* * *
А потом – перерезанно, тихо, надрывно: «Солнце…»
Посвящала стихи. Прибавляла страданий разуму.
Он потом по ночам вспоминал, как она смеётся.
А она просыпалась с другими, твоя зараза.
А потом – одиночество. Дымное, шоколадное.
Она травит себя пачкой «Бонда» и сладким «Баунти».
Он читает её стихи, выделяет главное.
А она – так, заочно, для вида – уже в нокауте.
А потом он встречает случайных в ёё подъезде,
Смотрит прямо в глаза и даёт прикурить, если спросят.
А она – мягкой кошкой к ногам, убеждает: вместе.
Добавляет в колени, что больше его не бросит.
А потом – неосознанно, резко, до боли: «Солнце…»
Пишет плановый бред чёрным маркером прямо на коже.
Он всегда по ночам вспоминал, как она смеётся.
Он смотрел ей в глаза. Он не знал: она любит тоже…
Посвящала стихи. Прибавляла страданий разуму.
Он потом по ночам вспоминал, как она смеётся.
А она просыпалась с другими, твоя зараза.
А потом – одиночество. Дымное, шоколадное.
Она травит себя пачкой «Бонда» и сладким «Баунти».
Он читает её стихи, выделяет главное.
А она – так, заочно, для вида – уже в нокауте.
А потом он встречает случайных в ёё подъезде,
Смотрит прямо в глаза и даёт прикурить, если спросят.
А она – мягкой кошкой к ногам, убеждает: вместе.
Добавляет в колени, что больше его не бросит.
А потом – неосознанно, резко, до боли: «Солнце…»
Пишет плановый бред чёрным маркером прямо на коже.
Он всегда по ночам вспоминал, как она смеётся.
Он смотрел ей в глаза. Он не знал: она любит тоже…