Возвращение Ангела (глава 44)

Я снова прошу у вас прощения - обещала больше позитива, а получилось то, что получилось...
Никак не могу справиться со своим настроением и настроить себя на позитивный лад(( Может быть, дома моя муза "оживёт", и я сумею подарить вам хотя бы немного хорошего настроения в своих главах.
А пока... Собственно, вот...



Глава 44
Новогодняя ночь 2005 года
Киев, коттедж И. Кондратенко

Игорь вернулся из зимней Пражской сказки в суровую Киевскую действительность в отвратительном настроении. Его поездка, вопреки ожиданиям, не доставила ему никакого удовольствия… Удовольствия? Хм… О каком удовольствии можно говорить, когда рядом с тобой – тупое, ограниченное существо, у которого вместо мозга под черепной коробкой находится желе?
Наоборот, поездка больше измотала нервы. Ему вспомнилось томительное ожидание в аэропорту, когда он, не привыкший ждать, терпеливо ожидал, когда же улажены будут все формальности, и ему разрешат вылет… Никто не хотел торопиться – у всех в эту ночь были свои планы, и нарушать их из-за него, похоже, никто не собирался. Впервые в жизни Игорь осознал себя обычным человеком, которому, как выяснилось, в этом мире подвластно не всё. Это открытие разочаровало и разозлило одновременно. Он настолько привык к тому, что у себя дома он чуть ли не царь и Бог, что это бессмысленное ожидание раздражало и накаляло нервы, и без того натянутые как гитарные струны…
Гитарные струны… Почему это сравнение пришло сейчас в голову? Когда-то он умел играть на гитаре… Давно, ещё в колонии научился, хотя особой тяги к этому не чувствовал…
Колония… Что-то часто она стала вспоминаться в последнее время. Нехорошие воспоминания. Тяжёлые…
И вообще, всё не так. Какой-то дурацкий сон начал сниться – лес, люди с автоматами, грязная придорожная канава, колокольный звон… Последствия поездки в Сибирь, что ли?

Сибирь… Зачем она нужна была, эта поездка? Кому? Не проще ли было оставить всё, как есть?
«А если бы я знал, что всё так сложится… Поехал бы за ней снова?» – спросил он самого себя и понял, что поехал бы, несмотря ни на что. Что-то важное было в той поездке для него самого. Что – он понять не мог, но точно знал, что каким-то образом «таёжные приключения» наложили отпечаток на всю его дальнейшую жизнь…
Воспоминания о тех нескольких днях, которые он провёл в Хакасии, атаковали его память без предупреждения. Суета Китайского рынка, трепещущие огоньки свечей номера гостиницы «Абакан», угрожающий рёв мотора допотопного «Газика», хвойный воздух тайги, прапорщик Шейнов, лесник Колян со своим самогоном и его чокнутый сынок, которого пришлось «выцарапывать» из «бегов»… Лариска… И всё-таки, он был с ней счастлив. Был, несмотря ни на что…
Больно…
Игорь тряхнул головой, всерьёз полагая, что это поможет ему избавиться от стоявшего перед глазами образа жены. Не получалось. У него никогда не получалось этого сделать… Должно произойти что-то действительно нереальное, чтобы её забыть. Нужно начисто стереть его память, наполнить её новыми фальшивыми воспоминаниями, подменить другими чувствами… И всё равно, шанс забыть минимален. Память можно «отформатировать» как дискету, но никто и никогда не сможет «отформатировать» сердце… Говорят, даже при амнезии, когда стираются лица, остаются чувства…
Странные мысли…

Может, не стоило рубить с плеча? Может, нужно было поговорить с женой, заставить её объяснить свой поступок… Всё чаще в голову закрадывалась шальная мыль о том, что слова Ильи могли быть очередной ложью…
Почему, собственно, он поверил ему? Потому что завёлся из-за Никитина, который не имел права поднимать руку на его жену… А если бы не было никакого Никитина? Если бы он просто вернулся домой из офиса? Как бы он тогда отреагировал? Вероятнее всего, просто не обратил бы внимания и, не задумываясь, дал бы Илье в морду за эти грязные слова, оскорбившие Лариску…
Но Никитин был. И был Илья. И эта ночь – дурацкая, безумная, страшная осенняя ночь, когда он в который раз почувствовал себя обманутым… Даже не обманутым. У него просто, как это теперь называется "сорвало крышу" от масляного взгляда Ильи. Может быть, стоило прикончить его, когда была возможность?
А был ли он обманут?
Он упрямо отодвинул в сторону эти мысли. Что значит «был ли»? Разумеется, был! Обратное подтверждает его неправоту, а он прав всегда и во всём. Он никогда не ошибается…
И всё же… Как хотелось ошибиться…

Киев встретил его весёлой кутерьмой и хмельным воодушевлением Новогодней ночи.
Как бы парадоксально это ни звучало, но в эту кажущуюся морозной после мягкого пражского климата ночь в душу закралось что-то тёплое. Какое-то предвкушение чуда, ожидание новой жизни, которая непременно начнётся после боя курантов. И пусть они давно уже отбили своё, пусть за окном автомобиля проплывало тёмное зимнее утро, разбавленное светом автомобильных фар и мерцанием новогодних огней, он чувствовал – что-то светлое, радостное, почти сказочное должно произойти…
Тысячи лампочек, подобно волшебным огонькам, освещали город. Витрины магазинов сияли разноцветными гирляндами, а товар, выставленный на полках, должно быть, украшен был мишурой и ёлочными игрушками.
Странное чувство наполняло душу. Это было ощущение небывалой лёгкости и спокойствия… Он попытался объяснить его самому себе, но так и не смог найти объяснения своему состоянию.
«Ты просто с каждой минутой всё ближе и ближе к ней… - отчётливо прозвучал голос. От неожиданности он вздрогнул и обежал глазами салон автомобиля. Никого, кроме него и водителя, здесь не было… - Ну что ты вертишься? Приедешь уже скоро…»
Дожил... Слуховые галлюцинации...

Хорошее настроение как рукой сняло.
Приедет. И что? Застанет её с Ильёй? Хорошо, если не в кровати... Тьфу ты, чёрт их разорви!
Стоит ли ради этого торопиться?

Его вдруг посетило странное, и отнюдь не «новогоднее» чувство. Проезжая по ночным улицам города, он поймал себя на мысли о том, что что-то забыл…
Что-то крупногабаритное и совершенно ненужное.
Лёгкая улыбка озарила его лицо. Точно! Даша… Надо же…
И как это получилось?

Разговаривая по мобильному телефону и отвечая на очередное поздравление, он зашагал по припорошённой снегом мощёной дорожке в сторону дома, махнув рукой полусонной охране. Охрана… Это и охраной-то назвать нельзя. Так, бутафория. Пережитки девяностых… Случись что – разве смогут они обеспечить безопасность? Вряд ли… Смогут, не смогут… К чему эти мысли?
В доме играла музыка, если, конечно, возможно назвать музыкой эту разрывающую барабанные перепонки игру разномастных инструментов. Звуки терзали уши, и он даже приостановился на какое-то мгновение, прислушиваясь к ним, чтобы удостовериться в том, что слух его не подвёл, и в его доме действительно играет что-то классическое – «оперное» или «балетное». Он никогда не был любителем подобного репертуара и единственное, что мог приблизительно узнать из классики – это «Танец маленьких лебедей» из легендарного балета «Лебединое озеро». Но это явно не оно. Музыка то угрожающе рокотала, подобно громовым раскатам, то вдруг сходила на нет, утихая и становясь едва уловимой…
Как-то ведь она называлась… Что-то известное, связанное с погодным явлением… Гроза, что ли? Или буря? Или вьюга?

Рассуждая о классической музыке, он, забыв даже разуться, чего не происходило с ним уже лет семь, стремительно пересёк холл и оказался в освещённой желтоватым светом гостиной.
Лариса, в длинном тёмно-зелёном платье, почти повисла в руках Володи и что-то доверительно ему нашёптывала…
Есть ли стыд у этой женщины? Илья, теперь – Володя…
Он прислушался…
- У меня нет места в этой жизни, - еле слышно пролепетала она каким-то «космическим», заупокойным голосом. – Нет и не было… Всё ложь… Я пойду, хорошо? Я не могу больше здесь находиться. Мне всё здесь противно…
Противно ей, надо же! Сама виновата. Только сама…
А ему не противно? Не противно всякий раз смотреть на неё и представлять себе жену с любовником в недвусмысленных позах? Не противно вести себя по-скотски с любимой женщиной? Не противно тащить в постель разную «шушваль» вроде Даши, чтобы хоть как-то заглушить боль от её измены? Не противно гадать, чьего ребёнка она носит – его или Ильи? Не зря за она столько от него бегала… Не зря…
- Володя? Володя, ты слышишь меня? – произнесла она.
Слышит он, как же… Игорь хмурой улыбкой ответил на застывший взгляд начальника охраны. Ничего, с ним он ещё поговорит. Потом. Сначала с ней разберётся, а уже потом…

Она обернулась…
В родных зелёных глазах вспыхнул страх, который уже через мгновение сменился отвращением – сначала робким, но, по мере того, как отлетали в вечность секунды, оно всё нарастало, отчётливее проступало на её лице, с которого стремительно сходили краски жизни…
Неужели, это – единственное чувство, которое он сумел ей внушить по отношению к себе? Ничего, кроме отвращения? Совсем ничего?
Хотелось бы знать, какими глазами она смотрит на Илью… Наверное, по-собачьи преданными… Умеет ли она быть преданной, эта замершая как мраморное изваяние женщина с остановившимся взглядом?

Он бросил несколько ничего не значащих слов, сам не понимая, что спрашивает…
Она смотрела на него глазами, в которых разгорались огоньки ненависти. Ещё немного, и они превратятся в два пылающих факела, способных испепелить дотла…
Медленно, очень медленно до его сознания доходило, что она, оказывается, собирается уйти. Не сбежать, а именно уйти…



Новогодняя ночь 2005 года
Киев, коттедж И. Кондратенко

Туман в моей голове окончательно рассеялся, и, скажи кто-нибудь, что я ещё минуту назад находилась на грани между вымыслом и реальностью и читала отрывочные монологи из разного рода литературных произведений, я удивлённо покрутила бы пальцем у виска. «Никитина, ты не девушка! – ни раз заявляла мне Надька. – Ты слишком быстро приходишь в себя…» Хорошо это или плохо – я не знала, но была уверена: нет ничего дурного в том, что я, в отличие от карамельно-шоколадных девиц с томными глазами, могу заставить свой мозг превратиться из вязкой жижи в то, чем ему надлежит быть.
Итак, теперь я уже соображала ясно.
Мой муж каким-то образом, по неведомой мне причине, притащился в Новогоднюю ночь из Праги в Киев и сейчас стоит передо мною. Ошибки быть не может.
Его взгляд заставил мои руки мертвенно похолодеть. Я содрогнулась от волны пробежавших по позвоночнику мурашек, отчаянно желая зажмурить глаза, отгородиться от силы его взгляда, пронизывающего меня насквозь. Тщетно.
Слезы затуманили глаза, и я резко откинула голову, подождав, пока «процесс слезотечения» закончится. Скорее, от удивления, нежели от чего-то иного, обжигающий гнев ожёг душу. Гнев и желание доказать Игорю, что я больше ему не принадлежу и не стану опускать глаза как стыдливая гимназистка. Хватит. Прошло. Я взрослая женщина, и позволить своим чувствам засосать меня в чёрную вязкую пучину не позволю.

Игорь, облокотившись, по своему обыкновению, на дверной косяк, смотрел на меня таким безразличным взглядом, что я в очередной раз задумалась: неужели такое возможно, чтобы человеческое лицо не выражало никаких чувств? Оказывается, возможно. Лицо Игоря в приглушённом электрическом свете казалось гипсовой маской, которую сделал очень искусный скульптор…
И всё же, передо мной был живой человек. Существо из плоти и крови. И он безразлично взирал на меня своими глазами цвета чёрного агата, не отражавшими ничего, кроме пляшущих огоньков новогодних гирлянд.

В напряжённой тишине звучали последние аккорды вальса из оперы «Метель». Ещё чуть-чуть, и они стихнут – резко, без плавного «затухания». Просто оборвутся, и на мгновение в гостиной будет властвовать безмолвие, нарушаемое лишь мерным гудением огня в камине, куда Володя догадался подбросить дров…
А потом грянет русская версия дуэта Кристины и Призрака из гениальнейшего произведения «Призрак в опере». Именно грянет – иначе нельзя назвать это буйство красок, оттенков, эту мелодию, придающую душевные силы и заставляющую жить и двигаться дальше. Я частенько, сидя ещё за рулём своей старушки Aurora, находила эту песню на диске, вставленном в магнитолу и, выжимая из своего автомобиля всё, на что он был способен, мчалась по трассе, чувствуя себя свободной… Мчалась, крепко вцепившись в руль, не обращая внимания на сменяющиеся пейзажи, на резкие повороты… Стремительно, неукротимо… До первого сотрудника дорожной инспекции, который неизменно останавливал меня взмахом «волшебной палочки» и не отпускал до тех пор, пока не опустошит мой бумажник… Славные были времена. На что я их променяла? На эту «золотую клетку»… Дура…
Как бы в ответ, моего сознания достигла строчка: «Прими же власть мою, отвергни свет…»
Нет. Не будет больше надо мною ничьей власти. Довольно. Это приносит лишь боль и страдания…
Я гордо распрямила плечи.

- Я ухожу, - повторила я третий раз, бросив на Игоря стремительный взгляд из-под ресниц.
И снова – никакой реакции. Казалось, я говорю с каменной стеной… Только с ней я могу сравнить равнодушие, с которым он отнёсся к моим словам.
Игорь молча пересёк гостиную и, швырнув на комод пальто, тяжело опустившись в кресло, в котором несколько часов назад сидел Илья, едва заметно улыбнулся и покачал головой. Я не решилась приблизиться к нему, скованная мучительным страхом вновь попасть под гипнотическую власть его взгляда.
- И куда? – спросил он таким тоном, которым мог бы сказать: «Мне вообще-то всё равно, но так, чисто поржать…»
Насмешка, прозвучавшая в его словах, заставила меня вспыхнуть. Вот как он намерен разговаривать? Ну что же…
- Мне есть куда идти, - веско обронила я.
Он посмотрел на меня с нескрываемым презрением. И как я только раньше этого не замечала в его взгляде? Почему мне казалось, что он смотрит на меня по-другому – с нежностью, с любовью, которых у него никогда не было по отношению ко мне? Насколько же глупой я была, чтобы не отличить маску от истинных чувств… Сколько же мне ещё нужно прожить, чтобы научиться разбираться в людях?

Игорь по-прежнему молчал, занятый тем, что рассматривал запонки на манжетах своей рубашки. Это занятие казалось ему куда более важным, нежели разговор со мною.
- Разговора, как я понимаю, у нас не получится? – спросила я, обиженная его поведением. – Что ж, тогда я просто ставлю тебя в известность. Я ухожу. После праздников подам на развод. Думаю, ты не будешь возражать?
- И что я должен сейчас сделать? Остановить тебя? – осведомился он таким тоном, словно я сейчас не сообщала ему о своём решении, которое, между прочим, касалось нас обоих, а предлагала вынести отнести на помойку ведро с помоями, которое при этом совала ему в нос. – Дорогая, я обеими рогами за.
Странная реакция. Ничего не понимаю… Он никогда не называл меня "дорогая". И рога… Какие рога? Может, мне послышалось, и он сказал «руками»?
Рассуждать о тех частях тела, которыми мой муж за то, чтобы от меня избавиться, мне долго не пришлось.

Резкий непривычный звук, не имеющий никакого отношения к разносившейся по гостиной энергичной музыке, заставил меня вздрогнуть.
Словно во сне, я услышала металлический звук открываемой входной двери, шаги Володи, шуршание рации… А затем начальник охраны моего мужа… пока ещё мужа… появился в гостиной, деликатно постучав по дверному косяку. Звук вышел такой, словно он бил в барабан.
- Прошу прощения… Илья Бериславович, - доложил Володя торжественным голосом вышколенного швейцара. И каким-то «интимным» тоном добавил. – Пропустить?
Он бы ещё сказал: «Принять соблаговолите?»
Судя по тому, как резко Игорь кивнул головой и каким многозначительным взглядом нежданно-негаданно одарил меня, он «соблаговолил».
«Явление очередное… - механически отметила я про себя. – Те же и Илья»…
Тьфу ты, блин…
Ему-то что надо?

Несмотря на ту жалость, которую, после рассказов Ильи, я питала по отношению к нему, именно сейчас я была раздосадована его появлением. Мне хотелось спокойно поговорить с Игорем и уйти, заявив, что я не намерена больше терпеть пренебрежительное отношение к себе и делить кров с насильником и убийцей.
Не вышло.
Вместо этого придётся встать на защиту своего бывшего шефа, подавленного, угнетённого и малость «поддатого». По крайней мере, именно таким он был, когда Володя затолкал его в такси и отправил домой. Зачем он пришёл? Я была уверена в том, что он давным-давно спит сном праведника, а его какая-то нелёгкая опять принесла сюда…



Новогодняя ночь 2005 года
Киев, коттедж И. Кондратенко

Мне никогда не постичь логики мужских поступков. Ох уж эти мужчины… Нам, женщинам, невероятно сложно и умом, и сердцем понять и постичь их, поистине бессильна логика наука. Как можно понять этих творений божьих, созданных по образу и подобию, из ребра коих была вылеплена женщина?
Для чего пришёл Илья? По-моему, достаточно было того, что мы поговорили и разошлись… К тому же, на дворе – почти утро, и время для визита выбрано более чем неудачное…
А вот зачем…

- Лариса, я за тобой… – задыхающимся голосом вымолвил он, ввалившись в гостиную и цепляясь за порог. Неловко взмахнув руками, словно неуклюжий цыплёнок-бройлер, который пытается взлететь, ещё не осознавая, что этого ему не дано, он несколько секунд пытался удержать равновесие, и всё-таки не смог. Борьба с самим собой закончилась для него полным фиаско – с протяжным утробным «ё-оооо», он шлёпнулся на пол…
«О Боже…» - тихо простонала я.
«Он не «поддат», - саркастически шепнул в ухо мой внутренний голос, «очухавшийся» от очередной продолжительной спячки. – Он просто «бух»!»
Почему мне в этой жизни так «везёт» на пьяных, умственно отсталых и «контужЁных»? Это что – рок какой-то? Может быть, мне свечку в церкви поставить, чтобы эта «нечисть» прекратила меня преследовать?

- Это к нему ты собралась? – в голосе Игоря, стремительно поднявшегося с кресла и неторопливо подошедшего к Илье, который ползал по паласу, безуспешно пытаясь «собраться в кучу», послышались угрожающие нотки.
- Я… П-пожалуй, пойду, - пробормотал Илья, скосив взгляд в сторону Игоря. – В другой раз зайду, Ларисочка…
- К нему, Никитина? - усмехнулся Игорь, не глядя на меня. - А что, приличнее ничего не нашлось?
Слова Игоря ударили больнее, чем все отцовские пощёчины вместе взятые. «Сдурел ты, что ли?» – подумалось мне.
Я хотела было разозлиться. Оскорбить меня этим гнусным подозрением! Это всё равно, что шлюхой обозвать… К нему… Он ещё смеет издеваться! Слова не шли с языка… Меня обвинить в том…
Хотя, с другой стороны… А что он должен был подумать, когда Илья кубарем ввалился в дом и заявил, что пришёл за мной? Тем более – после нашего разговора… Игорь же не понимает, что я всё знаю о его тёмном прошлом, и Илья всего-навсего хочет спасти меня от деспотичного, жестокого, беспощадного мужа, который ненавидит меня всеми фибрами своей чёрной души…

Игорь ждал моего ответа. Это было видно по сковывающему его напряжению, по остановившемуся взгляду, по прерывистому дыханию, по пальцам, сжатым в кулаки… В нём угадывалось крепко взнузданное, но очевидное нетерпение.
Какая-то беспощадная, губительная и холодная волна поднялась из самых недр моего существа.
Ревность. Это – самая настоящая ревность… На мгновение моих губ коснулась улыбка. Так значит… Значит, я всё-таки ему не безразлична?
Я прикрыла глаза, и в памяти отчётливо всплыли длинные красные царапины на его спине, оставленные какими-нибудь акриловыми ногтями очередной его любовницы… Улыбка на лице растаяла.
И он смеет меня ревновать? Ревновать к Илье, с которым у меня ничего общего, кроме этого ночного разговора, не было, в то время, как сам шляется по бабам? Нет, это – не ревность. Это ущемлённое самолюбие. Недовольство кукловода, внезапно обнаружившего, что ниточки, при помощи которых он манипулировал своей марионеткой, перерезаны, а сама кукла сбежала. Так и только так я могла объяснить себе выражение его лица.
Мне трудно сейчас понять, что руководило мною в ту минуту – нечеловеческая любовь или жгучая ненависть. Скорее всего, ни то, ни другое. Мне просто хотелось продемонстрировать Игорю ошибочность его циничной и жестокой шутки, отпущенной в мой адрес. И в то же время – причинить ему боль, чтобы он понял, наконец, как больно мне…
Я скользнула взглядом по мгновенно протрезвевшему Илье, который непонимающе уставился на Игоря, силясь сообразить, каким образом он оказался здесь, хотя ещё несколько часов назад был в Праге. Затем лениво перевела глаза на мужа.
- А если и так, то что? – отчеканила я, вальяжно развалившись в кресле и закинув ногу на ногу.

О том, что язык мой – враг мой, мне говорили ещё когда я училась в школе. Я вечно конфликтовала из-за этого не только с однокашниками, но и с учителями, позже – с преподавателями в университете.
- Так, значит? – медленно и тяжело выговорил Игорь и без каких-либо полагавшихся «киношных» предисловий ударил поднявшегося с пола и кое-как выпрямившегося Илью кулаком в живот.
С замиранием сердца я наблюдала, как Илья согнулся пополам, раскрыл рот и, натужно крякнув, смачно плюнул на палас. От этого зрелища меня едва не вывернуло наизнанку, и я поспешно закрыла лицо руками…

- Тварь, а… - всегда спокойный голос Игоря сорвался на крик.
Я услышала звук, чем-то напоминавший тот, с которым падает на пол сырое мясо, а затем – тупой стук… Сглотнув, я решилась открыть глаза и увидела, как Илья, держась за стену, мотает головой и пытается подняться. Его разбирая губа кровоточила… Игорь возвышался над ним, словно раздумывая, остановиться или стоит врезать противнику ещё разок-другой…
О Господи… Он же убьёт его! Убьёт, как ту девочку, о которой рассказывал мне Илья несколько часов назад… Нет, я не могу этого допустить…
- Игорь! Не надо! Пожалуйста… – я бросилась к нему, повиснув у него на плечах и пытаясь развернуть к себе, оттащить от Ильи.
Усилия были напрасны. Мой муж не двинулся с места, непоколебимый как скала.
В другое время я была бы рада тому, что кто-то (а тем паче – муж, который больше двух месяцев не проявлял ко мне никаких чувств, кроме пренебрежительной холодности) из-за меня бьёт кому-то морду, но сейчас я испугалась, воочию убедившись в словах Ильи: Игорь – жестокий, беспощадный человек, который не способен себя контролировать…
- Что – не надо? – это единственное, чего мне удалось от него добиться. Голос его звучал глухо и жестоко. - Жалко его? Жалко, да?
Он грубо стряхнул мои руки и бросил на меня уничижительный взгляд, ругнувшись сквозь зубы.
Я почувствовала, как медленно покрываюсь противными мурашками…

- Уйди… - прохрипел Илья. – Уйди, Лариса, Бога ради… Это наше дело… - зашёлся в надрывном кашле и вдруг, неожиданно для меня, бросился на Игоря ловким прыжком пантеры, норовя вцепиться ему в горло. Казалось, он совершенно обезумел и принялся наносить удары куда попало… Как не похож был этот безумец с пеной, выступившей в уголках губ, на того инфантильного Илью, которого я знала...
Но и Игорь тоже явно был не в себе...
Они оба были неадекватны...
- Прекратите! – взвизгнула я, наивно веря, что они послушаются и мигом остановятся. Ага, как бы не так!
- Уйди нах...й отсюда! – гаркнул Игорь и, прежде чем я успела что-то ответить, отвесил Илье тяжеловесную оплеуху, после которой тот повалился на журнальный столик. Не выдержав такого обращения, тот пошёл трещинами. Я оглянуться не успела, как Илья уже лежал на полу среди разбитого стекла…

- Илья! – я метнулась к нему, но он, видимо, не узнавая меня, царапнул по моему лицу затуманенным взглядом, резко поднялся и с силой впечатал свою окровавленную костлявую ладонь в мою щёку.
Замечательно! Этого мне только не хватало. Я прикусила губу, чтобы не расплакаться от обиды и приложила свою ледяную ладонь к пылающей щеке.
- Убери, б...дь, от неё свои руки, - проорал Игорь, хватая Илью… Как это называется? Кажется, «за грудки»... Хватая его за это самое место и легко отрывая от пола. Этого ему показалось недостаточно, и он смачно плюнул противнику в лицо.
- Ах ты... – прошипел Илья, отирая лицо и сопровождая свою речь красочным неслыханным мною ранее ругательством. – Ну ладно… Ладно… - и вновь устремился «в бой».
Шум драки медленно разрастался, обогащаясь взвизгами, сопением и трёхэтажным матом…
Некоторое время я стояла в стороне, руки на груди, всем своим видом показывая, что происходящее меня не касается. Но на всякий случай отошла на безопасное расстояние, боясь заработать оплеуху под горячую руку.
Вконец обезумевшие мужики не собирались быстро прекращать это побоище.
"Мальчики развлекались".
Дело пахло керосином… Ещё чуть-чуть, и в этом доме совершится убийство…



Новогодняя ночь 2005 года
Киев, коттедж И. Кондратенко

Внезапно пришедшая мне в голову мысль была настолько простой и одновременно действенной, что я не преминула ею воспользоваться…
Прекратив заторможенным взглядом следить за Игорем, который одной рукой поднял Илью за шиворот, прислонил его к стенке и зачем-то плюнув на кулак, я, путаясь в длинном платье, помчалась прочь из дома…
«Помчалась» - это я, конечно, слишком сильно приукрасила реальность. Мои ноги онемели от страха и, кажется, даже распухли, а искусство бегать на каблуках не было в ту пору отточено мною до совершенства. Поэтому, переваливаясь как утка, я вывалилась на улицу, напоминая себе кривого и квадратного парламентёра из советского мультфильма «Остров сокровищ», и помчалась к помещению, где находилась охрана. Бежать по расчищенной дорожке времени не было, да и неудобно, и я, приостановившись на мгновение, сбросила мешающие мне туфли. Сделала глубокий вдох и, проворно перебирая ногами, обтянутыми тонюсенькими чулочками, заковыляла по снегу, покрывавшему газон, оглашая территорию своими истошными воплями. Так было короче. Шагов на пять...
- Володя! – орала я, спотыкаясь на каждом шагу и поджимая замёрзшие пальцы ног. – Во-ооова, мать твою! Ну где ты, с…ка, шляешься? Во-ооова!!!
Он среагировал мгновенно, появившись откуда-то из-за угла дома и сонно моргая серыми, чуть на выкате, глазами. Его лицо отмечено было печатью удивления, и он смотрел на свою бледную, растрёпанную и босую пока ещё хозяйку как на космического пришельца.
- Игорь! – выпалила я, забыв слова и, как бесноватая, сбежавшая из дурдома, замахала руками в сторону дома. – Илья… Игорь… - я выплёвывала слова, шипя и дрожа от холода.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы его необъятная туша в мгновение ока неловко развернулась и бросилась в указанном мною направлении. Я, неприлично высоко задрав промокшее платье, на диво всей охране, вывалившейся из, как я её называла про себя «караулки», едва поспевала за ним, боясь, что одному ему двух обезумивших придурков не осилить…

А драка, между тем, приняла уже угрожающий размах. Игорь и Илья стоял посреди гостиной, которая напоминала теперь поле боя, по обе стороны от свалившейся ёлки, среди содранной мишуры и битого цветного стекла, вцепившись друг другу в волосы и далеко отставив зады… Не знаю, как назвать их позы, но, наверное, на языке улиц это звалось «боевая стойка»…
Противники ясно давали понять друг другу, что уступать не намерен ни один…
Я влетела в гостиную, застав лишь "огрызок" их "диалога".
- ...Злишься? Злишься, б…дь! – шипел Илья, издавая впополам с матом свистящие звуки. – А чё так? Она моя, слышь! Я твою жену е…ал и е…ать буду… Знаешь, как мы сегодня в вашей спальне? Стоя, сверху, снизу, боком, раком… Ты, видать, даже не знал, что твоя Ларка так может?
- Убью! – взревел Игорь, бросившись на него…

Спасти их от смертоубийства могло только чудо. И оно пришло в виде тяжеловесного, неповоротливого, громоздкого Володи, который, по слухам, служил в армейском спецназе. На спецназовца он походил мало и больше напоминал мне старомодный огромный шифоньер. Мужик родом из-под Полтавщины с внешностью классического чикагского гангстера, безразличный ко всему и апатичный до крайности… Разве таких берут в подобные подразделения?
И тут я увидела то, за что, наверное, большинство дворовых мальчишек готово полжизни отдать. Я стала свидетельницей того, как «работает» спецназ. Причём, не какой-нибудь, а самый настоящий военный… Зрелище, скажу вам, незабываемое. Не для слабонервных. Для начала, заурчав низким сиплым голосом, и чуть оглушив этим порядком выдохшихся соперников, Володя вбил свое необъятное пузо между ними и, резко выдохнув, расшвырял мужиков как пушинки. Если Игорь ещё как-то удержался на ногах, то Илья, более хлипкий по своей комплекции, повалился на ёлку и глухо, протяжно застонал… Совершенно одинаковым жестом отряхнув руки, противники стали с удивлением оглядывать друг друга, выискивая и оценивая повреждения и разрушения.
Володя же, сделав своё дело, стащил с себя пропахший резким одеколоном и потом пиджак и, набросил мне на плечи.
- Вы бы в спальню поднялись, Лариса Александровна, - произнёс он. – Замёрзли совсем.

Спальню? Что-то я сегодня уже слышала по спальню… Что-то… Что-то такое Илья сказал… Что он жену Игоря в его спальне в разных прозах «имел»… Жену? Жену? Господи помилуй, так ведь это же он про меня… Даже имя моё назвал!
Смысл сказанного Ильёй медленно достиг моего сознания.
Я бессильно привалилась к стене, открыв рот и широко распахнув глаза. Воздуха не хватало. Зубы мелко стучали, кровь настойчиво барабанила в виски, а сердце затихло, словно решая, стоит ли биться дальше…
То, что Илья сейчас сказал… Да как он мог? Какая низость…
И этот человек… Его я ещё несколько часов назад жалела, а он такое про меня говорит. За что? Что я сделала? Разве я дала повод? Как у него только язык поворачивается? А если… Если Игорь поверит?
При мысли о том, что муж, с которым у нас и так не складываются отношения, поверит навету, я жалобно всхлипнула, прикрыв рот ладонью. Поверит. Он обязательно поверит… Уже поверил, когда я сказала: «А если и так, то что?» Зачем я это сказала? Зачем… Он… Он никогда мне не поверит… Любому другому человеку, но только не мне. Человеку… А я для него – человек? Не факт…
Сердце с грохотом обрушилось вниз…
Реальность отделилась от меня, перестала существовать… Гостиная закружилась в мутном мглистом водовороте, и стены вновь, как несколько часов назад, когда я читала монологи из «Бесприданницы», стали наплывать на ужасающей громадой, грозя обрушиться на меня всем своим весом…



Новогодняя ночь 2005 года
Киев, коттедж И. Кондратенко

Я оторвалась от стены и отрицательно качнула головой в ответ на предложение Володи.
Тяжело ступая по паласу ногами, которых я не чувствовала, я подошла к Илье и опустилась подле него на колени… Протянула руку и, подавив в себе чувство гадливости перед его окровавленным лицом, дотронулась рукой до его плеча, проглядывавшего из-под разорванной некогда светло-серой рубашки.
- Илья… - тихо пробормотала я, пугаясь собственного голоса – слабого и безжизненного. – Илья… Ты зачем?.. Зачем это? Не было же ничего… Ведь не было же ничего…
- Было, - произнёс он, со стоном приподнимаясь. И, к моему ужасу, повторил, - было… Ты же сама знаешь…
- Да как же? Как же – было… - со слезами произнесла я. – Как же…
Илья… Он сейчас… Он только что возвел на меня поклёп. Окатил меня грязью с ног до головы и пытался выдать это за правду…
А что, если он и тогда врал, когда рассказывал об этой девочке, об Алисе? Вдруг и не было ничего?
Внезапно в памяти всплыл обрывок нашего с Володей недавнего разговора. Здесь же, в гостиной…

- Простит? За что меня прощать? – что-то такое я тогда спросила.
- За то, что у Вас с Ильёй Бериславовичем было. Ему Илья сам сказал, когда от Вас выходил. При мне…
Выходил? Выходил? Откуда он выходил? От меня? Когда?

- Володя… Володя, - пролепетала я, отползая от Ильи, который вольготно расположился на поваленной ёлке. Осколки разбитых игрушек острыми разящими точками впивались в мои колени, но я не замечала боли. – Ты сказал мне, что Илья Игорю сказал, когда от меня выходил… Когда он выходил? Когда, Володя?
Бред какой-то я несла...
- Выходил? – Володя уставился на меня взглядом человека, который разговаривает с больным ребёнком. – Я Вас не понимаю, Лариса Александровна.
Вот ведь непутёвый же человек! Не понимает он…
А мне важно, жизненно важно это узнать…
- Ты сказал… - я проглотила комок, подкативший к горлу. – Сказал, что Илья что-то сказал Илье, когда выходил от меня. И Игорь за это должен меня простить… Когда он выходил, Володя? И за что простить? Ты сказал: «За то, что у вас было»… А у нас ничего не было… Когда?
- В Одесской квартире, Лариса Александровна, - произнёс он, подумав и уставившись на меня своими честными серыми глазами. – Когда уезжали…
- Когда уезжали… - эхом повторила я.
Мне вспомнилась эта ночь… Ночь, когда Игорь уехал к отцу. А вернулся он совсем другим – холодным и чужим человеком…

Догадка молнией озарила мой мозг, словно солнечный луч, проникший в тёмный тоннель…
Он же… Он, получается, ещё тогда, давно, наговорил про меня Игорю… И он молчал? Всё это время молчал?
Я с каким-то звериным криком поднялась на ноги…
- Мразь! Какая же ты мразь, – заорала я. – Грязная, вонючая мразь!
Других ругательств у меня не было... Вообще слов не находилось. Дали бы в руки нож - пырнула, не задумываясь. Но ноже не было... Был Илья, такой отвратительный, окровавленный, лживый насквозь...
И это - Ангел-Хранитель? Вот это? Это же... Это же и человеком-то назвать сложно. Так, эмбицил...

- Лариса… К чему скрывать, когда… - начал было Илья, но я уже его не слушала. Не слышала. Оглохла...
Володя рванулся было ко мне, но я остановила его жестом. Нет, не надо ко мне подходить. Я сегодня сумасшедшая. Ко мне не надо...
- Не подходи! – медленно, с надрывом выговорила я.

Это был инстинкт. Дикий, первобытный инстинкт зверя, защищающего свою шкуру. Нет, не так. Женщины, защищающей свою честь. Меня трясло, как в лихорадке.
Над гостиной плыла музыка. Адажио к балету «Щелкунчик». Снова… В который уже раз? Девятый? Десятый… Сбилась… Впрочем, не так это и важно…
Мой взгляд упал на валяющееся неподалёку блюдо. Обычное мельхиоровое блюдо, которое я принесла из кухни, уложила на него «горкой» мандарины и поставила перед Ильёй, когда ещё… Господи, всего несколько часов прошло, а мне кажется – несколько лет… Часть мандаринов мы съели, а их менее удачливые «собратья» по кожуре лежали, раздавленные на бордовом паласе…
- Лариса… - я не понимаю, как могло получиться, чтобы Илья оказался передо мной.
Ярость, только начинавшая закивать во мне, вдруг достигла критической отметки. Сходя с ума от переполнявших меня чувств, я схватила блюдо, размахнулась и замерла с ним, сжав его в своих похолодевших пальцах.

- Позвольте, я, Лариса Александровна, - услышала я голос Володи, услужливый и ироничный…
Я толком не поняла, что должна ему позволить. Только почувствовала, как блюдо выскользнуло из моих пальцев, поднялось вверх и опустилось на голову Илье, заставив его свалиться на пол, пару раз дёрнуться и затихнуть.
Думаете, тёмные силы? Нет, всего лишь Володя.
- Прошу Вас, - начальник охраны вежливо вернул мне посуду.
- Благодарю… - кивнула я.
Надо же, кулаки Игоря не могли его "успокоить", а тут - блюдо какое-то...
Комизм этой ситуации был очевиден. Всё было бы смешно, если бы не было одновременно так грустно и страшно…

- Вам не надоел этот цирк? – взорвал тишину, образовавшуюся между треками да диске, голос Игоря.
Я повернула голову. Мой муж, в отличии от Ильи, особых травм, ссадин и прочих повреждений не получил… Более того, он уже успел стянуть с себя разодранную и испачканную рубашку, оставшись в брюках и обтягивающей его торс чёрной майке… Небрежно облокотившись о холодный мрамор каминного портала, он наблюдал за нами, словно мы действительно были клоунами в цирке.
Его лицо по-прежнему было непроницаемо…

«Не верит…» - обречённо произнёс мой внутренний голос.
«Не верит…» - вторило сердце.
«Не верит…» - согласилась я.

Больше мне ничего не оставалось… Разве докажешь что-то человеку, который упорно не хочет тебе верить?
Я поставила его на своё место, вспомнив рассказ Ильи об Алисе. Я ведь тоже поверила… А сейчас... Что толку, что сейчас не верю?
Бессмысленно пытаться что-то доказать. Бессмысленно оправдываться. Бессмысленно приводить аргументы…
Аргументы… Да у меня они есть! В каждой квартире Игоря установлены видеокамеры с датчиками движения. Они реагируют на всё, что шевелится… Может, стоит об этом сказать? Просмотрит записи, и…
Но зачем? Он и тогда не поверит…

Бросив последний взгляд на лежащего у моих ног Илью, я развернулась и вышла из гостиной.
«Нужно переодеться и забрать документы… - лениво думала я. – Вещи - посылкой… На вокзал… Нет, его деньгами пользоваться не буду… Пешком… Разберусь как-нибудь».