*Три Товарища*.Эрих Мария Ремарк.

советую прочитать-книга очень интересная, об искренней любви и настоящей дружбе.

Цитаты:

Я ощущал ее волосы на моем плече и губами чувствовал биение пульса в ее руке. — и ты должна умереть? Ты не можешь умереть. Ведь ты — это счастье.

— Слишком молода! — повторила она. — Это только так принято говорить. По-моему, человек никогда не бывает слишком молодым. Напротив, он всегда слишком стар.

Истина всегда представляется раненому чувству жестокой, невыносимой.

— Нет у меня никакого горя, — сказал я. — Голова болит.
— Это болезнь нашего века, Робби, — сказал Фердинанд. — Лучше всего было бы родиться без головы.

Вечными и неизменными остаются слова любви, но как пестра и разнообразна шкала ругательств!

Любовь — это нечто возвышенное. Но она портит характер.

Многое, что можно было бы сделать, мы не делаем, сами и не зная почему.

Всякого добра на свете хоть завались, а у большинства людей ни черта нет. Вот уже несколько тысяч лет, как все дело именно в этом.

— Ты когда-нибудь напивался в присутствии женщины?
— И не раз, — ответил он, не шевелясь.
— Ну и как?
— Ты хочешь сказать, как быть, если наломал при этом дровишек? Только не извиняться, детка. Вообще никаких слов. Послать цветы. Без записки. Одни цветы. Они всё покрывают.

Ты и без того знаешь слишком много, чтобы быть по-настоящему счастливым.

Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах не покажется женщине идиотом тот, кто усердствует ради неё. Даже если он ведёт себя как шут гороховый. Делай, что хочешь — стой на голове, неси околесицу, хвастай, как павиан, пой у неё под окнами, избегай только одного — не будь деловым! Не будь умником!

Кино — это всегда выход из положения. Там каждый о чём-то может помечтать.

Что-то у меня вроде ветер в голове. Но, возможно, это просто голод.

— Ром, — сказал я, обрадованный, что нашлась тема, на которую я могу поговорить, — ром, видите ли, и вкус — вещи, почти не связанные между собой. Это уже не просто напиток, а, так сказать, друг. Друг, с которым все становится легче. Друг, изменяющий мир. Поэтому, собственно, и пьют…

Какой чудесный воздух! Пахнет весной.

Она умерла в последний час ночи, до рассвета. Она
умирала тяжко и мучительно, и никто не мог ей помочь. Крепко держа меня за руку, она уже не знала, что я с ней.
Потом кто-то сказал:
— Она мертва.
— Нет, — возразил я. — Она еще не мертва. Она ещё крепко держит меня за руку.
Свет. Невыносимо яркий свет. И люди. И врач. Я медленно разжал пальцы. Её рука упала. И кровь. И её лицо, искажённое удушьем. Полные муки, остекленевшие глаза. Шелковистые каштановые волосы.
— Пат, — сказал я. — Пат.
И впервые она мне не ответила

Любовь зарождается в человеке, но никогда не кончается в нём. И даже если есть всё: и человек, и любовь, и счастье, и жизнь, — то по какому-то страшному закону этого всегда мало, и чем большим всё это кажется, тем меньше оно на самом деле.

— Ты любишь меня? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой.
— А ты меня?
— Нет. Вот счастье, правда?
— Большое счастье.
— Тогда с нами ничего не может случиться, не так ли?
— Решительно ничего, — ответила она.

Одиночество делает людей бестактными.

Чем меньше знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным, но несчастным. Выпьем лучше за наивность, за глупость и за все, что с нею связано, — за любовь, за веру в будущее, за мечты о счастье; выпьем за дивную глупость, за утраченный рай!

В любви не бывает глупостей.

Именно такой я видел ее сотни раз во сне и мечтах, и теперь она шла мне на встречу, и я обхватил ее руками, как жизнь. Нет, это было больше, чем жизнь…

Настоящая любовь не терпит посторонних.

-Хочу остаться один, -говорю я.
-А не следовало бы сперва...-говорит кто-то.
-Нет, -отвечаю я.-Уходите, не трогайте.
Потом я смыл с нее кровь. Я одеревенел. Я причесал ее. Она остывала. Я
перенес ее в мою постель и накрыл одеялами. Я сидел возле нее и не мог ни о
чем думать. Я сидел на стуле и смотрел на нее. Вошла собака и села рядом со
мной. Я видел, как изменялось лицо Пат. Я не мог ничего делать. Только
сидеть вот так опустошенно и глядеть на нее. Потом наступило утро, и ее уже
не было.