«Затаенное..»
Черным лаком – под настроение – маникюр.
Успокаивать маму – так тупо не видно грязи.
И не дать ей ответить… Мам, ну какие «князи»?
Поцелуем в щекУ. Я ушла… Джинсом на бордюр
Опустить/опуститься. Челка глаза прикрыла.
И уткнуться в колени, обняв их до боли руками.
Стая листьев кругом. Телефоны глухими звонками.
А я просто устала. Я к боли этой привыкла, -
Она лаком в ногтях. Она длинной косою челкой.
Она рифмой в стихах… В «мам, да все в порядке».
Она стала мне тем, что у Ахиллеса в каждой пятке.
Она книгой моей. А я ее шаткой полкой.
Я ее целовать, не на людях, но все ж пыталась.
Может ей надоест... Ацетоном пройдусь по венам.
Заодно – по ногтям. Непривычно белым на смену.
Внутримышечно мысль «замечталась, Май. Замечталась»
… Серый грязный бордюр по-осеннему холодом воет.
А ладони с тоской по замерзшим, бетонным плитам.
Черный лак на душе. Одиночество в кожу вшито.
И лишь мама дождется… и дверь мне тихонько откроет…
М.И.Б./одинокая душа/
Успокаивать маму – так тупо не видно грязи.
И не дать ей ответить… Мам, ну какие «князи»?
Поцелуем в щекУ. Я ушла… Джинсом на бордюр
Опустить/опуститься. Челка глаза прикрыла.
И уткнуться в колени, обняв их до боли руками.
Стая листьев кругом. Телефоны глухими звонками.
А я просто устала. Я к боли этой привыкла, -
Она лаком в ногтях. Она длинной косою челкой.
Она рифмой в стихах… В «мам, да все в порядке».
Она стала мне тем, что у Ахиллеса в каждой пятке.
Она книгой моей. А я ее шаткой полкой.
Я ее целовать, не на людях, но все ж пыталась.
Может ей надоест... Ацетоном пройдусь по венам.
Заодно – по ногтям. Непривычно белым на смену.
Внутримышечно мысль «замечталась, Май. Замечталась»
… Серый грязный бордюр по-осеннему холодом воет.
А ладони с тоской по замерзшим, бетонным плитам.
Черный лак на душе. Одиночество в кожу вшито.
И лишь мама дождется… и дверь мне тихонько откроет…
М.И.Б./одинокая душа/
27 августа 2009
мне нравится