(с)

Я числила его в «очередных», «бывших», «перелюбленных» в прошлом.
Забывала запах в чужих, однодневных, «попробовать можно».
Я стирала с себя его дни, поцелуи, дыхание в шею,
Клятвы, в этой нелепой любви: прогоняю, взрослею, слабею.
От него у меня ярлычок – принадлежности существования,
Нелечимый сердечный порок – недостаточность понимания.
В нем первичный признак любви – в многоточии повседневности.
Диабетом свиданий в крови — его глупой бессмысленной ревности.
Я хотела заставить его любить – сумасшедше, отчаянно, боязно.
Научить собой всегда дорожить – уезжая автобусом, поездом.
Отравилась ядом в чужих губах — отравила его резкой болью:
Стекловатой в бездушных мужских руках — расплатилась наличной любовью.
Его карие, с цинковым огоньком, переводят часы, бьют на вдохе.
После них, мои вещи пропитаны табаком, я ищу их оттенок в кофе.
Ты такой особенно-первый внутри, костью встал — баррикадой в горле.
Так нахально с издевкой «терпи, терпи, как любила трогать чужое».
От него дрожь в коленках и сладко щемит, я лежала с ним голой в кровати.
Где-то в тумбочке бережно письма хранит, исполнение моих Кондратий.
Он на голову выше, умней, веселей — на прощанье целует в лоб
Он из самых счастливых прожитых дней — разделяющий гранью столб.