Стихи Веры Полозковой.

****

Вот когда мы бухали, плакали или грызлись —
Выделялось какое-то жизненно важное вещество.
Нам казалось, что это кризис.
На деле, кризис —
Это ни страдать, ни ссориться, ничего. (с)


И он делается незыблемым, как штатив,
И сосредоточенным, как удав,
Когда приезжает, ее никак не предупредив,
Уезжает, ее ни разу не повидав.
Она чувствует, что он в городе — встроен чип.
Смотрит в рот телефону — ну, кто из нас смельчак.
И все дни до его отъезда она молчит.
И все дни до его отъезда они молчат.
Она думает — вдруг их где-то пересечет.
Примеряет ухмылку, реплику и наряд.
И он тоже, не отдавая себе отчет.
А из поезда пишет: «В купе все лампочки не горят».
И она отвечает:
«Чёрт».(с)






Счастье – это когда запнулся в начале текста,
А тебе подсказывают из зала.
Это про дочь подруги сказать «одна из моих племянниц»,
Это «пойду домой», а все вдруг нахмурились и замялись,
Приобнимешь мальчика – а у него румянец,
Скажешь «проводи до лифта» — а провожают аж до вокзала.
И не хочется спорить, поскольку все уже
Доказала.(с)







В свежих ранах крупинки соли.
Ночью снятся колосья ржи.
Никогда не боялась боли —
Только лжи.

Индекс Вечности на конверте.
Две цыганки в лихой арбе.
Никому не желала смерти.
Лишь себе.

Выбиваясь из сил, дремала
В пальцах Господа. Слог дробя,
Я прошу у небес так мало…
Да, тебя. (с)






Я не то чтоб себя жалею, как малолетки,
Пузырем надувая жвачку своей печали.
Но мы стали куда циничнее, чем вначале —
Чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки
И тихонько молились: «Только бы откачали».

Я не то чтоб не сплю — да нет, всего где-то ночи с две.
Тысячи четвертого.
Я лунатик — сонаты Людвига.
Да хранит тебя Бог от боли, от зверя лютого,
От недоброго глаза и полевого лютика —
Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя»,
Еле слышно произносимого — в одиночестве.

Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить, не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь. (с)




Прежде, чем заклеймить меня злой и слабой, —
Вспомнив уже потом, по пути домой –
Просто представь себе, каково быть бабой –
В двадцать, с таким вот мозгом, хороший мой. (с)






Мне бы только не ляпнуть в шутку —
Удержаться и промолчать,
Не сказав никому, как жутко
И смешно по тебе скучать.(с)






Моя Муза с черными волосами
Нынче Темзе шепчет свои пароли.
Мне осталось фильмы смотреть часами
И горстями но-шпу глотать от боли.(с)






Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка.
Пыль, панельные перекрытия, провода.
Ты не хочешь здесь жить, и мне иногда так тяжко,
Что из круглой трубы по стенам течет вода.

Дождь вчера налетел – прорвался и вдруг потек на
Губы старых балконов; бил в водосточный нос.
Я все жду тебя, на дорогу таращу окна,
Вот, и кровь в батареях стынет; и снится снос. (с)






То, к чему труднее всего привыкнуть —
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, похоже, дело мое табак.

Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки — но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла —
Сто одно проклятое сверлецо.

С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии — как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.

И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла. (с)