* * *
И в воздухе пахнет чужими духами и летом.
И вряд ли уже будет больше, чем просто поближе.
И ты так заученно верил чужим сигаретам,
И я слишком рьяно клялась, что тебя ненавижу.
И выхода нет. И мы вряд ли придумаем выход.
И ты нарисуешь мне крылья и скажешь: "Свободна!"
Потом улыбнешься и шепотом тихим-притихим:
"А нам с тобой месяц, малыш, не хватило до года..."
И свечи уже не горят. И пустые страницы.
И кто-то потом нарисует другие маршруты.
И ты будешь молча стирать из памяти лица,
И я буду врать, что с тобой не считала минуты.
И воздух пропитан дождем и чужими духами.
И кто же потом будет вместо меня первой в списке?
И кто же потом по спине ледяными руками?
И кто же оплакивать будет твои обелиски?
И все-таки ветер. И все-таки лето под кожу.
И кажется, прошлое умерло в наших ладонях.
И четко останутся в памяти лица прохожих,
Стирая лицо одного, с кем весь год были двое.
И вряд ли уже будет больше, чем просто поближе.
И ты так заученно верил чужим сигаретам,
И я слишком рьяно клялась, что тебя ненавижу.
И выхода нет. И мы вряд ли придумаем выход.
И ты нарисуешь мне крылья и скажешь: "Свободна!"
Потом улыбнешься и шепотом тихим-притихим:
"А нам с тобой месяц, малыш, не хватило до года..."
И свечи уже не горят. И пустые страницы.
И кто-то потом нарисует другие маршруты.
И ты будешь молча стирать из памяти лица,
И я буду врать, что с тобой не считала минуты.
И воздух пропитан дождем и чужими духами.
И кто же потом будет вместо меня первой в списке?
И кто же потом по спине ледяными руками?
И кто же оплакивать будет твои обелиски?
И все-таки ветер. И все-таки лето под кожу.
И кажется, прошлое умерло в наших ладонях.
И четко останутся в памяти лица прохожих,
Стирая лицо одного, с кем весь год были двое.