Возвращение Ангела (глава 7)

Глава 7

Там где трудно одному,
Там где трудно одному,
Справлюсь вместе с вами.
Где чего-то не пойму,
Где чего-то не пойму,
Разберем с друзьями...



Май 2004 года
Одесса, квартира Л. Никитиной

Домой! В горячую ванну с ароматной пенкой… Пусть даже эмаль в этой самой ванной давно сносилась до состояния наждака. Дома, как известно, и стены помогают… А потом – приготовить что-нибудь на скорую руку и – в постель. Мысль о том, что продуктов в холодильнике не было, меня не останавливала. И даже то, что диван давным-давно провалился, и мне приходилось ежедневно «готовиться ко сну» при помощи отвертки, саморезов и каких-то непонятных досочек и реечек, меня не огорчало. Уж лучше своя квартира, какая бы жалкая она ни была, чем больничная палата. К тому же, температура до 38 упала. Так что, всё путём!
За окном уже светало, когда я переступила порог родной прихожей. Я так измучалась в этой дурацкой больнице, что готова была пешком идти к себе домой. А, учитывая, что денег у меня не было, именно так мне и пришлось бы поступить, если бы не помощь Кости Давыдова, который, как саркофаг святые мощи, бережно хранил ключ от моей квартиры. Его-то я и уломала, в конце концов, устроить мне «побег».

Еле передвигая ноги от усталости, я поднялась к себе на пятый этаж и, вымучив для Кости резиновую улыбку, оказалась в коридоре. Он же отправился «утрясать» дела в больнице и обещал вернуться ближе к обеду.
Я провела в ванной, по предварительным прикидкам, часа три и почувствовала себя почти здоровой. Завернувшись в банное полотенце, я направилась в комнату, чтобы переодеться, когда меня застал звонок. Предполагая, что это Костя, я толкнула дверь.
Моё безукоризненное «шестое чувство» в последнее время давало какие-то сбои.

- Я пришёл узнать, почему ты не отвечаешь на телефонные звонки, - отец прошёл мимо меня в направлении единственной комнаты. – И также уточнить, почему ты ушла с банкета в минувшую пятницу. Ты же знаешь, как важно для нас мнение окружающих. А благодаря тебе все решили, что моей дочери абсолютно безразлично положение дел в компании.
В принципе, так оно и было. «Империя» никогда меня не интересовала. Более того – я частенько жалела о том, что этот проклятущий бизнес всё ещё продолжает приносить доход. Иногда даже думала – зачем отцовский компаньон оставил ему целых тридцать процентов, когда можно было бы к рукам всё прибрать. Глядишь, и отец бы успокоился, стал жить как все нормальные люди… После таких мыслей меня обычно мучили угрызения совести, но поделать с собой я ничего не могла…
- Прости, я плохо себя почувствовала, - я пожала плечами и стянула концы полотенца.
- Это не оправдание! – отрезал он.
О да! Не оправдание! Живая, мёртвая – всё равно обязана была присутствовать на мероприятии, приуроченном десятилетию его поганой фирмы. Конечно, какое ему дело до моей пневмонии.

Мне хотелось снова стать маленькой девочкой, которая доверчиво рассказывала папе о том, что в школе её опять дёргал за косички Максим Стодольников, что учительница несправедливо занижает ей оценки, что в столовой подняли цены на булочки с маком… Она могла рассказать о своих детских бедах и быть понятой. Но всё продолжалось до поры до времени, пока однажды она не услышала: «Мне не до тебя, Лариса…» С тех пор между мною и отцом постепенно стала вырастать стена, разрушить которую могло чудо. Но его-то как раз и не происходило, и я перестала ждать и надеяться на что-то. Просто привыкла к закономерности происходящего.
- Да, прости, - вздохнула я. – Я не подумала.

Почти раздетая, я стояла перед ним и тряслась от холода, чувствуя, как лихорадочный румянец разливается по щекам, а температура снова начинает подниматься.
- Ты никогда ни о чём не думала! – фыркнул он. – И прикройся… Что за манера у современной молодёжи – расхаживать по дому в неглиже…
Я хотела было объяснить ему, что нахожусь в своей квартире и могу расхаживать хоть голышом, но вовремя сдержалась. Только до боли прикусила губу и угрюмо уставилась ему в глаза.
- Ты не понимаешь, что выставила меня в глупом свете перед собравшимися? – продолжал он. – Между прочим, если тебе интересно, среди них находились весьма уважаемые люди…
Интересно мне не было. «О да, - мысленно передразнила я. – Такие, как Игорь Кондратенко. Интересно, папа, что бы ты сказал, если бы я рассказала, как он меня домогался…» В том, что произошедшее между нами можно было назвать домогательством, я сильно сомневалась. Да и отец бы принял это за хороший знак и наверняка попытался бы использовать в своих целях. Например, назначил бы ему деловую встречу в ресторане и потащил туда меня… «Вот, знакомьтесь, дочь моя, Лариса… Ах, уже знакомы. Надо же, я поражён… Но, собственно, мы здесь не для того. Итак…» - припомнилась мне хорошо знакомая «модель» отцовского поведения. Всё это уже проходилось, причём, неоднократно. И всякий раз я оставляла и отца, и его «отмеченных хорошим знаком» деловых партнёров в дураках – просто уходила, заявив, что слишком глупа для таких серьёзных разговоров. Или вдруг отпускала такие выражения, что отец неизменно потел, а его партнёр стыдливо опускал веки… Да мало ли чего можно было выдумать, чтобы избавиться от похотливого взгляда мужика, которому сильно за полтинник, которого твой папаша прочит тебе в мужья, а себе - в партнёры. В бизнесе, конечно, все средства хороши, но иногда отец слишком уж перегибал палку и совмещал несовместимое - свой бизнес и меня, забывая, что не всё в этой жизни продаётся за деньги.
Было одно «но»! С Кондратенко такой номер не пройдёт. Кажется, он, кроме всего, он был неплохим психологом, и умел разбираться в поведении собеседника… «Особенно в женском, - шептал внутренний голос. – Как ты думаешь, сколько таких, как ты, у него было? До чёрта, Никитина…»
Я снова вспомнила эффектную блондинку с внешностью фотомодели и почувствовала неприязнь. Пообломать бы ей ногти или выщипать пинцетом наращенные ресницы - по одной, чтобы больнее было… За что я так ополчилась на спутницу Кондратенко - непонятно, но что-то в ней меня, определённо, выводило из себя… "Эх, выставить бы её на мороз в одном исподнем, да посмотреть, замёрзнет ли силикон в груди!" - придумывала я всё новые и новые пытки для той, о которой не знала даже имени. Вот уж, воистину, странная вещь - женская логика…

Ах, да! Папа… Что-то он такое говорил… Что-то касаемо уважения…
Видимо, он ждал от меня ответа. И, видимо, давно... Эх, куда меня фантазия проклятая занесла! Нужно думать, что ответить, чтобы в дураках не оказаться, а я вместо этого в мою дурную голову опять влезли воспоминания о Кондратенко. К чему бы это?
Всё, всё, всё! Забыла. Папа... Папе надо ответить...

- Ну, были, - неожиданно дерзко ответила я, не двигаясь с места. – Но не все уважения достойны.
Отец удивлённо вскинул на меня глаза, пытаясь понять, кого конкретно я имела в виду. Опять я что-то не то ляпнула. Как бы теперь это боком не вышло!
Вспышки его гнева я всякий раз встречала с показным равнодушием. И никто никогда бы не догадался, как погано после этого у меня на душе. Так было и на этот раз. Ничего не добившись, отец заходил по комнате, искоса поглядывая на меня. Я хорошо изучила эту его позу – плечи слегка ссутулены, руки сжаты «замком» за спиной, глаза украдкой изучают собеседника. Она красноречивее любых слов говорила о том, что он сейчас что-то обдумывает и, можно не сомневаться, в скором времени, выдаст «конечный продукт». «Горшочек, вари!» - так я называла про себя это состояние. Наверное, он стёр бы меня в порошок, если бы узнал об этом.
- Какие отношения связывают тебя с этим скотом? – резко спросил он.
Ну вот, что я говорила? Горшочек сварил. Сварил какую-то очередную ахинею… И как это понимать?
- Я задал вопрос, - напомнил он. – Ну, я жду.
- Личные, - брякнула я наобум, догадываясь, что история о моём побеге из больницы каким-то образом дошла до отца. Вероятнее всего, он перебрал в памяти всех моих знакомых и пришёл к выводу, что только Костя Давыдов мог мне помочь…
На сердце мгновенно потеплело, душу пронзила трепетная грусть.

Почему он такой? Почему не мог просто сказать, что беспокоился о моём здоровье? И о Косте неизвестно что подумал. Наверное, считает, что его дочь связалась с женатым мужчиной, который обязательно обманет её, глупую и неискушённую в жизни… Папа, папа… Почему обязательно прятать родительские чувства за маской холодности? Неужели, нельзя хотя бы раз сказать всё как есть? Мои губы дрогнули в улыбке, на глаза навернулись слёзы. Ещё миг, и я бы бросилась ему на шею. Совсем как когда-то давно, в детстве…
- Что тебя так насмешило в моих словах? – отец грозно сдвинул брови. – Ты в своём уме? Ты хоть знаешь, с кем связалась? Ты относишься ко всему чересчур легкомысленно. Разумеется, ты всю жизнь пользовалась только тем, что я тебе давал. У тебя всегда было всё, что ты пожелаешь. И это – твоя благодарность?
У меня было такое чувство, будто бы меня окатили ледяной водой. Из всего, что сказал отец, я не поняла ни слова, кроме того, что я – никчёмная дочь, которая живёт за его счёт. А ещё – что он требует от меня благодарности. Он всегда её требовал, когда был особенно раздражён.
- Папа, но Костя… - пробормотала я дрогнувшим голосом, - он… Я ничего не понимаю…

Я подтянула концы полотенца и уставилась на отца просящим взглядом. Не то от волнения, не то от чего-то другого, я зашлась в громком разрывающем кашле и, стараясь его унять, отвернулась к окну. Из глаз градом катились слёзы, но я уже ничего не могла с собой поделать. Прижав ладони к пылающему лицу, я согнулась в три погибели, проклинала себя за свою слабость, за эту болезнь, свалившуюся на меня так невовремя, за своё глупое непонимание…
- Ты больна? – одним этим вопросом отец положил конец сказочке о добром, но строгом папе, которую я несколько минут назад себе придумала. Он ничего не знал о том, что я несколько дней провела в больнице. И претензии к Косте, очевидно, носят совсем иной характер… Если, конечно, Костя вообще имеет к этому делу хоть какое-то отношение…
Больна… А о чём я говорила ему в начале разговора? Боже мой, и об этом меня спрашивает врач!
- Простуда, - ответила я сквозь душивший меня кашель.
Некоторое время он молча наблюдал за мной, потом недовольно покачал головой.
- Я направлю к тебе врача, - бросил он отрывисто. – Все расходы по лечению готов взять на себя…
С этими словами он набрал номер и, выйдя в коридор, назвал кому-то мой адрес. Затем, не прощаясь, вышел, громко хлопнув входной дверью.

- Козёл ты, папа… - вздохнула я. – И зачем вы с матерью решили меня завести?
Ответом мне было лишь эхо от его шагов, разносившееся по пустому подъезду.
"Только не плакать! - уговаривала я саму себя. - Соберись, тряпка. Ты же сильная, Никитина! Он тебя как пацана воспитал, а они не плачут... Не плачут, понимаешь? И ты не плачь. Знаешь же, какой он у тебя..."
Знала... Но всё равно хотелось поверить в то, что однажды всё чудным образом изменится, и папа оторвётся от своих дел и соизволит обратить на меня чуточку внимания, подарить капельку родительской любви... Даже не это... Вот бы он хоть раз позвонил просто так - чтобы спросить, как у меня дела. Мне больше и не нужно... Лишь бы знать, что я ему не безразлична. Лишь бы чувствовать, что он у меня есть...
Как же тяжело - когда отец, с одной стороны, вроде бы и есть, а с другой - получается, что и нет.

Я горько вздохнула и воспользовалась своим излюбленным способом "ухода от проблемы" - попыталась подумать о чём-нибудь другом.

Он что-то говорил по поводу врача... Ну вот… Кажется, придётся снова провести пару дней в больнице! Эта мысль ничего, кроме отвращения, у меня не вызывала. Поэтому, наскоро одевшись и накрасившись, я схватила ноутбук и пару смен белья и просто сбежала. На этот раз – из собственного дома.



Май 2004 года
Одесса, кафе «Жемчужина»

- Лариска, ты сумасшедшая… - прошептал срывающимся голосом мой бывший одноклассник Марко Лиманский, которому я рассказала о своём побеге из больницы и последовавшем вслед за ним бегстве из дома. – Тебя же отец по стенке размажет…
«И будет прав», - наверняка хотелось бы ему добавить, но не тут-то было – Марко отлично знал мою реакцию и всегда держал язык за зубами. Вообще-то, он был последним человеком, к которому я бы обратилась, если бы нуждалась в помощи, но тут судьба так «прижала», что волей-неволей пришлось вспомнить о его существовании. Возвращаться домой мне не хотелось, в больницу – подавно. К тому же, защита неукоснительно приближалась, и справиться самостоятельно с дипломным проектом мне было не под силу.

- Марко, если ты так боишься отца, - я нахмурилась, - я найду, у кого мне остановиться… Просто я думала, что мы с тобой друзья…
О том, что мы с Марко друзья, я вспоминала крайне редко, и он это понимал. Но, видимо, считая в глубине души меня своим другом, отказать не мог.
- Лариса, да в чём вопрос… - поспешно пробормотал он. – Оставайся у меня сколько хочешь. Я всё равно один живу, а квартира огромная… И с учёбой, если нужно будет, я тебе помогу.
И тут мне стало стыдно. По сути, я была ему никто – просто старая школьная любовь, давным-давно забытая. А он бескорыстно мне помогает…

Вспомнилась школа – времена, когда Марко неотвязно следовал за мной по пятам, стараясь угадать и мгновенно исполнить любое моё желание. Я же, по глупости своей, считала это проявлением дружеских чувств и искренне радовалась тому, что у меня такой замечательный товарищ. Наши отношения с ним неизбежно должны были переродиться во что-то большее, чем просто дружеская привязанность. Это было бы закономерно, но не всё в жизни состоит из одних только закономерностей. В тот период, когда мне было около пятнадцати лет, мой отец уже задумывался о моём «счастливом будущем» и считал шестнадцатилетнего сына известного адвоката «неплохой партией». Наверное, именно такое поведение отца и стало преградой для каких бы то ни было дальнейших отношений. Марко, собственно, ни на чём и не настаивал – подозреваю, что далеко идущие планы моего бесценного родителя, которые, в конце концов, зашли в тупик, так и остались для него тайной, покрытой мраком. После школьного выпускного наши дороги разошлись – я поступила на журфак, а Марко решил пойти по стопам своего отца и отправился на юрфак изучать право… Марко так и погряз в учёбе. По-моему, он вообще ничем на свете, кроме уголовного права, не интересовался. Хотя, признаться, меня журналистика настолько затянула, что интересоваться делами старого школьного приятеля было недосуг…

«Обращайся, если жизнь припрёт. Чем смогу – помогу…» - сказал он мне пару лет назад, когда мы случайно столкнулись с ним в супермаркете, где я затаривалась продуктами на неделю, а он старательно выбирал канцелярские принадлежности. Должна сказать, что «припирала» жизнь меня частенько – в основном накануне сессии. Тогда я без зазрения совести звонила Марко и напоминала о его обещании. Он неизменно подтверждал, что готов мне помочь, и тогда я на несколько дней перебиралась в его холостяцкую и совершенно пустую квартиру, где мы вдвоём трудились над моими практическими и курсовыми работами, пытаясь с жаром наверстать за эти дни всё, что я благополучно успевала забыть за семестр. Марко шутил, что, наверное, благодаря мне смог бы сдать все «журфаковские» предметы экстерном и получить второе высшее образование…
Кроме всего прочего, была у Марко одна потрясающая черта – он умел выслушать человека и даже дать дельный совет. Это была своего рода «подружка», в жилетку которой можно было поплакаться и быть понятой. Даже между мною и Надюшкой Егоровой такого понимания не было… Наверное, потому что судила мои поступки она слишком строго…



Май 2004 года
Одесса, квартира М. Лиманского

- Марко, твои барские хоромы навевают на меня тоску, - вздохнула я, разглядывая стеллажи, на которых аккуратными рядами стояли книги. Собственно, кроме книжных шкафов в просторной «трёшке» сталинской постройки вещей было немного. Я, например, из мебели насчитала всего два платяных шкафа, стол, прихожую, кухонный гарнитур, кровать и один диван. Из техники насчитывались холодильник, электрическая плита, микроволновая печь и телевизор, стоявший прямо на полу. Марко уверял, что вполне обходится этими вещами, и упорно отказывался купить хотя бы прикроватную тумбочку, не говоря уже о журнальном столике и элементарной тумбе под телевизор.
- Лиманский, - продолжала я, забрасывая свою сумку в комнату для гостей, если можно было так назвать помещение, в котором сиротливо стояли один диван и один шкаф. – Ты же когда-нибудь свою девушку сюда приведёшь! Она не выдержит и сбежит из твоей берлоги. И, между прочим, будет права… Ты три года тут живёшь, а за это время даже занавесками не обзавёлся. Разве это дело?!
- Зато дышится легко, - парировал он.
- Легко-то легко, - не отставала я, - но уж больно пусто… Лиманский, как только я наскребу «компромату» на Игоря Кондратенко и предложу ему выгодный обмен… ну, чтобы информация в прессу не попала… Так вот, я постараюсь «выбить» для тебя хотя бы пылесос, чтобы ты не чистил ковёр при помощи щётки…
- На кого? – не понял Марко, проходя в кухню, блестевшую идеальной чистотой, но при этом поражавшую такой же пустотой, как и вся окружающая обстановка. – Кофе?
- Ванильный капучино…
- … С двойными сливками, - закончил он за меня.
- Лиманский, ты слишком много обо мне знаешь! – рассмеялась я, устраиваясь на высоком стуле. – Придётся приставить к тебе детектива, чтобы ты невзначай кому-нибудь не выболтал какой-нибудь мой секрет…
- Иду по твоим стопам, - улыбнулся в ответ Марко. – Собираю на тебя компромат, чтобы потом обменять на что-нибудь с пользой для себя.
- Натурой принимаешь? – весело спросила я. – А то у меня кроме кредитов брать нечего…
- Я подумаю над твоим предложением, - он поставил передо мной чашку с кофе. – Может быть, сделать бутерброд? Или сразу позвонить в доставку пиццы?
- Что за вопросы, - я сделала глоток обжигающего кофе и закашляла. – Звони, конечно – у нас с тобой вся ночь впереди – успеем ещё её осилить…

То, что Марко завтра должен был отправиться на занятия, меня не волновало. Что такое три пары лекций?! Я сама их безбожно пропускаю. И ничего, из института пока не отчислили. Понятно, что дочку Александра Никитина и не отчислят, тем более, что я, вроде бы, работающий журналист (по крайней мере, была таковым, пока не нарисовался на горизонте Игорь Кондратенко), да и контрольные за меня Марко пишет довольно сносно.

При воспоминании о Кондратенко я почувствовала, что в душе вновь начинает закипать раздражение. Ничего, ничего! Посмотрим, как он запоёт, когда я швырну ему на стол папку с бумагами, в которых будет изложена вся его подноготная. Где бы только её откопать, эту самую подноготную?
Эти мысли я и изложила Марко, который, как всегда, вежливо меня выслушал и посоветовал забыть об этом бреде. «Он бывший уголовник, Лариска! - серьёзно напомнил он. – Это может быть опасно. К тому же, он старше тебя почти вдвое и никогда не позволит играть с собой в детские игры. В лучшем случае тебе придётся уехать из страны, в худшем я буду раз в год носить цветы тебе на могилку…» Тоже мне, Америку открыл! Я и без него знаю, что это опасно. Но что делать, если у меня такой упрямый, скотский характер? Я хочу знать о нём всё! Зачем-то хочу…

- Лариска, ты влюбилась, - понимающе вздохнул Марко, откидывая назад густую чёлку.
- Сдурел ты совсем, Лиманский? - кусок пиццы встал у меня поперёк горла. – Какое, к чёрту, «влюбилась»… Ты говори, да не заговаривайся, придурок! – возмущалась я, чувствуя, как ярко полыхают мои щёки.
Ничего не влюбилась… Просто… Просто интересен мне Кондратенко с точки зрения объекта наблюдения…
И не более того! И не надо говорить о какой-то там любви…
Не люблю я его… Не люблю…. Не люблю… Не люблю… Нет, люблю… Тьфу, чёрт! Сбилась… Нет, честно, просто оговорилась…

- Давай-ка, Лариска, лучше твоим дипломом займёмся, - вздохнул Марко, вытирая посуду. И что он вечно вздыхает, как будто последний день на свете живёт? – А то опять до утра просидим… Мне, между прочим, завтра нужно быть в универе.
То, что в университет он не пойдёт, я знала точно так же, как и он. Но главное – сказать.



Май 2004 года
Одесса, квартира М. Лиманского

Заснула я под утро и – надо же такому случиться – мне снова приснился ставший знакомым сон про дом в лесу. Я металась по лестницам, всеми силами стремясь избежать встречи с человеком, неотрывно следующим за мною по пятам. Звук шагов эхом разносился по всему странному дому, сердце нещадно колотилось о грудную клетку, дышать было неимоверно тяжело…
Я проснулась в холодном поту и с сумасшедшей температурой. Вернее, разбудил меня Марко, напуганный моими воплями и очередным приступом кашля…

- Тебе в больницу нужно, - серьёзно сказал он. – С пневмонией не шутят…
Да я и не шутила. Просто отмахнулась и, придя немного в себя, рассказала ему о кошмаре, который преследует меня уже ни один день. Марко не нашёл ничего лучшего, чем провести аналогию с романом «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл, припомнив, что главной героине тоже снилось, что она бежит в тумане. Но одно дело – туман, другое – странный дом в лесу…
- Марко, но Скарлетт там, в тумане, что-то искала, - вспомнила я. – А я, наоборот, от кого-то улепётывала…
- Странно… - промямлил он. – А ты никогда не пыталась разгадать по соннику?
Такая мысль мне в голову не приходила. К тому же, всякий раз, когда я просыпалась, мне хотелось только одного – чтобы сон поскорее испарился из моей памяти…
Марко устроился с ноутбуком у меня в ногах и, за неимением сонника, пытался найти толкование сна в интернете. Но, прекрасно понимая, что толкователи снов из нас никакие, минут через пятнадцать мы забросили это занятие и отправились в кухню пить кофе. За окном занималась заря нового дня…



Май 2004 года
Западная Украина, Карпаты

День не заладился с утра. Мало того, что на работе всё вверх дном, так ещё и здесь…
Она удрала из больницы. Хорошо, это ещё полбеды. Понять можно.
Но останавливаться в квартире идиота Лиманского – это уже перебор. Она что, не понимает, что этот адвокатишка давно положил на неё глаз? Не понимает, да? Так, может быть, ему как следует объяснить?
Натянуть бы ему этот самый глаз на то самое место, на котором он сидит, чтобы неповадно было смотреть на чужих женщин!
Нет… Конечно, ничего он объяснять не станет – не имеет права.

Со злости он ударил кулаком по столу, с удовольствием отметив, как в приёмной затихли все звуки, и даже секретарша стала тише перебирать пальцами по клавиатуре. Он попытался забыться, окунувшись в работу. Не вышло. Срочно понадобившуюся ему информацию почему-то не смогли собрать в течение отведённых на это двадцати минут, его заместитель попал в больницу с аппендицитом, а сотрудники, разморённые жарой, кажется, совсем забыли о своих непосредственных обязанностях.
Накричав на секретаря, которая вызвала его раздражение лишь тем, что цвет её блузки не гармонировал в цветом стен в его кабинете, он вышел из кабинета, хлопнув дверью с такой силой, что стёкла в шкафах жалобно зазвенели. В мёртвой тишине он пообещал следующим утром устроить всем «разбор полётов» и, напрочь забыв о существовании лифта, спустился вниз по лестнице, расталкивая снующих туда-сюда людей… Ему ни до кого не было дела.

Машина с бешеной скоростью летела по пригородному шоссе. Он и сам не знал, куда едет. Лишь бы подальше от людей… Видеть никого не хотелось… Но, как назло, ему постоянно попадались шедшие навстречу автомобили.
Резко свернув с дороги, он покатил по редкому лесу, но и тут его ждала неудача. Не проехав даже пары километров, его ВМW седьмой серии проявил свой гадкий характер – не осилив дороги, с которой «на ура» справилась бы Тойота, он застрял в какой-то яме, не имея возможности выбраться.
«Да что за день сегодня такой?» - он с раздражением вытянул из пачки сигарету и закурил.
Поняв, что без посторонней помощи ему не справиться, он забрал из машины барсетку с документами и пешком направился в сторону шоссе, попутно набирая номер…
- Возьмёшь Тойоту и приедешь за мной, - стальным голосом проговорил он. – Убл…кий ВМW сел – придётся тянуть… Я в какой-то ж…пе. Как только выедешь из гаража – позвони, скажу, где именно. Новости есть?
- Так точно, есть.
- Ну-у? – зло протянул он, жалея, что нельзя треснуть трубкой человека, с которым он разговаривал. – Какого х..я я должен из тебя всё клещами тянуть? Может быть, мне начать платить тебе соразмерно твоей расторопности?!
- Она, предположительно, собирается в Киев, в институт…
- Что? – взорвался он. – Ты хочешь сказать, что она сбежала из больницы только для того, чтобы экзамены сдать?!
- Так точно.

Так не пойдёт… Нужно успокоиться и взять себя в руки. Ей давно не пятнадцать лет, и он не должен постоянно бояться того, что с ней что-то может случиться. Она умеет постоять за себя, и ни раз это доказывала. И всё-таки, он каждый раз умирал от страха, стоило только ему подумать о том, что с ней может что-нибудь случиться. Он понимал, что не сможет этого пережить. Слишком любил её…
Как такое могло с ним случиться? Почему вообще такие вещи творятся на свете?

Они по определению не могли быть вместе, и он мучился от осознания этого факта… Надежды на то, что когда-нибудь она сможет его полюбить, не было. Да и за что? Что он такого сделал, чтобы заслужить её любовь? Кто-нибудь другой, непременно, окажется лучше… Он сходил с ума при одной мысли о том, что когда-нибудь она будет принадлежать другому. И это должно случиться. Рано ли, поздно, но – непременно. О да, он уже чувствовал это…

Экзамены, значит? Хорошо, будут ей экзамены… Диплом красный… Да хоть серо-буро-козявчатый, лишь бы не заставляла его больше нервничать…

- Выезжай как можно быстрее, - ответил он по возможности спокойно, – я не собираюсь шляться по лесу в замшевых туфлях стоимостью в 800 евро и белом костюме – в ночи меня могут принять за привидение и забить колом… или забросать чесноком.





* На фото - прототип Марко