...Зови меня просто Рауль... (16)

Рудольф не верил собственным ушам. Как мертв? Ведь каких-то шесть часов назад всё было прекрасно. Лина позвонила ему и сказала, что появилась надежда. Бедная девушка, да ведь это совсем убьет её! Что-то противное пробралось в его грудь и залегло там. Слова клокотали в горле, как много хотелось крикнуть этому гадкому старику, который не сумел сохранить жизнь, но Рауль упорно молчал. Он знал, что доктор сделал всё возможное, знал и ничего не мог понять. Как так получается в этом притворно справедливом мире?

Мужчина с силой сжал кулаки, пребывая в неистовом оцепенении, которое вот-вот грозило вылиться в неуправляемую ярость. Черта, за которой ждёт слепое бешенство, испепеляющее, не признающее ничего человеческого, была совсем рядом. Мужчина злился на всё и в то же время не мог понять на что именно. На несправедливость? Он уже давно, с 15 лет, не верит таким лживым нарочито красивым словам, как справедливость и честность. На саму утрату? Он привык терять близких, что уже говорить о людях, которых он смутно помнил. На родных? Да, наверное, на них. За то, что они так рано ушли, оставив его в одиночестве, среди бушующего океана своего себялюбия и отчаяния. На себя? Конечно же. За то, что не смог предотвратить, сказать вовремя «простите» и просто обнять.

Испуганный голос врача вывел Рудольфа из раздумий, он, словно яркая вспышка, ворвался в подсознание брюнета и резко полоснул слух. Мужчина вздрогнул, порывистым движением смахивая со лба крошечные капельки пота.

Когда Рауль сказал о случившемся Елене, та бесшумно охнула, выронив из ослабевших рук тонкую золотистую ручку. Мужчина тихо подошел к ней, привлёк к себе и трепетно поцеловал в макушку. Он попросил девушку быть с ним на похоронах. Елена побледнела как мел, но в ответ робко кивнула и прильнула губами к его ладони.

***

Альвина злилась. Нет, она была вне себя от ярости и негодования. Девушке показалось, что за последние несколько лет это впервые, когда она действительно выходит из себя, дико и бесконтрольно. Да так, что хочется крушить всё направо и налево. Она ещё сильнее сжала пальцы, которые словно стальными тисками обвивали плечо Николь. Та вскрикнула от боли, Альвина ослабила хватку.

Происшествие в vip-комнате, неуместный эротический танец в зале, зловещий шепот зрителей и этот чертов Михаил, – всё это смешалось в голове девушки в одно цветное галдящее пятно. Хотелось размозжить собственную голову обо что-то тяжелое, но нет, она всегда была сильной.
Андрей встревожено смотрел вперёд, осторожно поддерживая Николь. И этот рассеянный беспокойно-сонный взгляд любимого человека придавал Альвине сил, а ещё, как ни странно, успокаивал.

Прохладный, сыроватый воздух ночи подействовал на Веронику немного отрезвляюще. Иногда срывался пронизывающий свистящий ветер, заставляя девушку жмуриться. Он пробирал до костей и, кажется, остужал горячую кровь, заряженную алкоголем. Голоса звучали всё отчётливее, девушка могла даже разглядеть беспокойные лица своих друзей. Но цветные круги всё ещё вертелись перед глазами, голова кружилась, словно Николь делала сальто.

Неожиданно из темноты вынырнула высокая тонкая фигура и начала стремительно приближаться к ним. Ребята немного помедлили, но все же продолжили своё шествие к автомобилю.

Натали присмотрелась, и из её уст сорвалось какое-то восточное проклятье. Ядовитые слова растворились в темноте, но отрава, которую скрывал язык этой беспокойной слишком рано повзрослевшей девушки все ещё была с ней. Она преградила дорогу идущим и хрипло рассмеялась. Жгучая брюнетка сфокусировала свой взгляд на Николь, и её глаза сверкнули в темноте. Натали была твёрдо уверена, что только эта сопливая девчонка – причина того, что любимый мужчина охладел к её женским прелестям.

– Николь, – брюнетка резко обратилась к пошатывающейся девушке, – сколько можно таскаться по всяким низкопробным забегаловкам! Эльвира заждалась, пора возвращаться на родину, дорогуша!

Андрей вытаращил глаза на восточную красавицу. Было такое впечатление, что он чем-то поражен до глубины души. Румянец гнева озарил лицо Альвины, которая впилась в темноволосую барышню уничтожающим взглядом. Вероника же мигом протрезвела. Она почувствовала, как парень отшатнулся от неё, словно прокаженный, он поспешно одернул свою руку и отвернулся. Альвина же не двигалась с места. Она лишь сильнее сжала пальцы, отчего Николь чуть было не взвыла от боли, а потом в несколько рывков оказалась лицом к лицу с Натали.

– Что ты несёшь? – прошипела девушка с русой челкой.

Брюнетка самодовольно расхохоталась.

– А ты что не знала, что твоя подружка проститутка…
– Я…я… не, – от неожиданности Николь хватала ртом воздух. Ей было так стыдно. Сейчас её друзья узнают, кто она на самом деле, или, кем собиралась стать, по крайней мере.
–… или, – невозмутимо продолжала Натали, – быть может, он…– Но брюнетка недоговорила, вскрикнув от боли. Альвина с невероятной быстротой и ловкостью намотала её длинные волосы себе на руку. Её ярость, наконец, нашла выход.
– Никогда не смей говорить о моих друзьях плохо, ты меня поняла?!
– Альвина! – Андрей попробовал вмешаться, делая шаг вперёд. Но девушка метнула на парня такой свирепый взгляд, что тот на мгновение замешкался.
– Ты меня поняла?! – ещё громче повторила Альвина. Андрей встрепенулся, шагнув вперёд, простирая руки к своей возлюбленной. Но этого больше не требовалось.
– Поняла, – выдавила из себя Натали, которая стояла сгорбленная, пригнувшись всем телом к земле. В ту же секунду пальцы Альвины разжались, и брюнетка оказалась на свободе. Она отскочила от девушки на приличное расстояние и осыпала её самыми грязными ругательствами.
– Мразь, – лишь бросила ей через плечо Альвина. – Не смей больше появляться здесь, На-та-ли, – девушка исковеркала имя брюнетки, – или охрана позаботится о тебе раз и навсегда! – Презрительно осмотрев соперницу с ног до головы, Альвина спокойным шагом направилась к машине.

– Что за склочная баба! – проворчала Альвина, пытаясь завести мотор. В салоне повисла удушливая тишина. Андрей отвернулся от своей девушки и уставился в окно. Николь сидела на заднем сидении, вжавшись всем телом в кожаную обивку. Она чувствовала себя лишней.
– Ты ничем не лучше, – холодно отозвался Андрей, даже не посмотрев на Альвину.
– Послушай, – примирительно начала девушка, пытаясь повернуть парня к себе.
– Не хочу ничего слушать! – Воскликнул Андрей, отбрасывая от себя женскую руку. – Эта мразь не стоит того, чтобы даже прикасаться к ней!

Николь вздрогнула.

– Я знаю, – взмолилась Альвина, – но пойми и ты меня! – Она выдержала паузу.
– Понимаю, – наконец отозвался парень, тяжело вздыхая. Он повернулся и нежно погладил свою девушку по щеке. Она ответила ему тем же.
– Мы сейчас просто на нервах, а этой суке давно пора преподать урок, – в глазах Альвины блеснул недобрый огонек.
– Ты права, но я бы и сам мог…
– Нет, – девушка с русой челкой поднесла указательный палец к мужским губам, – мы оба знаем, что если ты сорвешься и возьмешься за неё, то ей не выжить. Но ни ты, ни я потом этого не переживём…

Николь моргнула, потом ещё раз. По спине прошелся жуткий холодок. О чем они говорят? Что за странные угрожающие разговоры ведут её друзья? Почему они так ненавидят Натали?

***

Похороны закончились. Рудольф вел машину не мигая. Глаза покраснели от напряжения и пекли, но он упрямо уставился на дорогу, как будто серый мокрый асфальт умел залечивать раны. Рядом притихла Елена. Она смотрела в окно, но время от времени бросала на Рауля встревоженные взгляды. В такие моменты она старалась пристально вглядеться ему в лицо, а затем просто на несколько мгновений накрывала своей ладонью его большие смуглые пальцы. От таких заботливых прикосновений становилось уютно, но совсем неудобно. Рауль не хотел, чтобы беспокоили его истерзанное естество. Он стремился к уединению, хотя бы внутреннему.

На улице моросил мелкий противный дождь. Он чем-то напоминал осень. Да и погода вовсе не была весенней. Тяжелые завесы сердитого стального неба, ни единого намёка на солнце и ещё совсем зимний хулиганистый ветер. На остановках, словно мокрые воробьи, жались друг к другу кучки людей, повсеместно распахивались разноцветные зонтики, делая город похожим на цветастое платье цыганки, водители, уставшие и разбитые хандрой, то и дело злились, не забывая осведомлять об этом резким кряканьем автомобильных гудков. Затормозив на очередном светофоре, Рудольф прямо посмотрел через лобовое стекло. Да уж, погода поистине соответствует его настроению, ничего не скажешь!

– Смотри, кажется, дождь перестал! – воодушевлённо нарушила тишину Елена.

Щетки дворников стерли мелкие бусинки каплей. Рудольф поправил трикотажный пуловер изумительно цвета и задумчиво хмыкнул.

– Перестал, – глухо повторил он, рассматривая людей, которые семенили по пешеходному переходу в направлении огромного развлекательно центра. Мимо шла высока женщина. На ней было пальто алого цвета расклешенное на уровне бедер с широким откидным воротом. Сам не зная почему, Рауль пронаблюдал за ней. Она шла, опустив голову, по-видимому, разговаривая с кем-то по телефону, волосы скрывала красивая дорогая косынка. Что-то знакомое показалось Рудольфу в этой гордой женской фигуре. И в тот самый момент, когда темноволосого мужчину настигла эта мысль, женщина вдруг остановилась и, повернув своё лицо, прямо посмотрела на него. Рауль спокойно выдержал этот взгляд, ни один мускул не дрогнул на его лице. Высокая женщина смотрела на мужчину до тех пор, пока на противоположном светофоре не замигал красный человечек, затем она резко повернулась на каблуках и зашагал прочь.

– Это твоя знакомая? – изумлённо спросила Елена.
– Это призраки прошлого, – ровным голосом проговорил Рудольф и рванул с места, включая магнитолу, чтобы пресечь все дальнейшие расспросы.

Но Елена Витальевна всегда была сообразительной женщиной, поэтому этот жест Рауля был излишним. Светловолосая девушка больше не обмолвилась ни словом.

А прыткий автомобиль всё дальше мчал Рудольфа от того места, где только что на него в упор смотрели колючие глаза Эльвиры. Интересно, почему она не на машине? Ах, да, он совсем забыл. В такую погоду Эльвира всегда любила прогуливаться пешком.

***

– Ребят, я…– Николь осмелилась подать голос. Её душу терзали сомнения и противоречия. То, что она несколько минут назад стала свидетельницей странного разговора, пугало её.
– А теперь ты, – Андрей резко повернулся к девушке, вглядываясь в её вытянутое от удивления лицо. Автомобиль всё ещё стоял, не двинувшись с места. – Ты одна из этих… – парень запнулся и поморщился, – этих… подопечных Эльвиры? – выдавил он из себя, явно заменяя словом «подопечные» какое-то грубое ругательство.

Николь сглотнула. Андрей смотрел на неё так угрожающе, что у бедной девушки затряслись поджилки. Видя, что Вероника становится белее мертвеца, Альвина положила руку на плечо своего возлюбленного.

– Андрюш, ну зачем так резко, наскоком, ты же не такой.

Но парень даже не шелохнулся. Он не отводил от Николь красивых беспокойных глаз, которые мерцали откровенным пламенем негодования. Почему-то девушка почувствовала себя унизительно. Она поджала губы и с вызовом посмотрела на Андрея. Уязвленная гордость мигом дала о себе знать. Она, Вероника Градовская, не позволит больше никому называть себя подстилкой.

– А знаешь что, – порывисто начала Николь, обдав Андрея горячим дыханием, – да. Я была одной из этих подопечных… – Парень нахмурился, его лицо приняло злостное выражение.
– Мне хватит услышанного, – резко оборвал он девушку.
Но Николь не была намерена молчать. Задетое женское «я» подчас бывает сильнее ураганов и ветров, и что такое против этого твердое мужское слово? Ведомые страстными порывами, женщины всегда знают, что сказать. В такие минуты их нельзя заставить покориться и, уж тем более, – смолчать.
– Нет, Андрей, тебе не хватит услышанного! – с неистовым запалом затрепетали женские уста. – А знаешь ли ты, каково это – жить без матери?! Вы, богатенькие Буратино и повесы, прожигатели жизни, золотая молодёжь! Вы, обласканные любовью своих родителей до такой степени, что не терпите пререканий, роптаний, жалоб! Знаешь ли ты, взбалмошный весёлый парень, каково это терять близких?! Жить с монстром, который каждый день придумывает для тебя новые пытки?! – Голос девушки срывался на хриплый отчаянный крик. Андрей молчал, пытался выглядеть равнодушным, но при этом с тревогой ловил каждое сказанное слово. Альвина отвернулась, прильнув лбом к холодному стеклу окна. Казалось, ей нет дела до спорщиков, но это было не так. Стоило повнимательнее присмотреться к этой хрупкой, напряженной до крайности фигуре, прислушаться к её тяжелому дыханию, и любому стало бы понятно – каждая частичка её души с трепетом и болью отзывается на жаркий поток слов. – Знаешь ли ты, Андрей, как это, когда тебя, невинную маленькую девочку избивают грубые вонючие мужские руки, до обмороков, до полусмерти?! И когда перед тобой появляется шанс, маленькая надежда, едва различимый просвет – ты готов зубами выгрызать у судьбы свободу! Ты делаешь выбор, не задумывась, просто потому, что тобой не движет ничего, кроме инстинкта самосохранения! Ты готов сбежать хоть в пекло, лишь бы подальше от кривой ухмылки, запаха гнили изо рта и саркомы на искривлённых губах, которые впиваются в твои бедра!

Николь часто-часто задышала, на мгновение прерывая свою удручающую тираду. Лицо Альвины исказила мучительная гримаса, но, ни Вероника, ни Андрей этого не увидели. Молодой парень, казалось, пребывал в лёгком оцепенении. Его глаза были широко открыты, они изучали Николь. Девушка же лихорадочно облизала пересохшие горьковатые губы, и недобрый огонёк вспыхнул в её зрачках.

– Что?! – она с вызовом вскинула голову и встретилась взглядом с потемневшими зелёными глазами.
– И ты сделала свой выбор? Решила стать проституткой? – не унимался Андрей, хотя и чувствовал, как завопила его собственная совесть где-то на задворках молодой, но, увы, такой искалеченной души.
– Андрюша! – Альвина дёрнулась, словно от удара. Она умоляла взглядом.

Сдавленный смех наполнил салон, заглушив все остальные звуки. Сколько горечи и страдания было в этих грудных спазмах. Николь закинула назад голову и рассмеялась, на этот раз громко, смело, словно ошалев. На секунду Андрей подумал, что эта девушка сошла с ума.

– Выбор? Что ты вообще знаешь о выборе?! – она яростно выплюнула эти слова в лицо парню. – Ты бежишь от мужчины, нет – Николь истерически дернула рукой, – от подобия мужчины, потому что у тебя нет выбора! Ты думаешь, что стерпишь всё, только не это домашнее подземелье! И что?! Что?! Только затем, чтобы узнать, что будешь торговать собственным телом! – Вероника обессилев откинулась на сидение, а затем забилась, словно птица в силках, словно кто-то вдохнул в неё новую частичку энергии и жизни. – А самое интересное, нет, послушайте, самое интересное, что потом, когда шок проходит, когда проходит наваждение…– Девушка запнулась, затем замолчала и вздохнула. –… ты понимаешь, что это был твой собственный выбор. Тебя, маленькую девочку, девственность которой хранил твой отчим, чтобы потом жениться на тебе и мучить до потери пульса, тебя будут ласкать другие мужчины, они будут покупать тебя… И ты…Ты чувствуешь, что ещё чу-чуть, и ты возненавидишь весь человеческий род, а…
– Хватит, – едва слышно прошептала Альвина. На её глаза навернулись слёзы от одного взгляда на Николь. Побледневшая с безумными глазами, с прилипшими прядями ко лбу, с глубокими морщинами безысходности, которые то и дело прорезались на истощенном страдальческом лице, – Вероника была неузнаваема в своей агонии, в своей личной трагедии.
– … а потом появляется он…и … и спасет тебя от всего этого кошмара, – почти детское личико просияло, девушка хватала пухлыми губами воздух – и…
– Николь, – не вытерпев, с неподдельной дружеской нежностью обратился к ней Андрей. Но девушка, казалось, не слышала никого вокруг.
–…и ты понимаешь, что будешь благодарна ему до конца жизни. Понимаешь, что будешь помнить его всегда.

Николь опустила голову, закусив губу. Силы изменили ей. Весь её горячий запал и ожесточённая злоба разом покинули изнеможенное тело. Девушка подняла глаза и со щенячьей грустью посмотрела на Альвину, Андрея, а затем печально улыбнулась. Лавина горечи сошла с её души, что иногда случалось, молчаливость и упрямое самообладание дали брешь, но от этого не было хуже. Нет, наоборот, внутри было выжжено и пусто, легко и, словно одинокий цветок над пустыней, там возвышалась любовь к загадочному чудаку, Рудольфу.

***

Тишину ночи разрезал женский вопль. Рауль похолодел, прижимая к уху телефонную трубку. Мужчина мог поклясться жизнью, что крик раздался в его собственной квартире, таким отчаянным он был. Рудольф побледнел как полотно. Откинув от себя телефон, он пошарил руками по кровати, надеясь отыскать теплую руку Елены или же услышать её ровное дыхание. В ту же минуту он чертыхнулся, вспомнив, что его возлюбленная эту ночь решила провести у Олежи.

Темнота поглотила всё вокруг, в комнате, где спал Рауль, было прохладно, пахло сигаретами и лёгким ароматом торфа, который исходил из откупоренной бутылки Bruichladdich. Перед глазами моментально предстала западная шотландская вискикурня Брукладди и остров виски – Айла. Несколько лет назад Рауль побывал там, перепробовав множество знаменитых односолодовых напитков. Мужчина резко мотнул головой, заставив легкое видение исчезнуть. Мысли лихорадочно забарабанили по вискам. Нужно спешить, а не думать о всякой ерунде. Спешить!

Рудольф вскочил на ноги, больно ударившись обо что-то головой. Послышался отборный русский мат. Темноволосый мужчина пытался как можно быстрее одеться, на ходу впрыгивая в излюбленные потёртые джинсы. Крепкие руки выхватили первое, что попалось под руку из темноты шкафа, а именно – серую «косоворотку», которая была небрежно натянута на голый торс. Тяжело вздохнув, Рудольф бросился вон из комнаты.

Через тридцать минут роскошный внедорожник затормозил возле больницы, а ещё через десять Рудольф Давидович пытался успокоить Лину, которая билась в истерике.

– Что с ней, доктор?! – Он чувствовал, что вот-вот сорвётся и начнёт орать на флегматичного мужичка с серыми потускневшими глазами. Но поражающее чувство самообладания не дало этого сделать.
– Нервный срыв, – доктор равнодушно пожал плечами. – Похоже, эта дамочка слишком много пережила в последнее время, я полагаю. Нервишки, видите ли. Ей повезло. Серьёзных переломов нет. Вывих плеча, ссадины, синяки, – всё это пустяки, уважаемый. Могло бы быть намного хуже, намного, – мужчина в халате задумался и потёр подбородок.
– Но, как же, доктор…Лина?
– Она сама вызвала скорую. – Врач внимательно посмотрел на Рудольф поверх очков, оценивая его одежду, затем спохватился и притворно улыбнулся. – Да вы не беспокойтесь, мы всё сделали, что от нас требовалось.

Мужчина выжидающе уставился на Рауля, с любопытством поглядывая на его слишком дорогие часы. Рудольф поморщился. Какое было бы удовольствие врезать сейчас этому мерзавцу между глаз. Впрочем, в этом мире кушать хочется всем. Эту простую истину Рауль усвоил ещё в детстве, когда давал первую взятку в своей жизни учителю математики. Достав из кармана несколько смятых купюр, темноволосый мужчина небрежно бросил их на стол, прожег доктора явно не дружелюбным взглядом и шагнул к Лине. Рудольф знал, что денег будет более чем достаточно.

– Как ты? – тихо спросил он, заботливо взяв рыжеволосую девушку за плечи. Было такое ощущение, что Лина успокоилась. Она смотрела прямо перед собой немигающим взглядом. Рудольф заглянул ей в лицо. Лина перевела взгляд на своего начальника, тихо всхлипнула и, вздрогнув, разразилась рыданиями, уронив голову Раулю на грудь. Позади неприятно кашлянул врач. Рудольф Давидович метнул на него испепеляющий взгляд, отчего мужичок поспешно сглотнул, раскланялся и удалился.
– Я…я…простите, – бессвязно лепетала Лина, и её слова тонули в плаче, – …Я не знала, к кому обратиться…Господи…
– Линочка, успокойся, – мужчина прижал девушку сильнее к себе.
– Понимаете, я си…си…сирота…а ещё и после смерти Пети, – новая волна рыданий сотрясла её грудь, – я осталась совсем одна…совсем. Я не могу спа…спа…спать по ночам, чертова бессонница. Я хо…хотела подышать во…во… во… воздухом, подумать, а потом…эта ма…машина…
Рудольф нахмурился.
– Я не…не…не…взяла денег с со..собой, иначе я бы вам не…не зво…звонила, а … а…врачи…по…потребовали…и…
– Тихо, Линочка, тихо, – темноволосый мужчина погладил по волосам беспомощную, убитую горем девушку. Она замолчала, иногда вздрагивая и часто всхлипывая. Рауль был мрачнее тучи. Крепко обняв Лину, он пристально всматривался в ночь через грязное больничное окно.



Мощный джип летел по трассе. Рудольф напряженно думал, о чём свидетельствовала недобрая складка между бровей. Пальцы с силой сжимали руль, как будто мужчина и вовсе хотел вырвать его. Красиво очерченный рот немного искривился от груза размышлений. Брюнет вспомнил Лину и ещё сильнее нахмурился. Она была на пределе, определённо, в критическом психологическом состоянии, бедняжка. Хорошо, что Олег позаботился о хорошем медицинском центре и психологе. Нужно будет обязательно наведаться к ней. Она ничего не помнила о вчерашнем cлучае, или не хотела помнить, или делала вид. А, может, просто это была защитная реакция её организма? Брюнет скрипнул зубами и выругался. Сама ли она бросилась под машину, или её сбил какой-то безответственный идиот? Рудольф вспомнил рыжеволосую девушку, которая совсем недавно источала радость и свет, а сейчас постарела минимум лет на пять. Сама или сбили? Сама или сбили? Единственный вопрос неотвязно преследовал Рауля. Он тяжело выдохнул. И то и другое вполне вероятно.

***

– Ты говоришь, я не знаю, что такое выбор, – глухо отозвался Андрей. Его голос звучал мягко, примирительно . Николь подняла голову.
– Андрей, пожалуйста, – обессилено простонала Альвина. По-видимому, она знала, о чём хочет сказать её любимый человек.
– Родная, – парень осторожно привлёк к себе девушку с русой челкой и нежно поцеловал в лоб. Альвина вздохнула, понимая, что её попытка не увенчалась успехом.
– Хорошо, – тихо сказала она и вновь отвернулась к окну, с силой прикусив большой палец руки.
– Ты позволишь? – Андрей обратился к Веронике и, не дожидаясь ответа, перебрался к ней на заднее сидение. – Я знаю, что такое выбор, – твердо произнес он, так, что не оставалось ни малейших сомнений, – и знаю, когда его нет. Я знаю, каково это – терять близких, самого близкого.
– Но, – Николь потёрла пальцами лоб, – у тебя такая замечательная жизнь, что…
– Конфета. Фантик. Заглянешь вовнутрь, а там – пусто и не так уж сладко. – Мужской голос дрогнул, но быстро приобрёл уверенность. Андрей заговорил тихо и быстро, как будто что-то могло его спугнуть. – У меня был младший брат, самый близкий и родной человек в мире. Тимка, его звали Тимка. Нам никогда не нравилось жить во Франции, мать же всегда бредила своим журналом и карьерой. Когда-то давным-давно отец любил её, по-настоящему, знаешь, и им было до нас дело, да, но потом… Потом она переехала во Францию насовсем, отец таскался за ней повсюду, но вскоре и ему это надоело. Он остался в России, стал ещё богаче, ещё заносчивее. А мать завела себе нового любовничка, пацана совсем, потом второго, третьего. У неё какая-то тяга к двадцатилетним, двадцать три для неё – это крайний рубеж, стыдно, понимаешь, а сама же ведь старуха, бл**ь ! Сейчас она влюбилась в какого-то манекенщика, вовсю устраивает его карьеру, а он, сука такая, настоящий педик, гей, понимаешь, гей! Он изменяет ей направо и налево, а она как идиотка заваливает этого убого подарками. Когда я чуточку повзрослел, то понял, что родителям наплевать на нас, и это действительно так. Мы уезжали из Франции, когда мне было 14, мы с Тимкой, мы думали, что отец нас ждёт, ведь он так звал своих мальчиков домой. Но дома нас встретила накачанная силиконом шлюха, которая называла папу котиком и даже не стеснялась при нас делать ему минет. Когда однажды она села ко мне на колени и запустила руку в штаны при Тимке, я ударил её по лицу. Отец в бешенстве выгнал меня из дома. Тимка побежал за мной. Больше мы к нему не возвращались. У него было три внебрачных ребёнка, все были сделаны по пьяни и родились даунами, придурками. Никто не знает об этом. Этот урод отказался от них, да и сами они долго не протянули. А может даже папаша поспособствовал, не удивлюсь. Я его презираю за это. Мой отец – последняя мразь. Николь, при живых родителях, которые всегда старались откупиться от меня кучей денег, я самая настоящая сирота. А Тимка, – произнеся имя брата, холодный до этого голос Андрея задрожал, как натянутая струна и полился нежным ласковым ручьем, – Тимка был самым лучшим, мой братик. Он всегда был непоседой и хулиганом, и мне вечно приходилось следить за ним. Да что там, мы прошли настоящую школу жизни на этих улицах. Мы были неразлучны. Пока он не…– неожиданно Андрей оборвал свою речь и резко отвернул своё лицо. Но Николь успела заметить стоявшие в его глазах слёзы. Альвина уронила голову на руль и тяжело вздохнула. Наверное, она тоже плакала. Сердце Вероники сжалось.

– Я не знаю, где он встретил Натали, не знаю! Знал бы – задушил тварь эту! – с явной ненавистью прохрипел парень. – Она первая предложила попробовать ему наркотики, эти подстилки, бывает, подсаживают своих клиентов. Таких вот молодых и глупых как Тимка, черт! – Слова Андрея были пропитаны жгучей ненавистью. Николь поразилась, с каким равнодушием, лишь иногда повышая тон, он отзывался о своих родителях, и как тяжело переносит потерю брата. В одночасье девушка поняла, что для Андрея не существует отца и матери, для него жив только Тимка, пускай даже в воспоминаниях. – И понеслось-поехало! Она была его любовницей, приносила этой чертовой Эльвире кучу денег, зарабатывала на моём Тимке! На моём Тимке, Николь! Я дрался за него, дрался с ним же, но Тимка всё- таки стал наркоманом, хренова жизнь! А когда в темном переулке к ним подошли братки, которым Тимка задолжал огромные бабки, когда они начали избивать его, она убежала! Ты только представь! Драная кошка, и даже мне ничего не сказала, сволочь! Спокойно легла с этим спать, а утром Тимку нашли уже мертвым…

***

– Ты навещал Лину? – Рудольф с волнением поднялся из-за стола, отбросив в сторону каталог нового оборудования и прайс-листы.

Олег задумчиво кивнул и молча прошел внутрь кабинета. Он рассеянно огляделся по сторонам, задел ногой что-то на полу, чертыхнулся про себя, несколько раз ни к месту извинился и лишь потом с облегчением плюхнулся в кресло. Вид у него был совсем неважный.

– Мне её так жаль, – сокрушенно покачал головой Олежа. – Она сама на себя не похожа.
– Я знаю, – вздохнул Рудольф Давидович, опускаясь на своё прежнее место.

На несколько минут в просторном кабинете повисла удручающая тишина. Рауль потупился, а Олег Витальевич медленно оглядел кабинет, явно о чём-то размышляя. Он бросил беглый взгляд на полупрозрачные дверцы шкафов, за которыми виднелись книги в одинаковых красивых обложках, кубки и деловые подарки от партнеров на открытых полках, зевнул и с легким удивлением уставился на рабочий стол Рудольфа. На блестящей поверхности стояли две рамки с вставленными фотографиями, которые не могли не бросаться в глаза и которые доселе не замечал внимательный от природы Олежа. Серебряные рамки для фото по мотивам «Казановской» коллекции Фаберже восхищали. Жемчуг, лондонские синие топазы, сапфиры нестандартного цвета, яшма и лазурит приковывали взгляд. Олег Витальевич так и застыл на месте с приоткрытым ртом. Рауль сразу же заметил явную перемену в лучшем друге. Он снисходительно и как-то печально улыбнулся, взяв в руки одну из рамок.

– Родители, – тихо произнёс Рудольф, в голосе которого сквозила выразительная мужская грусть и чувство вины.
– Ральфи, я …
– Что говорит врач? – Выразительный взгляд темноволосого мужчины ясно дал понять Олегу Витальевичу, что тема смерти его родителей неприкосновенна.

Олежа быстро собрался с мыслями, мотнув головой.

– Собственно, ещё рано говорить о чем-то конкретном. Лине нужен покой и помощь профессионалов.
– Она всё так же утверждает, что не помнит, как всё произошло?

Олег утвердительно кивнул.

– Очевидцы? – Брюнет вопросительно взглянул на светловолосого мужчину.
– Ни одного.
– Менты?

Олежа усмехнулся.

– О чём ты говоришь, Ральфи. Ментам нет до этого дела. Тем более Лина наотрез отказалась от их так называемой «помощи». Она до того извелась, что ей уже всё равно. Требует, чтобы её оставили в покое.
– Её можно понять…

***

Рудольф не находил себе места. Олежа раскинулся на диванчике, потягивая виски. Он не спрашивал ни о чём Рауля, но все эмоции друга Рудольф Давидович мог прочитать в его осуждающих голубых глазах. Олеже не нравилось всё это, он был раздражен и зол. Конечно же, Рудольф мог понять друга, но он ничего не мог поделать с самим собой. Он не выпускал из поля зрения нахального Михаила, руки сами сжимались в кулаки, а внутри бушевала такая буря, что сама природа позавидовала бы такой силе гнева. Резко поднявшись на ноги, Рудольф выпрямился во весь рост. Олег мигом насторожился.

– Куда это ты собрался? – с угрозой в голосе обратился к брюнету друг.
– В туалет, не переживай, – процедил сквозь зубы темноволосый мужчина и, похлопав Олега по плечу, стремительно удалился.


– Мне нужно с тобой поговорить, черт бы тебя побрал! – набросился на невидимого собеседника Рудольф, как только где-то в трубке послышался голос. – Немедленно! – прорычал мужчина, по-видимому, услышав отказ.
Через несколько секунд разговора Рауль раздраженно произнес:
– Хорошо, утром! – В трубке послышались короткие гудки. – Твою мать! – рассерженный брюнет, словно хищник, клацнул зубами и грубо выругался. Его гнев искал выход. Что ж, придётся ждать до утра.