Память сердца

Я потом пыталась вспомнить, не было ли у меня какого-нибудь предчувствия. Нет, ничего не было. Свекровь рассказывала, что накануне всю ночь не могла заснуть. А я спала спокойно, выспалась, встала в отличном настроении

Мы с дочкой жили на даче. Нашу фазенду я обожала, отдыхала на ней всей душой. Дом мы строили своими руками, Артем каждую доску строгал сам, ему это доставляло удовольствие… В тот год у меня было очередное увлечение - декоративные посадки, и наш участок утопал в цветах. Потом мы срезали их на его похороны…
Единственное, что было неприятного в то утро, - вылез сорный цветок. Грязно-фиолетовый, мрачный. Я таких расцветок никогда не покупала, я вообще не люблю фиолетовый цвет, а тут - распустился почти черный цветок. Я даже вздрогнула. Выдернула его с корнем и отнесла на помойку. Потом проходила мимо - смотрю, а он скукожился, стал совсем черным…

Страшное известие: как в замедленной съемке

Днем слышу - едет машина, вроде поворачивает к нам. Я удивилась - Артем приехать не собирался, и одновременно обрадовалась: наверно, он решил устроить сюрприз! Выбежала на крыльцо, улыбаюсь, как дура… А это мой брат. Тут у меня сердце ёкнуло, потому что я не ждала его, и он был какой-то странный. Заглушил мотор, несколько секунд посидел в машине, не двигаясь, потом вылез и медленно пошел к крыльцу. Я стою на крыльце, машинально тру руки полотенцем и смотрю на него. А он все надвигается на меня, и у меня такое странное чувство, будто надо бежать, пока он не дошел до крыльца, бежать подальше… Но я стояла и ждала, и он подошел и сказал, не глядя на меня:
- Наташа, Артем…
- Нет, - сказала я ему. Я ничего не хотела слышать. - Нет, нет.
- Артем… - повторил он. - Его машину занесло на мокрой дороге, и он…
И тут я спрыгнула с крыльца и куда-то побежала. Он перехватил меня поперек талии, и мы с ним упали в цветы возле крыльца, а я все молча вырывалась из его рук, билась и пыталась убежать…
Потом рядом каким-то образом оказалась мама. Я отметила краем глаза ее присутствие и не удивилась. И вдруг меня отпустили. Я сама поднялась на крыльцо. Они стояли внизу и чего-то ждали. Я сказала им: "Я приготовлю чай", - и все, ничего не помню.
Потом мы ехали в город. Я ничего не чувствовала. Я никогда не была такой отрешенной. Мне не было ни хорошо, ни плохо. Я пыталась представить себе Артема, но сама же себя останавливала: нет, не надо. Меня крепко держали за руки, но я не двигалась, поэтому мне было удивительно: чего меня держать, если я не пытаюсь никуда бежать?
Потом… плохо помню. Куда-то мы ездили, я подписывала бумаги. Потом пришли в какой-то дом, там была куча народу, все что-то говорили, глядя на меня, а я все пыталась понять, куда мы пришли, пока вдруг не осознала, что это наша квартира. Хотелось уйти, забиться куда-то в угол и не высовываться. Куда-то подевались зеркала. Зашла в ванную - мама за мной, а напротив, вместо моего отражения, - черная тряпка.
- Мам, а зачем это? - спросила я ее.
А она меня гладит по плечу и говорит:
- Ты поплачь, тебе легче станет. Я пожала плечами:
- Мне и так легко.
Мне хотелось объяснить ей, что со мной все в порядке, но вместо этого я вдруг увидела, как потолок косо поехал вниз… Потом оказалось, что я лежу на кровати. Я открыла глаза и увидела маму. Я удивилась про себя - что она тут делает, где Артем, и спросила ее:
- Мам, а где Артем?
Она ничего не ответила, а я вдруг поняла: Артема-то нет. Все есть, а его нет. И только тогда я закричала… Это была самая длинная ночь в моей жизни, но я почти ничего не помню.
Он еще здесь, но его уже нет

Два дня - как в тумане. Родственники все взяли на себя. Я не могла есть, не могла спать. Лежала, прижав к себе его рубашку. Я очень явно видела его - не знаю, были это сны, галлюцинации или что-то еще. Передо мной, как кино, вдруг вставали картинки нашей с ним жизни. Мы куда-то идем. Он смеется. Он встречает меня и бежит мне навстречу. Он уходит… Меня злило, когда кто-то входил и прерывал мои воспоминания. Я отворачивалась. Я воспринимала спокойно только маму. Она ничего не говорила, не смотрела на меня. Просто садилась рядом и молчала.
- Что ты сказала Кате? - спросила я.
- Что папа уехал в командировку, - ответила она. - Ты не волнуйся, с ней все в порядке, она у Лиды…
Иногда я плакала, и тогда мне приносили какие-то таблетки, заставляли пить. Иногда я вроде успокаивалась и даже вставала, но стоило мне пройти по квартире, как я замечала: его пиджак, коробку от диска, который он ставил, картина, которую он вешал… Коробку я взяла в руки и , подумав, что он держал ее в руках два дня назад, прижала ее к себе и снова расплакалась. Прибежала подруга, отвела меня в комнату.
- Я должна была задержать его, - сказала я ей. - Он же был на даче накануне. Я должна была заставить его остаться. Я могла сказать ему: не уезжай, побудь с нами, поработай здесь. Он бы остался. Ничего бы не случилось. Я должна была…
- Ты ничего не могла сделать, - говорила мне подруга. - Это судьба. Ты не виновата. От судьбы не убережешь…
Я все время мысленно говорила с ним. В основном спрашивала: "Артем, почему так? За что? Мы чем-то обидели тебя? Я что-то не так сделала? Я не так жила?"
Иногда мне казалось, что вот-вот - и он мне ответит. Я напрягалась, замирала, прислушивалась, и мне даже казалось - вот уже слегка шевелится воздух, еще последнее усилие - и я услышу его голос, но тут обязательно кто-нибудь входил, что-то происходило, меня сбивали, я злилась.
Мама все время тормошила меня: какие покупать продукты, где у меня лежит мука, кому еще надо позвонить, куда съездить. Я удивлялась ее спокойствию, но сердцем чувствовала, что она права, так и надо: составлять список покупок, заказывать венки, обзванивать знакомых… Я машинально шевелилась, что-то делала. Я чувствовала, что мама все время зорко следила за мной, что она ощущает малейшие колебания моего состояния, потому что она все время как-то предлагала мне прилечь, то вовлекала в готовку тогда, когда мне больше всего хотелось забиться в угол и остаться одной…
Потом были похороны. Накануне я попросила брата съездить на дачу и срезать все цветы, и он привез их - огромную охапку дачных свежих цветов, пахнущих и ярких… Помню, светило неправдоподобное яркое солнце. Я смотрела на него и видела его будто сквозь пыльное стекло… Напротив стояла свекровь, и я равнодушно подумала, что она постарела за три дня, и еще более равнодушно - что я тоже. Умом я понимала, что мир ярок и богат красками, а видела все серым, черно-белым… Плохо воспринимала происходящее. Все это не имело отношения к Артему. Ни красный гроб, ни цветы, ни холм земли. Это просто мне могло относиться к моему жизнерадостному, веселому Артему…
Но самым тяжелым оказались поминки. Я смотрела на эти знакомые лица и думала - почему надо есть и пить, похоронив человек? О чем говорить? К чему эти слова о том, что он был, если он для меня есть и будет всегда? Всем и так тяжело, к чему растравлять это рану?
Есть я не могла, пить тоже, что говорили, слышала плохо, только смотрела на одинокую рюмку напротив, накрытую куском черного хлеба. Артем предпочел бы коньяк… Мы с подругой вышли на кухню покурить. Она поднесла зажигалку к моей сигарете. Мне хотелось говорить, меня будто бы распирали чувства, но я не знала, что сказать.
- Ты знаешь, - сказала я ей, - это глупо, но я до сих пор не верю. Ну не верю, и все. Говорят, когда человек болеет, успеваешь подготовиться… Ну как это может быть, если мы виделись всего три дня назад?
На следующий день я поняла, что должна забрать дочь у родственников. Я не могла быть одна. Мне нужно было что-то делать, о ком-то заботиться, чтобы почувствовать, что жизнь не закончилась, что в ней остались те же проблемы и дела, что и раньше…
Ночью я вдруг почувствовала сквозь сон, что Артем рядом, ощутила тепло его тела. Я во сне провела рукой по кровати и услышала его голос: "Наташка!"
Я слышала его голос. Это был он. Я рывком села на кровати и торопливо оглядела комнату. Я почему-то чувствовала, что надо спешить, что его вот-вот заберут обратно…в комнате никого не было. Но я ощущала, что он только что был здесь. Рядом было его тепло, и я чувствовала его запах. Я вскочила и побежала по квартире - он еще был здесь!
На шум из комнаты вышла моя мама.
- Господи, доченька, ты опять? Иди спи… Спи, милая…
Я хотела сказать ей, что он был здесь, но вовремя передумала. Она бы не поверила. Я покорно позволила уложить себя обратно, но больше не заснула: вслушивалась в ночные звуки, и в ушах у меня все еще стоял этот голос, шепнувший мне прямо в ухо: "Наташка!"

Мы остались вдвоем - я и дочь

Через пару дней съездила к тетке, забрала Катю. Тетка смотрела на меня жалеющим взглядом и все пыталась сказать, как она мне сочувствует, как нам всем будет не хватать Артема и каким горем является его уход. Ее фразы были закругленными, заранее продуманными, а мне было тяжело и неловко все это слушать. Я понимала, что она искренне мне сочувствует и хочет пожалеть меня, но не знает, как это сделать иначе. Я убежала, схватив Катюшу за руку.
Всю дорогу домой Катя молчала, какая-то подавленная, потом спросила: "Мама, а почему тетя Лида все время меня жалела, как будто я болела?"
Что я могла сказать ей?
- Мама, а где папа?
- Уехал, - ответила я, е поворачиваясь. - В командировку. Надолго.
- А к моему дню рождения вернется?
Проглотив комок в горле, я спросила:
- Что ты делала у тети Лиды?
Повернулась - она смотрит пронзительными, все понимающими глазами.
- Мам, папа вернется к моему дню рождения?
- Нет, не вернется.
- Папа умер, да?
Спросила и, не дожидаясь ответа, повернулась к окну. Я прижала ее к себе и почувствовала, что она плачет. Так мы и ехали всю дорогу - обнявшись, раскачиваясь из стороны в сторону…
"Катя сегодня спрашивала, вернешься ли ты к ее дню рождения. Как мне хотелось обмануть ее и себя, и сказать "да", и ждать тебя, будто ты действительно уехал в долгую командировку, а потом, когда ты не приедешь, отодвинуть срок дальше и снова ждать!"
К чему колбаса, когда не хочется жить?

У меня все время было такое ощущение, будто внутри меня струна. Иногда я чувствовала, как она натягивается все сильнее и сильнее, утончается, вот-вот готовая порваться… Утром я открывала глаза и, видя новый день, первым делом хотела снова закрыть глаза и уйти в сон, куда угодно, но лишь бы отсюда… Но заставляла себя встать, одеться, поднимала Катю, улыбалась ей. Мне казалось, что Артем гордится мной.
Однажды я всё-таки не выдержала. И я рада, что рядом не было Кати. Я стояла в длинной вечерней очереди, бездумно разглядывая продукты в витрине, как вдруг будто наяву увидела, как мы стоим перед этой витриной с Артемом, выбираем колбасу и в шутку спорим.
- Копченая вредная! - говорит Артем и хмурится, но в его глазах прыгают веселые чертики: он меня дразнит. Я поддаюсь и начинаю сердиться.
- А от любительской толстеют! Ты посмотри на свое пузо!
Артем с шутливым негодованием смотрит на меня, но я смеюсь, и люди вокруг с удовольствием глядят на нас…
- Девушка! Вы оглохли, что ли!
Я вздрогнула и подняла голову.
- Стоит и спит! Я что, нанялась вас будить!
Маленькие глазки сверлили меня, от продавщицы исходила такая волна злого удовольствия, что я поежилась.
-Че надо-то?
- Да ничего мне не надо! - отвратительным, срывающимся голосом крикнула я ей и вырвалась из очереди. В спину услышала:
- Чокнутая!..
Мне казалось, что если я не глотну свежего воздуха, то задохнусь от этого запаха копченой колбасы, от этих глаз, от этого света… Кажется, я даже зарыдала, завыла: зачем я в этом магазине стою за какой-то дурацкой колбасой, если мне даже жить не хочется? И еще - чисто детская обида: он ушел, и теперь никто не защитит меня ни от продавщиц, ни от одиночества…
Не знаю, сколько я просидела в игрушечном домике в нашем дворе. В наших окнах горел свет - приехала мама, а на стоянке не было Артемовой машины, будто он просто еще не приехал домой…

Лето кончилось, но жизнь продолжается

Лето кончилось, кончился мой отпуск. Катя пошла в школу, я на работу. На работе ничего не изменилось. Никто не лез с соболезнованиями, не смотрел сочувствующими взглядами, а я этому только рада. Лучше сидеть с утра до ночи на работе, чем одной дома, где все говорит, напоминает, кричит о нем.
"Я еще помню, как просыпалась в первые дни ПОСЛЕ. Когда я была на грани пробуждения, я вдруг наконец осознавала, что все произошедшее было страшным сном, жутким кошмаром, и сейчас я проснусь и расскажу тебе, что мне приснилось, и ты обнимешь меня и пожалеешь, как раньше. Это блаженное понимание того, что все осталось как прежде, длилось несколько секунд, а потом на меня обрушивалось ощущение пустоты, сознание того, что произошло непоправимое… И в такие минуты было труднее всего заставить себя всё-таки открыть глаза и начать новый день…"
Спустя три недели я поняла, что все время жду дома звонка в дверь. Что постоянно высматриваю его в толпе прохожих. Что, выходя с работы, машинально поворачиваю голову к углу, где он часто меня ждал.
Один раз вздрогнула: на углу стоял мужчина и курил, внимательно вглядываясь в проходящих мимо. Я рванулась к нему прежде, чем увидела, что это совсем другой человек - другой плащ, другое лицо, другие волосы…
"Сегодня меня впервые в жизни назвали вдовой. Шла мимо лавочки у подъезда, а там старушки шушукаются, глядя на меня: "Такая молодая, а уже вдова… Ну ничего, какие ее годы, нового найдет". Я посмотрела на них, и они замолчали. "Вдова"… Какое глупое слово. Представляется зареванное существо в вороньих тряпках. Дома я посмотрела на себя в зеркало - изменилось ли что-нибудь во мне. Нет. Я по-прежнему твоя жена…" Через месяц я расставила на прежних местах фотографии Артема. Везде он улыбается. Везде смотрит на меня, словно хочет сказать: "Я рядом. Я совсем близко". Когда Кати нет дома, я с ними разговариваю. Рассказываю о том, что происходит дома, на работе, как Катюша. И тогда мне становится легче, я чувствую, что он меня слышит.
На сорок дней приехали друзья и родственники. И мне не было больно. Мы говорили о нем, как о человеке, по которому мы все скучаем, но как это говорится, грусть наша была светла. Мы читали его любимые стихи - я принесла из комнаты томик Пастернака, вспоминали какие-то смешные эпизоды. Разошлись, улыбаясь. Только у свекрови были красные глаза. Мы с ней обнялись без слов в прихожей, постояли молча несколько минут. Она шепотом сказала:
- Он ко мне во сне приходит. Мы разговариваем.
Отодвинулась и ждет, что я скажу. Я ничего не ответила, только обняла ее и поцеловала.
"Вчера твоя мама спросила, что я собираюсь сделать с твоими вещами. Я так растерялась - еще не успела подумать об этом. Она попросила что-то отдать ей. В частности, твою любимую футболку - ту, которую мы с тобой купили в Лондоне. Она лежала у меня под подушкой, и я не хотела ее отдавать. Сказала, что не знаю, где она. Кажется, твоя мама все поняла. Но не стала настаивать. А я вспомнила: когда ты еще только ухаживал за мной, и мы расставались на несколько дней, я просила у тебя твою майку, рубашку, перчатки и клала их под подушку… Вспомнила я это ночью, когда зачем-то ставила чайник. Чиркнула спичкой и застыла. Так и стояла, пока мне не обожгло пальцы…"
Спустя три месяца я уже почти не плакала, вспоминая Артема. Я даже иногда улыбалась, когда вечером сидела на кухне и пила чай. Вспоминала, как Артем сидел напротив, в углу полусонный, обхватив обеими руками свою любимую кружку. Как он поднимал голову от кружки, и я видела родные, сонные, нежные глаза… Краешки его губ вздрагивали - и он улыбался. Я смотрю на его место, протягиваю руку и глажу его ладонью. Когда приходят гости, я сажусь на это место. Теперь я - глава семьи.
Первый снег и первые радости

Катя словно повзрослела, такое ощущение, будто она понимает что-то такое, что я пока не могу. Я с удивлением обнаружила, что она за мной ухаживает! Вроде как чувствует себя сильнее меня! Это было удивительное и чудесное чувство - Катя оказалась намного мудрее, чем я думала. Мы часто говорим об Артеме, о наших совместных поездках и прогулках. Катюша радуется этим воспоминаниям, кричит:
- А помнишь, как на папу плюнула верблюдиха в Египте?
И мы вместе смеемся, и я отчетливо вижу это палящее солнце, верблюдов и Артема, который смеясь и ругаясь одновременно, пытается вытереть майкой волосы.
Катя требует, чтобы я рассказывала ей о папе "все-все". Как мы познакомились, куда ездили, что он говорил. Слушает с огромным интересом, словно все впитывает. Просит рассказывать одно и то же по десять раз. Особенно ей нравится слушать о том, как мы с папой познакомились и как он встречал меня из роддома. Вечером мы садимся рядышком на диване, и я рассказываю…
Однажды мы проснулись утром, а за окном было белым-бело. Катя восторженно закричала:
- Мама, первый снег!
Я вспомнила, как Артем радовался первому снегу, как он торопился уйти на работу и снизу кричал мне:
- Наташ! Смотри, какой чистый! - и поднимал полные руки снега…
Я спросила у Кати:
- Спустимся?
И мы быстро оделись и, взявшись за руки, побежали вниз…
"Артем, милый Артем, мне по-прежнему тебя не хватает. Я скучаю по тебе, ты мне снишься, я радуюсь воспоминаниям о тебе. Но я уже умею без тебя жить".