Дидона и Эней (на свой бытовой лад)

Она застыла и сглотнула. Горький ветер
Слегка пошевелил края туники.
Бриз серебрил лицо, сжигая веки
Фольклорным предисловием баллад.
Она сдержала дрожь в руках и пафос.
Она, назло богам, была лишь человеком.
Всего лишь смертным и, увы, не знала,
Что есть то Что-то, что всецело любит в лад.

Она приемлет вечный долг и роскошь званий,
Сама себе казалась сильной – Геркулес.
Остался холод комнат. В оправдание -
Его судьба. Бесценная не здесь.
А после там, на стол, салфеткой, ляжет пыль
И испугает, призраком, по грани.
И в глубине родится понимание,
Подточенное до дешевых дыр.

Ей не увидеть, как погибнет Карфаген,
И, слава Богу, что она не станет зрителем.
Ей, женщине, дороже был тот плен
Просторных спален, его пальцев - той обители,
Где застывает пылью у окна
дешевая салфетка, стынет кофе.
Где мир зажеван и испит до дна,
И где нелепо от меча шатнуться, охнув –

Здесь всё нормально. Умирать, так постепенно.
Смеяться. Виски-лед. Мужчины-спесь.
Она его осудит непременно,
Но а пока он в ее мыслях жив и здесь.

В обычной комнате. Сидит на том диване.
И незачем быть сильной. Нет причин.
Ах, если б знала все-таки, заранее,
Как отплывет последний из мужчин,
Еще при нем открыла бы все краны –
И свечи б ставила за свой почин.

Обнял и улыбнулся понимающе:
«Ну хочешь, всех пошлю сейчас богов –
И будем вместе?»
Посмотрела знающе:
«Так было бы неправдой.
Не готов».

Она застыла и сглотнула. Птицы - клином.
Легко продумать, как нырнешь за ним – и вплавь.
Так уплывали лучшие мужчины,
А после оставался над обрывом
Лишь ветер (спорил с встречным:«Обезглавь?»)
Открытой двери. Не ждала.
Хлестал ей в спину.
Не чувствовала ветра, хоть убей.
«Нет, ну заметь, - мечу, - а он был милым».

Так лучшие прощались из мужей.

© Аня Gata Кравченко
Свидетельство о публикации №11109280033