Пленники воздушных замков.Заключительная глава.

Темные коридоры замка бесконечны, они извивались и корчились как ядовитые змеи в агонии. Я видела их во сне каждую проклятую ночь с тех пор, как уехала из замка. Просыпаясь, я чувствовала усталость, словно действительно бежала неизвестно куда и зачем по этим продуваемым всеми сквозняками на свете коридорам.

Иногда мама будила меня посреди ночи, когда я начинала кричать и плакать слишком громко.

Просыпаясь, я еще несколько минут озиралась по сторонам не в силах поверить в то, что нахожусь в доме своего детства. Прошло уже две недели, а я никак не могла свыкнуться с мыслью, что снова живу здесь.

По дороге из аэропорта мама и отец пытались разговаривать со мной, но я не нашла никаких сил для поддержания хотя бы видимости беседы. Уставившись в одну точку, я даже не слышала вопросов родителей.
Я могла охарактеризовать свое состояние как черную тучу, взошедшую надо мной в тот момент, когда я переступила порог замка, и персональный дождь, который поливал мою глупую несчастную голову двадцать четыре часа в сутки.

Мой обычно неэмоциональный отец не стал рвать душу, расспрашивая о том, что же все-таки случилось, и удалился в комнату со своими излюбленными газетами и вонючими сигаретами. Матушка же напротив пытала несколько дней, выспрашивая, требуя и даже угрожая. Но мне было настолько не до того, что ее речи сливались в монотонное жужжание, которое фоном сопровождало мои невеселые мысли.

Наконец меня оставили в покое. Прошло, наверное, несколько дней…

Большую часть дня я проводила сидя в продавленном кресле, глядя на непривычное для родного города дождливое лето. Хмурое небо и непрестанно моросящий дождь создавали видимость бесконечных сумерек.

Я старалась не вспоминать об Эдварде и Александре, и у меня это даже получалось. Живые воспоминания заменялись какой-то тупой и непрекращающейся болью в сердце. Впервые в жизни я задумалась о том, что смерть могла бы стать избавлением и, возможно, даже счастьем, потому что жизнь уже не имела смысла. Я не имела права думать так и, сцепив зубы, выжидала, когда это пресловутое время, после которого становится легче, придет. Однако оно никак не наставало. Возможно, было еще рано. Каждый новый час мне давался еще с большей болью.

Конечно, родители не могли спокойно относиться к такому моему поведению, особенно мама. Она пыталась включить меня в жизнь всеми возможными способами. Если я выходила в магазин за хлебом, это был успех.

Когда она одерживала надо мною победу, и я выходила-таки на улицу, то старалась прошмыгнуть быстро, чтобы не дай бог встретить кого-либо знакомого. С продавцами тоже старалась разговаривать по минимуму. Мне были противно любое общение. Я не хотела никого видеть. Запахи улицы и магазинов знакомые с детства раздражали меня, словно насмехались над тем, что мне пришлось вернуться. Меня выгнали, как собачонку, бросив денежную премию, словно подачку, лишь бы быстрее убралась…

Мама с высоты своего жизненного опыта пыталась влиять на меня, объясняя прописные истины: надо жить дальше, что бы ни случилось, время лечит и прочие вещи, которые призваны помогать человеку в таких случаях. Но я отчаянно и трусливо хотела для себя только одного – смерти. Если неразрешенная мечта о том, что мне не суждено вернуться замок возникала в моей голове, желание умереть становилось нестерпимым, даже образы о том, как можно все осуществить возникали перед мысленным взором. Я задыхалась от потока неконтролируемых эмоций пытаясь сбросить наваждение, и с каждым днем мне удавалось это все хуже…

Прошло еще несколько недель, и в один погожий день меня вытолкали силой на улицу. Оглянувшись на окна нашей малогабаритной квартиры, я увидела тревожное лицо матери, выглядывающей из-за занавески. Она провожала меня взглядом. Понурив голову, я поплелась тем же самым маршрутом, что и в детстве, в нашу булочную, которая стояла здесь с момента существования времен.

Размытая дождями тропинка, ведущая в магазин, превратилась в полосу препятствий. Здесь можно было увязнуть по колено или, по меньшей мере, сильно испачкаться. Рыжеватая грязь жирно поблескивала, отражая яркие лучи сумасшедшего солнца, которое внезапно решило появиться посреди неправильного лета. В отличие от общего радостного оживления мой внутренний настрой не сдвинулся ни на долю миллиметра.

Проходя мимо детского сада, я машинально окинула взглядом качели, обычно мокнущие под дождем. Но сегодня все было по-другому. Ухватившись за железные перекладины толстыми короткими пальчиками, свесившись нетерпеливо с облезлой деревянной сидушки, примостился ребенок. Он отталкивался ногой обутой в резиновые сапожки ярко-зеленого цвета от мокрой земли и раскачивал скрипящие качели. Наверно, этот противный высокий звук и привлек мое внимание.

Забыв обо всем, я смотрела на этого светловолосого мальчика. Сердце заколотилось, а потом словно вообще остановилось в груди. В ушах зашумело.

- Саша, - прохрипела я пересохшими губами.

Конечно, это был не Александр. Бодрая мамаша в кожаной куртке с капюшоном окликнула ребенка, он что-то ответил ей и рассмеялся.

Домой я пришла без хлеба…


В последующие дни я постоянно останавливалась напротив этой площадки, которая пустовала большую часть времени и смотрела бесконечно долго. Мама радовалась тому, что дочь все-таки выздоравливает и теперь сама отправляется гулять. Но, по-моему, мне стало хуже. Казалось, что я вижу детей, которые играют здесь, но никого не было. Мне стало удобно придумать себе Александра, который копошится в песочнице или раскачивается на качелях. Я уходила в эти мечты с головой, часами простаивая около плохо прокрашенного металлического забора.

Однажды появившийся здесь высокий молодой человек, который окликнул меня по имени, показался мне частью моей шизоидной иллюзии.

- Белла! Белла! Господи, Белла!

Я обернулась и, кажется, даже улыбнулась ему, подивившись, насколько мои фантазии стали походить на реальность. Даже когда его сильные руки, ухватив меня за плечи, трясли мое безвольное тело, я еще не осознавала, что иллюзия закончилась. Эдвард действительно был здесь. Он приехал.

- Т-ты, ты?! – внезапно я охрипла, - Эдвард!

Дрожащими пальцами я ощупывала его, боясь, что он сейчас растает, а родители, скорее всего, упекут меня в сумасшедший дом, потому что этого не могло быть. Просто невозможно, чтобы Эдвард приехал в этот забытый Богом российский городок! И зачем? Он же меня сам бросил, как ненужную игрушку…

Но Эдвард был реальнее реального. Он обнял меня крепко, зарываясь лицом в волосы на макушке. Мужчина сжал мои ребра так сильно, что я не могла вздохнуть, и это было так по-настоящему.

Слезы брызнули из глаз, и реальность приобрела размытые очертания. Теперь я не сомневалась: Эдвард рядом, и он приехал за мной.

- Александр?! – срывающимся голосом спросила я. И были в этом коротком слове и мольба, и вопрос, и все на свете. Эдвард понял меня, как и всегда понимал.

- Малыш ждет твоего возвращения. Он согласился меня отпустить с условием, что я привезу ему всю тебя. Да, Белла, я пообещал, что после этого он сможет называть тебя мамой, потому что ты станешь моей женой. Ты же не позволишь, чтобы я нарушил свое слово?!

Я нервно хихикнула, все еще продолжая рыдать, и замотала согласно головой. Эдвард в ответ сжал меня в объятьях, целуя невпопад. Кажется, он тоже плакал, в первый раз в своей жизни.

- Глупая. Ну как ты могла уехать, не сказав мне ни слова?! – он не ждал моего ответа, потому что я была не в силах сказать ничего. Только плакала в его плечо и дрожала как в лихорадке.

Не знаю как долго мы стояли на улице под моросящим дождем. Я опомнилась только когда начало темнеть.

- Пошли, - схватив его руку, я потянула Эдварда в сторону дома моего детства.

С порога я крикнула родителям что пришла не одна, и они засуетились, запричитали. Мне показалось, что мама сразу поняла, к чему этот поздний визит…

Я не верила своим глазам, когда этот образец английской интеллигенции шагнул в нашу скромную квартиру, стены которой покрывали дефицитные по старым временам ковры, а скатертью служила дешевая клеенка аляповатой расцветки.

Мать с отцом чинно встретили гостя, переодевшись в лучшее по такому случаю. Эдвард, как истинный джентльмен, выждал некоторое время, пока улягутся первые волнения, потом просил моей руки у папы. Отец, тут же вскочив со своего места, с повышенным энтузиазмом тряс руку Эдварда, заверяя его, что не возражает, если дочь согласна.

О, да, я была согласна. Мне кажется, что более радостного момента я еще не испытывала в своей жизни. Для полного счастья мне не хватало только моего маленького воспитанника и практически сына – Александра.

Мы долго беседовали по-русски. Голос Эдварда с приятным акцентом заставлял мое сердце сладко замирать, я могла бы слушать его речь вечно. Тихонько щипая свою руку, я пыталась убедиться, что это не сон и не бред. Вдыхая его родной запах мне казалось, что я умерла и попала в рай.

Затем Эдвард долго разглядывал мою комнату. Она из себя не представляла ничего интересного на мой взгляд. Обычная комната в обычной квартире панельного дома. Узкая кровать, письменный стол, стул да книжная полка, вот и все, что здесь находилось.

Эдвард задумчиво погладил пальцем корешки книг, с интересом глядя на то, чем я жила в годы своей юности. Романы «Анжелика» соседствовали с грамматикой Мёрфи и англо-русскими словарями. Мужчина внимательно рассматривал куклу, которая, как водится, была похожа на свою хозяйку в возрасте шести-восьми лет.

- Как ты могла подумать, что я бросил тебя?! – неожиданно тихо сказал Эдвард. Это был даже не вопрос, скорее какое-то горькое восклицание.

Подернув плечами, я сдавленно вздохнула. Эдвард в два шага сократил между нами расстояние.

- Белла, знай одно: никогда, ни при каких обстоятельствах я тебя не оставлю. Никогда! Слышишь?! Не верь никому, кто осмелится доказывать обратное. Я не смогу тебя бросить по двум веским причинам. Одна из них – я запрограммирован тебя любить, а вторая – я просто люблю тебя вопреки всем программам! Ты то единственное, для чего я живу!

- Я, я… - тут я должна была сказать, что люблю его тоже, несомненно, люблю, но жесткий комок, вставший в горле, мешал мне это сделать. Мне было страшно от того, что Эдвард может понять меня неправильно.

- Молчи, - тихо прошептал мужчина, гладя мою спину, - я все знаю, все и даже больше. Никуда ты больше от меня не сбежишь. Я тебя привяжу к своей кровати и буду нещадно баловать!

- Тогда я растолстею, и ты меня разлюбишь, - шмыгнув носом, сострила я.

- Даже не смей так говорить, - наморщил нос Эдвард. - Я никогда не устану тебя любить.

В обратной дороге я узнала о трагических событиях, произошедших в недавнем прошлом. Несмотря на то, что с Райаном отношения у нас, мягко говоря, не сложились, мне было жаль его. Смерть брата Эдварда потрясла меня до глубины души. Я чувствовала себя отчасти виноватой в его скоропостижной кончине.

Потом Эдвард рассказал мне обо всем, что творилось в этом замке задолго до нашего рождения. Узнав о том, что Карлайл сотворил, я была шокирована и подавлена. Мой будущий муж очень опасался за то, что я начну отвергать его после обнаружения правды о нашем создании и создателе, однако мне в голову не приходили подобные мысли.

Всю дорогу до замка я держала Эдварда за руку или же просто трогала его плечо, когда он спал. Мне хотелось прикасаться к нему все время, каждую секунду своего существования, словно от этого зависела моя жизнь. Возможно, так оно и было…

Когда Эдвард начал повествование о том, как страдал Александр после моего отъезда, я рыдала словно сумасшедшая. Мужчине насилу удалось успокоить меня. Я чувствовала себя предательницей. Сейчас я корила себя за такое легкомысленное отношение к ребенку. Я прекрасно помнила свой первый день в замке и каким был мальчик тогда. Никто не мог общаться с ним, и только со мной он чувствовал себя спокойно. Прошло еще немного времени, и все его поведение сделалось нормальным и похожим на то, как должны себя вести обычные дети. Но я жестоко ошибалась, тот забитый малыш, чумазый, голодный и до смерти перепуганный, никуда не делся, просто на время скрылся. Он снова появился, стоило мне переступить порог замка.

Его родная мать – Элис, на которую я возлагала свои надежды, не проявила никакого интереса к малышу. Она, оказывается, испытывала к мальчику страх наполовину с омерзением. Немудрено, после истории его появления на свет я отчасти понимала ее чувства.

Теперь Элис жила в левом крыле замка. Там ей устроили апартаменты с отдельным входом. Так же Эдвард нашел ей компаньонку-сиделку. По заключению докторов психика девушки далека от понятия нормы и теперь ей требовалось проходить специальную терапию, наверное, пожизненно. Эдвард предложил ей переехать в его городскую квартиру или специальный пансион, но сестра наотрез отказалась, сказав, что замок – это единственное место, где она себя чувствует спокойно. Оно и понятно. Карлайл всех привязал к этому страшному дому.

Последние километры я ехала не дыша.

Нас встретил старый водитель замка, которого я обняла как родного. Он поприветствовал меня, назвав будущей миссис Каллен, из-за этого я жутко покраснела.

- А что? - невозмутимо приподнял брови Эдвард, - Пусть все знают, кто в доме хозяйка!

Александра я увидела в окно автомобиля. Джаспер крепко держал мальчика за плечи, потому что тот не мог стоять спокойно, отчаянно пытаясь вырваться. Когда машина остановилась, доктор великодушно разрешил ребенку подбежать ко мне.

- Белла! Белла! – звонкий голос резал тишину. Птицы вспорхнули из соседних кустов, потревоженные громкими звуками.

Я пыталась выбраться из машины, напрочь забыв про ремень безопасности, приковавший меня к месту. Эдвард, смеясь, отстегнул пряжку, освободив меня. Мальчик уже пританцовывал от нетерпения рядом.

- Белла! Белла! Белла! – кричал он, цепляясь пальчиками за мои ноги, зарываясь лицом мне в живот. – Я клянусь, я обещаю, всегда буду вести себя хорошо! Скажи, что ты не сердишься на меня!

Целуя малыша, куда только могла дотянуться, я только рыдала в ответ, сжимая его худенькое тельце. Я была так счастлива, что слезы градом катились из глаз, и ничего вразумительного я не могла сказать. Только шептала «прости» вперемешку с поцелуями.

Все жители замка за редким исключением высыпали нам на встречу. Розали и Эммет терпеливо ждали, пока Саша уступит им место, чтобы приветствовать меня. Тут же были Стивен и его жена, Хильда, Инесса и многие другие. Джаспер улыбался загадочно и скромно. Он держал за руку рыжую горничную Кетти. Она, казалось, даже похорошела, улыбаясь ему ласково и чуть смущенно. Позже мне рассказали, что заботы об Александре в отсутствие нас с Эдвардом сплотили их и, похоже, отношения этих двоих уже выходили за рамки работы. Джаспер и Кэтти собирались пожениться сразу после нас.

В мое отсутствие для нас с Эдвардом подготовили отдельную комнату. Это уже не была бывшая моя комната, и так же это была не спальня моего жениха. Здесь было просторно и светло. Светло-бежевые тона стен нежно контрастировали с коврами цвета горького шоколада.

Александр, конечно, не был вполне рад таким обстоятельствам и даже требовал, чтобы я заняла свою прежнюю комнату, однако Эдвард в приватном мужском разговоре попросил приемного сына быть учтивее. К моему удивлению мальчик быстро согласился. Теперь каждое утро он приходил и бесцеремонно втискивался между нами. Никто не смел, да и не хотел, возражать.

- У меня есть для тебя маленький предсвадебный сюрприз, - сказал Эдвард незадолго до праздника.

Я лежала на его груди после долгих занятий любовью. Эдвард гладил меня по спине ленивыми движениями, и мне было настолько хорошо, что даже хотелось плакать.

- Вы меня испортите, сэр Каллен, - я улыбнулась в изгиб его шеи.

- Я серьезно! – ответил он и перекатил меня на бок. – После смерти Райана остались некоторые документы. Это были именно те бумаги, которых недоставало в картотеке нашего отца, про нее я тебе рассказывал ранее. Так вот, в этих документах говорится об отце Александра. Карлайл не смог использовать свой генетический материал для создания этого ребенка по причине того, что дети погибали, еще не родившись, из-за этого он использовал материал твоего родного отца, который хранился в специальном банке долгие годы. Получается, что вы с Александром кровные родственники. Практически брат и сестра!

Прижав одеяло к груди, я села на кровати, задумавшись. Голова слегка кружилась от неожиданности. Долгие годы я себя убеждала, что у меня никого нет на свете родного, и это ничего не значит по большому счету, но сейчас я чувствовала нечто, что нельзя описать словами. У меня появился родной человечек. Наверное, я даже не мечтала о таком подарке. Это было лучшее из того, что я могла себе только пожелать.

- У меня тоже есть кое-что для тебя, - сказала я, лукаво глядя на своего будущего мужа через плечо. – Ты, между прочим, скоро станешь папой…