Возвращение Ангела (глава 67)

Наверное, я в некотором роде всё-таки маньяк, но эту многострадальную главу я "волевым решением" решила разбить на две части.
Нет, не из-за того, что хочу помотать нервы любимым читателям – просто вторая часть нуждается в основательной переделке. Я попробовала применить некоторые «манипуляции» главной героини на практике и поняла, что они, увы, не выдерживают критики.



Глава 67
Наши дни (май 2010 года)
Италия, Верона, аэропорт «Верона-Виллафранка»

«Я покину Верону – уже через миг…
Нам трудно расстаться. Опасен мой путь…»
Эти две бессвязных строчки из стихотворения «Игры влюблённых» Татьяны Капутиной назойливо крутились в моей памяти. Я не могла вспомнить ни начало его, ни конец. Только две этих строки…
Всё повторялось. Италия, Верона, аэропорт «Верона-Виллафранка»…
Устроившись в кресле в зале ожидания и устроив на коленях Лину, которая играла в «Панда Манию» на моём мобильном телефоне, я глубоко задумалась. Дурацкий мишка катался на скейтборде, а моя дочь, притихнув, одолевала уровень за уровнем, не мешая своей непутёвой мамаше «пуститься в свободное плавание» по волнам своих мыслей…
Да простит меня Бог, в этот момент мне было совсем не до дочери…

Казалось, ничего не изменилось за несколько дней, что прошли с того момента, как белоснежный лайнер коснулся земли, перенеся меня из Украины в Италию: всё тот же нестройный гомон многоголосой разноязыкой толпы, всё те же эмоции, написанные на лицах людей.
Всё, кроме меня…
В Верону я прилетела, полная надежд. Я наивно верила в то, что именно здесь меня ждёт человек, который меня по-настоящему любит и которого смогу полюбить я. Человек, с которым я намеревалась связать себя до конца жизни. Я не любила его. Нет. Но с ним мне было хорошо. Я чувствовала себя за его широкими плечами как за каменной стеной, и мне казалось, что так будет всегда. Увы… Сказки не сбываются.

«Он меня предал», - так обычно говорят в таких ситуациях. Нет. Это неточно. Не совсем точно. Предать можно лишь того, кто тебе доверяет. А я ему не доверяла. С самого начала понимала, что здесь что-то не так, но упорно гнала от себя эти мысли, ослеплённая навязчивой идеей создать семью, подобную той, что была у бабушки и дедушки. Крепкую, дружную, сплочённую семью, в которой бы друг друга любили и, что немаловажно – уважали мнение и желания других. Закрыв глаза, я, как дохлая корюшка, плыла по течению, подчиняясь обстоятельствам, искренне уверенная в том, что так и должно быть…
Я заслужила то, что получила. Поступок Роберто – всего лишь наказание за мою самоуверенность. Как самая последняя идиотка, я была уверена в том, что мне всё на свете дозволено, и от моих небесных прелестей любой мужик впадает в состояние транса, поэтому так легко приняла ухаживания Роберто. Что ж, сама виновата… На ошибках учатся. Предпочтительнее, конечно, на чужих, но чаще всего это делаешь на своих собственных…

«Одной ошибкой больше, одной – меньше…» - так говорят обычно. Так скажу и я.
Всю свою сознательную жизнь я только и делала, что ошибалась. Ошибалась в своём отношении к отцу, ошиблась в выборе профессии (всё-таки, отец был прав, и моё призвание – это не журналистика, а именно финансы, кредиты, бухгалтерия, управленческая деятельность и прочие составляющие бизнеса), ошиблась, когда вышла замуж в первый раз и собиралась это сделать во второй…
Похоже, моя жизнь – это сплошной черновик…

Как жить дальше? Что делать?
Я ничего не знала…
Всё как в стихотворении: «Опасен мой путь…» Что будет, если обман раскроется раньше, чем самолёт отделится от взлётной полосы? Ничего хорошего… Всё это «нехорошее» в моей памяти ассоциировалось с фразой, весьма популярной а американских боевиках: «Замочат в сортире».
Блин… Смех смехом, а если действительно?
Ладно, как там говорит мой любимый киношный персонаж: «Я подумаю об этом завтра…»
Подумаю. Обязательно. Если в живых останусь…
Угу…

Мысли мои обратились к Надьке, которая стала моей палочкой-выручалочкой. Боже, что бы я без неё делала?
Ох, Егорова, не подведи! Хоть бы всё получилось так, как мы задумали. Пусть всё пройдёт так, как надо – её родня потянет время, а когда Роберто доберётся-таки до вожделенной цели, она отбросит вуаль, скрывающую её лицо, и скажет: «Женишься на мне? У меня, один хрен, ничего нет, кроме троих детей…»
Как она там? Обещала позвонить, когда всё закончится…
Наверное, мой несостоявшийся муж сейчас «штурмует» балкон Джульетты, на котором стоит Надька, и, увлечённый процессом, совершенно не замечает того, что перед ним – вовсе не то, что он ожидает увидеть. Ну и правильно. Поделом ему…
Сердце на мгновение сжалось от боли и обиды.
Всё-таки, больно. Несмотря ни на что…
Больно… Я, как-никак, живой человек, и у меня в груди бьётся живое сердце, а не шёлковая тряпка, набитая опилками. Как неправы те, кто называет меня «каменной бабой» и полагает, что я не умею чувствовать… Насколько легче было бы мне, окажись это действительно так…

Ладно. Хватит горевать. Сама во всём виновата.
Можно было понять, что Роберто – обыкновенная пустышка. Не впервой мне обжигаться на особях мужского пола – могла бы и привыкнуть. Пожалуй, единственным, кто искренне любил меня за всю мою жизнь, был Назар. А я… Я была такой глупой, когда этого не понимала. А ведь должна была понять, что он – единственный мужчина в моей жизни, которому от меня не нужно ничего, кроме меня самой. Он принимал меня такой, какая я есть, мирился с моим сумасшедшим характером, развёлся из-за меня с женой и оставил маленького ребёнка. Назар всегда пытался мне помочь и даже ни раз уговаривал передать ему управление холдингом. Но я его заботы в упор не видела и не желала видеть, а все попытки помочь, поддержать, принимала в штыки – видите ли, я всего желала добиться сама и не хотела рассчитывать на чью бы то ни было помощь…
Назар… Если бы всё можно было вернуть! Если бы можно было заставить своё сердце биться в унисон с твоим. Если бы можно было тебя полюбить… Но нет. Не вышло…
Кто знает, что заставило тебя свести счёты с жизнью? Не я ли стала причиной того, что ты шагнул в безвременье?
Неужели, твоя кровь – на моих ладонях?
Назар, Назар… Если бы только ты был рядом, ничего этого сейчас бы не произошло. Ты уберёг бы меня от ещё одной ошибки, совершив которую, я оказалась здесь, в Вероне. Да и в удивительный дом в Закарпатье, к которому я неустанно возвращалась в своих мыслях, я бы тоже не сунулась – незачем было бы…
Прости меня. Прости за то, что не сумела тебя оценить и полюбить…
Если бы судьба дала нам второй шанс, я уверена, что смогла бы сделать тебя счастливым, поверь!

Я задавила мысли о Назаре, понимая, что думаю сейчас совершенно не о том.
Вот она, логика «а-ля Лариса Никитина» - опасность того, что Роберто, возможно, с минуты на минуту ворвётся в здание аэропорта, приставит к моему виску револьвер и заставит подписать документы на передачу «Империи» в его собственность ещё не миновала, а я думаю непонятно о чём – о каких-то мужиках, упущенных шансах, о том, что могло бы быть и чего не могло…
Разумеется, я понимала, что он – никакой не мафиози, что врываться в аэропорт, хватать меня «за шкирятник», совать в нос бумаги и орать: «Подписывай, с…ка», - он не станет, но моё больное воображение, склонное к красочным фантазиям, почему-то рисовало мне картины, актуальные, наверное, для середины девяностых годов прошлого века…

«Всё, Никитина, - приказала я самой себе. – Отвлекись от своих мужиков. И так понятно, что у тебя их было – «иксова гора». Подумай лучше о делах насущных. Что ты станешь делать, когда окажешься дома? Не сядешь же строчить мемуары? Не так ли?»
Нет, никаких мемуаров я писать не собиралась. Зачем же так-то? Возможно, когда-нибудь, когда я стану старой сморщенной бабкой лет шестидесяти, а моя правнучка уже пойдёт в школу, я, издыхая от одиночества, и возьмусь за перо. Но не сейчас. Мне некогда думать о прошлом, когда будущее моё окутано непроницаемой дымкой тумана.

Итак, ещё совсем чуть-чуть, и я окажусь в уютном салоне самолёта, который унесёт меня в Львов, где никакой Роберто мне не страшен. Оттуда – рукой подать до коттеджа в Закарпатье, где было безопаснее, наверное, чем в легендарном бункере Сталина. И вообще, в любом месте Украины, от села Петровка в Черниговский области до мыса Сарыча в Крыму или от села Соломонова близ города Чоп Закарпатской области до села Красная звезда Луганской области я – в некотором роде Царь и Бог… Пока ещё…
Там, на родной земле, я могу творить всё, что захочу. Там меня никто не тронет…
И очень бы хотелось надеяться на то, что этот дурак Роберто больше не появится в моей жизни ни в каком виде…

Я смутно представляла себе, что будет дальше – после того, как тяжёлая металлическая дверь коттеджа захлопнется за мной, и я, сбросив с плеча дорожную сумку, смогу сказать: «Вот я и дома». Несомненным было только одно – я должна вернуться, какое-то время побыть в одиночестве, чтобы разобраться в самой себе. И дом в Закарпатье подойдёт для этого как ни одно место на земле. Там тихо, спокойно, безопасно.
Как наяву, я среди «вечного интернационала», как окрестила про себя аэропорт, вдруг отчётливо услышала шелест сосен, который так любила. Мне представился уютный кирпичный дом с просторной гостиной, в которой я провела столько бессонных ночей, тускло поблёскивающую в вечерних сумерках крышку рояля, и вдруг ощутила характерный жар в пальцах. Мне хотелось туда, в Закарпатье, не из-за чудных пейзажей, не из-за свежего воздуха, а именно из-за того, что там стоял мой любимый музыкальный инструмент, на котором мне хотелось играть… Я даже знаю, что именно я бы исполнила в первую очередь. Это была бы «Белая птица» Елены Ваенги:
И твои руки не меня обнимут,
Твои глаза моих искать не станут,
И ты пройдешь, меня увидев, мимо –
Ты даже думать обо мне не станешь…
Эхо разнесёт по гостиной звуки грустной мелодии – одной из тех, под которые плачет душа, а в открытое окно будет врываться шум карпатских сосен…Это будет совершенно непередаваемая симфония звуков. Реквием по мечте… Мечте о счастье…

«Никитина, ты совсем спятила, да? – оборвала я саму себя. – Какой, к Богу, реквием? Ты о чём думаешь? Вместо того, чтобы сидеть здесь и рассуждать о том, что бы такое ты «сбацала» на рояле, лучше позвони, чтобы тебя встретили и подготовили дом к твоему приезду. Или ты собираешься позаимствовать у охраны пачку «козломясных» пельменей и наслаждаться их резиновым вкусом? Давай, напряги свой мозг. Или что там у тебя? Напряги то тесто в голове, которым ты думаешь, и звони, милая, звони! Из самолёта уже не получится».
Так, подстёгивая саму себя, я забрала у дочери осточертевший ей телефон и, задумавшись на короткое мгновение уверенным движением открыла телефонную книгу.
Поехали…
Первый звонок я сделала Николаю. С ходу оборвав по случаю бракосочетания и пожелания долгой счастливой совместной жизни, я ошарашила его тем, что через пять часов мы с дочерью будем в Львове, и несколько дней проведём в Закарпатье, а также тем, что я настоятельно прошу, если Роберто явит свой лик в ХХХ, на порог его не пускать и в разговоры с ним не вступать. «Остальное - потом. У меня есть ещё несколько важных звонков. Увидимся – поговорим», - так я закончила разговор с начальником охраны, добавила время и место встречи, с чем и повесила трубку.
Второй звонок – Наталье. Няня моей дочери должна находиться при ней неотлучно, пока я буду заниматься «делами насущными». От неё я тоже не услышала ничего нового, разве что в своих пожеланиях она успела дойти до слов: И да благословит Вас с господином Эспозито Господь детками…» Ну уж нет. Деток, кроме Лины, у меня не будет, тем более – от Роберто. «Господин Эспозито скоропостижно скончался, - отрезала я. – Я снова вдова, Наталья. Твоё присутствие в аэропорту не требуется». Она глухо охнула и от неожиданности, похоже, сама едва не отправилась туда, куда я только что спровадила «господина Эспозито». Сухо попрощавшись, я повесила трубку.
Больше я пока ничего не могла придумать, и недалёким своим умом понимала, что никакого «одиночества» у меня не получится ближайшие несколько месяцев…



Наши дни (май 2010 года)
Италия, Верона, аэропорт «Верона-Виллафранка»

Мы прошли регистрацию и двинулись на посадку. Чем ближе был самолет, тем легче становилось у меня на сердце. Я без сожаления прощалась с солнечной Италией, которой уже никогда не суждено было стать мне родной.
Прощай, Верона – городок, который навсегда потерялся во времени. Я побывала в нескольких итальянских городах, но именно ты показался мне самым цельным из твоих собратьев. Твоя старина цвета охры и терракоты, немного тусклая и в грязноватых разводах, навсегда сохранится в моей памяти надёжнее остальных картин…
Прощай, город, воспетый Петраркой, Шекспиром, Гете, Байроном. Ты подарила миру поэта Катулла, художника Веронезе, архитектора Витрувия, композитора Антонио Сальери…
Подошвы моих туфелек никогда больше не коснутся твоих непривычно чистых улиц, а глазам никогда не предстанет удивительное сочетание античных строений, центра, состоящего из зданий средневековой эпохи, промышленных зон и современного города. Я больше не стану сравнивать замок Кастельвеккио с Московским Кремлём, наслаждаться самим воздухом тысячелетней истории, неповторимым запахом цветущих лип и ходить по узким улочкам старинного города. Возможно, где-то ещё есть города, в которых сохранились, подобно тебе, улицы, выложенные розовым мрамором, и я, проходя по ним, всегда буду вспоминать тебя, Верона…
Прощай, город любви и романтики. Твоя история и бессмертных влюбленных Ромео и Джульетты обрела теперь для меня совершенно иное звучание. Прости, что осквернила балкон пылкой веронской девы своей неловкой шуткой, посмеявшись над сложившейся традицией, но, уверена, ты меня поймёшь – связывать свою жизнь с нелюбимым человеком я не могла… Не имела права… И, возможно, спустя годы, кто-нибудь свяжет имя юной Джульетты с именем одесситки Ларисы Никитиной или Надежды Егоровой, которые, надо полагать, своим неординарным поступком всколыхнули не только устои общества, но и сознание веронских граждан…
Неизвестный поэт XVI века сказал: «Узнать Верону – значит – полюбить её…» Мне так и не удалось узнать тебя, древний город, но полюбить тебя я всё же смогла, несмотря ни на что…
Я возвращаюсь домой, в свою Одессу, свою Южную Пальмиру, Жемчужину Чёрного моря… И пусть где-то нас называют варварами и дикарями, пусть кто-то наивно полагает, что мы находимся на одном уровне развития с самыми отсталыми африканскими племенами, я смеюсь над этими предрассудками. Моя родная страна мне во много раз милее чужбины…
Прости, Верона… Я рождена для того, чтобы жить на Украине и нигде больше…


Наши дни (май 2010 года)
Италия, Верона, аэропорт «Верона-Виллафранка»

Самолёт медленно вырулил на взлётную полосу и начал разгон. Еще минута и он, легко оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Я вздохнула с облегчением. Вот и всё. Мои итальянские приключения закончились. Совсем скоро я вернусь домой…

Домой… Эта мысль заставила меня нахмуриться. Бодрое, оптимистичное настроение, только-только зарождавшееся во мне, как будто заслонила непроницаемая чёрная туча.
Домой. Ну да. Конечно. От Сциллы к Харибде…
Роберто, Роберто… Не так страшен оказался чёрт, как я его себе намалевала. От этого я, по крайней мере, удрала и точно знаю – у него хватит ума не появиться больше в моей жизни. Он слишком хорошо понимает, с кем связался, и должен правильно оценить последствия своего поступка. Эту страницу моей жизни можно просто перевернуть, и со временем выбросить из головы память о моей очередной провалившейся попытке создать какое-то подобие личной жизни…
Да. Роберто – это пройденный этап…
А что мне делать с Игорем? В том случае, конечно, если обитатель того странного дома, в котором я побывала две недели назад – это он… «Разводиться, - жёстко подсказал внутренний голос. – И чем раньше, тем лучше. Ещё лучше – вообще убить, чтобы не мучиться… Всё-таки, с юридической точки зрения ты, в таком случае, избавишься от него гораздо быстрее».
Быстрее-то быстрее, но если бы всё было так просто, как показывают в слюнявых мыльных операх!

Я с горьким вздохом бросила взгляд в иллюминатор. Облаков почти не было, и где-то далеко под нами простиралось Средиземное море с его глубокой синевой, отдалённо напоминающей сверкание драгоценных сапфиров. Бескрайний ковёр его простирался настолько, насколько хватало взгляда, и я вдруг ощутила удивительное спокойствие. Я летела домой…
Надо же. Всего несколько дней, а я успела так соскучиться… Вот она, ностальгия…
Я перевела взгляд на дочь которая, удобно устроившись на сидении и поджав под себя крепкие загорелые ножки, безмятежно спала, чувствуя себя вполне комфортно… «Счастливые часов не наблюдают…» - подумалось мне. Пусть отдыхает. Впереди ещё больше трёх часов перелёта, после которого нам с дочерью предстоит двухчасовое путешествие на автомобили с её любимым Димкой за рулём…
Пусть спит мой маленький ангелочек, а я пока подумаю, что мне делать с её непутёвым отцом, которому нет до неё никакого дела и который, должно быть, в течение этих лет даже не вспоминал о том, что у него есть дочь. К чему, когда у него есть сын? Мужчины больше любят сыновей, чем дочерей. Это – научно доказанный факт.

Итак, мне нужно обязательно переговорить с Игорем, если, конечно, это действительно на его «домик в деревне» я совершила «разбойное нападение». Возможно, придётся это сделать уже завтра утром. К чему откладывать, теряться в догадках, когда можно всё разрешить разом? Если хозяин дома – не Игорь, я извинюсь и предложу ему денежную компенсацию за повреждённые мною вещи.
Если же это он… Если так, мы непременно должны решить, что делать с его холдингом и всем остальным имуществом. Нам с дочерью ничего не нужно – у меня есть «Империя», и остаток своих дней я могу прожить безбедно. Конечно, от моего былого влияния не останется и следа, но я никогда в жизни не стремилась к власти. Власть требует от человека жёсткости, выносливости, силы воли и умения идти вперёд, не видя препятствий. А я до смерти устала изображать из себя танк из-под Прохоровки. Я, в конце концов, женщина, а не «мужикобаб» какой-нибудь, и во мне генетически заложено иметь семью, растить детей, стирать мужу его грязные рубашки… Нет, мужа у меня уже точно не будет. Не хочу экспериментировать. Хватит. «Наелась» предыдущими попытками. Смысл моей жизни состоит в другом – в дочери. И пускай в свой срок она покинет меня, чтобы создать свою собственную семью, сейчас, когда она нуждается во мне, я буду с ней рядом. А потом… Потом будет потом…

Нет, это я что-то о совсем далёком будущем задумалась. Есть же ещё менее далёкое…
Игорь. Мой бывший муж. Нет, пока ещё… Как это правильно сказать? Действительный? Действующий? Существующий? Впрочем, для меня нет разницы в том, какой статус у нашего брака. Важнее другое – раздел имущества…
Прежде всего, нужно прийти «к общему знаменателю», а это, подозреваю, будет нелегко. Возможно, Игорь не захочет огласки – не зря же он на столько времени «не подавал признаков жизни». Что ж, в одном Роберто прав – «мы должны уважать его решение». В таком случае мне, возможно, какое-то время придётся по-прежнему возглавлять холдинг. Лучше меня этой работы не знает никто не знает, а пока человек, который сменит меня на этом посту, войдёт в курс дела, неизвестно, что может случиться, учитывая обстановку на международной арене. Наши позиции стабильны (как я часто говорю, «железобетонное положение»), но в жизни возможно всё, и именно это я должна буду прежде всего втолковать моему преемнику.

Сколько всё это будет тянуться? Месяц, два, три? Полагаю, что не меньше полугода.
«Стоп! Какие полгода? О чём я… - я досадливо прикусила губу и недовольно фыркнула носом. – Больше, Никитина. Гораздо больше…» Что есть, то есть… Я не могу просто так взять и переоформить фирму на кого бы то ни было. С этим я уже столкнулась однажды, когда, «на заре туманной юности», едва не «отписала» холдинг и всё имущество своего покойного… Проклятье, никак не могу привыкнуть… Когда едва не переписала всё на Назара. Тогда Мирослав Лиманский объяснил мне предельно ясно – я ничего не смогу сделать, пока Игорь числится безвестно отсутствующим, и я не вступила официально в права наследования. Вот засада-то… То есть, получается, что всё не так просто, и для того, чтобы избавиться от «наследства», мне нужен Игорь. Живой или мёртвый…
«Лучше, конечно, мёртвый, - подсказал мне практичный до безобразия внутренний голос. – Заморочек меньше…» Да, проблем действительно будет меньше. Одно дело – «перевести» его из «безвестно отсутствующего» в статус «трупа» и совсем другое – «оживить». Я примерно представила себе все процедуры, которые будут этому сопутствовать, и едва не взвыла от досады. Это, получается, мне придётся увидеться с ним ещё ни один десяток раз? Проклятье… Вот, блин, удовольствие – видеть его довольную жизнью физиономию, на которой аршинными буквами будет читаться: «Спасибо тебе, Никитина, за то, что пять лет вкалывала без продыха. У нас с Леночкой просто затянулся медовый месяц, но теперь всё будет в полном порядке… Кстати, а кто тебя просил переклеивать обои в гостиной коттеджа в Киеве? И ковёр перестилать? И что с того, что Лина об него постоянно спотыкалась? Могла бы как-нибудь объяснить своему ребёнку, чтобы не ходила там, где не надо. Вот мой сын…» Тьфу, б…дь! В таком случае, мне действительно проще его убить. И что с того, что он – отец моей дочери? Кто из нас в молодости не совершает ошибок?
Интереса ради, мне даже хотелось узнать, что думает сейчас обо мне моя «ошибка молодости». Если вообще думает… Наверное, чаи гоняет в своём «домике в деревне». Даже представляю – милый семейный обед, он – во главе стола, Ленка в цветастом фартуке ставит на стол свежесваренные щи из капустки с собственного огорода, а его пацанёнок, должно быть, мирно сидит у него на коленках и что-то лопочет на своём детском языке… Сельская интеллигенция на отдыхе, мать их так!
Ничего! Он ещё не знает, что их покой будет взорван моим неожиданным появлением. А нефиг обо мне забывать. Я, между прочим, жена его… Пока ещё…
Я с силой стиснула в кулаке золотой кулон, висевший у меня на шее. Крылья Ангела с силой вонзились в мою ладонь, но я не чувствовала боли. Вообще ничего не чувствовала. Всё заслонила обида…


Наши дни (май 2010 года)
Украина, г. Львов, международный аэропорт

После небольшой задержки, возникшей из-за ожидания вещей из багажа, мы с дочерью вошли в общий зал и мгновенно окунулись атмосферу, аналогичную той, что царила всего несколько часов в аэропорту Вероны. Вестибюль гудел как огромный растревоженный улей, и я в который раз отметила про себя, что все аэропорты и вокзалы мира очень схожи между собою: та же привычная суета, беготня, шум, гам. Даже люди… Выражения лиц «прилетающих», «отбывающих» и «встречающих» во всём мире одинаковы…
Людские толпы напоминали мне почему-то начало девяностых с их талонной системой и бесконечными очередями – время, когда Советский Союз ещё существовал на карте мира. Я хорошо помнила эти многоголосые, разноязыкие очереди, в которых ни раз стояла с отцом, когда впереди тебя стоит усатый белорус с авоськами и прикидывает, сколько «бульбы» ему дадут в одни руки, а сзади напирает грузинская пара, зычно и гортанно переругивающаяся и размахивающая руками в такт словам. Русские, белорусы, узбеки, казахи, грузины, азербайджанцы, литовцы, молдаване, латыши, киргизы, таджики, армяне, туркмены, эстонцы – все стояли в этой «многонациональной» очереди. Вот и в аэропорту, по сути, всё так же – тот же «вечный интернационализм». Все вокруг суетятся, кто-то прилетает, кто-то улетает, кто-то остаётся. Люди толпятся, сталкиваются друг с другом и, наскоро пробормотав слова извинения на своём родном языке, разбегаются в разные стороны, чтобы спустя какое-то время оказаться в совершенно разных частях света…

Всюду слышались радостные возгласы – это обменивались приветствиями «встречающие» и «прибывшие». Я же, безо всяких эмоций на лице, крепко стиснув в своей холодной, как лёд, ладони, крохотную розовую ладошку Линочки, двигалась вперёд, не обращая внимания ни на кого и ни на что, кроме невысокого мужчины в светло-сером костюме, который, недвижимый как скала, проницательным взглядом окидывал бушующее вокруг него море людское.
Николай. Мой начальник охраны.
Сейчас мне бы и в голову не пришло назвать этого человека, держащегося со спокойным достоинством и уверенностью в себе «лешим», а вот почти шесть лет назад он получил от меня такое прозвище. Даже ребята из охраны про себя именовали его так, но Николай всегда делал вид, что не замечает этого, хотя, подозреваю, где-то в глубине души ему это причиняло определённый дискомфорт. Да уж… «Уважаемый леший» - было от чего кривиться.
Биография Николая была, как выяснилось, настолько богатой на события, что пять лет назад я, услышав её полную и правдивую версию, твердо уверилась в том, что лучшего человека на должность начальника охраны взамен погибшего Володи мне не найти. И не прогадала. История Николая, который очень быстро отвык от таёжного «Коляна» и, вступив в новую должность, из косматого бородача превратился во вполне приличного мужчину со строгим, волевым лицом, проста до безобразия. Он – бывший военный. Полковник запаса. За время своей службы он успел пройти и Афганистан, и обе Чеченские войны, дослужился до полковника и даже успел пройти обучение в Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации, после которой и ушёл со службы. Обиделся. И было, честно говоря, на что обижаться – его, боевого офицера, у которого наград было больше, чем у «дурачка фантиков», лучшего на своём курсе, отправили по распределению командиром кадрированного батальона куда-то в непролазную глушь. Причина, по которой его не оставили в Москве, была настолько глупой и «злободневной», что до сих пор заставляет сердце в груди сжиматься от обиды за этого человека, который ни раз ходил по краю жизни и заглядывал в глаза смерти – у него не было московской прописки. Интересный способ распределения на должности, не правда ли? Николай, рассвирепев от обиды, содрав с себя погоны, швырнул их в заплывшую салом морду высшего армейского начальства, после чего написал рапорт об увольнении и вернулся на родину – в Минусинск. Гражданская жизнь встретила его неласково. Иными словами – вообще никак. Работы не было, знакомых в городе не осталось, и единственное место, куда он смог устроиться – это лесничество… Нельзя, конечно, так говорить, но я, ей Богу, рада, что генерала из Николая не получилось. Зато я приобрела самого лучшего в мире начальника охраны…
- Коля! – радостно взвизгнула Лина, вырвавшись и повиснув на шее Николая. – Привет…
На строгом, немного «топорном» лице мужчины забрезжило подобие улыбки, когда смуглые от загара детские ручки обхватили его короткую сильную шею. Он мог сколько угодно притворяться неотёсанным чурбаном, которому чуждо было всё человеческое, но мою дочь он любил – это было видно невооружённым глазом. И она его, как ни странно, тоже…
- Здравствуйте, Лариса Александровна, - прогудел он своим басом, прижимая к широченной богатырской груди Лину, которая упорно не хотела расставаться с ним. Соскучилась. – Всё готово. Можем ехать…
- Здравствуй, Коля, - я вымученно улыбнулась ему. – Спасибо. Пойдём…
- Соболезнования по поводу скоропостижной кончины господина Эспозито, надо полагать, неуместны? – в его голосе прозвучали саркастические нотки.
Вот сволочь. Мог бы промолчать… Вот тебе и «самый лучший в мире начальник охраны».
Наталья. Её проделки. Кто её тянул за язык? Пошутила я, пошутила! Зачем же так сразу… Впрочем, в «скоропостижную кончину господина Эспозито» Николай, судя по всему, не поверил…
- Неуместны, - кивнула я. – Только не надо думать, что это я его… Так само получилось.
Вот и отлично. Кажется, ко мне возвращается моё дурацкое чувство юмора… Чёрного юмора. Да неужели?



Наши дни (май 2010 года)
Украина, г. Львов, «Венская кофейня»

Я неоднократно бывала в Львове, но не уставала любоваться этим городом, по моему мнению – одним из самых прекрасных в Европе. В нём органично переплелось прошлое и настоящее. Это - город соборов, храмов, памятников архитектуры и новых районов. Львов - это особая атмосфера средневекового города. Узкие улочки, величественные храмы создают ощущение, что время здесь замерло. Жизнь в городе течет неторопливо, с величественным спокойствием. Здесь нет шумной толпы, грохота автомобилей. Улочками Львова можно прогуливаться целыми днями, каждый раз открывая для себя что-то новое и интересное…
Как Санкт-Петербург является культурной столицей России, так и Львов по праву называется культурной столицей Украины, её западной Жемчужиной. Каждый год в городе проводится одиннадцать международных выставок, более сотни разных фестивалей. Я до сих пор в восторге от Праздника Шоколада, Международного Фестиваля Этновир или Праздника Пампуха. Такого больше нигде не увидишь.
А уж об уютных и приветливых кофейнях города Львова я вообще молчу – такого кофе и горячего шоколада я не пила даже в Вене…

Кстати, о кофе… Вынужденный остановкой, которую мы сделали, было посещение расположенной на площади возле Оперного театра «Венской кофейни» - старейшей кофейни в Львове, открытой в 1829 году и сохранившей неподдельную австрийскую атмосферу. Мы с дочерью иногда бывали здесь, и всякий раз нас ждал радушный приём и отличный стол. Демократичная атмосфера и удобное расположение в самом центре города, на проспекте Свободы, делает его популярной точкой встреч львовян и гостей города. Ресторанный зал хранит атмосферу австрийской аутентичности: классический дизайн в светлых тонах, арочные переходы, резной сервант, пианино. Интерьер кофейного зала проще, здесь установлены бильярдные столы. С летней площадки открывается панорама проспекта Свободы…
К слову сказать, не считая наскоро проглоченного в веронском аэропорту завтрака и того, что давали в самолёте, ничего толкового в наших с Линой желудках не ночевало, и я была искренне была благодарна дочери за то, что она, в отличии от большинства детей её возраста, не канючила и не ныла, несмотря на то, что стрелки часов упорно приближались к восьми вечера. Хотя, что-то мне подсказывает, что моя малышка была голодна не меньше, чем я… Несмотря на ряд отрицательных черт её характера, к которым в первую очередь я относила унаследованное от меня ослиное упрямство, я могла сказать, что Лина была золотым ребёнком – серьёзным, терпеливым и, несмотря на свой возраст, очень понимающим. Она никогда не встревала в мои разговоры, никогда не требовала к себе повышенного внимания и в те моменты, когда я не могла уделить ей достаточно внимания, непременно находила себе занятие… Откуда это в пятилетнем ребёнке – я не понимала, но, вспоминая себя в её возрасте, не без удивления предполагала, что подобное, наверное, всё-таки передаётся генетически…
Ничего не изменилось в кофейне с тех пор, как я была здесь в последний раз – около двух недель назад, перед тем, как отбыть в Одессу, а оттуда – в Верону. Всё так же встречал нас у входа австрийский солдат Швейк – статуя известного персонажа произведения Я. Гашека, и всё тот же ни с чем не сравнимый запах венского кофе и вкуснейших австро-венгерских блюд витал в воздухе, подобно аромату дорогих духов…
Сделав заказ, я некоторое время разглядывала собравшуюся здесь публику, краем глаза заметив несколько знакомых лиц и обменявшись с ними вежливыми кивками головы. Надеюсь, никому из них не придёт в голову поздравить меня с фактом свершившегося бракосочетания и обозвать госпожой Эспозито. Не поздоровится тому, кто попытается проделать подобное – я никогда не отличалась утончённостью манер, и запросто могу ляпнуть что-нибудь такое, от чего у моего собеседника волосы зашевелятся даже в тех местах, где их не должно быть по определению…



Наши дни (май 2010 года)
Украина, г. Львов, «Венская кофейня»

К большому моему счастью, шахидов - «пожертвовавших собой за веру, погибших мученической смертью» - среди посетителей кофейти не было, и я переключилась на созерцание своего маникюра, затем – стола, после чего мой взгляд остановился на мобильном телефоне, лежавшем на скатерти и не подававшем никаких признаков жизни.
Странно… А почему, кстати, он их не подаёт? Надька же обещала позвонить при первой же возможности, но я уже больше часа в городе, а от неё – не ответа, не привета… Неужели, что-то случилось?
Ледяной холод стиснул моё сердце при мысли о том, мы что-то не предусмотрели в нашем плане, и это привело к необратимым последствиям… А что, если взбешённый Роберто сбросил Надюшку с балкона, и теперь она, со сломанной шеей, лежит в больнице? Или, например, схватил её в охапку и запер в подвале до тех пор, пока я не явлюсь пред его «светлы очи» и не подпишу документы. Или, например…
«Или, например, включи, Никитина, мобильный телефон, - подсказал внутренний голос. – А то из девочки с персиком за время ожидания превратишься в бабушку с курагой…»
Вот я дура безмозглая, а! Точно. Я же перед полётом отключила телефон, а потом просто забыла его включить… Балбеска – что ещё сказать…
«Ладно тебе, - смилостивился внутренний голос. – Ты просто устала. Включай, давай! Интересно же, как там всё прошло…»

Я с опаской прислушивалась к гудкам, раздававшимся в телефонной трубке, с ужасом понимая, что ещё немного, и просто завизжу от сковывающего меня напряжения. Мне казалось, я жду ответа бесконечно долго – настолько, что пальцы мои онемели и болели, а мобильник, казалось, весил целую тонну.
Наконец, сквозь расстояние, сквозь моря, города и границы, я услышала такой привычный немного ворчливый и одновременно возбуждённо-радостный голос моей лучшей и, по-моему, единственной подруги, что мгновенно испытала то самое непередаваемое ощущение, которое в народе называют «камень с души свалился». Слава Богу! Всё в порядке…
- Привет, Никитина, - затараторила Надюшка. – Ну как так можно? Я тебе звоню, звоню, а ты? Опять телефон забыла включить, да? А я тебе долблюсь как дятел… Слушай, ты, наверное, всё-таки зря из Вероны дала дёру. Знаешь, к тебе столько народу приехало – просто ж…па какая-то. И все спрашивают, где ты, а меня уже поддостало всем говорить одно и то же… Представляешь, даже мой Егоров приехал. Говорит, что без меня не может, и приехал мириться. Я вот думаю – простить его, дундука, или помучить? Или всё-таки развестись? Как думаешь?
- Надь… - я никак не думала. Всё она решит сама – это проверено временем. А меня просто в известность ставит… Не совсем о том, правда. Я бы предпочла услышать, как прошло наше «грандиозное представление», а она мне – про Дэна рассказывает…

- Вот и я думаю, что он прощения недостоин, - выговорила Надька, не обращая внимания на мои слова. – Кто предал один раз, тот предаст и второй, и третий… Так что, Егоров – это пройденный этап. Я, Никитина, теперь, как пишут в Контакте, «в активном поиске». Кстати, а ты до сих пор там не зарегистрировалась? Между прочим, хорошая вещь! Ты уж открой там свою страничку, а то я начала в «Рыбного фермера» играть, но у меня друзей как-то маловато. Будешь со мной играть в «Рыбного Фермера», Никитина?
- Надь, я…
Какой ещё фермер? Какой Контакт? Делать мне больше нечего… Надо ей – аквариум с рыбами куплю, лишь бы не дёргала меня по пустякам…

- Да там всё просто, - не унималась подруга. – Покупаешь рыбу, сажаешь её в клетку и растишь. Там ещё всякие удобрения можно покупать, чтобы росла быстрее. Потом продаёшь, получаешь денег и покупаешь другую рыбу. И, что самое прикольное, можно ходить по чужим рыбхозам и таскать оттуда рыбу. Правда, там есть сторожа, но это – ничего. Их можно обмануть…
- Егорова, твою ты мать! – заорала я, наплевав на то, что уже завтра слухи о том, что Лариса Александровна Никитина, пьяная «в дрова», осыпала нецензурной бранью достопочтенный посетителей ресторана, станут достоянием всей Западной Украины. Хорошо, если ещё в газетах не припечатают, в колонке «светская хроника». Замучаюсь потом выбивать из них опровержения. Да и не пью я, вообще-то… – Какая, нахрен, рыба? Какие сторожа? Как всё прошло?
Уф-фффф… Всё-таки, выговорила…

- Где прошло? – удивилась Надька, с трудом переходя от планов по порабощению рыбных хозяйств незадачливых граждан к тухлой веронской действительности… - А-ааа, ты об этом? Да всё нормально прошло, - беззаботно откликнулась она. – Моя родня твоего прохиндея держала-держала, а потом заставила карабкаться на балкон. Он лез-лез, пока муж не появился, а потом от удивления, видать, с балкона шмякнулся и, по-моему, не совсем удачно – копчиком. Потому что когда я его в последний раз видела, он передвигался в раскорячку. Кстати, фейс ему твой помял, чтобы в разговор не встревал, поэтому он теперь будет сам себе путь-дорогу фонарём под глазом освещать… Ну вот. Так что, завтра я вылетаю, и прямиком к тебе. Мне папа обещал фотки скинуть и видеозапись - посмеёшься… Слушай, у меня все спрашивают, куда ты делась. Так я всех в ХХХ отправляю…
Что-то в её словах заставило меня насторожиться, и дело было даже не в толпе народа, которая, кажется, нежданно-негаданно нагрянет ко мне уже завтра.
Что-то она другое сказала… Что-то… Слово какое-то…
Слово, слово… Что же это было за слово?
Муж… Она сказала «муж»? Чей муж? Мой? Или её?
Мой физически не может, потому что он либо погиб, либо живёт с Ленкой в Никольском, и в Вероне никак не мог оказаться. И ср…ть ему на то, что проходимец Роберто собирался у меня фирму отобрать и на его, между прочим, имущество тоже рот разевал! Он вообще ничего не знает. Не может знать. У него своя жизнь, а у меня своя. Или, если у него нет жизни, значит, он всё-таки умер…
Надькин муж? А почему тогда Роберто «от удивления, видать, с балкона шмякнулся»? И с чего бы Дениске «мять фейс» моему несостоявшемуся мужу? И с какого боку здесь местоимение «твой»?

- Надя… - с подозрением спросила я, всеми силами своей гаденькой душонки цепляясь за вариант номер два, согласно которому своим падением с балкона и фингалом под глазом Роберто обязан, всё-таки, Денису Егорову. - А чей муж-то появился?
По старой школьной привычке, я переплела пальцы обеих рук «косичками» и сжала их в кулачки, мысленно повторяя про себя одно-единственное слово: «Сдохни…»
Буквально пару часов назад я рисовала в своём воображении сцены, в которых я, с холодом в глазах и высоко поднятой головой, стану обсуждать с Игорем раздел имущества, и только теперь отчётливо поняла – я боюсь этой встречи. Пока Игорь был лишь «бесплотным призраком», всё было легко и просто, но стоило ему «материализоваться», как моё сердце забило тревогу…
Мама, роди меня обратно… Не хочу я его видеть! И не могу… И вообще…
И вообще, я боюсь…
Неужели, всё-таки он? Неужели…
Нет, нет, нет! Не буду я с ним разговаривать! Я… Я вместо себя юриста вышлю. А что? Смысл ему лично со мной разговаривать, если юрист скажет то же самое? Одно дело – если бы я на что-то претендовала, а так… Квартира, блин… Квартира, в которой я живу в Одессе – это теперь наше совместно нажитое имущество… Да и хрен с ней! Пусть тоже Ленке достаётся… Я себе ещё куплю. В кредит возьму. Нет, в ипотеку. Лет на двадцать пять… Или в отцовскую перееду! Точно… Останется только там ремонт сделать…
Господи, да что я как дитя малое? О чём я думаю? Какая ипотека? Какой ремонт?
Вот сейчас Надька возьмёт и скажет, что…

- Никитина, ну ты совсем, да? У тебя всего один муж…
Сказал. Спасибо тебе, Надя. Утешила…
Сердце на секунду замерло и, оборвавшись, полетело в пятки. Перед глазами, смешиваясь с желтоватым электрическим светом, поплыли размытыми чернильными пятнами круги, а зала ресторана вздрогнул и закачался как палуба столкнувшегося с айсбергом Титаника.
Мир перевернулся вверх тормашками…
Всё верно. Всё так. Так и должно быть…
Последняя надежда на то, что Игорь погиб, разбилась вдребезги с хрустальным звоном, отголоски которого до сих пор звучали у меня в ушах… Забавно. Видеть его мёртвым было для меня во сто крат легче, чем знать, что он бросил меня из-за другой, тем более – из-за такой швали, как Ленка, с которой в редакции только ленивый не спал. Тот, кто хоть единожды в своей жизни любил по-настоящему, думаю, может меня понять…
Обида тысячами отравленных стрел вонзилась в моё сердце, и яд её стал медленно разливаться по телу.
Глаза застилал туман, и я не сразу поняла, что это застыли в них слёзы, которые не могли пролиться. Тугой раскалённый комок заворочался в груди и подкатил к горлу, застряв где-то поперёк него, надолго лишив меня возможности свободно дышать…
- Лариска… - голос Надьки доносился до меня откуда-то издалека. – Всё в порядке? Эй… Скажи хоть что-нибудь!
- Твой ХХХ-й гвардейский кавалерийский ХХХ Краснознаменный, ордена Суворова ХХХ-й Кубанской кавалерийской дивизии полк, в хвост тебя и в гриву… - монотонно, замысловато и длинно выругалась я, припоминая, что как-то так в далёкие и незабвенные времена моего детства ругалась моя мать, родная внучка командира этого самого полка, отличившегося в Великой Отечественной войне…
Мне глубоко было плевать на то, что меня сейчас слышит добрая половина ресторана. Мнение окружающих меня людей перестало существовать…
Что мне до других, когда я, по сути, во второй раз за несколько дней пережила предательство со стороны человека, которого когда-то любила? Сначала – Роберто, потом – Игорь… Нет, сначала Игорь, потом – Роберто… Не хватало ещё узнать, что и Назар ко мне тёплых чувств не испытывал, а, как всегда твердила Надька, просто использовал меня. Тогда я точно умру…

- Всё хорошо, Надя, - пробормотала я онемевшими губами, прислушиваясь в гудению в телефоне. – Всё хорошо… Ты прости, у меня второй вызов на линии… Должно быть, это…
- Так это, наверное, он, - виновато произнесла Надюшка.
- Кто «он»? – в душу закрались нехорошие предчувствия, а сердце, которое только-только восстановило свой привычный ритм, забилось в ушах с оглушительной силой, мешая мне расслышать слова подруги.
- Ну, Игорь… Я ему твой номер телефона дала и сказала, где тебя искать. Точнее, телефон он сам откуда-то знал и даже начал тебе звонить, но ты оказалась вне зоны. Я ему объяснила, что ты, наверное, уже в небе, и он тогда развернулся и ушёл. Представляешь, "по-английски"... Я ему только хотела высказать свой взгляд на его поступок - сама прекрасно понимаю, что такое, когда тебя бросают - так он меня слушать не стал. А вообще, он, кажется, всё ещё... Никитина? Да ты слышишь меня? Говорить-то с ним будешь?
После этих слов я почувствовала, как по похолодевшей спине вниз покатилась ледяная капелька пота… Замечательно… Ну, подруга, спасибо тебе… Ещё и адрес сказала...
"Говорить-то с ним будешь?" Конечно… Сейчас, только слёзы по щекам размажу, в скатерть высморкаюсь и как заговорю, как заговорю…
Зачем? Я бы сама всё сделала! Съездила бы туда, в Никольское, поговорила бы с ним.
Но не сейчас. Сейчас я не могу. Пока не могу… Не готова я ни морально, ни физически к этому разговору…
«А что? – заступился за Надьку внутренний голос. – Молодец, Егорова. Всё правильно сделала. Ты же сама понимаешь, что поговорить нужно. Не так ли? И расставить все точки над i. Или ты снова собиралась тащиться к нему в Никольское? Понравилось тебе это мёртвое село? Один раз благополучно ноги унесла, а второго раза может и не быть. Или ты хочешь посмотреть, как Ленка станет пялиться на тебя с превосходством человека, первым ступившего на Венеру. Нет? Вот и помалкивай. Между прочим, на «своей» территории разговаривать легче…»
О да, «на своей»! Особенно – если учесть, что дом в Закарпатье принадлежит Игорю…
Надька права. На все сто. Даже она понимает необходимость разговора, да я и, всё-таки, не настолько идиотка, чтобы не видеть очевидного.

- Ох, Надька, - слабо выдохнула я.
- Боишься? – понимающе спросила она. – Ты же понимаешь, что он не просто так в Верону приехал?
Нет, не понимаю. Как раз вот этот его поступок вызывал у меня недоумение. С какого перепуга он потащился на мою свадьбу? Тем более – в Италию. Чего-то я в этой жизни, определённо, не понимаю… Поздравить, что ли, хотел? Пожелать семейного благополучия и долгих лет жизни?
«Не смешите мои подковы», - так, кажется, говорил конь Юлий в мультике «Алёша Попович и Тугарин Змей».
А кроме шуток? Что ему от меня-то надо было?
Не по-ни-маю…

- Возьмёшь трубку? – спросила Надька, так и не дождавшись моего ответа.
«Ну что, Лариса Никитина, велика и ужасная? Возьмёшь? Поговоришь с ним? Или забьёшься в щель и будешь там отсиживаться, вздрагивая от любого шороха?»
Я перевела взгляд на дочь, которая с деловым видом ковыряла стейк. При ней? Нет. Не могу… Одна – ещё куда не шло, но когда на расстоянии вытянутой руки от меня сидит моя Лина – живое подтверждение его предательства, так похожая на него внешне, я поняла, что не могу. Она уже слишком много понимает, и будоражить её детскую душу «воскрешением из мёртвых» её отца – это перебор. Тем более, что за это время она успела привязаться к Роберто… Роберто, будь он проклят! Будь прокляты все мужики на планете, по вине которых мы, женщины, превращаемся в жалких марионеток…
- Не возьму… - решила я. – Прости, Надя. Мне нужно сделать ещё несколько звонков…



Наши дни (май 2010 года)
Западная Украина, г. ХХХ, коттедж Л. Никитиной

Тусклый свет ночной лампы скудно освещал уютную детскую комнату, оклеенную нежно-розовыми обоями с сонными мишками Тедди в забавных ночных колпачках. Колеблющиеся тени на стенах и потолке придавали особую таинственность комнате моей принцессы, которая, обхватив подушку руками, лежала на животе, закрыв глаза, и тихонько сопела носиком.
У неё в ногах устроился Уголёк, уставший, наверное, не меньше своей меленькой хозяйки, и, задумавшись о чём-то своём, собачьем, глядел куда-то вдаль, не мигая. Я потратила сумасшедшее количество времени, чтобы понять, что за трофей приволокла с собой из села Никольское – большой, с густой чёрной шерстью и белым пятнышком на груди и перепонками между пальцами. Оказалось, что Уголёк, так приглянувшейся моей дочери – не что иное, как щенок ньюфаундленда, который со временем должен был превратиться, по словам многоопытных собаководов, в волосатого телёнка «ростом» сантиметров семьдесят и весом не менее шестидесяти килограмм. Я с трудом представляла себе, как это чудо будет умещаться в комнатке моей дочери, но решила бороться с проблемами по мере их поступления…

«Тогда все тому подивилися, свита до земли преклонилася. Честной купец дал свое благословение дочери меньшой, любимой, и молодому принцу-королевичу. И поздравили жениха с невестою сестры старшие, завистные, и все слуги верные, бояре великие и кавалеры ратные, и нимало не медля принялись веселым пирком да за свадебку, и стали жить да поживать, добра наживать. Я сама там была, пиво-мед пила, по усам текло, да в рот не попало», - дочитала я последние строчки «Аленького цветочка» Аксакова и закрыла книжку, положив её на прикроватную тумбочку.
- Мам… – длинные реснички Лины дрогнули, и чёрные, сверкающие шелковистым гагатовым блеском глазёнки дочери уставились на меня. – Не закрывай дверь, когда будешь играть на рояле, – попросила она. – Ты так красиво играешь…
«О Господи! Никитина, это же надо быть такой идиоткой!» - с упрёком подумала я. Вчера, после возвращения домой, ужина, и продолжительных водных процедур, в течение которых я старалась смыть с себя и дочери не только дорожную пыль, но и сами воспоминания о Вероне, я, по обыкновению своему, уложила Лину спать, прочитав ей на ночь сказку, и спустилась в гостиную, где почти до самого рассвета мучила рояль… А она слышала… Какой же эгоисткой надо быть – не давать спокойно спать собственному ребёнку…
- Я не буду сегодня играть, малышка, - я склонилась над ней и поцеловала её в тёплый смуглый лоб. – У меня сегодня важная встреча… - и, запнувшись, добавила. – Возможно…
Не возможно, а точно. Я пятой точкой чувствовала, что если он в Верону приехал, то в ХХХ тем более притащится. "Хорошему кобелю семь вёрст - не крюк", - так, кажется, говорят в народе? Ну да... Пусть прокатится. Жир растрясёт. А то, видимо, засиделся в своём домике в Никольском на Леникных харчах. Пусть мир посмотрит...
- По работе? – наивно спросила Лина, зевая.
- По работе, - невесело откликнулась я.
Интересно, как это называется? Дар предвидения? Знала бы она, что её любимая мама приготовила для её полудурка папы...
- А почему ночью?
- Потому что… - я попыталась придумать что-нибудь, чтобы соврать половчее, но с языка сорвалась какая-то глупость. – Потому что это – особая работа. Ночная…
- А-ааа, - без интереса произнесла Лина, закрывая глаза. – А ты можешь мне что-нибудь сыграть, пока тот, с кем ты встречаешься, не пришёл?
Я на секунду задумалась. Могла ли я отказать собственной дочери?
- Обещаешь уснуть и не лезть на подоконник? – строго спросила я.
- Обещаю, - лукавая улыбка тронула пухлые губы Лины. – Честно-честно…



Наши дни (май 2010 года)
Западная Украина, г. ХХХ, коттедж Л. Никитиной

Чёрные карпатские сумерки, настолько густые, что не видно было ничего, кроме сияющей на небе луны да тонких, едва тлеющих, лучинок звёзд, сгустились за окном. Отблески огня, умирающего в камине, рождали странные, мистические тени, похожие на те, что любят изображать в фильмах ужасов голливудские режиссёры.
Гробовая тишина, разбавляемая лишь стуком какой-то ветки, монотонно барабанящей в закрытое окно, за которым с момента нашего приезда в ХХХ шёл мелкий, тоскливый, моросящий дождь, звенела в ушах.
Нет. Тишина так не звенит. Так звенит пустота…
Страшная, чёрная пустота, такая же непроницаемая, как эти сумерки за большим панорамным окном…

Эта пустота была внутри меня – пугающая, неестественная, неживая… Пустота в душе, в сердце… Нет больше никаких чувств, кроме одного-единственного – усталости.
Я смертельно устала. Я не могу больше жить так, как жила эти пять лет. Нет, я не стала слабее, не стала ленивее… Просто не могу больше. Мне всю жизнь хотелось другого – покоя… Разве я его не заслужила? Всей своей жизнью, прожитой в вечной борьбе с самой собой – не заслужила?
По всей видимости, нет…

Хочу быть слабой, но, вопреки всему, должна быть сильной. Особенно – сегодня.
Сегодня я после стольких лет должна буду лицом к лицу встретиться со своим прошлым, и я не хочу выглядеть в его глазах раскисшей бабёнкой, которую сильно потрепала жизнь.
Нет. Я встречу его с высоко поднятой головой, без обид, упрёков, истерик.
Я не стану спрашивать его о том, где его носило столько лет – я знаю ответ на этот вопрос.
Я не стану спрашивать, за что он так поступил со мной и с дочерью – это имело значение тогда, пять лет назад, но не теперь, когда мы научились жить без него.
Я не стану спрашивать, зачем он пришёл – я просто скажу то, что считаю нужным. Мои замы сработали оперативно, подготовив в максимально сжатые сроки документы по холдингу, которые могут стать прекрасным подтверждением проделанной за пять лет работы.
Я не стану спрашивать, что он намерен делать после нашего с ним делового (именно делового, и никакого больше) разговора – меня это не интересует. Пусть только избавит меня от того хомута, который взвалил на мои плечи пять лет назад, и от которого я всё это время мечтала избавиться…

Всё будет просто. Я сумею прямо и честно посмотреть в его глаза, сумею выдержать его взгляд, от которого в былое время впадала в состояние душевного трепета… Чувства, которые я некогда испытывала к нему, умерли, и это означает, что я буду разговаривать с ним тем же тоном, каким обычно веду деловые переговоры…
Впрочем, думаю, ему не столь уж важно, что я испытываю к нему теперь, как не важно было то, что испытывала тогда, когда была его женой…

Пальцы медленно опустились на клавиши рояля и надолго замерли в одном положении… Затем плавно приподнялись вверх, и тишину гостиной прорезала полная тоски и одиночества мелодия. Елена Ваенга, «Шопен»:
Дотянись рукой – твоя -
Нельзя… Нельзя…
Не смотри мне так в глаза -
Нельзя… Нельзя…
Вспоминать, как рука в руке
Лежала – нельзя…
Мне теперь мира мало,
Хоть мир во мне…
Почему из сотен мелодий я выбрала именно эту? Что руководило моим выбором? Я не знала… Почему-то мне казалось, что она, как никакая другая, передаёт внутреннее моё состояние…

Звонок прервал красивую мелодию, которая своей легкостью и нежным звучанием наполняла гостиную, и я пару секунд смотрела на неровно вибрирующий мобильный телефон, мирно покоящийся рядом со мной. Звонил Николай…
Сердце гулко забилось в горле, и удары его, отдаваясь в висках, причиняли мне почти физическую боль. Пальцы, всё ещё лежащие на клавишах, задрожали мелкой дрожью…
«Не бойся, - приказала я самой себе. – Не бойся, Никитина. Это не страшно… Прошлого не нужно бояться. Бояться стоит только настоящего и будущего. А у тебя с твоим прошлым не может быть ни того, ни другого. Только одна ночь, после которой вы, выяснив всё между собой, вновь потеряетесь. На этот раз – навсегда…»
- Никитина, слушаю, - твёрдо произнесла я, приподнимаясь с сидения и бросая взгляд на своё отражение в зеркале, висевшем над камином.
Женщина, глядевшая на меня, не выглядела испуганной девочкой, какой была пять лет назад, когда её предали и бросили. Мои глаза мерцали холодным изумрудным блеском, гордо вздёрнутый подбородок говорил об уверенности в себе, а внешность… Есть ли смысл говорить о том, что я была безупречна как всегда…
- Лариса Александровна, к Вам гость, - сообщил Николай.
Мои губы тронула самоуверенная улыбка, а глаза заблестели ещё ярче при мысли о том, каково сейчас Игорю слышать, что он в своём доме – всего лишь гость.
Молодец, Коля. Нашёл, что сказать…
- Я в курсе, - спокойно произнесла я. – Передай Игорю Алексеевичу, что я его жду, и проводи в… - я выдержала короткую паузу, едва не произнеся местоимение «мой», но вовремя сдержалась, - в кабинет.
- Так точно, Лариса Александровна… - прозвучало в ответ с военной чёткостью…
Расщедрился он что-то на Ларису Александровну… Эх, Коля, Коля… Надеюсь, он тебя не уволит. Кто знает, может быть, и Володя сейчас притопает вместе с моим загулявшим мужем… Жизнь – штука странная…
Ладно, если что, я тебя к себе возьму. У меня же ещё "Империя" останется...

Я поправила причёску и уверенной походкой направилась в кабинет. На несколько секунд я замерла на пороге, окинув помещение, где мы будем разговаривать, критическим взглядом. Всё безукоризненно. Ни одной лишней детали.
Мой взгляд остановился на столе, на котором вровень с компьютерным монитором возвышалась аккуратная стопка документов. При взгляде на неё я не смогла сдержать гаденькой улыбки. За чем бы не пожаловал Игорь и что бы он не намеревался мне сказать, прежде всего он должен выслушать меня. А мне с ним разговаривать не о чем, кроме как о делах холдинга. Он мог готовить какую угодно речь – он это умеет, я знаю – моя речь была не менее содержательной и называлась «Доклад о работе, проделанной за пять лет». Я не знала, каким временем он располагал, но понимала одно – раньше позднего утра он отсюда не выберется… Ну и пусть. Надеюсь, Ленка не будет ревновать и обрывать его телефон своими дурацкими звонками…
Я с трудом подавила короткий смешок и с исполненным достоинства видом устроилась в кресле, всеми силами пытаясь затолкать обратно беспокойство, поднимающееся из глубины моей души.
«Что ж, господин Кондратенко, - решила я. – Поговорим?»
Я закинула ногу на ногу, и, скользнув взглядом по своим ногам, обтянутым чулками телесного цвета, сморщилась как от зубной боли, понимая, что туфли на двенадцатисантиметровой шпильке я оставила в гостиной. Тихо ругнувшись про себя, я сделала движение, чтобы подняться с кресла, добежать до гостиной, обуться и вернуться в кабинет, но звук шагов пригвоздил меня к креслу.
«Первый блин комом», - с досадой подумала я, понимая, что в длинном чёрном платье с воротом-стойкой и короткими рукавами стоимостью, сопоставимой со стоимостью бюджетной немецкой иномарки, и босиком, буду смотреться более чем нелепо. Не звонить же, в самом деле, Коле и не орать истерически в трубку: «Задержи его, пока я буду обуваться!»
«Да уж, Никитина, ты в своём репертуаре!» - прошипел сквозь зубы (если, конечно, они у него были) внутренний голос.
Ну и ладно. Ну и чёрт с ним. Ну и пусть. Мне-то какая разница! Я пока что у себя дома, и имею право выглядеть так, как хочу!

Я выпрямилась в кресле и бросила наигранно-заинтересованный взгляд в монитор, делая вид, что увлечена новостью о том, что бой Виталия Кличко смотрели лучше, чем финал Евровидения… Честно говоря, я не смотрела ни того, ни другого, о чём не сожалею и по сей день. Пальцы с стиснули компьютерную мышь с такой силой, что, будь она живым существом, наверное, давно уже испустила бы дух. А этой ничего не страшно…
Звук шагов, слышных, как мне казалось, в каждом уголке дома, всё нарастал, смешиваясь со стремительными ударами моего сердца. Коленки дрожали мелкой противной дрожью, а по спине стайкой пробегали мурашки…
«Вот тебе и спокойствие, - с отвращением подумала я про себя. – Ладно. Прорвёмся…»

Прошла, казалась целая вечность, за которую меня стало тошнить от фразы «поединок, в котором украинский боксер защитил звание Чемпиона мира по версии WBC, собрал у экранов значительное количество поклонников бокса», я успела узнать, что трансляция боя Кличко стала самой рейтинговой программой субботы и значительно опередила программы других каналов в слоте, и её дола составила «40% / 31, 3% (аудитории 18+ / 18-54), в то время как финал Евровидения в этом же слоте на Первом Национальном имел долю 20, 9% / 25%». Вон сколько всего…
«Твою мать, Кондратенко, чтоб ты сдох! – произнесла я про себя, чувствуя, как от страха у меня вспотели подмышки. – Неужели, нельзя идти побыстрее? Какого фига я должна тут над этим боем париться, если я ничерта не смыслю в боксе… Кстати… А почему я не слышу шагов?»
Действительно, почему?
Мгновенно всё поняв, я проглотила комок, подкативший к горлу, и хорошо отрепетированным движением подняла голову, встретившись взглядом с чёрными, как карпатская ночь, глазами своего бывшего мужа… Нет, нынешнего… Или… Да какая, к чёрту, разница, если мы всё равно разведёмся?

- Твои? - Игорь неторопливо пересёк кабинет и, остановившись у стола, поставил на полированную поверхность передо мной мои туфли. Каблучки ритмично цокнули по массиву красного дерева. - Если мне не изменяет память, Золушка в сказке потеряла одну туфельку. А ты? Обе? - на его губах играла так хорошо знакомая мне улыбка...




* Лана! Пельмени варятся. Будут к следующей главе...