Что ты чувствовала, Таена?

На столе догорала последняя свеча. В мягком золотистом полумраке над ней виднелось скорбное старческое лицо, настолько испещренное морщинами, что на первый момент казалось деревянной маской давно умерших богов...
В маленькой каморке, скорее напоминавшей келью, нежели дом, старик жил один. Когда-то очень давно, тысячу чужих жизней назад, его звали Шавой. Когда-то у Шавы была жена, дети, внуки. Когда-то были, но старик так долго был один, что привык к мысли, что Шавой был другой человек. А за столом над догорающей свечой доживал свой век безымянный старик. Презренный.
- Ты помнишь, Таена, нашего мальчика? - шептал он в жестокую немую пустоту. - Ты помнишь этого безбашенного хвастуна, Помнишь, как я гордился им? Помнишь его волосы цвета осенней листвы, помнишь глаза, цвета весенней зелени? Помнишь нашего сорванца, горячего, как огонь и солнце? Как странно и, при этом, привычно он тогда горел...
Помнишь Вель, которую он привел однажды? Светлая, как летнее небо, добрая... Помнишь их детей, Таена? "Лед и пламя", так ты их называла... Помнишь, как они горели? Помнишь, какими маленькими они были? Помнишь, как Вель прижимала их к себе, не проронив ни стона, помнишь, как она горела? Помнишь, как она задушила их, лишь бы не забрал детей огонь? Помнишь, как мужественно Вель приняла свою смерть?
А помнишь нашу дочь, Таена? Помнишь ее рыжие волосы, опаленные огнем? Помнишь, как она смеялась, пока горела? Наша Лиль, наша девочка... Наша девочка сгорела первой, ты помнишь? Помнишь, как ее вели к огню? Она шла босиком но острым камням и бормотала что-то, помнишь? Мы ведь знали, что она, еще когда она родилась, знали. Мы ведь знали, что она ведьма, помнишь? Мы любили ее, мы любили Лилль, нашу милую Лиль. А она подарила нам взамен чуму...
Что ты чувствовала, Таена, когда чумная толпа с огнем и криками пришла за ней? Почему мы ее отдали? Почему мы не отдали жизнь, но отдали ее? Не потому ли, что наивно полагали, что спасем этим кого-то еще? Не потому ли, что надеялись спасти детей и внуков?
Что ты чувствовала, Таена, когда каждый день, из года в год, ты слышала крики умирающих от чумы и огня? Чувствовала себя виноватой?
Что ты чувствовала, Таена, когда увидела на своем теле первую гноящую рану, что ты чувствовала, когда видела черную чумную кровь? Что ты чувствовала, когда поняла, что чума взяла и тебя? Ты вспоминала наших детей, Таена?
Что ты чувствовала, Таена, когда горела, когда на твоем теле лопались мокнущие язвы и кровавые волдыри? Для чего ты смотрела вверх, Таена? Что ты видела там? Что ты чувствовала? Боль? Вину? Свободу?
Что ты чувствовала, Таена? - вопрошал Шава, и ответом ему была леденящая душу глухая ко всем словам и просьбам тишина.
На столе догорала последняя свеча...