - перерасчет растворяет избыток дней,
где ты тихо шептал: "Еще...", в темноте прижимаясь к ней,
где звенела струною ночь, где рассветы слились в один...
Я не в силах тебе помочь, мой таинственный господин.
Этот взгляд заглушает все, что горело в моей груди.
Если это тебя спасет - лучше больше не приходи.

Память вновь разведет мосты - сны впиваются до крови.
Это слишком - смотреть, как ты объясняешься ей в любви.

Пока ты в шикарных клубах, с холодной/холеной сукой - я делаюсь страшно грубой. Кусаю чужие руки.

Со мной очень любят выпить. Потом не понять отказа. /От их похотливой прыти воротит всерьез и сразу/.

Пока ты мне пишешь в твиттер: "привет, веселей, малышка!" - я кутаюсь в старый свитер, спасаюсь случайной книжкой. Готовлю на ужин пиццу. Пытаюсь убраться дома. Смотрю на пустые лица каких-то твоих знакомых.

Пока ты летишь по трассе под бархатным небом юга - я тыкаю деньги в кассу. Я радостно вру подругам о тихом семейном счастье (которого быть не может).
И цепь на моем запястье почти разрывает кожу.

Пока ты и пьян, и весел - мне хочется просто сдохнуть. Я сплю, не дойдя до кресел, готовая слепнуть/глохнуть от боли, пронзившей душу. От правды, рожденной в споре...

...Оставь мне хотя бы сушу -
И плавай в безбрежном море.

Екатерина Балахонова ~goddess~

А Он... А Он казался смесью сахара с аджикой.
Томатный сок, скрестившийся с мороженым.
Он был ошибкой, откровеньем, бзиком.
Он был мурашками на загорелой коже.

Он оставался, чтоб добить тебя, наверное.
Лаская, - вывернуть - и показать изнанку.
Такой, как все. И ни хрена не первый.
Дешевый камень, не нуждавшийся в огранке.

Вливался в жилы. Растворял тебя в твоем же.
Когда не можешь осознать, где ты - где он.
Касался сердца, лишь слегка касаясь кожи.
В список богов был по ошибке занесен.

И его смех запомнится нарочитым.
Не будешь знать: он притворялся или верил.
И всуе, злясь, его отметишь "прожитым".

Но подсознательно замерзнешь, ждав под дверью.

Я не люблю тебя. Ты для меня погиб славным героем во имя святого слова.
Я не люблю тебя. Я отдаю долги нашей взаимной тоске. Говоря условно,
- ты мне не нужен для жизни или судьбы: повод для рифмы важнее,
чем то, что ближе, как оказалось, никто не способен быть.

Я не люблю тебя.
Я тебя ненавижу.

Я не люблю твоё имя. Оно во мне бьётся, как первый убивший меня эпитет.
Я не люблю тебя, также как мокрый снег. Не полюблю, как Москва не полюбит Питер.
Я не люблю тебя семьдесят два стиха, ровно два года и целую жизнь во благо.
Я не люблю тебя даже когда слегка.
Я не люблю тебя.
Ты для меня
– бумага.

Я не люблю твои руки, твою игру. Я не люблю твоих женщин, твои пароли,
вскрытые памятью. Я для тебя умру через сезон неизбежности. Но игрой ли
было всё то, что тебя ко мне привело, приумножая все следствия и причины?
Я не люблю тебя нашей любви назло.
Я не хочу тебя.

Знаешь, мои мужчины,
- это не ты, тем и лучше.
И я для них, - это не я для тебя, -
резонанс контраста.
Я не ищу тебя в соли забытых книг.
Ты не со мной.

И такая любовь прекрасна.

Мальчишки изменяют номера мобильных, удаляются из qip'а,
демонстративно тешатся экипом, блядями, у которых буфера
в два раза больше наших.Поостыв, мальчишки режут бутерброды, вены.
Мальчишки жгут сцепления и фены, а также наши фото и мосты.
Заводят не собаку - так гастрит, носки без пары, страха и упрёка.
Играют жертв, чтоб новая дурёха спешила приутешить, обострив
тем самым неспособность долюбить единственную - статусную суку.
[Её попробуй, милая, срисуй-ка. Не можешь - исцеляй недоебит,
а в душу опрометчиво не лезь, не бейся в заколоченные двери.
Они закрылись в прошлом - ноябре ли, апреле? - на себе поставив крест.]
Мальчишки верят в силу коньяка и разума, который носят в плавках.
[Какой там разум, ха! - обнять и плакать.] Мальчишки не умеют намекать.
Мальчишки не способны проиграть легко и идеально - как на скрипке.
Понты бесценны. Идеалы хлипки. За дождиком в четверг обычно град.
Мальчишки не признают [и пускай], что тщетно нас из памяти стирали.
Но исходя из принципа спирали, фатально, предсказуемо, слегка банально [факт!] -
по собственным следам, едва зажившим лбом - о те же грабли
[не надо быть пророком, крибли-крабли] мальчишки возвращаются. Всегда.

Sterva

...Потому что слова не убьют, но способны смертельно ранить,
И вонзиться в ладони и в сердце, как ржавый гвоздь.
Если кто-то старается и сберегает каждую ягодку,
То ты давишь в ладонях гроздь
Не вникая, что это плотнее и глубже впивается в память.
Потому что нам люди даются не всуе, их шлет нам Бог,
Чтобы штопать в душе нашей дырку или прореху,
Проверяя людей на прочность, ты слишком жесток,
И ты ворохом копий стреляешь по человеку,
А потом удивляешься: Я с ним играл, а он взял и сдох...

(с) Екатерина Цойлик

В этом городе всю воду заковывают в гранит.
Представляешь, даже слёзы мои в броне.
Моё сердце, кажется, работает как магнит:
По законам физики ты должен притягиваться ко мне.

Ты же весь - металл, благородный сплав,
И тебя не пробить, не расплавить, не поломать.
У тебя внутри уникальный такой состав,
Что его знать не может даже родная мать.

Но на практике "я и ты" - неудачный эксперимент
И погрешность здесь больше, чем результат.
Бог наш - проваливший экзамен студент,
Сжигающий безжалостно на помойке свой аттестат.

Така Вострикова

Эти глупости вечно случаются в марте, апреле, мае,
Когда улицы расцветают от ярких и модных маек,
Когда хочется жить после этой, очередной зимы,
У которой слишком много тепла ты взяла взаймы.

Ты почти забыла его, отпустила... и на поддых!
Интересно: такое бывает в старости? или только у молодых?
Ты опять повторяешь свои запреты: "Нельзя. Нельзя."
Знаешь у этого человека каждый огрех, изъян,

Знаешь каждую интонацию, каждый взгляд и жест,
Знаешь какой он формы на шее таскает крест,
Знаешь любимую его музыку, любимое из еды,
Помнишь его парфюм, его сигаретный дым.

Весна раздаёт пощёчины - подставляешь щёки.
Она, как учитель, ругает за невыученные уроки.
По её дисциплине ты двоечник и бунтарь.
Ты неизученная наукой, странная божья тварь.

Но весна упрямо внушает, три месяца наизнос,
Что пора успокоиться, не рвать на себе волос,
И когда твоё сердце кровит, как пораненная десна,
Надо взять себя в руки... и просто понять - весна.

Така Вострикова

лампочка, вкрученная не тем концом,
вырабатывает тьму и холод.
рыцарь, прослывший крутым бойцом,
кается, что не молод.
самые счастливые и легкие времена
по-дурацки запечатлевают фотки.
просыпаясь, ты перебираешь все имена
и подбородки.

мысленно высчитывая объем пустоты
внутри небольшой квартиры,
улицы прячутся в пластиковые щиты
и пластиковые сортиры.
ты каждый день замыкаешься на нуле
и не поднимаешь трубку.
внутренний капитан, приславший корабль к земле,
покинул рубку.

привет,

радость моя, знаешь все это медленно становиться перманентно и навсегда
не растрачивается со злобой, не разбивается о твой лед
а просто в левом предсердии тихо ждет
своего пропуска в самую сердцевину

пока голову тянет в сон пальцем на стекле вывожу seenot
корабли терпят бедствие их к сожаленью никто не ждет.
заткнитесь, пожалуйста,
пусть останеться музыка в голове.
пусть кровь с прибоем к вискам боль прибьет.
слышишь Бог? пусть он останеться или уже навсегда уйдет.

и я уже не запинаюсь на ровном месте, не плачу,
и пробоина в боку шхуны слева совсем ничего не значит.
и не буду я никому довать сдачи.
за неспособностью первой ударить
в самое то больное и ценное
что хранится бережно у тебя и послано к чёрту распродано на торгах у меня.

привет,
радость моя, Бог нас не слышит.
я не стану сильнее а ты не уйдешь.
с приходом июня ничего не измениться
меня как и прежде будет бросать в январскую дрожь.

привет,
что будем делать?

Когда ты вот так вот молчишь, я хочу кричать,
Под красный сигнал светофора встречать колёса
И рвать своё сердце в клочья - ему скучать
Почти до износа...

Когда ты вот так вот смотришь глаза в глаза,
Ломаешь своим спокойствием мою веру.
Я помню... однажды ты мне уже сказал:
"Любить нужно в меру..."

Когда ты вот так вот уходишь и у двери,
Обняв, вытираешь слёзы мои рукою,
Я вдруг понимаю - у нашей с тобой любви
Не всё ... с головою...

почему мне никак не вынуть. эти /во имя отца и сына/ ножи, воткнутые мне в спину. эти торчащие блестящие рукоятки. /ангел недосмотрел. просто ушел на блядки в моих серебряных кедах/ лето тлеет на кончике сигареты. убери, пожалуйста, руку, детка. убери с моего бедра руку. стань ненадолго богом или хотя бы другом.
прости, я сегодня временно недоступна.
сегодня тебе меня не утешить. /считаешь меня помешанной/ а мне так отчаянно хочется перевешать
всех,
кто меня когда-нибудь предал. /купить лицензию на отстрел. плевала я на всякое алиби/. вбить их фальшивую нежность в их собственные гробы. выкинуть из памяти/из постели все эти трупы. целовала их в губы. а думала /дура/ - нормальная вроде девчонка.
/абонент немного неадекватен/
а в кровати сплошь — гламурные бляди да обаятельные подонки. береги барабанные перепонки. хочется проораться так, чтобы вывернуло. снова купить возможность вдоха и выдоха. /где-то тут на окне шнур аварийного выхода/. сначала они присягают на верность. утыкаются носом в самое сердце, вливаются в вены как минимум молоком сгущенным. а потом уже не считаешь плевков и пощечин. прощаешь, прощаешь, подставляешь другую щеку,
/девочка, да ты – мазо. вот тебе. еще
и еще/
улыбаются по-чеширски одними ртами.

прочитай и выучи наизусть:
тьма имеет предел, и любая грусть
преодолима, если построить мост;
боль исчерпаема, горе имеет дно,
если осмелиться встать в полный рост,
дотянуться до счастья, ибо оно
досягаемо, и рецепт его крайне прост.

запиши и бумагу затем сожги:
люди - концентрические круги,
у всех одинакова сердцевина.
память - вбитый в темя дюймовый гвоздь,
научись прощать, он выйдет наполовину.
обиды и скорбь созревают в тугую гроздь,
выжми до капли, получишь терпкие вина.

взрослей, но и не думай стареть,
смерть существует, но это всего лишь смерть,
дань закону контраста.
не стоит пытаться нумеровать страницы,
ибо время тебе неподвластно.
в твоих силах помнить слова, имена и лица,
рушить стены и презирать границы,
любить, покуда сердце не задымится,

и знать, что всё это не напрасно.

моя девочка, мы ведь тоже можем быть иногда жестокими
и стрелять навылет. и как бронепоезд идти до упора,
и в упрямиц играть, в стену упершись лбом
моя милая, ты же можешь быть равнодушно-строгой,
он давно тебе ни плечо надежное, ни опора,
ни кров, ни дом.

ты же знаешь, родная, что он придет еще, он ведом,
он ручной котенок, домашний зверь.
по-хорошему надо б его пару раз за дверь
пусть бежит, не оглядываясь, до первого светофора
чтобы только искры из-под колес и гул мотора.
пусть уходит. здесь ему места нет.

моя девочка, это ведь не конец, это ведь не погашен свет.
и не то чтобы не рухнул мир - даже не оборвался пульс.
просто когда повернется ключ и он тихо скажет «Привет»
ты прекрасно знаешь, что будет дальше, уже наизусть.
это значит, у тебя на руках есть как минимум козырной туз
и он скажет «прости» и потребует от тебя ответ
ты спокойно ответишь: «Я не вернусь.
впрочем…даже не думай, нет».

моя девочка, это старо как мир
это вечная карусель
и игра в «кто-первый-предаст-ну конечно-он»
ты прекрасно знаешь, что это театр, прямой эфир
и опять забываешь выключить микрофон

я б давала оскары за такую фальшь
вместо красной дорожки – лестница мрачных цветов.
на вручении бы играл какой-нибудь траурный марш
победителям в номинации «лучший-актер-в-любовь».

улицы одеваются в тёплое, не попадают в рукав:
говорят, спешка годится только при ловле блох;
договоримся на берегу: каждый из нас прав
в том, что каждый из нас плох.

причинённую нами боль не вытерпеть нам самим,
мы неуместны оттого, что себе не находим места;
посмотри на меня, посмотри на меня, но невыносим
взгляд, вырванный из контекста.

гори-гори ясно, звезда моя, пламенем синим гори,
память застужена, перегружена, перезагружена;
расстояние минимально, мы бронированы изнутри
и поэтому безоружны.

в окна тяжёлыми спелыми гроздьями бьётся ночь,
целое можно додумать, имея в наличии малую часть;
договоримся: если тебе вдруг захочется мне помочь,
не вздумай молчать.

мне без тебя почти уже хорошо.
раны рубцуются
[нитки-иголка-шов]
нью-ухажёр на красном лихом 'пежо'
струны души настроил
на до-мажор...

струны души натянуты так, что ах!
часто фальшивят
[но только совсем слегка]
то, что слегка выходит за берега,
нью-ухажёр исправит!
пока. пока!

он не такой как ты, всё наоборот.
лобик расшибла - бац! приложили лёд.
холит-лелеет-боготворяет-ждёт.
но...
мне без тебя не спится который
год...

Нужно сказать, но забыла слова, да и нахуй тебе моё.
Кожа изодрана в кружево. Видишь, какое на мне бельё?
Странный мой маленький принц, если бы знала я who you are?
Боль, алкоголь, мы проспали – наш новый год наступил в ЮАР.
Я никому ничего не должна, у меня есть манера жить.
Если ты хочешь добраться до дна, набери меня и держи.
Буду хрипеть, не закусывать спирт и закусывать удила,
Чтобы моих лошадиных хватило до твоего угла.
Стану одной из твоих Магдалин, строй свой храм на моей крови.
Я не пытаюсь спастись, видит бог, я хотела такой любви.
Буду послушной твоею юродивой, буду носить рваньё.
Лишь бы твой новый соломенный нимб не склевало моё вороньё.
Сводишь с ума, водишь за руку, сводишь мои беспределы к нулю.
К черту десерты, позволь мне слизнуть с твоего языка «люблю».
Это бывает лишь раз, благословенный смертельный бой.
Всё, что сломает, раздавит, убьет – не ебёт, пока я с тобой.

мне, конечно, плевать на его вранье,
на смс, как бы случайно прочитанные до корки,
мне плевать на ту, чьи пальцы пронзают иголки,
когда он берет в свою руку ее.
мне плевать, кто для него любовь, кто - шестерка,
мне плевать, с кем он в постели нежен,
или насколько их ласки грубы.
только вот во рту почему-то остался привкус железный
от закушенной в злости губы.

мне плевать на что похожа его любовь: лед или пожар
одни только крайности, или та самая середина..
это так глупо - ревновать до смерти такого кретина,
который к тому же никогда мне не принадлежал.
мне плевать на их безграничное сладкое счастье,
и на родственность душ.
мне плевать, но выдают расцарапанные запястья
и потекшая черная тушь.

мне плевать, рисует она или на рояле играет,
и плевать, насколько мы с нею разные
любит ли она ром или вино? белое или красное?
мне все равно, как часто он обо мне вспоминает.
и плевать, как он ее называет:
любимая, милая, дорогая, родная?
и чей сын может быть будет носить его отчество.
только вот на полу стоит полу-пустая
бутылка виски, убитая в одиночестве.

мне плевать что у них общего: взгляды, сигареты, список любимых книг
и плевать где они целуют друг друга - в Нью-Йорке или в Париже.
только вот почему-то из горла рвется полный отчаянья крик,
а небо вдруг стало на километры ниже.

мне плевать, что глаза уже покраснели от слез
мне плевать, что почти невозможно дышать.
может быть он с ней для развлечения, может быть все всерьез.
мне все равно. мне на него плевать.

мое солнце, мой свет, расскажи, как красивые (возможно, мы)
сидели на склонах, в лесах, пили виски там, где холмы,
как разливали вино в бокалы из небьющегося стекла,
как я пела тебе песни, но ноту «ля» никогда не брала,
как ты закрывал глаза, но неизменно видел меня,
как я резала руки, тебя постоянно браня.

расскажи мне, как мы там, у моря и на камнях,
как ты все мои письма складывал в коробки, храня,
сколько соли и боли было в моих слезах,
как ты говорил, что хочешь вернуться назад,
но никогда не возвращался. а еще расскажи,
как я лепила твои портреты из любви, ласки и лжи.

мой дорогой, напиши мне о том, сколько шрамов на твоей груди
после всех моих слов, писем, звонков – ну, в общем, после моей любви.
напиши, как темза никогда не выходила из берегов и туман тебя обнимал,
как твой друг ничего не отвечал на твои е-мэйлы, но так искренне все понимал,
облака как похожи были на корабли и на огромных белых китов, собак,
как куришь ты каждый день и пьешь – но всегда натощак.

хочешь, я расскажу тебе, на каком числе остановлен мой календарь,
как я первого встречного просила «слушай, прошу тебя, ударишь меня? ударь»,
но меня никогда не били. только лишний стакан виски давали
и разговаривали со мной о мире, о боли, о любви и о тебе не молчали, -
вот только мне это не помогает и не спасает совсем никак..
никогда не скажу, сколько интереса и веры в моем «просто так».

мой мальчик, ты приезжай, пожалуй, сюда, в этот город – сгусток бетона и льда,
моя квартира, правда, засыпана пеплом, осколками и телеграммами, но не беда,
будешь рядом – брошу курить, водиться с незнакомыми и умирать,
а также ругаться со всеми, писать стихи и деньги в долг брать.
приезжай, мой милый – это, конечно, не лондон, но зато здесь есть я,
пускай я и чувствую себя куском бессмысленного вторсырья.

мне нужно уже, наверное, завязывать свой роман с тобой и крепким алкоголем,
а еще научиться вальсировать, выживать, брать ноту «ля» и покончить с болью.
тебе нужна сильная, покорная, близкая и спокойная – в общем, не я -
со всем можно что-то сделать, только вот с этим фактом - нельзя.
нам бы, может, и лучше друг без друга – быть живыми и выносимыми,
но.. хочешь. я расскажу, какими мы бываем с тобою красивыми?

да я бы и рассказала..
если бы хотя бы слово для описания такого
существовало.

ненавижу людей, которые разрешают собой дышать.
а потом уходят и ноги у них не дрожат.
почему они могут, а я не могу разрушать?
просто руку разжать и не переживать.
спрятать лица пожар.
шагнуть на другой шар.
и потом твоих губ касается только шарф.
ненавижу людей, которых хочется удержать.

Вот чего тебе, деточка, хочется - новостей или сказок прилизанных?
Приучайся о близких заботиться, прикрывай этот ящик с капризами.

Чем не мил тебе мальчик проверенный, с перспективой, мозгами и внешностью?
Ведь ему этой жизнью отмерено очень щедро. Учтя все погрешности, я предвижу и домик на острове, и контору с оффшорным прикрытием...
Ну так вот, если думать по-взрослому - в твою пользу любые события,
что приводят к венцу долгожданному, глянцевито-журнальным реалиям.

Нет, не катит! Поеду к желанному /что ни сном и ни духом/... А далее - предсказуемость долгой депрессии, безнадежные планы по вылову...
Соблазнитель - наверно, профессия, при отсутствии искренне милого.

Он не тот. Повторяй, не запомнишь. Он не твой. Но шикарен до боли.
Сколько трюков ты снова исполнишь в эротично-трагической роли?..

...
Им не легче: такие шедевры от признаний однажды оглохнут...
Он последний, и все-таки первый -
без кого я
классически
сдохну.

… А вообще, ты знаешь, у меня зеленые глаза и такая полосочка на спине,
Я сыта, здорова, и если кто улыбнется - то может быть это мне.
Но вот я хожу - а у меня в глубине
ничего нет.

И вот лучше бы боль, лучше бы война,
Лучше б плясать до утра и плакать бы допьяна,
Только не эта невыносимая тишина.

Здравствуй, я не выдерживаю, прости.
Сколько еще ты будешь душу мою скрести?
Сколько еще мне падая на кровать
слабой рукой спину твою искать?
Как удалось тебе в сердце мое чугунное прорасти?
Так что теперь и не выдернуть и не спасти.
Что же мы будем делать с такою мной
без тебя умирающей, с тобой задыхающейся виной?
Не слушай меня, не слушай, совсем убеги.
Слезы мои в ладонях не береги.
Злись на меня, пожалуйста, не прощай,
на письма ни в коем случае не отвечай...

кажется, я нашла границы,
стала сильней, научилась готовить шницель,
бегаю то в университет, то в больницу,
почти что не матерюсь..
а ты?
предала мой тыл
и дробишь другую
весенней нежностью
первого поцелуя,
запойной сладостью
не_мне посвященных рифм?
на голом плечике ластится херувим,
и ножкой босой полирует мои ключицы,
и шепчет, что больше этого не случится
ни_с_кем_другим

знаете, вы так далеко что нравитесь мне все меньше
и начинает казаться что я люблю женщин
мой папа думает что я лесбиянка
моя мама уверена что я даю на пьянках
вы думаете что я дура и вы меня наебали
едвали
едвали
я думаю что времени осталось мало
(а на вас хватало)
потому что потом топать замуж и еще пару раз рожать
вы простите меня
но я не могу ждать

давайте сразу все точки над и чтобы потом не ахать
или вы остаетесь со мной
или идете нахуй

бог мой бог
все гляжу на тебя, никак не найду подвох
где я так угодила богу, что он мне тебя послал
я на кадрах твоих свечусь, в моих легких льется твоя смола.

весна бледным подранком, измотана зимами, все-таки доползла.
по весне босоногие птицы ходят молиться богу,
говорить спасибо за оба своих крыла.

ты держись за меня. хотя я и не самая стойкая из опор.
однокрылой вороной белой гляжу на тебя в упор
и не знаю за что мне вся эта правильная весна
и какому богу отмаливать грешных нас
и какого бога благодарить.

вечера исцарапали нёбо о фонари
я глотаю слова о тонком ответном чувстве
о таком не принято говорить.

Игры для взрослых – какие там крестики-нолики,
Классики мелом и прочие детские радости.
Я о тебе узнаю' из статей светской хроники.
Видишь меня в криминальных обзорах по пятницам?
Думаю, нет. Так ведь я – без претензий на память.
Глубже в себя закопай свои страхи и снова
Можешь ударить, как раньше, наотмашь ударить
Только не втаптывай в грязь, не размазывай словом.
Впрочем, и грязь не смертельна – вода всё смывает
Только не ставь на мне точку, не режь по живому.
Знаю, ты – мастер... А слово меня убивает.
Так что уж лучше наотмашь и чтобы не словом…
Так что уж лучше бы всякие классики мелом -
Взрослые игры – обычно – проверка на прочность
Рвётся не только где тонко, - и в этом всё дело
Важно, кто рвёт, - проверяли. Доказано. Точно

да. мне снятся твои колени и туманы рубят как палачи
все апрели текут водой, а слова твои - воском с моих ключиц.
здесь под матовым воздухом толком не различить
кто кому больше должен и кто кого приручил.
я твоя на беду. я с тобой пропаду

говоришь: никого из пропавших без вести не найдут,
новостные сводки с тобой согласны.
мои крики вмещаются в сотни беззвучных гласных
самолетные полосы чертят кардиограммы белым
сходят льды. я схожу с ума. сделай хоть что-нибудь.
боже, сделай.

не дари мне живых цветов. подари мне покой и смелость
мне весной тяжело дышать. зашиваю легкие закатами переспелыми
я сама себе на уме, я сама себя извела, я сама себе надоела.
не спасет никакая ни вера, ни речь, ни ретушь.
я, кажется, правда свихнусь на днях. ты только не бойся
разницы не заметишь.

этот дождь.
бьется о лужи
и тает во мне
т и ш и н о й.
_______________
сколько же рифм ненужных
в моей голове больной.
когда тебя нет, меня рвет не нежностью,
а пустотой.
в май длиной в тысячу вечностей
с головой.
мне так много нужно сказать, чтобы не треснуть
по швам.
я, кажется, стала легче
на 21 грамм
и старше на целую тишину.
прийди, когда я усну.