Не похожая на других

Она сидела в дорогом полупустом ресторане - Она могла себе это позволить - и ненавидела пристальные взгляды официанток и немногих посетителей. Она специально выбирала рестораны с минимумом публики, так как знала реакцию окружающих, знала, и вжималась в кресло под тяжестью вины. Хотя какая у неё могла быть вина? Не она планировала свою внешность - это мама меня такой родила.

Но к многочисленным взглядам она так и не смогла привыкнуть, вжиматься в кресло уже стало её условным рефлексом в общественных местах.

Но господи, разве она виновата? Неужели в прошлой жизни она совершила столько страшных преступлений, что в нынешней жизни её наделили ТАКОЙ внешностью?

Она попивала кофе из маленькой чашечки драгоценного Японского фарфора, сжимая её побелевшими пальцами, словно желая отогреться.

Она хорошо зарабатывала - слава богу, что на работе требовался мой мозг, - и никто не обращал внимание на мою внешность. Слава богу за отдельный кабинет, куда редко заходили посторонние, и она могла расслабиться, не вжиматься в кресло, желая стать невидимкой.

Дома у неё не было зеркал, она старалась не смотреться в вечерние стёкла, когда они начинали отражать с пугающей ясностью моё лицо. По вечерам она закрывала шторы.

У неё не было любимого человека, только её белая кошечка любила её. Ей было всё равно как она выгляжу - кошки не разбираются в человеческой внешности - зато они чувствуют сердце.

У неё нет подруг. Она никогда не была с мужчиной. Иногда она подумывает о пластической операции, которая могла бы в корне изменить всю её жизнь. Но она не хочет идти наперекор природе. Внешность - её проклятие, её крест, и она добровольно пронесёт его через всю свою жизнь...

Она почти допила кофе, когда увидела его. Снова. Ради этой встречи она и пришла сюда. Её избранник работал в той же фирме, где и она. Ирония заключалась в том, что он был её шефом. Она даже ни разу не разговаривала с ним - на работу её принимал его помощник - подслеповатый парень в большущих очках. Наверное, он и взял её на работу из-за подслеповатости.

Её шеф не был красавчиком, но в нём было нечто большее, чем точёные черты - надёжность, нежность, доброта, хоть и скрываемая за внешней суровостью. Она чувствовала, что такой человек не оставил бы её, если бы полюбил. Даже, если бы она стала вдруг калекой или в старости. Его чуть горбоносый профиль и глубокие, бархатные карие глаза заставляли её сердце биться, так же, как и его крепкая, высокая фигура без единого грамма жира. Он - она знала это по слухам - ведёт здоровый образ жизни, холостяк с твёрдыми моральными принципами. Любитель одиночества, природы и хороших книг.

Она чувствовала, как её сердце разрывается, она не могла больше терпеть этой муки: видеть его каждый день за обедом, и быть им незамеченной.

"Нет, хватит! Лучше быть уволенной, чем оставаться для Алекса пустым местом!" - твёрдо решила она.

Расплатилась. И подошла к нему на дрожащих, подгибающихся ногах.

- Извините меня за наглость, но я вас люблю! - едва выдавила она пересохшими губами, ожидая услышать короткую насмешку, которая вбила бы её в землю, как молоток.

... Каким-то чудом она оказалась в его постели. Её натиск напоминал завоевание варварами Рима. Она была безжалостна, угрожала покончить с собой, если он ей не уступит.

Алекс оказался милосердным.

- Я тоже тебя люблю, - тихо признался он после ночи неистовой любви. - Но наши дети будут очень несчастливы, если пойдут в тебя, извини. Не уходи, оставайся со мной! - умолял он, хватая её за руку, когда я попыталась встать.

- Я не уйду, - прошептала она сквозь слёзы. - Я рожу тебе сына точь-в-точь похожего на тебя - самого совершенного человека в мире! Но мне надо в душ.

... В душе было зеркало во весь рост, и она невольно взглянула на себя голой.

Она не хотела больше убегать от реальности - она стояла и мужественно смотрела на своё лицо и тело. А по её щекам стекали слёзы. Она, опять же против своей воли, стояла как столб и не могла оторвать взгляда от своего ПРЕКРАСНОГО лица и ИДЕАЛЬНОГО тела.

Только глупцы могут считать красавиц счастливыми!