Близок закат...Глава 13

– Мы познакомились два года назад. Тогда была осень. Совершенно необыкновенная осень, не похожая ни на одну другую. Ужасно теплая и солнечная. С сочными красками. Такую только на полотнах художников и увидишь, а больше нигде. Только я всего этого не замечал и вообще об этом не думал. Это ты научила меня видеть осень и слышать птиц. Если бы не ты – та осень прошла бы точно так же бесследно, как и все остальные осени в моей жизни.

Но в тот день все было совсем по-другому. С утра небо было прозрачным и солнечным, а к обеду вдруг откуда-то налетела туча. Огромная туча величиной с небо. А может быть и больше, чем небо. Я смотрел на тучу из окна машины и думал о том, как эта туча может вообще на небе уместиться. Потом пошел дождь – настоящий ливень, серая непроглядная стена. Капли застучали по стеклу, забарабанили по крыше. Люди на тротуарах бросились врассыпную – кто-то спешил спрятаться под козырьком ближайшего здания, кто-то наивно надеялся укрыться под деревом. Женщины прикрывали волосы сумками и пакетами, подростки громко визжали – началось настоящее столпотворение, а через несколько секунд толпа исчезла и улица стала абсолютно пустой. Асфальт уже был черным от дождя, и в каждой его впадине успела образоваться лужа. Крупные капли, ударяясь о землю, снова взлетали вверх мелкими брызгами, торопливо рисуя на воде идеально ровные круги. Говорят, круги на воде – первый признак того, что дождь будет идти очень долго.

Я подумал об этом и включил дворники, но они очень плохо справлялись со своей задачей. Освобожденный от мутной пелены кусочек стекла почти сразу же снова становился матовым. Очертания внешнего мира расплывались, и сквозь бесконечную череду сбегающих вниз струй воды почти ничего невозможно было увидеть. Мимо проносились машины, поднимая мутные тучи брызг. Вокруг была одна вода, и невозможно было поверить в то, что еще несколько минут назад город был абсолютно сухим и солнечным.

Моя машина стояла на обочине дороги, напротив входа в офис страховой компании, совсем неподалеку от знака, запрещающего остановку. Выкроив несколько свободных минут из напряженного рабочего графика, я приехал сюда, чтобы заняться оформлением автогражданки, но как-то не подумал предварительно позвонить. Мысли о том, что на свете существуют учреждения, закрывающиеся на обеденный перерыв, как в старые времена, в голове даже не возникло. Но компания была не частной, а самой что ни на есть государственной, и в ней, видимо, никто не был озабочен проблемой подсчета убытков.

Никто не интересовался тем, какое именно количество клиентов, наткнувшись среди бела дня на табличку «Обеденный перерыв», круто развернутся, чтобы поискать другую страховую компанию. Никто не умножал это количество клиентов на количество рабочих дней в году…

В общем, я приехал за пятнадцать минут до окончания пресловутого обеденного перерыва. Табличка, выполненная в лучших традициях доперестроечных времен, меня порядком разозлила. И все же я решил не испытывать судьбу – шанс отыскать в течение пятнадцати минут другую страховую компанию был минимальным, гораздо проще было переждать эти пятнадцать минут здесь, чем отправляться на поиски приключений, отягощенных неминуемыми в это время суток пробками на дорогах.

За эти пятнадцать минут окружающий мир изменился до неузнаваемости. Неустанный грохот стучащихся в окна капель дождя стал меня раздражать, и я включил музыку. Первым, попавшимся под руку, оказался давнишний диск лучших песен «Boney M». Я почти никогда его не слушал и даже понятия не имел о том, как он оказался в моей машине – скорее всего, диск оставил кто-то из приятелей, не разделяющих моего пристрастия к чистой классической музыке и тяжелому року. Некоторое время я просто разглядывал его – когда-то прозрачный пластмассовый конверт теперь был весь покрыт мелкими царапинами и выглядел таким же мутным, как оконные стекла. Почему бы и н

Я включил музыку, повернул до отметки «максимум» регулятор громкости и прикурил сигарету. До конца обеденного перерыва оставалось чуть меньше десяти минут. Дождь же, казалось, не кончится никогда. Откинувшись на спинку сиденья, я глубоко затянулся и закрыл глаза, пытаясь сбросить накопившуюся усталость. А когда открыл снова – увидел тебя.

«Boney M» задорно распевали хит всех времен и народов – «Bahama mama», вот под эту музыку ты и появилась в моей жизни. Музыка совсем не сочеталась с погодой, но как-то удивительно подходила тебе. Звуковой ряд, дополняющий картинку за мутным окном, был просто идеальным. Твоя ладонь скользила по боковому стеклу – вначале я увидел ее, твою ладонь с длинными пальцами в ободках множества тонких серебряных колец. Пальцы сжимались в кулачок и беззвучно стучали в окно – сквозь шум дождя и громкую музыку этот услышать этот стук было невозможно.

Дверца машины приоткрылась. Влажный воздух ворвался внутрь вместе с мелкими брызгами. Через секунду дверца снова захлопнулась. В течение этой короткой секунды ты успела забраться в салон и теперь сидела рядом со мной, абсолютно мокрая, часто дышала и открывала рот – беззвучно, как рыба. Видимо, о чем-то спрашивала меня, но в тот момент мне почему-то даже в голову не пришло убавить громкость приемника – настолько меня поразило твое соответствие этой музыке. Хотя внешне все выглядело иначе – музыка была веселой и бесшабашной, а ты – мокрой и ужасно несчастной. Волосы, собранные в короткий хвост на затылке, превратились в глянцевую сосульку, и с кончика этой сосульки на велюровую обивку сиденья сначала ручьем, а потом быстрыми тяжелыми каплями стекала вода. Короткая челка выглядела жалко и торчала козырьком над мокрыми бровями. Глядя на тебя, я вспомнил принцессу на горошине из старой детской сказки. Она была такая же мокрая и несчастная, когда постучалась в дом к принцу. Только, в отличие от нее, ты была настоящей.

В руке у тебя были туфли. Две темно-коричневых замшевых «лодочки» на высоченных каблуках-шпильках. С трудом оторвав взгляд от этой сюрреалистической картины, я перевел его вниз и увидел твои мокрые ступни. Вокруг них на резиновом коврике была целая лужа воды.

Тонкие щиколотки и пальцы, испуганно поджатые внутрь, с едва заметным розовым перламутром на коротких овальных ногтях.

На самом деле, эта музыка тебе удивительно подходила.

Ты продолжала беззвучно открывать рот, пытаясь донести до меня смысл происходящего. А потом, видимо, отчаявшись, внезапно замолчала. Некоторое время мы так и сидели, глядя друг на друга, окруженные одуряюще громкой музыкой. Мне казалось странным, что еще несколько секунд назад ты существовала в этом мире совершенно отдельно. Как-то так все совпало, соединилось в одном коротком мгновении и оказалось на своих местах – и твой блестящий хвост-сосулька, и твои босые ступни, и мокрые ресницы. И золотые хиты «Boney M», которые с тех пор звучат в моем проигрывателе практически постоянно.

Звук постепенно становился тише и наконец умолк совсем. В промежутке между «Bahama mama» и следующей песней, стряхнув оцепенение, ты успела прошептать:

«Сделайте, пожалуйста, потише».

И бросила почти отчаянный, умоляющий взгляд на встроенный в панель проигрыватель компакт-дисков. Не повиноваться этому взгляду было невозможно. Я протянул руку и повернул регулятор громкости без малого на триста шестьдесят градусов. Теперь в машине снова был слышен только шум дождя. Ты сказала:

«Спасибо».

Потом, помолчав немного, добавила:

«Меня зовут Мария».

И опять, после небольшой паузы:

«Извините…»

Собственно, больше говорить было уже ничего не нужно. Эта информация была безнадежно исчерпывающей, твои извинения я принял, не моргнув глазом, забыв о своем маниакальном пристрастии к чистоте салона. Хотя и не совсем понятно было, за что именно ты извиняешься – может быть, за то, что тебя зовут Мария?

«Хорошее имя», – ответил я на всякий случай. Ты кивнула и продолжала смотреть на меня, явно ожидая, когда же тебя выгоню. Потом сказала совершенно серьезно:

«Там дождь».

Я спросил:

«Правда?»

Ты, видимо, всерьез подумала, что я мог этот дождь не заметить, и кивнула в ответ.

Я рассмеялся первым. В самом деле, смотреть на тебя без смеха было невыносимо. Ты робко улыбнулась, впервые подумав о том, что я может быть вовсе и не собираюсь набрасываться на тебя с кулаками. Более того, что могу быть совсем не против твоего присутствия в салоне своего автомобиля.

Твоя улыбка мне ужасно понравилась. Она была искренней и какой-то беззащитной, детской улыбкой, хотя глаза у тебя были абсолютно взрослыми и впечатления девочки-тинейджера ты не производила. Я подумал, что тебе наверное лет двадцать шесть – двадцать семь, хотя на самом деле было тогда тебе всего лишь двадцать четыре. Мой взгляд как будто приклеился к этой твоей улыбке, а ты вдруг, окончательно успокоившись, заговорила.

Я слушал тебя, не перебивая. Ты рассказывала о том, как вышла из дома, даже и не подумав прихватить с собой зонт. Пожаловалась на осень, обвинив ее в вероломстве. Неподалеку от офиса страховой компании располагался в полуподвальном помещении мало кому известный магазинчик с нехитрым названием «Аудио-видео». Название говорило само за себя – ты вышла из дома, чтобы купить несколько дисков с фильмами. Когда у тебя плохое настроение, тебя спасают только фильмы. Читать книгу не получается, ты не можешь сосредоточиться, а вот фильмы тебя завораживают. «Магия кино», – смешно объяснила ты и принялась рассказывать дальше. Ты рассказывала много такого, чего по идее нормальный человек никогда в жизни и не подумал бы рассказать случайному знакомому. Хотя тогда мы, по большому счету, даже еще и не были знакомы. Едва ли мне могли быть интересны подробности твоего блуждания между стеллажами с дисками. Твой разговор с продавцом, твое разочарование по поводу отсутствия обещанной им еще на прошлой неделе какой-то старой советской комедии.

Твоя безумная радость в тот момент, когда ты вдруг обнаружила на полке долгожданный фильм неизвестного мне то ли китайского, то ли японского режиссера с труднопроизносимой фамилией.

Конечно же, все это мне было не очень-то интересно. Я даже и не пытался запомнить фамилию этого продвинутого режиссера, который вместо традиционного и ожидаемого от любого нормального то ли японца, то ли китайца мейнстрима с восточными единоборствами взялся снимать пост-модернистские артхаусные полотна.

Мне просто было приятно тебя слушать. Я даже забыл про свою автогражданку и совсем перестал слышать шум дождя, который с прежней настойчивостью барабанил в стекла. Слышал только твой голос и думал о том, почему мне так приятно его слышать. Думал лениво, не спеша, нанизывал каждое твое слово на невидимую нить, из которой получались настоящие бусы.

Ты смутилась, когда я улыбнулся своим мыслям в самый неподходящий момент. Улыбаться, на самом деле, было нечему – ты как раз подошла к самой печальной части своей истории. Не успев отойти и ста метров от магазина, ты попала под этот неожиданный, непонятно откуда взявшийся дождь. А на ногах у тебя были туфли – абсолютно новые, замшевые, ужасно красивые, которые ты купила буквально вчера за сумасшедшие деньги. Ты даже зажмурилась, когда оплачивала эти туфли в кассе. В самом деле, что здесь может быть смешного?

«Я что-то не так сказала?» – спросила ты напряженно.

Я отрицательно покачал головой, забавляясь твоей реакцией.

«Тогда почему вы так улыбаетесь?»

Можно было бы, конечно, попытаться рассказать тебе про воображаемые жемчужные бусы, которые я собирал из твоих слов, но мне не хотелось выглядеть глупо.

«Я просто представил, как вы зажмурились перед кассой».

Ответ тебя вполне удовлетворил, и ты стала рассказывать дальше. Рассказ наконец подошел к логическому завершению, хотя сам по себе был всего лишь долгим предисловием к своей завершающей фразе:

«Не могли бы вы подвезти меня до дома? – спросила ты. – Я здесь недалеко живу. Совсем недалеко. Конечно же, я вам заплачу. Обязательно».

Судя по выражению твоего лица, не оставалось никаких сомнений в том, что ты действительно собираешься мне заплатить. С наивными мечтами о том, что ты, появившись в моей машине, останешься в ней теперь навсегда, пришлось с сожалением расстаться. В этот момент я снова услышал шум дождя за окном и словно увидел себя со стороны: сижу, как дурак, смотрю на тебя широко открытыми глазами и думаю о том, какую бы причину придумать, чтобы не отпускать тебя подольше. Параллельно рассуждая о том, зачем мне это, собственно, надо.

Ведь вплоть до момента твоего появления я совсем не чувствовал одиночества. Жизнь шла своим чередом, большая часть этой жизни была отдана работе. Короткие ночные промежутки – и снова утро, все как у всех. Бильярд или боулинг по субботам, баня с пивом и воблой по воскресеньям, редкие походы на футбольный стадион не в качестве активного болельщика, а просто за компанию. Задушевные беседы с начальством, периодически повторяющееся желание уволиться к чертовой матери и открыть свое дело, какой-нибудь голливудский боевик на сон грядущий – Спилберг и Тарантино всегда предпочтительнее, чем кто-либо еще. Таково было краткое содержание моей жизни. Не слишком впечатляющая аннотация, едва ли способная заинтересовать скучающего любителя приключенческого жанра.

Но уж на мелодраму сюжет не тянул тем более. Женщины, время от времени появляющиеся в жизни, очень быстро превращались в воспоминания. Воспоминания о женщинах сливались с зеленым сукном бильярдного стола, с запахом сигарет, которые они курили, с ароматом духов, которыми они пользовались – и улетали в форточку, которую я специально открывал на ночь, чтобы не дать им задержаться надолго.

Это устраивало всех – но прежде всего устраивало меня, и я никогда не задумывался о том, что все может измениться.

Я смотрел на тебя и пытался расшифровать свои чувства. Никаких далеко идущих планов в голове не возникало. Мне просто хотелось, чтобы ты задержалась в машине подольше. Еще хотя бы несколько минут посмотреть на тебя и послушать твой голос. Совершенно странное желание. Нечто похожее переживаешь, когда вырвавшись из повседневной городской суеты куда-нибудь на природу – время бежит неумолимо быстро, и глядя на часы, ты с тоской думаешь о том, что совсем скоро уже не будет этой теплой и пахучей зеленой травы под ногами, отчаянно голубого неба, спокойно и торжественно лежащего над головой прямо на ветках деревьев. Воздух станет другим, звуки станут другими, а вместо травы снова под ногами будет пыльный и серый асфальт.

Тронуться с места сейчас – означало, что стадия пыльного и серого асфальта в моей жизни наступит примерно минут через пять. Чтобы пять превратились хотя бы в десять, я посмотрел на часы и ляпнул первое, что пришло на ум:

«Знаете, у меня здесь назначена встреча. Буквально с минуты на минуту должен подъехать один мой приятель. Мне не хотелось бы с ним разминуться. Если вы не очень торопитесь – может быть, мы дождемся его, а потом я вас подвезу до дома?»

Ты сразу согласилась. Торопиться тебе было некуда, и я даже сумел убедить себя в том, что ты немного обрадовалась такому варианту развития событий. Что тебе не хочется расставаться со мной сейчас почти так же сильно, как мне не хочется расставаться с тобой.

Ты взглядом указала на притихший проигрыватель компакт-дисков и спросила:

«Любите старые хиты?»

Следующие десять минут мы разговаривали о музыке. Здесь, как и в области кино, наши вкусы оказались полярно противоположными. Пытаясь передать звучание ирландского бубна, ты подбирала какие-то смешные, совсем не подходящие к музыке эпитеты, и в результате тебе наконец удалось добиться того, что я почти услышал этот бубен, и он мне ужасно понравился.

Дождь кончился внезапно, и мы оба не заметили этого. Неприятный скрип дворников по сухому стеклу вызвал у меня легкое недоумение, и я отключил их чисто механически, продолжая рассеянно слушать твой рассказ о концерте Жанны Бичевской, на котором тебе удалось побывать совсем недавно.

«Ваш знакомый, кажется, задерживается», – сказала ты и посмотрела на меня вопросительно.

«Пунктуальность никогда не была отличительной чертой его характера», – ответил я, мысленно поблагодарив своего несуществующего приятеля за его разгильдяйство. Мы прождали его еще минут пятнадцать, за это время я так привык к твоему присутствию, что думать о расставании стало почти больно.

В этот момент зазвонил телефон. Требовалось мое срочное присутствие на работе – начальник орал в трубку очень громко, и ты невольно услышала весь разговор, от первого до последнего слова.

Отключив телефон, я раздраженно сунул его в карман и едва сдержался, чтобы не выругаться.

Ты почему-то снова принялась извиняться. Как будто была виновата в том, что мой начальник – такой идиот. Развернув машину, я доехал до ближайшего перекрестка, где ты попросила повернуть направо и спуститься вниз по асфальтированной дороге вдоль много подъездного панельного дома, на углу которого была прикреплена табличка «улица Береговая». Твой подъезд был самым последним.

«Ну вот, мы и приехали. Остановите здесь, пожалуйста», – попросила ты и улыбнулась мне благодарной улыбкой. Твое лицо было уже совершенно сухим, а волосы, собранные в хвост, продолжали все так же глянцево блестеть, только вода с них уже не капала.

Расстегнув молнию на сумочке, ты вытащила кошелек и с серьезным видом протянула мне пятьдесят рублей. После дурацких препираний сказала:

«Тогда огромное вам спасибо».

Засунула кошелек обратно, улыбнулась и попрощалась.

Странно, но в тот момент, когда ты приоткрыла дверцу, мне даже и в голову не пришло попросить у тебя номер телефона. Поинтересоваться, что ты делаешь вечером. Сказать или сделать что-нибудь такое, чтобы ты не смогла отказаться от предложенного ужина в ресторане.

Я просто уже тогда знал, что мы встретимся снова. Не важно, когда и где это произойдет – может быть, совсем скоро, а может быть, этой встречи придется ждать долгие месяцы или годы. Но она все равно случится. Это совершенно очевидно, и торопить события было просто глупо и совсем ни к чему.

На прощание ты снова улыбнулась и махнула мне рукой. Среди множества тонких серебряных колец на твоем безымянном пальце я вдруг заметил одно золотое – обручальное.