* * *

учат же эти, ну … те, что влекут ко дну,
за чьи глаза - одну душу, зато какую.



плохо тебе? скажи. лестницы, этажи.
нам ещё жить и жить.
значит - до скорой встречи.



рифмы текут, и там, где-то живут,
под кожей.




расстояния выросли - каждый ближний не стремится увидеть тебя в толпе.




и каждый день твой – чёртова канитель:
из неудач, таблеток, автобусов «до конца».
все едешь-едешь, рискуя пойти на мель,
но не повстречавши мальчика – подлеца.



а эти, рисковые, сколько же в них души?
кому, как не им рассказывать, где болит?



хорошие девочки плачутся по ночам,
и пишут записки: «ну где ты, незваный гость?
мне так не хватает взгляда, руки, плеча…»



и что ты не делай, куда не беги взашей,
останется горечь, и стёкла – себе не лги.



нам Ковчега не нужно, не нужен рай. мы привыкли ручаться за то, что есть.
если хочешь свободы, тогда прощай.
умирай за честь.



я же так суеверна, считай глупа. я не знаю где правда сменяет ложь.
если верить преданиям, есть тропа, на которой встречаются… если ждешь.



я не просила, я просто за нас сражалась. глупо, наверно. девочка- проститутка.
но не о сексе речь, о другом. а жалость... жалость тебя держала? обида? жутко.



Он – мужчина с глазами на тысячу чёрных ватт
/Самолёты/ вокзалы/ такси – умножай на два/,
В совершенстве обученный жить и красиво рвать
Иллюзорные связи, истлевшие очень кстати.



Подсознательный голос упрямо твердит – люблю,
Открывая запаянный плотно сердечный шлюз,
Чтобы пить его яд /мне на вечность, пожалуй, хватит/.



Потому что когда его пламя горит во мне,
Бесконечное небо ложится волной под крылья.



Чтобы бёдра носили клеймо его сильных рук,
Чтобы сладкой усталостью плавился мир к утру
И горячие губы сдавались ему без боя.