Не врите мне больше, это действительно больно,
Это не жаль на анальгин и последний стольник.
Это как ножом по всем жизненно важным.
Это не зашить, не прикрыть зонтиком пляжным.
Это в глазах, в словах, в паршивой воде с солью.
Не врите мне больше. Это действительно больно.
8.11.11. 20:54

Я не умела рубить с плеча. И уходить, чтоб не возвращаться.
Но я умела без слез прощаться и злиться молча, а не крича.
Я не умела бросать все то, что строила длинными месяцами.
Я не умела играть сердцами, выбрасывать чувства других в окно.
Я не умела указывать им на дверь (тем, кто мне дорог давала «последний» шанс),
Они не оправдывали выданный им аванс, бросались фразами, не боясь потерь.
Я не умела их фото рвать, письма жечь и замыкаться в себе надолго.
Я берегла всех подряд, без мысли, что все без толку. Да только вот меня некому уберечь.
Я не умела – меня учили. Учили, чтоб рубцевался в душе урок.
Учили взглядами, фразами между строк. Словами, так, чтоб наверняка, добили.
Я не умела, а зря, напрасно. Но научилась. Я, в общем-то, быстро учусь.
Я больше вообще ничего не боюсь. А на груди «Не влезайте. Опасно».
(17.10.11. 15:04)

После двенадцати – мысли вымерли,
Все те, что утром казались важными.
Ночами мысли бескрайне длинные,
Извечные, старые, где-то – с дырами,
Хоть электронные, а не бумажные.
После двенадцати страшно хочется
Чего-то нового, необычного,
Пусть даже чуточку неприличного,
Но чтоб не жалко бы заморочиться.
И даже пишется и читается
После двенадцати по-особому.
Мы то кончаемся, то начинаемся,
То угасаем, то продолжаемся
Ночами длинными, одинокими.
После двенадцати одинокими
Становится каждый третий (или второй).
Не хочется никому быть стойкими,
Бросаться фразами резко-звонкими,
Чтобы в итоге к полуночи одному/одной.
После двенадцати - на стенку лезется,
Воется так, что трещинами стекла/пол/потолок.
К утру все утрясется да перемелется,
Переживется и переверится,
Утром во всем вновь какой-то толк.
И если думать после двенадцати,
Когда плевать не плюется уже в потолок,
То об экономике там, или миграции,
Или какой-нибудь сгинувшей цивилизации,
Только вот ни о ком-то конкретно. Запомните этот важный урок.

Тишина теперь – моя подруга,
Она всегда приходит ко мне после двенадцати.
И нам неважно, что без стука,
И что ей сотни лет, а мне чуть больше семнадцати.
Нам не нужно искать общих тем,
Мы понимаем друг друга без слов и что-то в этом находим,
Моя подруга ко мне приходит, сама не зная, зачем,
После – так же беспричинно уходит.
А когда я не в силах с ней помолчать,
Она заводит свои бесчисленные монологи…
Она думает, что так не дает мне скучать,
Она греет в моем пледе ноги,
Она допивает мой остывший чай,
Любит, как я – без сахара и с лимоном,
Она до рассвета талдычит мне «Милая, не скучай»,
А под утро уходит с поклоном.
Она читает ту же книгу, что я,
Смотрится в мое зеркало – все хочет казаться моложе.
И так каждую ночь, но когда наступает заря,
Она уходит, и мне вроде не жаль, но все же…
Она боится меня обидеть и огорчается,
Когда я грущу ночью под одеялом или в кресле.
Она, пожалуй, единственное, что не дает отчаяться;
Все, что я ни думаю, ей интересно.
Она слушает все мои любимые песни,
Цитирует мои стихи как-то даже заученно,
Мне уже кажется, что мы навсегда с ней вместе,
Такие вот две невезучие…
Да, тишина – моя подруга,
Она приходит ко мне после двенадцати.
И нам, в общем-то, плевать, что без стука,
И что ей сотни лет, а мне нет и восемнадцати.

Сегодня налью себе чаю. С сахаром чаю.
Ты помнишь, а я ведь всегда пила без.
Сахаром, конечно, не подсластишь горько-острое «я скучаю»,
Ты слишком глубоко в меня влез.
Другая, конечно, налила бы себе просто водки,
И поревела бы час-другой в режиме нон-стоп.
Ну а мне, дорогой мой, хватило ума и сноровки
Прожить без таких вот проб.
Сегодня налью себе чаю и сяду в кресло,
Подумаю о своем да о том, о сем,
Я б и тебе рассказала, да только тебе неинтересно,
Да и мне уже не резон.
Сегодня уже третья чашка, и знаешь - все как-то мало,
Пытаюсь горячим согреться, баюкаю чашку в руках,
В глазах, как в рекламных плакатах, кричащее «я устала!»
И невысказанное на губах.
Знаешь, назад еще как-то рано, вперед - как-то поздно,
Останемся на нейтрале, без лишних встреч.
И даже пусть для тебя все было не столь серьезно,
Обещай мне себя беречь.

А хочется-то и вроде немногого - выспаться да отдохнуть.
На чьем-то плече уснуть, в чьем-то доме творить уют.
Чтобы точно знать где твой вечный-нежный-родной приют.
Чтоб и были силы уйти, а уйти не хотелось.
А на деле-то - пальцы до боли в дверной косяк,
Нервы ни к черту, на личном - ни так, ни сяк.
Хочется так, чтоб получше, а все наперекосяк,
Чертова блядь-удача, куда ж ты делась?!
Хочется, как в мелодрамах - слащавенький хеппи-энд,
Белое платье (ну или розовое - разницы, в общем, нет),
Гладить рубашки, готовить ему обед (что за бред?!)...
Я бы даже всему этому научилась.
Только вот что-то дико сдавливает виски,
Рвет все нутро на клочья да на куски,
Жмет тебя, как невидимые тиски,
А в голове диктует "Да успокойся же, сделай милость".

И когда я скажу, что теперь обхожусь без потерь - не верь.













P.S. Раньше писала тут, под ником РыЖесть. Может, кому-то это о чем-то скажет. В общем, с возвращением меня. Люблю вас=*