ПОТОМУ ЧТО ЛЮБИЛИ

...От прощаний на вокзалах, воздушных поцелуев, влажных глаз папы и маминых мокрых платочков Викусе становилось плохо – она не любила, когда из путешествия делали трагедию. Раз, два, три. Из четвертой попытки таки поднялась из вагонного сидения и посмотрела на перрон. Пусто. Нет, какие-то люди, конечно, сновали туда-сюда. Едва не к колеям приперся на “Тойоте” какой-то юнец и теперь одной рукой лапал свою пассию, а второй держал возле уха мобилку. Студенточки-“ночные бабочки” показывали проводнице кипу документов, а бритоголовые ребята нервно курили, прячась от света единственного в этом углу перрона фонаря. Папа с мамой уже не плакали и, похоже, только теперь поняли: их крошка правда едет от них на полгода.
Его не было ни на перроне, ни в вагоне.
До Богдана нудная жизнь Викуси, единственной дочки в учтивой и не бедной семье, оживляла интрига, кого осчастливить – Толика из соседнего подъезда, который успел постажироваться в Европе и теперь примерял на себя кресло чиновника мэрии, или одноклассника Максима, владельца ее первого поцелуя, а теперь успешного барыгу из Варшавского рынка. Потом она встретила Богдана и ...интрига развеялась.
...Поезд двинулся, и мама с папой растаяли в сыром вокзальном мраке. Привиделось, что она на съемочной площадке, что кто-то щелкает киношной хлопушкой: “Бедная Вика”, дубль 5-й”, – и поезд увозит в новую жизнь. Она хотела написать ему сердитую есемеску, даже заклацала пальчиками “привет, коти...”, но тут телефон вдруг задергался – из незнакомого номера кто-то писал к ней: “Никуда ты не убежишь. Счастливой дороги”.
В Брянске поезд стоял две минуты, и Вика, озабоченная новым эссе какого-то автора, даже не заметила, как громыхнули двери в ее вагоне и проводница пустила кого-то вовнутрь. За мгновение в купе всунулась чья-то тень. “Добрый вечер, вы к Варшаве?” - спросила тень, и у девушки все похолодело.
Они не виделись два года. Переписывались интернетом, поэтому Викуся в ночном бреде сто тысяч раз заверяла себя, что не узнает даже его голоса. “Д-о-б-р-и-й в-е-ч-и-р”, - тьфу, кикимора какая-то. Так умел здороваться по телефону только ее Бодя. Ее?
...С полчаса боялись даже шелохнуться – не верилось. Это же нужно, дома хотя бы с днем рождением не смогли друг друга поздравить, ради годится с Рождеством не поздравили... А здесь – сами в купе до утра. Ню-ню...
Молчали. Она даже шубку не успела сбросить из плеч, а он положил голову на столик и смотрел на свою (?) девочку. “Вы, пане, можете высмотреть на мне...” - хотела пошутила Викуся и замолчала, вспомнив, что так он смотрел на нее, а она
так говорила после любовной ласки.
Оба едва не расцеловали проводницу, которая пришла напомнить о том, что “скоро граница и если молодые люди имеют лишнюю водку или папиросы, то с польскими жовнэжами лучше не шутить”. Конечно, у него в кармане шенгенская виза, у нее – приглашение читать лекции по русской литературе в Краковском университете. Пусть жовнэжи идут пить свою плохенькую водку!
Ночью обоим не спалось. Он всегда завидовал послушным и уравновешенным пассажирам, которые с вечера до утра беспрестанно храпят на полках, его же в дороге неизменно душила бессонница. Память лениво перебирала отрывки фраз и фрагменты в прошлого года. Ему вспомнились Викусини есемески о “устала” и “отпусти”, ее трясло, и холодные пальчики просили тепла его дыхания. Мысли стремительно унеслись в прошлое по запыленной дороге...
...Никто в мире не знал, что они живут вместе. Она приютились с родителями в скромной панельной “двушке”, а он с дочкой жил на окраине в коммуналке, которую успел отсудить у прежней жены. Их “общая жизнь” сводилась к нескольким встречпрощаниям на месяц и тысячей рублей, потраченных на есемески друг другу. Они научились радоваться таким пустякам, как ...пельмени. Вика лепила их на маленькой кухне, пока родители были на работе. Он забегал к ней на обед и в тот день на работе больше не появлялся. Молча пили мелиссу у него на кухне, ожидая, когда заснет Зорянка. А смешная пережаренная яичница, которой он кормил Вику из детской вилочки?.. Будет ли еще такое когда-то в ее жизни?..
...Говорят, когда люди обезумеют, то возвращаются во времена прошлого, где были счастливы. Один чувствует себя школьником, другой – младенцем. Викусе же нестерпимо хотелось в осенний парк, в который они убегали от всего мира, в душистую кафешку, в которой их глаза впервые делали предложение о браке. И вкус земляники во рт (мечтатель Богдан завез ее на т-а-к-у-ю! поляну...), и солнечный лучик в глазах, и поцелуи в подъезде...
...Ему было на Пулавскую, ей - на Крулевски Лазенки. Он любил голливудские поцелуи на перроне, она боялась своей смелости и чувств. Объятие на вокзале, холодное стекло в автобусах, которые следовали в разные концы... одного города...