И дышали... дышали.

Ей было сто лет. А ему сто три года.
Их встречи случались в любую погоду
и чаще всего почему-то по средам.
Он просто звонил, говорил: «Я приеду?»

Вот как-то по средам всегда приезжалось.
И даже когда вдруг она простужалась,
встречались они несмотря на простуду,
поскольку она обещала: «Не буду
дышать на тебя!», но, хоть это ужасно,
дышала. Никак не могла надышаться.
И даже – друг друга они целовали…
К ним мальчик в кафе выходил со словами:
«Садитесь, ваш столик сегодня свободен!»
И это случалось при всякой погоде,
и всё отступало – дела и болезни –
ведь каждая встреча могла быть последней:

сто лет и три года, конечно, не шутки.
Они не хотели терять ни минутки.
Объятия – много теплее, чем пледы.
Они были счастливы каждую среду.
В сто лет как-то глупо влюбляться, жениться.
Но годы бежали от них вереницей.
Объятия – много теплее, чем шали.
Встречались они. И дышали. Дышали..