Её чудо

Она ехала в электричке, изо всех сил сдерживая слезы :" Боже мой, неужели я дома? Неужели снова дома? Неужели через час я увижу друзей... Господи..." Она вспоминала прошедшие пять лет: ночь, когда она почти поверила, что он любит её, её отъезд в Америку, частые звонки от друзей и от него тоже. В памяти, будто аудиопленка воспроизводился их последний разговор, совершенно точный, слово в слово:
- Привет...
- Привет, Альбиночка! Ты как там?
- Я... ты знаешь.... Никит... у меня новость. Я...я могу предположить твою реакцию, но, как бы там ни было, я должна сказать... В общем... Я беременна...
Он замолчал, она слышала только, как колотится её сердце. Какая-то глупая надежда еле-еле мерцала где-то внутри неё, надежда неизвестно на что, надежда, противоречащая здравому смыслу. Наконец, он вздохнул:
- Я пришлю тебе деньги. Завтра же отправлю, ты слышишь?
- Я слышу... Не надо. Я знала, что ты так ответишь. Я понимаю, что тебе не нужен ребенок и ты можешь забыть о нем. Представь, что этого разговора не было. Пока. Целую, - и она положила трубку.
А сейчас прошло пять лет. Она даже периодически писала ему письма - рассказывала об Америке, о друзьях, о работе и ни словом не упоминала о дочке, как будто и не было ничего. Интересно, он встретит её с друзьями? Или испугается... Её размышления прервал детский голос: "Мамочка, ты чего, плачешь?" - Женька сползла с противопроложного сиденья и обвила её шею тонкими ручками.
- Я от счастья, родная моя, просто я снова дома, - и она, улыбнувшись, поцеловала дочь в макушку.
На платформе стояли все, даже он. Она вышла из электрички и, отпустив руку дочери, бросилась к ним. Все целовали её, обнимали, кто-то плакал, кто-то смеялся... И она снова почувствовала себя счастливой, как в 17 лет, когда не было никаких забот, её наполняла глупая, наивная любовь к нему, а вокруг были друзья, такие родные и такие любимые... Наконец, она поцеловала его, поцеловала просто, как будто пятилетняя девочка, стоящая рядом, была вовсе не от него, как будто и не было вовсе той ночи и того разговора...
- Ну, а вот и мое чудо, - сказала она друзьям, обняв Женьку.
- Красотка, - улыбнулась лучшая подруга.
- Она ещё и умничка у меня. Два языка знает - английский и русский.
- Правда? Как же ты её там в америке русскому-то учила?
- Я с ней дома только на русском разговаривала. Да и она у меня самая, что ни на есть русская, даже первое слово русское было.
- Да ладно, - засмеялись друзья, - и какое?
- Папа, - улыбнулась она, бросив быстрые взгляд на Никиту.
- А, кстати, где он? В Америке?- поинтересовалась подруга.
- Нет, он не из Америки, да и это не важно. Давай не будем б этом говорить? Ладно?
Друзья удивленно переглянулись и нерешительно кивнули.
- Мамочка, на ручки... пожаааалуйста, - Женька повисла у неё на ногах.
- Женька, да ты с ума сошла, чудо ты мое? Давно на руки не просилась, а сейчас чего?
- Ну пожаааалуйста, - и дочка состроила смешную рожицу.
- Давай, я её понесу?
Она с удивлением оглянулась на Никиту. Она ни разу не видела таких глаз: в них была и просьба, и боль, и вина, и какое-то обещание, и какая-то глупая надежда, мерцавшая вопреки здравому смыслу, и, что самая главное, безумная любовь к этому маленькому счастливому существу... И она сдалась:
- Пойдешь к Никите?
Дочка кивнула и уже спустя несколько минут со смехом о чем-то ему рассказывала.
А потом он провожал её домой. Один. Дочка бежала впереди, а они молчали... Наконец, он решился:
- И кого она назвала папой?
- Тебя, - улыбнулась она.- Я рассказывала ей о тебе. Слышал бы ты, как она хохотала, когда я рассказывала ей о твоих выходках. Да и вообще она вся в тебя - такая же своевольная, такая же упрямая, такая же непредсказуемая. И, ты знаешь, она гордится тобой. И безумно тебя любит.
- Но она же....
- Да, она не знает, что это ты, она не знает, как выглядит отец, но, сдается мне, что она чувствует в тебе что-то родное, раз так легко смогла с тобой сойтись. Она с детства была окружена мужским вниманием, любила всех моих друзей, но никому ещё не давала взять себя на руки...
Он остановился и повернул её к себе, не в силах больше сдерживаться:
- Я... Я ненавижу себя... Я так виноват перед тобой, и перед ней. Если бы можно было все вернуть... Прости меня, пожалуйста, только прости меня, родная моя... хотя... как меня можно простить?
Она закрыла его рот ладонью:
- Я умоляю тебя, перестань... Ей всего пять лет. Вся её жизнь впереди. Ты можешь все исправить. Надо только сказать ей обо всем. И ты сможешь, - и она снова посмотрела в его глаза, полные отчаяния, вины, боли, надежды и безумной любви к ней и этой, ещё совсем незнакомой, но уже такой родной девочке.- Женька! - крикнула она дочери. - Счастье мое, подойди ко мне.
Дочь с букетом кленовых листьев влетела к ней в объятья и весело рассмеялась. Она поцеловала Женьку в макушку и развернула лицом к Никите. А он стоял, пытаясь набраться сил, чтобы сказать ей самую важную новость на свете:
- Женька...- она решилась первой.- Женька, Никита - твой папа...
Глаза дочери на мгновенье удивленно округлились. Казалось, целую вечность она смотрела ему в глаза. Он слышал только, как билось его сердце. Глупая надежда мерцала где-то внутри, казалось она вот-вот потухнет, но Женька бросилась к нему:
- Папа, - прошептала она ему на ухо, заливаясь счастливым смехом у него на руках.
- Чудо ты мое, - улыбнулся он. Он никогда больше не бросит их. Никогда...